Город неудачников: падение, проклятие, свобода.

      Как часто вы задумываетесь о том, что вас ждёт после смерти? Вариантов уйма: кто-то скажет, что ждёт божественное перерождение, другой расскажет библейский мотив о небесах и том, что чуть ниже. Есть те, кто предположить сможет беспроглядную пустоту. Просто огромное ничего и тишина. Но, как можно понять, в каждой такой лекции есть доля правды. И у каждого она своя. Грешники всегда действуют по одному плану: половина становится жертвой мучительных махинаций преисподней, другая обретает облик карателей, так называемых «жертв». Но далеко не все в восторге от такого наказа. После смерти любой может стать кем угодно, или чем.       Еще столетия назад всяческие нелюдимые существа не решались ступить на землю святую, ещё не сгнившую. (Правда, конечно же, имеются исключения в виде парочки нежити, гаснущей, оборотней мохнатых, что жили здесь ещё с давних пор, да привыкли уже к среде, и прочих обитателей.). Оставались они наблюдать из своих теней, будь то преисподняя, чистилище, может рай. Их начало было с самых истоков. Они были всегда и всегда будут.       Между тем стали появляться и охотники на всю нечисть. Охотником мог стать любой желающий, кому позволяла совесть, храбрость, а кто-то же забавы ради. Или же тебя делали им вынуждающие обстоятельства, где деваться некуда. Когда месть и жажда, окутывая тело, пропитывают собой человека насквозь. А может, отвращение заставит встать на путь «истинный», поминутно сводя с ума.       С экзорцистами намного проще. Их руки, тело — всё пропитано магией, которую преподнесла судьба, оставив после себя пожизненное клеймо стоять во главе защиты людской расы. Иным случаем становятся те, кто посмел выиграть эту магию у судьбы, не имея её при рождении. Тогда ноша и груз на плечах становятся сильнее.       Мир не погружается в хаос, он всё ещё живёт. Пускай не в гармонии, но и сгнить ничего не успевает. Большая часть обычных людей даже не знают о существовании сверхъестественной жути, другая только может догадываться, уж третья и вовсе молится, чтобы всё это было забавной притчей сумасшедшего.       Существа воевали между собой и с охотниками одновременно. Иного выхода попросту не виделось. Особенно в средние века, в годы рыцарского нрава, когда всем защитникам хотелось выставить свои умения на показ и добиться расположения к царским кровям, иль получить простого доверия и признания людского. Поймать нечисть получалось, а вот виновна ли она в чем-либо — не их заботы. Так и жили.       Потихоньку защитники стали забывать про всё, тем самым развязывая руки потусторонним, которые успели одичать за время гнёта с людской стороны. Никто не чист — в этом песнь. Как жаль, что не каждый хочет понять это.

***

      Деревянные половицы под всем напором тела тихо скрипят, мешают сосредоточиться на деле, вызывая на лице гору раздражения. На поверхности расставлены свечи, воск которых аккуратно капает на пол, а фитилёк всё меньше видно. От них исходит тёплый свет, что является в тёмном пространстве единственным источником освещения. Комнату немного продувает из оконных щелей, из-за этого почти угаснувшее яркое пламя покачивается из стороны в сторону, вырисовывая на четырех стенах огненный танец. По полу разбросаны мел, соль и другие специи, которые нормальные люди добавляют в блюда (Мел не в счет, хотя всё может быть…). Здание давно забыто душами, что ныне жили здесь. Чего их так напугало? — Вот чёрт. Тут ни хрена не понятно же, — бормочет Гэррик вываливая всё своё недовольство на предметы в радиусе двух метров. У него с латынью свои давние тёрки.       На эти слова в дверном проёме появляется тусклый, но нехилый силуэт. Он делает пару плавных шагов и останавливается возле защитного круга. На плече слабо держится побитый жизнью рюкзак, и он тут же летит куда подальше. Благодаря свечам теперь виден явившийся наставник. На голове всё такая же стрёмная, но со своей изюминкой, черная балаклава с белым вшитым черепом. Гэррик уже сомневался в фальши такого аксессуара. Сквозь черепные прорези видны тёмные, даже стеклянные и пугающие глаза, которые раз за разом прожигают всё, что только можно. — Не мои проблемы. — Я латынь эту, как самолётов боюсь! — Да ну, не страшная же. Чего там учить-то, — хмыкает Райли. — Не тебя же били учебником, — без особой обиды говорит Кайл, немного смеясь, отшучиваясь. — Хотя с таким выбором одежды я бы поспорил… — еле слышно бормочет под нос младший экзорцист, отводя взгляд в сторону. — Чего ты там ворчишь?       