Хуже некуда

Новую папиросу промеж губ вставляет нервно, пока Галиакберов прощается с автором чужим, что-то обсуждая напоследок. Её поведение мужское не сколько пугает сколько удивляет. Пацаны себя так не ведут, она в этом убеждена настолько же, насколько и в том, что у неё дед сидевший. Примеров у неё было миллион, даже если Туркина убрать, ибо девчушка уверенно заявить готова, что он далеко не самый плохой вариант. Нынешние реалии диктовали весьма уничижительное отношение к прекрасному полу. Тенденцию эту поддерживали почти все, исключения встречались только с женщинами определенными. Не видела она никогда того, чтобы представитель мотальщиков, тем более столь высоко в иерархии стоящий относился к девушкам так. Причем, он добродушно отнесся к ней, понятия не имея, кто такая Тёма из Хади Такташа, он помог просто Еве, это шокировало втройне. Признаться честно самой себе не выходило, но человек столь не вписывающийся в привычные рамки интерес вызывал. Совсем не романтический, скорее научный. Дивная птица какая-то, объяснение действий чьих она впервые найти не может. Тимофеева привыкла людей понимать, не читать, а скорее предполагать. Часто догадки девичьи верными оказывались, но оно не удивительно совсем, с учетом того, в каком окружении она выросла. Для неё все пацаны имели характеристики не то, чтобы прям одинаковые, но весьма схожие. Все были одними понятиями воспитаны. И она уверенна в том, что данный экземпляр исключением в плане воспитания уличного не стал. Возможно семья так повлияла, хотя… Навряд ли она на самом деле значение для криминальщиков имеет. Родственники по кодексу важны безусловно, они сразу за пацанами стоят, только правилом этим пренебрегают столь часто, что уже и не соблюдают почти. Количество матерей, что не выдержали кончины или вступления сына в группировку, уже давно исчислялось тысячами. Только всем все равно по правде, слова громкие, лишь для внешнего облика остаются. Признаться в совершенном отсутствии людского участникам множественных ОПГ не удавалось. Они новоприбывшим вбивали, что лишь их единомышленники во всем городе людьми остались. Чужды, ей по правде чужды все эти игры в человечность, ей по правде на других все равно, и ей по правде за это не стыдно. Пусть другие в смущении лицо прячут, а она только улыбнется прямо обвинениям новым, словно усмехаясь яро и совсем пренебрежительно. Чувства сожаления или стыда избитого нет, вот отсутствует оно совершенно. Саму себя обманывать не станет, подобное край даже для неё. Наверное именно из-за самомнения особы данной она чудным образом Желтухина притягивала странно. Ему такие женщины обычно не нравились, но он таких женщин раньше и не встречал. Девчушка весьма своеобразной ещё на пороге «Снежинки» показалась, когда несмотря на сомнение все равно рассказ забавный ему вывалила без стеснения. Заметил он и различие её с особами привычными, и то как она выражение лица сменила услышав обыденное обращение «пацаны». Значения на деле этому не придал совершенно, может слышала где-то о существовании контор, от того и среагировала невольно. Только страхом там и не пахло, скорее волнение от взаимодействия такого неожидаемого, но не более, без драматизации. Во время диалога весьма короткого он тоже несколько выводов сделать успел. Как минимум такой, что девчонка лишнюю информацию транслировать не станет. Встреча эта на места расставила вопросы многие, что в голове мужской возникли. Девица в памяти отпечаталась явно, несоответствием каким-то. Будто она старалась казаться той, кем на деле не являлась. Вела себя сдержанно, и лишнего уж точно не позволяла, но даже её закрытая поза и рука извечно придерживающая финку, казалась более уверенной, нежели поведение остальных даже в более понятной обстановке. Действительно с ней ничего не делали, кольцо на пальце останавливало. Сейчас правда и оно вопросы вызывало. Неужто почти замужняя девушка может так спокойно в компании мотальщиков ошиваться? Наверняка, она семью строит с кем-то из приближенных автора хадишевского, или же с ним самим. Либо же метку эту специально