Асфальт, неон и лунный свет

Ёсан остался. Знал, что останется. Знал, что не смог бы просто взять и уйти. Не позволил бы отпустить себя — вот так. И Минги знал — потому что не собирался его отпускать — по крайней мере, до рассвета. Знал, подхватывая за талию, под бедра, вскидывая так, чтобы найти его губы — своими, роняя — навзничь, — на широкую постель. — Хён… Ёсан помимо воли улыбался и пытался увернуться, отдышаться, но Минги постоянно нагонял его — и, наконец, когда ему надоело это мельтешение, обхватил лицо Ёсана ладонями, притягивая к себе — безальтернативно. Оба знали, что времени слишком мало, что рассвет унесет их друг от друга — как бумажные кораблики весной в разные потоки тающей воды в мелких отводных каналах. Слишком мало. Слишком тесные объятия — оставляющие синяки и не утоляющие, не утоляющие жажды — быть ближе. Обжигающее желание — прикосновений, горячей кожи на губах, дрожь-предвкушение в каждом поцелуе. Минги наконец удалось погасить эту дразнящую улыбку Ёсана, получив в ответ прикушенные в стонах губы хёна. Тяжело и прерывисто выдыхая, сквозь зубы, Ёсан приподнялся, чуть отстраняя от себя Минги. Комната перед глазами кружилась в золотистых искрах. Ладонь Ёсана осторожно легла ему на грудь, на отворот чуть разошедшегося пушистого халата. Губы дрогнули в неловкой улыбке — испугался внезапной смены настроения. — Прости, я… — опасаясь, что виной всему его неистовый порыв, Минги вопросительно всмотрелся в лицо Ёсана — не причинил ли боли, не смутил ли. — Что ты себе позволяешь, а, принцесса? — как можно спокойнее произнес Ёсан, отлично понимая, что делает: низким, вибрирующим голосом, тихо, но очень доходчиво. Минги явно запаниковал. Усаживаясь и подбирая ноги, Ёсан, схватившись за края просторной толстовки, стащил ее через голову вместе с майкой, в которой иногда вел занятия. Встряхнув головой, он взглянул на Минги — выжидательно, требовательно, тревожно, — тот как раз чуть отодвинулся — в опасениях. Соблазнительная, чуть сумасшедшая улыбочка коснулась губ Ёсана. — Поиграешь со мной? Ёсан подался вперед — хищно, по-рысьи, переступая по широкой кровати, надвигаясь на Минги, пока не оказался почти вплотную — лицом к лицу. Красивый, как мраморное изваяние, но — живой, жаркий, бесстыжий, и Минги оказался в полной власти этого неотвратимого соблазна. Кивнул, соглашаясь — все, на что хватило сил. — Хорошо, — почти потусторонний, мягкий, мурлыкающий шепот коснулся уха Минги, и у него перехватило дыхание — на что, на что такое он только что согласился… Оседлав бедра Минги, Ёсан, склонившись, прошептал — уже в другое ухо: — Хорошо, принцесса… — с легким смешком, — я окажу тебе честь… Он притянул Минги к себе за затылок, жадно вдыхая ноздрями воздух. Соприкоснувшись лбами, оба какое-то время обменивались взглядами, как партнеры на ринге, примериваясь к противнику. Дыхание, хриплое и медленное, растворялось в полумраке, ожидание пульсировало утекающими из рук мгновениями. Одно движение — Ёсан оттолкнул от себя Минги так, чтобы он упал на спину, распростершись поперек широкой кровати. Не теряя времени, он приподнялся — окончательно разводя в стороны полы халата, и без того едва удерживавшиеся вместе слабо завязанным поясом, — и коснулся невесомым поцелуем еле заметного пятнышка на животе Минги. Еще один поцелуй — чуть ниже, дольше, в легкой улыбке дразняще мелькнул подвижный язык, — Ёсан довольно облизнулся. Еще один — еще ниже, чуть выше пупка, прикосновение уже откровенное, фривольное, и Минги едва не подавился воздухом, наблюдая, как Ёсан скользит по его коже этим самым языком, чувствуя, что сходит с ума — окончательно и