Хуже некуда

Волосы около зеркала ещё раз поправляет, чтоб наверняка и юбку одергивает. Та конечно, все ещё коротковата для казанских реалий, но она её уже купила, деваться некуда. К тому же не стоит отрицать очевидное — она ей попросту нравится. Глуповато слегка не задумываться сейчас об этом, но правды ради в компании новогодней ей точно ничего не грозит, иначе бы она себе подобного не позволила. Легкомыслие такое ей было совершенно чуждо, если уж совсем откровенно говорить, то и вовсе незнакомо. Всю жизнь свою как-то провела на пару с вечной тревогой и паранойей о шаге лишнем. Только оказалось, что и одеваться она может как душа пожелает, главное время подходящее для этого найти. Сейчас очевидно сомневается в уместности своих шмоток на торжестве уличном, но все же она не на самостоятельную прогулку выбирается. Праздник, который всеми силами отогнать пыталась, все же признает, ровно как и то, что ей экстравагантность неизведанная весьма симпатизирует. Конечно, на какой-нибудь экскурсии по Москве шмотье импортное выглядело бы куда более органично. Но она в Казани, а ехать через полстраны юбку выгулять все ещё позволить себе не может. Зато появилась возможность, хотя бы просто её купить и таскать в захолустье родном. И ведь это в сравнении с временем недавним по правде чудом кажется. Мало верит в то, что она теперь от других отличается, впервые не в худшую сторону. Хотя, тут смотря с какой стороны на происходящее глядеть. Внешне и финансово она очевидно преобразилась, причем заметно и весьма привлекательно, что уж скрывать, она впервые в жизни себя стала столь уверенно ощущать. Со стороны же морального аспекта шел провал полнейший, который бы она наверняка заметила, если бы не была так увлечена визуальным моментом. «Из грязи в князи» — абсолютно точно её история, где ты всю лишь влачишь жалкое существование на смешную минимальную пенсию и такую же насмешливую надбавку, а в один день садишься и понимаешь, что за один день спустила больше привычного месячного бюджета. Когнитивный диссонанс неизбежен, и она с ним сталкивается каждодневно уже какую неделю. Психика ещё совсем детская была к таким переменам попросту не готова. Несмотря на то, что девчушка всегда приспосабливаться умела, сейчас это дается значительно сложнее. Предыдущие ситуации все равно были предсказуемыми и весьма очевидными. Ныне все под привычные рамки подогнать не выходит и от этого вопить самым натуральным образом хочется. Страшнее непонимания для неё нет ничего, и сейчас как раз эта ситуация. Вроде бы и хорошо стало, что уж врать, но каждый раз, когда она из сумки купюру больше трешки достает внутри что-то ёкает. Неправильным кажется все, даже несмотря на привлекательность свою чрезмерную. Не того розлива она человек. Девчонка понятия не имеет как в обществе себя вести нужно, как бокал с вином в руках правильно держать, и как ноги складывать, чтоб невежей не показаться. Её реальной перспективой всю жизнь была компания из таких же ребят, уличных и неотесанных, где вино никто не пьет, а ноги в боки раскидывает не задумываясь. Только теперь оказавшись несколько раз в обществе чуть поприличнее, она несмотря на материальное положение новоявленное все равно себя принадлежащей к миру вычурному не ощущала. У неё ни манер, ни лоска того самого не было. От неё за километр улицей и серостью всепоглощающей несет, и в одеяниях забугорных тоже. Глаза у неё грустные, и боль выражающие, даже когда та смеется искренне абсолютно, у людей, что в роскошных залах восседают такого нет. Нет ни злобы, ни страха, ни ужаса для девчонки привычного. Они совершенно другие, на простых людей непохожие. Партийцы высокопоставленные всегда ей подобных желчь вырабатывать заставляли. Своим положением устойчивым, обеспечением солидным та и просто позицией в обществе высокой. Что-то недостижимое всегда зависть вызывало, а в реалиях советских для неё хоть какая-то