Изначально такой «поход» в подобное место не планировался. Новичок во всей этой теме экзорцизма попросту решил выгулять и проявить себя своему наставнику — Саймону Райли. Иначе его зовут совершенно по другому — Гоуст. Данный позывной был дан каким-то знакомым, история о котором умалчивает, а сам Райли молчит, да и на вопросы угрюмо смотрит. И не против он на такой «выгул» ученика. На самом деле Кайл, одним словом, совершенно ничего не знает о Саймоне, даже имя настоящее с трудом выведал. А ведь прошёл год с момента знакомства и посвящения в ученики. Наставник молчалив — это добавляет масла в огонь, совать нос туда, куда не стоило бы. Он скрытен, холоден, а его отличительной особенностью является вечная маска на лице. Можно подумать, он спит в ней. А так и есть. Тайн полно, но подозрений и недоверия не вызывает. Сегодня любопытность сведёт Гэррика в могилу, как бы двусмысленно это не звучало.       Самое пугающее, что удалось выведать о Саймоне — его таинственная метка, рассекающая почти всю мощную спину. Кто только не пробовал снимать её. Ни одни магические чары не могут справиться с этим чёртовым пожизненным клеймом, которое удалось отхватить однажды. И хоть она выглядит как странная и своеобразная татуировка, всё же. С того самого злополучного дня, когда метка проявилась, Райли мучается от вполне реальных кошмаров, головных болей и тяжких неприятных судорогах. Гэррик давно понял, что лучше не жалеть Гоуста, иначе получит хороший такой втык.       Кайл тоже сумел получить себе прозвище в кругу — Газ. И конфиденциально и времени меньше убьёшь на настоящее имя.       Кайл, ворча, чешет затылок. Его брови сводятся. он начинает хмуриться и выплескивать весь негатив на несчастную, «зашифрованную» латынью книгу. Бог знает, сколько ей лет.       Старая и пережившая всё, что только можно, книга поднимается на руки, и из неё тут же вываливается помятый, покусанный, вырванный лист. Без внимания тот явно не остаётся. Райли с интересом вскидывает бровь и скрещивает руки на груди, в голове прокручивая то, откуда мог взяться этот лист.       Ладонь новобранца в круги экзорцистов тут же, с долей опаски, тянется к выпавшей бумаге. Разглядывая, можно заметить погрешности: в нижнем углу остатки пепла, видать, её хотели сжечь. Кучка неровностей по всему листу, она складывалась и не раз. К тому же переносилась отдельно от магической книжки, может, в кармане и не очень аккуратно. На ней же текст от руки, красивым и чистым почерком выписана каждая буква, будто проделывал это всё не иначе как перфекционист. На всю страницу опять расписано латынью: то «заклинание» призыва, совершенно индивидуально и призывает определенное существо. Этим существом является инкуб. Бог знает, что такого вытворял человек до своей кончины, прежде чем стать «такой» нечистью. Или же это просто не повезло.       Демоны подобно инкубу, в ином случае суккубу, склонны к довольно развращенным пакостям. Самое занимательное в них не только «занятие любовью» и поиск сексуальных связей с людьми, а то, что происходит после: тварь убаюкивает свою потенциальную жертву, обволакивает её своими сковывающими чарами и парализует. Единственное, что может делать парализованный — бегать распахнутыми глазами, наблюдая за тем, как тошно развлекается нечисть, которая за время успела принять более мерзкий и страшный, свой истинный, облик. Они одни из тех, кто своими чарами сможет и поразить, и убить. С них пошли байки людские про сонный паралич.       