бесповоротно. Когда пальцы Ёсана коснулись резинки пижамных штанов, Минги окончательно стало не до смеха. Не собирался же он… вот так… Но в голове уже было восхитительно пусто, и возбуждение пульсировало именно там, куда красивый и соблазнительный Ёсан и направлялся. Минги прикрыл глаза и зажал себе рот рукой — на всякий случай. Штаны заскользили вниз по бедрам, и пару секунд спустя пальцы Ёсана обхватили отвердевший до каменного член. — Не бойся… Я не сделаю тебе больно. От этого голоса, от дыхания, от движений губ, которые почти касались крупного, хорошо очерченного, полностью готового члена, и в самом деле хотелось кричать — Минги было все равно, даже если бы Ёсан собирался причинить ему боль. Он готов был шипеть от нетерпения, требуя к себе внимания бессердечного Ёсана, оттягивавшего неизбежный момент. Целомудренно опустив ресницы и быстро облизнувшись, Ёсан слегка подался вперед, накрывая своим ртом член Минги, глухо застонавшего и выгнувшегося над простынями. Он был слишком велик — но Ёсан не торопился, захватывая понемногу, чуть поддразнивая, сжимая пальцы вокруг. Когда влажная, чуть подрагивающая головка уперлась в глотку, и Ёсану пришлось немного подождать, пока расслабится горло, чтобы пропустить его глубже, еще дальше — все для принцессы, — Минги наконец решился открыть глаза и оглядеться совершенно расфокусированным, потемневшим от желания взглядом. Ёсан выпустил Минги и, поднимаясь на локте, произнес: — Смотри на меня. Не отворачивайся, — и чуть тише, — тебе понравится. Минги, сжимая в кулаках простыни и одеяла, едва удерживаясь от стонов — в голос, как завороженный наблюдал, как Ёсан повторяет все с самого начала, только медленнее. Как гибкий язык выписывает змейки на гладком стволе, как губы, такие манящие в этой сдержанной усмешечке, дразнят его — то охватывая, то отпуская. Не в силах ни отвернуться, ни закрыть глаза, Минги, затаив дыхание, переживал каждое ощущение, чувствовал каждым нервом, сам был им, подчинялся каждому движению — губ, языка, рук, и сам подавался навстречу. Чаще. Вдох. Выдох. Сумасшедшая сила чуть подбросила Минги — глубже. Взгляд. Наскоро, из-под ресниц, затуманенный желанием, от которого впору было рехнуться. Быстрее. Ритм нарастал, каким-то краем сознания Минги успел уловить движение и звук: Ёсан прикасался к себе. От одной мысли, молниеносного осознания — обожгло, пальцы, сжимающие простыни, побелели. — Н-нет… — сцепив зубы, откидываясь назад, сдерживаясь — и не сдерживаясь. — Да! — низкое, чуть охрипшее «да», одновременно и разрешающее — и констатирующее, победное — сопровождающее тугую белесую струю, выплеснувшуюся на пальцы и подбородок Ёсана. Выдох. Выдох. Выдох. Перед глазами Минги плыли все те же искры, только теперь похожие на кометы, разноцветные круги, кажется, сердечки… Выдох. Кажется, Ёсан какое-то время просто лежал поперек ног Минги — не шевелясь. Что-то говорил — но Минги этого не помнил, в голове звенело. Он едва соображал и на первый осмысленный вопрос только моргнул — в порядке, конечно, он был в порядке. Воспользовавшись паузой, Ёсан стащил с ног обессиленного Минги его совершенно бесполезные пижамные штаны. Да и с себя — лишнюю одежду, туда же, на пол. А еще где-то в изголовье должна была лежать коробка с влажными салфетками… Перевернувшись на живот, со стоном — кружилась голова, — Минги ее достал, вскрывая и вытаскивая дрожащими пальцами сразу несколько. Ёсан не отказался от предложенного — наскоро отерев лицо и ладони, он положил аккуратно скрученный комочек на пол у кровати. Когда Минги повернулся обратно — убрать салфетки, Ёсан, воспользовавшись моментом, вновь оседлал свою