поставила, чтобы не лезли лишний раз. Особа она уж точно не глупая, и на фоне других положением в обществе выделяющаяся, сего отрицать нельзя при всем желании. Вопрос лишь в одном: своими силами на позиции нынешней оказалась или подсобил кто? Мозг к установкам здешним приученный естественно на втором варианте настаивал. Хотя, он не мог не отметить отношение к девчушке. Не как с дамой обращались, скорее как с пацаном свойским, но при этом и как «подругу группировки» не обозначали. Много вопросов, а ответы практически отсутствуют. На эдаком подобии званного ужина все должно по местам стать. Дев себе принадлежащих пацаны помечали сразу, причем образом весьма похабным, в мере основной. Для того, чтобы и мысли о том, что особа свободна не возникли. Ему точно понятно станет, какое к ней отношение на деле. Ибо ситуации разные бывают, и общение и впрямь может неформальным показаться при разговоре определенном. Она по правде не задумывается настолько сильно, когда в легкие очередную порцию никотина отправляет, но и при этом скрыть волнение полностью не может. Руку поцеловал, надо же джентельмен, ей такие манеры не знакомы, для неё высшая степень уважения — рукопожатие, как со своими. Диссонанс в голову ударял куда сильнее, в сравнении с тем, как она на тренировках многочисленных получала, по той же части тела. Просто странно и весьма подозрительно все это, но от того не менее волнительно. Ей буквально взвыть хочется из-за того, что по обычаю пустая голова в миг информацией посторонней забилась. Привыкла все понимать, все осознавать и всему объяснение давать настолько быстро, что в разуме информация подобная поселяться не успевала. Круг общения давно прояснил каждое пацанское действие, и все они имели один единственный ответ, на заезженный вопрос «зачем?», ибо «могут», к тому же знают, что ответственности за это не понесут. Повезло ей редким исключением в правиле повторяющемся стать, и она сего факта не забывала никогда. Судьба девичья при вседозволенности нынешней была весьма незавидной, но её то и за женщину не воспринимали особо, тот же Мотор лишь изредка факт её принадлежности к данной касте подтверждал, и то нехотя совсем. Словно от того, что у неё между ног находится зависит настолько многое. Впрочем, здесь и сейчас это кажись действительно было так. Благо, у неё все значительно лучше складывалась, нежели у бесчисленного большинства. Кого-то за это благодарить точно не стоит, удачные стечения обстоятельств не более. Та и удачные лишь на первый взгляд, ибо терпеть тоже достаточно приходилось, хоть, и в значительно меньшей мере, хоть, и в целом меньше, но только с недавних пор. Лукавить не станет, и этому рада, смотря на все окружающее. Уж лучше на стену оперевшись курить смотря на приятеля, чьи брови играют насмешливо, чем думать о том, что тебя сегодня в тачку затащат, и не пойми куда вывезут. Вадим этот вопросов вызывал не меньше, чем она сама, а ответами с его стороны и не пахло даже. Галантный чрезмерно, словно и не с улицы совсем. Только Ева совсем не дура, и в басни подобные не верит, ровно как и в сказки о принцах на белом коне, или на красном представителе советского автопрома. Не сказать, что она действительно копаться в нем готова, ей это не нужно абсолютно. Потому она и решение ему подобное принимает. Проследит аккуратно за действиями и повадками чужими, отработанным схемам не изменяя. Несмотря на то, что желание узнать, что же конкретно с ним не так, изнутри раздирало знатно. Правила её жизни все равно неизменными остаются. Девчонка лишний раз рыпаться не станет, пусть кто-то вместо неё героиню сомнительного романа из себя строит. Внимание лишнее таким как он оказывать нельзя, причем абсолютно точно. Любой жест могут воспринять не так, считав за призыв к действию. Маска приличия скрывать за собой такое может, что она и в самом страшном кошмаре представить не способна. Такие люди как он пугают намного больше того же Валеры. Турбо прямой, как телеграфный столб, он вообще действия собственные не обдумывает. Выпаливает, при этом редко жалеет о том, что в пылу