Неизвестность пугает и манит одновременно. — Дай бог не пожалею потом, — хмыкает Гэррик тщательнее, разгребая место проведения сеанса. — Посмотрим. Начинай, — кивает Гоуст, обозначая своё согласие. — Какова вероятность того, что я неправильным произношением вызову что-то похуже? — интересуется Гэррик, будто не зная, что ему на это ответят. — Похуже меня, для тебя точно ничего нет, — безразлично обозначает Саймон. — Non dubito.       По полу белым баллончиком краски начерчена пентаграмма, которую после будут бояться местные алкоголики, наркоманы и просто люди без определённого места жительства. Она должна выполнять роль защиты, да и призыва нечисти тоже. Чтоб наверняка. Свечи уже успели потухнуть, а в комнате повисла тёмная тишина. В углу где-то, может быть, мышь повесилась. Сейчас Кайл чувствовал себя не магом-экзорцистом, а сектантом-недоделанным. Где-то внутри зачесалось сомнение.       Огонь вновь пляшет на фитильках, освещая ветхое помещение, задавая нужное настроение. За небольшим окном дремлют сумерки, и всё равно ничего не видно, что за окном, что в здании, без дополнительного источника света. Гэррик сидит на коленях вплотную к границе рисованного круга, уложив к себе на бёдра книгу и виновника этого торжества — выпавший лист.       Глаза пару раз пробегаются по понятым строчкам, губы размыкаются и начинают двигаться, сливаясь в слова. Проходит пару секунд, ничего не происходит. «неужели не вышло? " — думает про себя Кайл, то оборачиваясь, то осматриваясь всё ещё бегающими глазами. Только успевает он прикрыть глаза и разочарованно выдохнуть, как слышится шорох и резкий запах. Совершенно не такой, какой должен быть у тех же демонов, без эдакой серы. Он более мягкий и манящий, чуть ли не сладостный, но очаровывающий. Гэррик шмыгает носом и открывает, чутка щурясь, сначала один глаз, потом другой.       На картину перед глазами он вовсе не знает, как реагировать: Перед ним и вправду демон в людском обличии, но другой. Он не столь мерзок и неприятен. Скорее всего, его отвлекли от работы. Ярко сверкают голубые глаза, действительно сверкают, заглядывая в которые, можно увидеть то, что желает твоё сердце, раскрывая самые сокровенные желания. А склера приняла более тёмный оттенок. Волосы улеглись в взъерошенный ирокез. От него недалеко торчали двое чёрных изогнутых рогов. Позади качающийся из стороны в сторону тонкий хвост с заостренным кончиком, присущий почти всей рогатой живности. Руки до локтей покрыты чем-то чёрным, что давно стало второй кожей. Зона паха тоже. Так же по всему телу идёт метка, похожая на чёрные вены: плечи, лицо, торс. Единственное, что смущает — это «немного» откровенный наряд, который почти полностью оголяет грудь и живот, но закрывает спину и шею. Осталось полностью нагим и бедро. Другому повезло больше. Это не первый демон за один день. Саймон успел призвать и отозвать обратно целую кучу нечисти. Вся приходила в негодность для его поисков, и толку от них мало. Информации тоже особой не добьёшься: либо молчат, либо не знают и вовсе ничего. — Я не знаю, чему я удивлён больше, — выдавливает из себя Райли таращась на появившееся «чудо». Это не первая нечисть, которую удалось встретить, но таких бурных эмоций не вызывала ни одна. Всё же, первый инкуб за долгое время.       Кожу на спине старшего экзорциста начинает неприятно тянуть, жечь. Вязкая боль разливается по всему телу, задевая каждый полученный шрам. Саймон корчится, заводит руки за спину, хватается за ноющее место, в надежде утихомирить такую бурную реакцию метки. Он сдавленно шипит, но все те действия никак не влияют. Такого никогда не было, так почему именно в эту минуту, с появлением нечисти в кругу, происходит нечто подобное? — Чёрт, — кряхтит Райли опуская голову и исподтишка посматривая на гостя.       Демону тоже интересно. Он поднимает густые брови, всматривается наклоняя голову, всё это приправляется виляющим, и, тоже явно, заинтересованным тонким, острым хвостом. Кайл оборачивается на наставника, в его глазах тут же заплясал ужас и негодование, которые сменились интересом и долей решительности. Чуть он решился помочь, как его оборвали жестом руки. — В норме всё, — боль чуть отходит на задний план, но не вся. Ещё немного и, кажись, метка вовсе засветится. Экзорцист подходит плотнее к новичку, складывая руки стопкой и всё ещё морщась от противного чувства во всем теле. — Моё… тело странно реагирует. Не могу понять, — Саймон кидает заметный взгляд на, почему то, резко сменившего эмоцию инкуба.