принцессу — на сей раз лежащую на животе. Кончики пальцев, еще влажных и прохладных, быстро пробежали от затылка до копчика — и быстрый шепот раздался почти над ухом: — Смазку. В протянутую руку Ёсана послушно лег тюбик, и в самом деле — большой. Удовлетворенно усмехнувшись, Ёсан пока отложил его, так, чтобы дотянуться — как только потребуется. — Спасибо. Напряжение. Беспокойство. Минги явно был встревожен, разрядка не дала полного освобождения — да и манипуляции Ёсана тоже пока смущали. Он явно не привык к подобным играм. — Тс-с-с… Ладони легко и успокаивающе двигались по спине Минги, растирая, нажимая, осторожно — вокруг родимого пятна на талии. Чуть дразнили — ногтями, самыми кончиками. Приподнявшись, Ёсан осторожно коснулся затылка Минги губами. — О-о-ох… — несмотря на сдавленный стон, настроение все еще ощущалось настороженным. — Ничего не бойся, — прошептал Ёсан над ухом замершего Минги. Он сел прямо, окидывая взглядом широкие плечи, изгиб спины, тонкую талию. — Ты знаешь, что ты умопомрачительно красив? Непозволительно... Скептический и одновременно искренне радостный смешок. — Прекрати! Ты смотришь на меня… Я чувствую на себе твой взгляд! Склоняясь обратно, Ёсан крепко сжал ладонями бока недоверчивой принцессы. — Ты невероятно хорош… Видел бы ты себя… Едва слышимый, тягучий, обольстительный шепот. Жаркий полумрак, концентрированное желание — сгустившиеся в слова, впивающиеся в кожу, ласкающие и томящие — ожиданием. — Видел бы ты себя, когда кончаешь… Ум-м-м… — Хён! — Минги вскинулся на постели, подбросив и Ёсана, сидевшего на его бедрах. — Не надо так… — Ты восхитителен… — продолжил бессовестный Ёсан, упиваясь тем, как заерзал под ним Минги. Обе ладони Ёсана накрыли ягодицы Минги, и тот дернулся — вновь. Будь проклят этот невинный с виду ротик, вытворяющий совершенно ужасные вещи! Но Ёсан не двинулся с места, и Минги — не позволил. Еще не время. Руки чуть сжали мягкие полушария, без сильного нажима. — Я хочу тебя, принцесса… — и тяжелый шепот пополам с поцелуем лег отпечатком между лопаток застонавшего Минги. Дорожка порхающих, легких прикосновений, почти сухими губами, перемешанная с взволнованным, рваным дыханием, все ниже и ниже… Укус — в поясницу, и Минги, не ожидавший подобного подвоха, вздрогнул и застонал — в голос, потому что прижатый животом стояк заскользил о влажные от пота простыни. — Д-да… — донеслось до слуха Ёсана, едва различимое. Ладони вновь заскользили — по спине, по бокам, по ягодицам… — Не бойся. Ничего не бойся. Я не сделаю тебе больно. Смазка с запахом персика. Большой тюбик. Приблизившись вплотную, Ёсан несколько раз прошел ладонью со смазкой по собственному возбужденному члену. Прикрыл глаза, мучительно медленно выдыхая, но все равно — получилось слишком шумно. — Х-хён? Любопытный… Ладони, теперь нестерпимо-сладко пахнущие, вновь легли на ягодицы Минги. Нажим — и половинки чуть разошлись под сдержанный стон в прикушенный палец, а в образовавшуюся впадинку удивительно органично вписался Ёсан. Минги, не представлявший, что можно и вот так, бросил взгляд назад, и чуть не отключился при виде покрасневшего, возбужденного хёна, аккуратно прикусывающего нижнюю губу. Необычное прикосновение, смесь любопытства, жгучего стыда и страстного желания сделали свое дело — с каждым движением член Ёсана все смелее задевал складки плотно сжатого входа, и Минги все больше раскрывался навстречу, двигаясь вместе с Ёсаном, стараясь попасть в ритм, чувствуя, как нарастает возбуждение, и уже почти все равно, что именно будут с ним делать… Ёсан ведь пообещал, что не причинит ему боли. Задыхаясь, жмурясь, комкая в ладонях