нормальная работа и карьера действительно мечтой была. В партию её не примут, у неё семья неподобающая, та и рекомендации с мест обучения тоже весьма сомнительные. Короче, система нынешняя ей не подходила совершенно, зато новые временна, что только начинаются — полностью её формат. Предстоящие годы ей точно по душе придутся. Ещё раз юбку одергивает, возле зеркала крутясь во все стороны. Кофточку поправляет, чтобы та ровно по шву села, праздник все-таки, та и вещи не из дешевых, чтобы их как попало таскать. Из сумки зажигалку вытаскивает, на спички ту сменяя, но папиросы импортные все же оставляет. От «Примы» ранее обыденной уже тошнит. На плечо ту закидывает и из комнаты выходит на глаза суженому показываясь вновь. — Шило на мыло, — фыркает тот, её вновь осматривая. — Теперь вся жопа сверху. — Ну, красиво же, — хмыкает беззлобно. — Красиво, красиво, — кивает вперед ту подталкивая. Та спокойно проходит глазами обувь свою ищет, а после руки к изделиям кожаным тянет, натаскивая те аккуратно. — Не нагибайся так, — указывает сзади. Девчонка глаза закатывает выравниваясь, и на себя пальто заграничное тянет, складки расправляя. Что же за настроение у него сегодня такое, что ей и обуваться привычно нельзя? Ответа не находит, но и с огнем играть не желает, если возможность таковая есть. Одежду верхнюю на распашку оставляет, квартиру покидает, глазами на часы стрельнув. Начало девятого, а они только выходят, все же девичья натура при ней осталась. Хиленькой дверью хлопает, на один поворот замок прокручивает, хоть, и хранится теперь в жилище её побольше черно-белого телевизора. Ногами перебирает по ступенькам, следом за ним спускаясь, окно разбитое ещё осенью на лестничном пролете никто менять и не думает, но сквозняка теперь не чувствует особо. Подъезд со стенами оттенка тошнотворного и такой же краской потрескавшейся весь надписями разнообразными обсыпан, аббревиатуры «УКК» повсюду. Сразу понятно становиться, на чьей земле дом стоит. Ей правда иной слоган по душе приходится куда больше, но уведомлять кого-либо она об этом не станет. Особенно рядом ступающего, он подобное уж точно не оценит. Дверь ей на выходе придерживает, от чего та усмешку не сдерживает. Тоже мне джентльмен нашелся. Пару дней назад субботником угрожал, сейчас словно совершенно другой человек перед ней оказался. Вновь диссонанс в голове происходит, будто ничего привычного и не осталось вовсе. Серость окружающая, кажись, единственная меняться не планирует, показывая, что безнадежность для союза характерная останется в этих местах навсегда. Они рядом идут, как прохожие какие-то, так словно и не он её получасом ранее в квартире вдоль и поперек облапал. — Хоть, за руку меня возьми, — заявляет. — Я и не за руку могу, — ухмыляется все же пальцы соединяя. — Та я поняла уже, — глаза ввысь устремляя произносит. Идут прямо как парочка карикатурная, участницей которой каждая девчонка стать мечтает, только не понимает, что за этой уверенностью мнимой кроется. Правды ради ей действительно спокойно рядом с ним, когда он ведет себя так, будто по-ребячески, будто понятия осточертевшие из головы выбрасывает, будто они просто парень и девушка, которые бредут куда-то бездумно в компании друг друга. Нравился ей Валера, но она всей душой ненавидела Турбо, только тут выбора нет, та и если он решил, то она ничего поделать не может. Женское мнение здесь не учитывается. Лезет в сумку рукой свободной, сигарету оттуда выуживая, теперь жалеет о своем резком желании близости тактильной, особенно, когда он от её попытки вырваться только сильнее конечность сжимает. — Та я подкурю и верну, — хмыкает та после нескольких попыток. — Забугорная, — скорее констатирует, рассматривая. — На роботе часть товаром сказали взять, — на ходу плетет, понимая, что иначе скандала не избежать. — А вторую? — бровь вскидывает, промеж пальцев папиросу отобранную прокручивая. — Деньгами, — плечами