— Может из-за него? — Он дурной какой-то. Может, ну его? — шепчет Кайл, лишь бы его услышал только наставник. — О чём шепчитесь, мужики? — вскидывая бровь внезапно интересуется демон. — Не твоего ума дело, — на выдохе произносит Райли, перед тем, как колкое чувство вдруг вновь начнёт атаковать. — Назови своё имя. — Для тебя Соуп, — инкуб ставит руки в бока, качая хвостом из стороны в сторону. — Я тоже любезничать не намерен. — Настоящее имя. То, что было дано при жизни. — Обойдешься. Я не совсем понимаю, для чего меня прервали? — чуть ли не с плевком разъясняет демон. Он оглядывает тухлую комнату, шагая в рамках круга с места на место. — Вы, мальчики, экзорцисты небось? Больше на оккультистов смахиваете. Неплохо, однако где вы взяли инструкцию именно для моего призыва? — Не думаю, что это так важно, — говорит отчаявшийся Кайл. — Ты ведь знаешь про демонические дарованные метки, верно? — голос будто немного охрип, из-за этого кажется ещё более жестким и таким обволакивающим. — Отвечай. — уже на выдохе произносит Саймон, утихая под слоями тканей и стремной черепушки, будто теряя уже всякую надежду.       Тут же в глаза остро бросается то, что нарисовано на мощной, но покалеченной спине. Зрение будто затупляется, не даёт понять происходящее. Перед взором экзорциста проявляется до невозможности точно вычерченная метка. Узорчатая, довольно красивая, будто так и описывает одним своим видом демоническую похоть, которой так бесславно награждён демон. — Тебе нужно было обращаться к демонам-контрактникам, а не ко мне. Кажется, здесь я бессилен, что бы то не было, — инкуб проводит рукой по слегка отросшему ирокезу, в ожидании чего либо, скрещивая руки на груди, и просто разглядывая всё подряд. Он прекрасно всё знал про эти метки. — Эй! Feumaidh mi a dhol air ais, — будто не контролируя свои манеры выдаёт демон на незнакомом языке. — Английский, инкуб. Мы не дурачимся здесь. Всё серьёзнее чем ты думаешь, — голос экзорциста наполняется ещё большей обворожительной хрипотцой. — Я чем помочь могу? Тебя тут от моего прихода скрутило, всё настолько плохо? — интересуется демон, когда его бровь выгибается, а слух становится острее. Пазл понемногу сходится. — Нет. Стой. Что-то в этом есть. Я могу помочь. — Не по доброте душевной? Назови цену.       Инкуб застывает на месте. Он выглядит так, будто его пробило током, а огромный заряд прошёлся по всему телу. Глаза распахиваются и начинают бегать, будто дрожать. Что-то потревожило демона, отвлекло его. Не то в голове пробежала чья-то чужая разгульная мысль в приказном тоне. — Чёрт, — тихо ругается бес. — Я… твою мать, кажется, мне нужно бежать.       Злости Саймона нет предела. Его цель — найти чёртов антидот от такой же метки, что мешает спать по ночам, насылая кошмары, бессонницу и вечную мигрень. Он не может угробить ещё один скудный день, который выйдет в никуда. Всё это настолько засело в голове, что и не вытолкать обратно. Вряд ли что-то остановит его. Руки опускаются вдоль тела. Ладонь сжимается в дрожащий кулак, будто концентрируя всю злобу в одном месте. Зубы начинают постукивать друг о друга, чуть ли не доходя до скрипа. Пару шагов способны преодолеть любое расстояние — так и тут, только лишь бы то не стало печальным. Экзорцисту плевать на криво-косо нарисованный защитный круг, он перешагивает через него, тут же хватая демона за остатки одежды на груди. — Спокойнее. Я не хочу проблем, Mo ghràidh. Тише, — рефлекторно хватается инкуб за плечи экзорциста, чутка впиваясь в те острыми, черными когтями.       В голове подобно пыли оседает внезапная мысль. «Этому экзорцисту действильно плевать на меня?». Кажись, да. Он и бровью не повёл. Ибо любой другой обычный человек уже давно слетел бы с катушек и набросился на инкуба. И всё же демон ненавидит эту «небольшую» свою особенность — очаровывать всё вокруг.       