сказал, считая раз довели — получили заслуженно. Желтый этот скользкий, несмотря на манеры неестественные. В таких людях не видно ничего, в сравнении с теми, кто словно открытая книга читается. У неё ведь с памятью проблем нет, и она прекрасно знает, какой статус у этого человека в среде уличной. Хорошие мальчики авторами не становятся. Впрочем, ей сейчас до его натуры все меньше дела, когда приятель её глазами прожигает, насмехаясь безмолвно, пока она затягивается рвано. — Давай, жги, — фыркает девчушка, даже взгляд на него не переводя. — Ты че, сударыня? — ухмыляется. — «Здравствуй, Вадим», — кривляет её слова недавние. — А че я сразу? — глаза закатывает. — Это он интеллигент хуев. — Не сваливай все на пацана, — хмыкает. — Сама так же лепетала. — Ну, а че ты предлагаешь? — бровь вскидывает. — Он базарит красиво, а я как быдло буду? — Так ты и есть быдло, — насмехается чутка. — Наглый поклеп! — возглашает. — Ой, блять, барышню не врубай, — указывает. — С хрена ли? — плечами пожимает. — Допизделся ты, щас так кучеряво чирикать начну, что ты не вдуплишь нихрена. — Я слышу уже, из тебя культура так и прет, — произносит. — Ты щас чуть на феню не перешла, опять. — На мурку не гони, — грозит карикатурно. — Будто ты срок отмотала, а не Раджа, — вкидывает. — С кем поведешься, как говорится, — народную мудрость выпаливает. — Ага, он поэтому и отъехал, — продолжает. — Зато он знал, как правильно заходить в хату, — и не думает оправдываться та. — Не, ты точно не сидела? — интересуется улыбчиво. — Кто ж меня знает? — руки разводит демонстративно. — Та никто походу, — втискивается Галиакберов. — Это че за хуйня была? — Она у нас пол Казани охмурить решила, — выкидывает приятель. — Никого я не охмуряла, — глаза закатывает. — Я и вижу, — фыркает Радик. — Пояснений жду. И ей ничего не остаётся, кроме как начать вновь информацию вываливать все ту же, с которой она не так давно перед Ильдаром распиналась. Повторения подобные удовольствия не приносят, но объясниться она по факту обязана, от того и выкладывает все от А до Я вновь. Её уже и пассажир этот не интересует нисколько, особенно если после такого мало мальского контакта столь детально отчитываться приходится. Забот и без всяких проходимцев нереалистично воспитанных хватает. Нужно документацию всю настрочить, причем и ту, к которой она отношение иметь не должна тоже. Потом отоспаться перед сутками бурными, и после этого опять куда-то переться, создавая вид бурной деятельности, или хотя бы минимальной увлеченности. Пока она только речь незамысловатую задвигает, уверяя товарища в отсутствии подтекста какого-либо. Тот отмахивается почти сразу, ему то и дела особого до подробностей девичьей жизни нет. Не сделали ничего — уже хорошо, точнее это единственный вопрос у него изначально имеющейся. Девчонка объяснения предоставив за стопку бумажек пыльных присаживается, вначале сортируя отчетности по категориям собственно придуманным. По обычаю со сложного начинает, к расчетам моментами непонятным совершенно приступает. Цифры в голове путаются, после перерыва долгого, но она себя возвращает в строй старательно. Закуривает, в попытке концентрацию поднять, от этого, конечно, эффект весьма посредственный и по правде почти неощутимый. Ей сейчас для ещё большей расфокусировки только ста грамм очередного галимого пойла не хватает, от вчерашней порции которого бошка побаливает до сих пор. Сама себе удивляется, что монотонно символы выписывая от всех проблем абстрагируется в моменте. Видит только то, чем занята сейчас, не думает ни о браке скором, ни о вагонах, что прибудут через считанные часы, ни о странном знакомом, который ещё минут сорок назад уйму вопросов вызывал. Ныряет натурально в отчетности унылые, не нравится ей это занятие совсем. В жизни правда остаются вещи, которые «не хочу» женское терпеть не статут, потому она через «нужно» делает. Хотя, спустя ещё несколько часов писанины удручающей она за расчетами скучать начинает. Особенно на финальном этапе, при котором в бланках многочисленных прочерки ставит однообразно. Такое тоже