пожимает. — Но я почти все на подарки потратила. — Кому? — все же руку отпускает, спрашивая. Она свободой пользуясь сразу сигарету новую выуживает, на пару со спичечным коробком. Промеж губ её заталкивает и поджигает рвано, спички ему протягивая. — Пацанам, — посмеиваясь отвечает. — Очень смешно, — фыркает недовольно, нормального ответа ожидая. — Я серьезно вообще-то, — в той же манере вкидывает. — Мише, Альберту и тебе, — бровями играет. — Мне опять цветы? — вопрошает, а та смеяться начинает, все-таки шалость удалась. — А надо? — вопросом на вопрос отвечает. — Я быстро поменяю. — Ты покажи, хоть, — произносит, впервые куревом импортным затягиваясь. — Хуйня какая-то, «Прима» и то лучше была. — Кому как, — плечами пожимает. Дым едкий в легкие впускает, картину окружающую глазами обводя, почти во всех окнах свет горит, и несмотря на тюль видно как люди за той стороной стекла суетятся. Кто-то стол только накрывают и гостей встречает, в то время как другие уже во всю возле телевизора восседают с близкими, и с салатами майонезными на пару. Елки в квартирах стоят, от совсем небольших искусственных, до огромных натуральных красавиц, что добрую половину комнаты занимают. Заглядывается невольно, наблюдая за вечерами чужими, хоть, и не интересуется всем остальным их касающимся совершенно. Интересно за другими понаблюдать, хотя бы со стороны это празднование семейное увидеть, о котором все так заявляют уверенно. Постоянно со всех утюгов талдычили о важности проведения торжества в кругу приближенном. Она на это глаза закрыла, все равно возможности подобной не имела. Несмотря на то, что в Универсаме ей симпатизировала парочка из скорлупы, она все равно себя здешней не считала, та и считать впрочем, не начнёт никогда. Просто так получилось, что суженный отсюда оказался, и она как-то промеж глаз этот факт пропустила. Ей то законы пацанские чужды, она хоть и с ребятами своими хвостом носиться давно, все равно полноценным участником не считается, та и тут тоже навряд ли начнёт. Впрочем, ей все эти войны за кусок асфальта никогда интересны не были. Драться она не особо любила, хоть в случае экстренной необходимости и могла что-то из той же вольной борьбы вспомнить. Для неё все эти секции спортивные оказались энным социальным лифтом, который на жизнь будущую сильно повлиял. Наверняка имей она возможность не ввязываться, то попросту от неё бы отказалась. Не из-за глупости какой-то или непонимания ужаса происходящего и творящегося, она просто иначе не умела. Засунь её на какое-то собрание важных и не очень, то окружающие сразу же поняли бы, что причастности к миру чуть культурней она не имеет. Простолюдинка, которая даже на стуле умудриться уместиться неправильно, к тому же абсолютно не знающая элементарных правил приличия. Вот сейчас, между затяжками она куда-то в сторону харкает, предварительно слюну во рту собрав, а её спутник этому ни малейшего внимания не уделяет, более того секундой спустя это действие повторяет. Где-то возле здания Городского комитета СССР, или горкома партии, в простонародье, её бы за такое сразу на ковер вызвали. Наверное как раз потому, что она примера подобной воспитанности не видела, себя ведет не словно дама прилежная, а словно мотальщик со стажем внушительным. Изначально даже жених её нынешний моментов таких не замечал, после подметив они его раздражать стали, а сейчас он даже рад, что самому интеллигента строить не приходится. Ну, куда ему приставить дочку какого-нибудь профессора? Она ему мозги компостировать начнёт, об опасности рассказывать, та и просто сотню глупых вопросов задаст. Тимофеевой глубоко плевать по какой причине он в этот раз кулаками размахивал. Если расскажет, то она послушает, конечно, но и выпытывать ничего не станет. Бегать за ним с аптечкой после каждой царапинки не будет, и может это слегка по самолюбию бьет в моменте, но в долгосрочной перспективе привлекает