Демон-то и не горел желанием возвращаться обратно, в свой «дом», который и домом назвать сложно. Скорее в адскую котельную.       Звериный оскал чувствуется сквозь слои масок. Саймону абсолютно не нравится этот незнакомый на слух язык, из которого даже похожие на что-то слова не связать. Гоуст замахивается свободной рукой на демона напряжённым кулаком, зная, что таким образом ничего не сделает, кроме того, что повредит человеческую оболочку. Он слишком устал. Инкуб уже не улыбается, ему попросту непонятна сложившаяся ситуация, даже дерзить не склонен. Сейчас в груди боролось что-то смешанное, непонятное и незнакомое. Злость и страх. Страх вернуться обратно в эту адскую «котельную». Он не хотел вновь угодить в руки коварных «братьев» по судьбе, там, в преисподней. Место дерьмовей и не придумаешь.       Гэррик тоже следует примеру наставника, делая пару шагов к кругу. Тут же на него накидывается знойный взгляд, который заставляет Кайла остановиться. — Не смей. Стой где стоишь.       Соуп отказывается вновь принять на себя такую изгойную роль. Он тихо обволакивает Райли хвостом, выбивая у того землю из-под ног, больно укладывая на спину и тут же забираясь верхом. Крепкие бедра настойчиво обхватывают чужие, сжимая их, без шансов встать без боя. Прилетает первый удар кулаком по лицу инкуба. Для нечисти он не болезненный, скорее неприятный. Сверху давит довольно тяжёлый вес, который сковывает движения сильнее, давая чуть меньше шансов на парирование каких-либо атак, да и в прочем на собственные действия. Тут же и второй, после которого хочется сплюнуть подступившую вязкую кровь с красных дёсен. Демон хмурит брови и цепляется острыми когтями в покрытую слоями тканей шею перед собой, разрывая и ткань, и без того помученную кожу на шее. — А ты ведь начал мне нравиться! — кричит сверху инкуб.       Саймон начинает рвано дышать, цепляясь за воздух, грудь будто сама по себе хаотично вздымается. Почему-то после такого касания боль во всем теле от метки окончательно проходит, развязывает руки. В черепушку Гоуста снисходит озарение.       Райли сильной хваткой цепляется за запястья нечисти, отрывая когти сидящего сверху от себя. В одно мгновение экзорцист быстрым движением достаёт из грудного кармана небольшой бутылёк с кристально чистой жидкостью, большим пальцем откупоривает крышку и выливает половину содержимого на кожу инкуба, задевая руку от плеча и до запястья. Моментально демон вскрикивает неимоверно отчаянным криком боли, вот только никто здесь этого, кроме лесной братвы, не услышит. Кожу прожигает, жжёт похлеще адского пламени. Такое будет долго излечиваться, останется большой шрам и осадок на тёмной душе. А есть ли эта душа? Демон шипит, его выворачивает, он крепко накрепко хватается за ноющий святой ожог, в мыслях проклиная назойливого экзорциста.       Пользуясь шансом и своим открывшимся положением Райли вновь, собрав все силы в кулак, со всего размаху заряжает по лицу нечисти. Этот раз был намного сильнее, чем предыдущие удары. Демон всё ещё в ограничительном способности и движения кругу, падает на спину, скатываясь с ног экзорциста. Из носа хлещет кровь, которая активно стекает по и без того разбитым тонким губам, подбородку. Столько времени понадобится на восстановление, столько сил, а сейчас он лишь всматривается в хлипкий потолок и ничего не предпринимает, даже не думает. Саймон поднимается, держась за шею прокашливается, ползёт к инкубу.       Со стороны Кайла это выглядит немного (совсем) отчаянно. Он понимает, насколько сильно устал от всей беготни наставник, раз уж идёт на такие безумные меры в плане нелепой драки со слугой нижнего мира.       