требовалось, а ей ничего больше и не оставалось, кроме как ручкой по листам желтоватым проводить рвано, свободной рукой сигарету придерживая. Звук листов, что она перекидывала каждые несколько десятков секунд уже приелся, и слух не резал совсем. Несмотря на то, что изначально шорох раздражал знатно. Глаза закатывает в попытке отдохнуть немного, спина уже кажись не разгибается в нормальную позу совсем, но она привыкла все до конца доделывать, посему боль в пояснице игнорирует. Минут двадцать ещё тратит, на то, чтобы разложить все в порядке правильном, и только после этого на спинку дивана откидывается. Голову запрокидывает, глаза прикрывая, устала. Шея ноет ощутимо, от чего та подобие гимнастики своеобразной проводит и на часы взор кидает. Начало восьмого, она здесь провозилась больше четырех часов, а в её планах ещё сон какой-никакой имелся. От того заставляет себя с дивана насиженного привстать, который к спине слегка прилипнуть успел, из-за контакта столь тесного. Папки в сейф сует, на код незамысловатый закрывая, и не отказывает себе в удовольствии потянуться, будто только спросонья. Пальто кожаное на себя тянет вновь, и сумку из столицы привезенную на плечо закидывает неаккуратно совсем. Она о её сохранности не печется, в случае чего новую приобретет легко, только для этого опять в Москву смотаться придется. Ногами перебирает, в сторону выхода. Провериться и её приятели решили, причем ещё минут десять назад, когда её наедине с бумажками многочисленными оставили. Девчонка пальтишко поправляет, все так же нараспашку его носит, искренне считая, что подобная интерпретация выглядит лучше. — Че там? Закончила? — вопросы приятеля слышит. — Куда б я делась? — глаза закатывает устало. — Я к Марине, она ж дома? — Я откуда знаю? — плечами пожимает. — Ну, твоя ж пассия, — фыркает девчушка. — Моя, — кивает. — В общаге сидит, что ей ещё делать? — Мог бы хоть в люди вывести, романтик, — усмехается. — В субботу и выведу, — отмахивается. — А как же кино, и остальная хуйня? — бровь вскидывает. — Вот, правильно говоришь, — указывает. — Хуйня это все. — Так это я так думаю, у меня заебов миллион, — парирует мгновенно. — А у неё че? — хмыкает тот. — Нихрена у неё, сидит и скучает, — палец вверх вскидывает. — Пусть на секцию какую-то запишется, — продолжает девичьи намеки игнорировать. — Да, кавалер из тебя на тройку, с натяжкой причем, — ухмыляется. — Ты меня ещё учить будешь? — прыскает невольно. — Можешь не распинаться, сама знаю, — рукой взмахивает. — Так, хули на меня гонишь тогда? — въедается. — Я не гоню, а помочь пытаюсь, — хмурится слегка. — Муженьку своему помоги, — огрызается. — Пусть сам разбирается, — образ им придуманный поддерживает. — Радже передай, что я в пол третьего возле общаги ждать буду. — Посыльного нашли, — заявляет недовольно. — Он пять минут назад тоже самое сказал. — На этом и порешили, — кивает. — Не прощаемся, — рукой взмахивает напоследок, в манере более дружелюбной. Снег мокрый ногами топчет, по району темному проходясь. Бояться желания нет, сил впрочем тоже. Не пугают шорохи все эти, но нож в кармане привычно за ручку придерживает. Паранойей это назвать язык не поворачивался, скорее легкой предосторожностью, с учетом того, что нынче на улицах твориться. Вокруг все серое настолько, что аж в глазах от однотонности подобной рябит. И она невольно власть про себя матом кроет, из-за отсутствия фонарей, в пешеходной зоне. Страх все так же отсутствует, но напряжение никуда не делось. Привыкла она всегда все видеть и контролировать, иначе нельзя, иначе опасно и иначе попросту не получается уже. В сумку лезет, выуживая папиросы импортные. Галиакберов всегда в куреве толк знал, даже когда они совсем мелкими были, тырил в магазинах исключительно что-то нормальное. Девчонка же «Примой» довольствовалась спокойно, лишний раз не рыпаясь в попытке сигареты более модные достать. Хотя, кеды все же спереть из комиссионки решилась. Сейчас впрочем ей о воровстве прямом думать не нужно, она палочку никотиновую губами придерживает к кончику зажигалку поднося осторожно. Нос теплом