куда больше. Ему нудных допросов и в ментовке хватит, а девочки домашние этого не понимают. Им до правды и справедливости мнимой докопаться хочется. Только на улице давным-давно ни одного, ни другого нет. Здесь осталась только звериная жестокость и нескончаемая война за власть и каждый сантиметр земли. Его дама это знала, более того принимала все обстоятельства внешние очень спокойно. Истеричная временами бывала, но и он тогда борщил знатно. На субботник её отправит, тоже мне кавалер, а потом удивляется, чего она такая шуганая ходит. Сам же виноват, хоть, словесно и не признает, но всеми действиями своими показывает. Даже сейчас поверив в ее рассказ про выдачу зарплаты товаром, при том, что даже о месте ее работы не знал, более того и не интересовался, подтверждал свое доверие шаткое. Хотя, его её работа интересует, приблизительно как девчушку причины его стычек постоянных. Им одновременно все равно и очень важно, как себя второй ощущает. Только беспокойство они правильно выражать не умеют, оно в какой-то скандал ревностный превращается постоянно. Все в округе словно картинка черно-белая и только кофточка ее бордовая выделяется столь ярко, на пару с его петушком красным. Легкие никотином заполняют и взгляд, до сего момента гуляющий друг на друга переводят. Она улыбается так беззаботно, что тот невольно привычное, суровое выражение лица меняет. — Покажешь, что скорлупе за подгоны собрала? — тему незакрытую поднимает. — Не-а, — головой мотает отрицательно. — Если захотят, то сами покажут потом, но могу твой показать. — И не отдать? — усмехается слегка. — Щас договоришься, — фыркает затягиваясь плавно. — Показывай уже, — проговаривает. — Ты всегда такой нетерпеливый? — брови вскидывает, в сумке копошась. — Это я не терпеливый? — хмыкает невольно. — Та я уже… — начинает. — Не продолжай, — останавливает сразу. — Глаза закрой. — Если это опять роза, то я тебя прибью, — уведомляет беззлобно. Кастет выуживает ещё раз тот рассматривая и кусочком кофточки металл протирает, более презентабельный вид тому предавая, в руках несколько секунд крутит, прежде чем произносить что-либо. Правда за раскопками подобными находит журнал, с содержанием уж больно откровенным. Точно Хасанов подкинул, больше некому. Хоть, надписей никаких не оставил на бумаге, уже радует. — Открывай, — все же решается, на ладонях вещицу держа. Тот вытаращивается, так словно в жизни данного приспособления не видел, с него на девчонку глаза переводит судорожно, от чего у той тревога проявляется бессознательно. — Ебать, — единственное, что у него из уст вырывается. — Спасибо, что ли, — проговаривает скомкано. Перенимает изделие, после рассматривая детальней, улыбка на лице без его ведома проявляется. Любой мальчишка о подобном когда-то мечтал. Только достать его задача совсем не из легких, та и цена к тому же на вещь запретную всегда кусалась. Вот кроме неё никто бы ему такое не подогнал, разве что пацаны, и то не факт совсем. Он девчонку стискивает в знак благодарности, а та на объятия медвежьи с радостью отвечает. Кавалер её, конечно, по всем стандартам правильности в пролете был, зато ощущение близости какой-то, в дни спокойные, мало с чем сравнимы были. Ей просто хорошо, внутри хорошо и внешне впрочем тоже, и от контакта и от радости его совсем детской. Сам кольцо ей подогнал, что явно дороже в продаже будет, но при этом на жест её так бурно отвечал. Просто ему то и не дарили никогда ничего весомого, тем более девчонки. Обычно он всегда отдающей стороной был, но как оказалось принимающей стать тоже весьма приятно. Он аккуратно её подбородок приподнимает едва ощутимо к устам девичьим прикасается, но все же ухмылку проступающую сдержать не может. — Не, это пиздец, — вкидывает довольно. — Ты где его достала? — Там где достала уже нет, — в уголке губ поцелуй влажный оставляет, в исходную позицию возвращаясь. — Я реально в ахуе, — прыскает невольно. — А