Пошарив по всем карманам Райли выуживает из одного разом небольшой, довольно старенький нож и что-то металлическое, тоже не очень большое. С неким прищуром Саймон вновь падает на колени, нависая над демоном. Он пытается смотреть нечисти в глаза — не получается, что-то тяжелое мешает. Серебряное лезвие ножа, острое, словно птичье перо, с ярым напором вонзилось в ослабшую и уже не сопротивляющуюся тыльную сторону ладони. Сначала острие пронзило тонкую кожу, затем послышался хруст, далее стук ножичка о древесину, а после где-то начала разбиваться вера в несуществующую человечность. По этим же древесным половицам потекла теплая алая жидкость, пятно растекается медленно, но решительно, и уже пробирается к щелям, протекая внутрь, скапливаясь, и капая куда-нибудь на первом этаже. — Ахг, да чтоб тебя! — кричит валяющийся демон, попутно пытаясь аккуратно изъять нож. Выходит всё поперек и боком. — Блять! — Заткнись уже, — затыкает экзорцист нецензурную брань.       Вторая рука с запачканными кровью костяшками достаёт из очередного кармашка что-то металлическое, круглое, похожее на браслет. Райли цепляет это вокруг запястья демона, на той самой раненой ножом руке. Лицо инкуба меняется, он вскрикивает, хотя так таковой боли чувствовать не должен, выгибается, хватается свободной и не покалеченной ладонью за руку экзорциста. Когти моментально втягиваются, рога делают точно тоже самое, тёмные участки на теле будто испарились, а почерневший белок глаз принял естественный человеческий вид. Собственно, так же исчезли тёмные мелкие метки по всему телу. Теперь нечисть меньше всего похожа сама на себя — неплохой человек выйдет. Браслет и вправду необычный, раз вызывают такую бурю эмоций.       Гоуст вырывается из довольно цепкой хватки, хватается за морду демона и впечатывает того затылком в пол. Губы под маской хаотично открываются и перетекают в слова, понятные только обладателям латыни и нежити. Мгновение и инкуб закрывает мокрые веки, будто проваливаясь в сон, в импровизированное нечто. Таким существам ведь не нужен сон. — На удивление, для инкуба он неплохо отбивается, — выдыхает экзорцист, поднимаясь на ноги. — Саймон, чего с ним? Мы не будем отзывать демона обратно? — под обратно Гэррик подразумевает сослать тварюгу обратно к себе в «уютный» дом без возможности выбраться к людям. А как правило у инкуб в людском мире что-то в роде работы. — Нет. Пойдёт с нами, — Райли выдергивает свой складной ножичек, поднимаясь и сам, разминая ноющую шею. — Со мной. — Слишком уж странно ты цепляешься за него. Не думаю, что будет лучше, чем та перебитая сотня. — Я не знаю, как это объяснить. Моя метка, словно выключается, когда я касаюсь его. — Ошиваться у тебя будет? Странный он вообще, — бормочет Кайл с интересом оглядывая тело в кругу. — К тому же не совсем обычный. Скорее затрахает до смерти… — Не дерзи. Сам разберусь.       Глаза сами по себе щурятся, и ровно так же в душе начинают скрести кошки, а в голове стоит гул и их жалобное мяуканье. Саймон прогоняет прочь всё это, и наступает на те же грабли, погружаясь в то же состояние. Метка не забылась. она начинает яро бунтовать, подавать новые признаки своего прогресса в теле. Райли стискивает зубы и корчится от боли. Видать, Вселенная отчаянно хочет поиздеваться над немощной его душонкой. Он с сомнением, и, явно не от медовой жизни, склоняется ниже, подхватывая на руки спящую тушу окровавленной нечисти. Экзорцист оглядывает зачарованный металлический браслет на кровоточащей руке. Минута молчания, а после неё — очередное заклятие — латынь, которую Кайл, мягко говоря, недолюбливает.       По телу вновь проходится неприятное чувство, после которого вся мерзкая боль, как по щелчку пальца, испаряется. Становится неимоверно легко и просто. Только загадка всё никак не может быть разгадана: почему метка начала себя так вести при встречи с этим полу покером? Райли ссылается на то, что от глупенького инкуба исходило нечто необъяснимое, и то, что возможно демон замешан в появившемся клейме. В стойкой надежде экзорцист всё же решает подробнее понаблюдать за, так называемым, «Соупом». — Я ослабил действие оков, потом тебя, может, научу. Открой круг. Мы уходим, — командует Саймон, наблюдая за новобранцем.       Браслет на руке спящей нечисти невольно брякнул. Такие оковы придумались ещё давным-давно, дабы избежать любых демонических чар. Не сказать, что против крупной рыбы они работают, но против мелочевки, таких как: инкубы, суккубы или обычные демоны — работает на славу, облегчая работу. Он блокирует любые действия против того, кто надел оковы, тем самым давая гарантию буквально на прототип повиновения, а то и рабства. Блокирует так же любые способности, в зависимости от того, насколько сильно зачарован предмет.       