огненным обдает и она морщится от жара сильного, что с температурой на улице контрастировал больно заметно. Дым едкий по горлу ударял, теплом и горечью знакомой отдавая, пока легкие тяжестью едва ощутимой наполнялись плавно. Фильтр придерживает зубами, затягиваясь резко, пока в сумку принадлежности курильщика обыкновенного скидывает. Клуб пара бледного перед лицом собственным выпускает, тут же глаза прикрывая, предугадывая чувства неприятные, от соприкосновения дыма со слизистой. Морщится чутка и моргает несколько раз, спустя минуту выдыхая в сторону, в попытке эксцессов подобных избежать. Общежитие давно изученное светом из окон искрящимся встречало, и она вышагивала в его сторону размеренно. Двери, что в замене давно нуждались ещё метров за двадцать в глаза бросались. Девчушка только втягивает порцию никотина последнюю, прежде, чем хабарик откинуть и порог переступить. Комендантша на входе неизменная приветливостью не выделяется, но и девчонку зашедшую не трогает. Смирилась, что та, чуть ли не постоянным жителем их строения стала. Тимофеева пальто снимает, на руку кожу импортную закидывает, и на третий этаж поднимается неторопливо. К комнате знакомой подходит и за ручку дергает, за место стука привычного, но исправляется быстро, костяшками недавно зажившими по дереву проходясь. — Вы не ждали, а мы приперлись, — возглашает с ноги на ногу переминаясь. — Как это не ждали? — фыркает та, дверь открывая. — Я только тебя и жду. — И нахрена я тебе? — брови вскидывает, внутрь проходя. — У меня новости, — уведомляет та. У девчонки с памятью проблемы небольшие, как оказалось имелись. Не дожала она тогда Хасанова, будучи напрочь с толку сбитой действиями авторитета домбытовского. Она на стенку опирается, сапоги стягивая рвано, в этот момент чуть не падая на кровать в углу стоящую. Её не радует сам факт того, как подруга её об этом высказывается. У неё на лице эмоции странные, словно смешанные и непонимающие совсем. Кажись она все без слов понимает, но и деталей не знает совершенно, от того глядит на неё ровно в ожидании. — Кота за яйца не тяни, — указывает девчонка грубовато. — Было, — произносит тише обычного Ева за несколько часов все так же дурой стать не успела, и она все так же осознает, что за этим «было» скрывается. По правде ей жаль это слышать, искренне жаль. Вопрос один в голове стоит, который она спросить все не решается, зубы стискивая, но спустя минуту самокопания, вкидывает: — Ты хотела? — Да, — с сомнением слышимым сразу отвечает. Камень с души не падает, вот совсем чувства облегчения нет. Она пытается подобие улыбки выдавить, спрашивает ещё что-то, но подруга стыдливо глаза отводит, посему она на совершенно другую тему переключается. Только та произошедшему не рада совсем, хотя, кажись медсестра тоже в восторг не приходит. Несмотря на её нежелание в данную тему углубляться, девчонка все равно несколько наводящих вопросов выкидывает. Приятель её уж точно не насильник страшный, но и человеком действительно хорошим его назвать не выйдет никак. По-юношески задорный, забавный, веселый. Только даже с фактами вышеперечисленными он остаётся участником ОПГ, причем казанской, где правила значительно жестче, нежели в других. Ильдару бояться нечего, а вот Марине опасаться стоит. Клетка захлопнулась резко и бесповоротно. У приезжей теперь выходов в жизни немного на деле. Всей душой Тимофеева обожает Хасанова, но только в плане конкретно их личностных взаимоотношений. Вышеназванный всегда ветреностью славился, и ей никогда не удавалось понять того, зачем с ним девочки связываются. Не всегда у них, конечно, выбор был. У Ярмоловой его тоже на деле не было, из вариантов только напиздеть с три короба про батю чиновника, что в родном городе остался. Сама девчонка наверняка поступила бы именно так, и ничего страшного в этом не увидела бы. Ей за рядом сидящую по-настоящему страшно. Нагнетать настрой чужой она не готова, кивает и вещает о чем-то своем в попытке отвлечь, но сама понимает, что тут лучше было бы правду знать, которую девушке переведенной сказать никто так и не решился.