я рада, что тебе понравилось, — заявляет улыбаясь. — Та я ж не говорил даже, что мне надо, — вспомнить пытается. Девчонка усмехается едва ли, она то и сама понятия не имела, что ему дарить, но сообщать об этом видя такую радость на лице родном совершенно не хочется. Выбирает промолчать и продолжает ступать тихо, пока он за плечи её приобнимает, продолжая игрушку вожделенную рассматривать, в то время как она вновь глазами стрелять по чужим окнам начинает. У них там за стенами хлипкими и вправду праздник семейный, та и у неё считай тоже, вроде же не с первым встречными отмечает. Ей как-то настолько спокойно, что от ощущения этого невольно тревога подкрадывается. Она искренне надеется, что все в том же настроении продолжится. — Так, а скорлупе по итогу, че подаришь? — вопрошает, продолжая в руках подарок свой держать. — Я ж говорила уже, что не скажу, — напоминает ему. — Та мне ж интересно, — словно порицает. — Вот как подарю, так и увидишь, — продолжает свою линию гнуть. — Нам ещё идти минут десять, никто не увидит, — настаивает. — Ты увидишь, — фыркает. — Я ж не отъебусь, — усмехается. — А я будто тебя не знаю, — глаза закатывает. — Покажи уже, — хмыкает спокойно. Не знает почему, но хочет, чтоб мальчишки первыми подарок свой увидели, только Туркин и вправду настырный гад, по себе знает. Будь он другим, то навряд ли она бы с ним в обнимку сейчас шагала, было в нем что-то, точно было. Что конкретно по сей день понять не может, в нем насколько много минусов ярко выраженных, настолько и плюсов скрытых. Вину свою признавать умел, та и по правде не храни она скелетов в шкафу, то и истерик избежала бы. Ведь, когда у него поводов для подозрений нет, он ведет себя очень даже заботливо, и как-то по-домашнему тепло. У него настроение может в один момент смениться, но если он в милости находился, то она и отпускать его не хотела совсем. Руки у него теплые, в то время как у неё словно ледышки обжигающие, хоть в чем-то они разительно отличались. Тост Раджи словно действительно в жизнь воплотился, в фаворе она сегодня, иначе не сказать. Только братвой он для неё не являлся совершенно, и это смущать начинало. Исправить бы в нем эту маленькую оплошность и тогда бы за ней следом и ревность закончилась бы, и переживания неоправданные. Но он же понятийный до одури, причем настолько, что об этом даже Мотор знал. Тут ситуация сложнее, хотя, он весь для неё задача тяжелая. Впрочем думать об этом сейчас не хочется, когда она уже смеяться начинает, с того как он в очередной раз бросает: — Покажи! — Лампа тебе первому побежит показывать, — убеждает его. — Я и не сомневаюсь, — хмыкает самодовольно. — Ну, так подожди тогда, — не выдерживает уже. — Не-а, — голову на бок склоняет улыбаясь. Девчушка выдыхает раздраженно и вновь в сумку лезет, достает коробочку картонную с надписью «Электроника ИМ-02». У того вновь глаза округляются, и она решает предупредить заранее: — Зарплату выдали, почти все на вас спустила, — посмеивается почти натурально. — Нихуя себе, щас к тебе и остальная скорлупа липнуть начнёт, — усмешку не сдерживает. — А уже поздно, нужно было раньше думать, — заявляет серьезно. Под ногами снег хрустит, совсем не так противно как обычно, а словно спокойствие едва ощутимое лишь звуком некогда раздражающим внушает. Все вокруг снежинками друг на друга непохожими покрывается, особенно забавно кончики его волос из-под шапки торчащие побелели, ей они нравились. Она заглядывается на него ответно, будто нет ни тайн ужасающих, ни дефицита, ни нищеты страшной. Так, словно все действительно наладилось с его появлением. Ей нравится это ощущение легкости и юности, что ли, которое таким естественным кажется, будто изначально подобным задумывалось. На горизонте уже знакомое место дислокации виднеется, и она глаза вперед устремляет, на лице улыбка застывает, а в душе надежда на успешное торжество. Кажись, праздник начинается!