Гэррик не в праве ослушаться. Он находится под восхищением от своего наставника, однако он так понимает, сколько сил нужно вложить в работу под его почерневшим крылом. Кайл хватает из кармана складной нож и им же проходится по начерченной линии, пропуская экзорциста с демоном на руках. Райли молча выходит, покидая защитные, но уже нет, края пентаграммы, и направляется к выходу, под звонкий скрип деревянных и старых полов. Кайл одним движением руки тушит танцующие огни, загребает под руку потухшие свечи, с которых всё ещё течёт воск, и закидывая в рюкзак всё вещи, в том числе и книгу, обратно, выбегает за Гоустом.       Под весом нелёгкой туши лестница сыпется, скрипит, будто совсем уже дряхлая и неживая, а здесь ещё сверху, на руках, спящее, совершенно провалившееся в сон тело. Под ногами звенят осколки от стеклянных бутылок, какой-то мусор, среди которых затерялись скуренные бычки. Видать и место не пустует, пускай удивятся пентаграмме на втором этаже, да там и мусора вокруг и по углам станет меньше. Ветром обитающих здесь сдует.       Луна давно сменила уже не греющее солнце. На улице царит и восседает тишина ночная, охраняющая покои в это время суток. Давно велит возвращаться домой и утопать в сонном царстве. Лунный свет озаряет обратный путь до главной дороги, где стоит давно брошенный автомобиль Райли. Экзорцист понятия не имеет, что будет дальше с ним, с этим демоном, с Кайлом. Он поскорее хочет, чтобы эти несусветные муки кончились, чтоб белая полоса наконец-то вышла в люди и показала себя. Саймон не смотрит на инкуба — ему до тошноты неприятно, но виду не подаёт. — Но тут красиво, — внезапно говорит Газ с ноткой восхищения, осматривая окрестности. — Есть такое. — Скоро зима, помнишь? Уже листва на деревьях почти опала. — Помню я. Зима… ужасное время года. Для Саймона.       Вот виднеется черный, просторный транспорт. Дверь открывается и Райли со вздохом закидывает тело в темный салон, закрывая дверь с громкий хлопком, дальше двигаясь к передним местам, к левой стороне где руль. За ним следует Кайл, так же молча усаживается на переднее. — Я подброшу тебя до дома. Вдруг схватит кто, — пытается шутить Саймон, что дико сжимает руль. — Да я уже надеюсь, чтоб схватили.       И недолгая поездка проходит в тишине. Никаких вопросов, никаких несмешных шуток Райли, ничего. Полнейшая тишина под неловкую тихую музыку по радио. Гоуст даже особо не смотрел на Гэррика, но зато постоянно заглядывал в зеркало, разглядывая там «спящую красавицу» в оковах. На дорогах машин тоже почти не было. Все люди уже спать легли, часа так два назад, но экзорцистам, видимо, положены только и только отношения с бессонницей. По трассе проезжали лишь такие же работяги, сверкая фарами в ночи.       Спустя короткое время все прибыли к дому новичка. Обычные апартаменты, ничем не примечательные — то, на что удалось накопить Кайлу. — Спокойной ночи. — Спокойной. Ты справишься с… — бормочет вслух наклонившийся и вышедший из транспорта Гэррик, обращая внимание на задние сиденья, где во всю дремал спящий демон. — с ним? Он выглядит так, будто готов тебя голыми руками задушить. — Всё нормально. Иди уже, пока обратно не отвёз. Завтра встретимся ещё. — Стой, — внезапно окликает Саймон уже собирающегося уходить Кайла. —…ты там предупреди главного вашего, если я вдруг опоздаю. Ничего лишнего не взболтни. Про демонов, драки.       Кайл лишь вздыхает и роняет голову. Выпрямляясь он пару секунд машет наставнику вслед, скрываясь за тяжелой дверью жилого дома. Тем временем Райли оборачивается на сопящего, раскинувшегося, как на кровати, демона. Действие подобного заклятья будет снято через пару часов, за которые Саймон планирует выспаться. В ноющей черепушке проносится слабое: «Что же делать-то с тобой…», хотя обычно исхода было два, и оба не очень радужные. Экзорцист дёргает ручник и двигается дальше, к себе домой.       