простыни, Минги вновь высказался, на сей раз — громко. — Да-а!.. — Да? — уточнил Ёсан, едва справляясь с рвущимся наружу шумным дыханием. — Хорошо… Минги ощутил, как Ёсан сначала отодвинулся, а потом — прижался плотнее, так, что живот Ёсана коснулся ягодиц, потом спины Минги. Тепло. Жар. Прерывистые вдохи и выдохи вновь послышались у самого затылка, и Минги готов был отдать все — чтобы поверить, что это все — из-за него, что он и никто другой — причина желания Кан Ёсана. — Иди ко мне. Его прижали плотнее и, чуть помедлив, перевернули набок. На удивленный взгляд — через плечо, — Ёсан кивнул и слегка улыбнулся. — Так будет удобнее. Щелчок крышки тюбика, тела — все еще прижаты друг к другу, легкое прохладное прикосновение — вновь меж ягодиц, но теперь — направленное, осторожное, но настойчивое. Указательный палец Ёсана, покрытый смазкой, заскользил вокруг упругого входа, чуть нажимая. — Я хочу тебя, — запуталось в коротких волосах на затылке Минги, и он готов был кричать. Ёсан явно прикасался одновременно и к Минги, и к себе, лихорадочно целуя и кусая плечи, шею, затылок — все, что попадало в область поражения. — Бери, хён… — не задумываясь, на одном лихорадочном дыхании. В складки толкнулся уже не палец — что-то более весомое, и Минги чуть удивленно посмотрел на руку Ёсана, теперь сжимавшую его бедро. — Это не всегда обязательно, — тепло улыбнулся Ёсан, — сам увидишь. Выдохни и двигайся навстречу. Смазки было настолько много, что разогретый аромат впитывался в кожу, в волосы, в ткань… Влажный звук, выдох, — Минги чуть подался назад, чувствуя, как натягивается и расходится в стороны узкое кольцо, как он впускает Ёсана — в себя, плотно смыкаясь вокруг. И как, к его удивлению, это... приятно. Щекочущее, сладкое ощущение, умноженное стократно, стоило Минги прислушаться к глухим стонам Ёсана прямо за собственным плечом. Разумеется, оберегая свою принцессу, Ёсан не спешил, двигаясь очень медленно, шепча на ухо о том, как он хочет впечатать, втрахать Минги в кровать, — и мучительно медлил. Мучительно — до боли, до спазм, до пределов всякого терпения Минги, охваченного лихорадочной дрожью. — Покатаемся?.. Заведя руку за спины обоих сразу, Минги подтащил к себе Ёсана поближе, безнадежно насаживаясь на него полностью — и от гортанного рыка и сжатых в охапку волос на затылке едва не кончил повторно. На боку утром наверняка останутся следы от ногтей… Уже не очень отдававший себе отчет в происходящем, Ёсан нанизывал на себя охотно подающегося навстречу Минги — на всю длину, выскальзывая почти полностью, а потом вбиваясь вновь, до стыдно хлюпающего звука смазки. Ускоряясь, он, кажется, успел оставить заметный укус в районе лопатки Минги — и беспокоило его только одно… — Давай, хён… Движение — в ритм ударов сердца, все скорее и скорее, на запредельных скоростях, так что вот-вот можно и сорваться… Вскидываясь, отстраняясь и приникая к спине Минги вновь, Ёсан вцеплялся в него — как в спасательный круг в бурю, тащил на себя, содрогаясь в этом безумном танце, изливаясь внутрь, вплавляясь в Минги, проникая — под кожу, в кровь, во все тайные сны. Сбываясь — как сбываются самые заветные и шальные желания, когда такое желание приблизительно равно видимой Вселенной, а вероятность осуществления стремится к нулю со скоростью света, и все равно — сбываясь. Наперекор. Шепот — невесомый, страшный шепот признаний растекался в воздухе. Все еще соединенные, тяжело дышащие, не имеющие сил даже обменяться взглядами, оба понимали — счастливы. Объятие после — невыносимо, потому что в просветы неплотно задернутых штор уже забрезжил первый туманный свет, не оставляющий надежды.