К своим апартаментам Райли подъезжает осторожно, оглядывает тёмными и угасшими глазами парковочные места. Обычно здесь ошивается его коллега по работе, что работает в ночную смену. Сейчас Гоуст меньше всего хотел видеть именно эту персону ночного образа жизни. Саймон паркуется и выходит из машины и открывает дверь чуть ли не в преисподнюю в данных обстоятельствах. Глядя на нечисть в груди оседает чуткое ощущение, будто что-то делается неправильно. Не уж-то просыпается чувство вины, что сможет пожрать все изнутри? О нет, Райли готов убить себя за это. С его судьбой, работой и «хобби» — не совместимо. — Блядство. Все сиденья в крови, — пытается отречься от мыслей Саймон, переводя внимание на что-то другое, за что он может нехило так получить по первое число.       Он ещё раз оглядывается, и не обнаружив никого вокруг тянется за тем, с чем приехал. Демон вновь на руках. Ослабший, спящий и чутка истекающий уже охладевшей кровью, на руках у экзорциста, который больше сейчас был похож на охотника, что будто поймал в капкан дикого, редкого и целебного зверя, словно из давних сказок. Ноги спеша перебираются, руки тихонько потряхивает от подступающего адреналина. Райли не хочет проблем — он хочет жить спокойно, без всяких диких болей, кошмаров, а этот инкуб слишком особенный для метки, он может что-то знать. Демон всё так же необъяснимо продолжает избавлять экзорциста от херовеньких стягиваний в районе спины, даже после того, как Саймон заткнул «спящую красавицу». Дело ли в случайных прикосновениях?       На лестничной площадке тихо, Райли добрался до своих апартаментов, быстро открыв входную он скользнул с телом на руках внутрь, попутно закрыв позади дверь. Хватает немного времени, прежде чем Саймон дойдёт до спальни и сбросит тушу с себя. Пару секунд он просто смотрит, ничего не делая. Голова снова пустая, без задних мыслей, Райли ненадолго отходит, а возвращается уже с бинтом в руках. Рана от ножа не совсем спешит затягиваться, скорее всего, думает Гоуст, это от зацепленного браслета на запястье. Он аккуратно и с полной уверенностью обматывает глубоко раненную ладонь нечисти, щурясь и издавая разочарованные звуки.       Уже в ванной и под тусклый свет лампы, до которой руки всё никак не доходят, Саймон обхватив ладонями раковину вглядывается в свое отражение в зеркале. «Ну же, посмотри кем ты стал» — проносится мельком. До жути знакомый голос, такой родной, отвратительный и мерзкий. Райли знает, кто это, но признавать не хочет. Отпустить старое подальше, да послать к чёртовой матери — единственное, о чем мечтает экзорцист. Хочется ударить по отражению, но портить и колотить всё на своём пути как-то не очень. Он отпускает через рот воздух, и слышится вся злоба, что с каждым днем все копится и копится, а несокрушимая глыба — Райли — все не поддаётся. Саймон настороженно касается шеи, где совсем недавно были демонические руки. Необъяснимое колотит в груди. «Инкубы склонны колдовать, может и я поддался его сраным чарам…» — пропускает в себе совсем ослабший Гоуст. Мощные ладони натягивают на изуродованное шрамами лицо чёрную балаклаву. Покидает ванну погасив за собой свет.       Загаженный салон сможет и до завтра подождать. Сейчас Райли отправляется ждать утра с надеждой, что проснётся не задушенным, как сказал Гэррик. Или наоборот? Без своих сил Соуп — никто, как и остальные зажравшиеся демоны. И черт знает, что произойдёт после того, как демон проснётся, но навредить под действием браслета и тонны-тонны заклинаний он-то и не сможет, верно? Саймон доходит до дивана, где ему спать не впервой, и с вздохом обвалившись на мягкую поверхность он проваливает в сон, с надеждой, что хоть сегодня кошмары покинут его голову. Такую веру он никогда не оставляет без лишнего шанса, но вот только сбыться она все никак не может. Нужно больше времени? А куда ещё больше-то.       Как жаль, что сложилось только одно впечатление обо всей живности разом.       Город наконец-то принимается отходить ко сну. День давно закончился. Завтра будет новый, он обещает быть чуть лучше. Наверняка.