Современный богатырь

      Вот и закончился мой век, дорогой дневник. Вот и закончился мой век. Взять и вот так лечь у врат Берлина. Честно, я не разочарован этим. Я, наоборот, рад, что смог дойти сюда. Что смог отомстить. Пусть я и не убил этого подонка Бормана и не успел добраться до Гитлера, я всё равно знаю, что они будут гнить в пучинах земли. Спустя столько лет.       Вначале я просто служил писарем во флоте. Там меня и застала война. Великая Отечественная война. Я туда рвался. Я искренне хотел воевать против немчуры. Я не мог поверить, что у них смелости хватило напасть на нашу страну. Причём напасть так подло. Уже вскоре меня перевели на фронт, в 284-ю стрелковую дивизию. Там мы переправились через Волгу и отбили небольшой плацдарм. Воевал я, как все, с трёхлинейкой. Чуть позже меня сделали снайпером, дав ту винтовку, с которой я лежу прямо сейчас.       Потом перестрелка с Кёнигом, буржуем недорезанным. Долго игрались, пока тот себя бликом прицела не выдал. Увы, всё это не помогло. Наши не только не смогли прорвать фланги в Сталинграде, но и удержать их не смогли. Сталинград пал. Это была катастрофа и позор. Ещё куда более страшный позор был, когда я увидел, как против нас воевать присоединились «товарищи» с Кавказа. Как украинцы. Как прибалты. Как многие русские. Власовцы… Они во всей красе проявили себя в Архангельске. Там я убил мерзавца Паулюса, из-за чего думал, что мы вернёмся в Сталинград, но нет.                   Ослабшие немецкие части были готовы отступить, если бы не эта клика предателей, внезапно влетевшая и погнавшая нас дальше. Так завершилась Великая война. Почти сразу началась Западно-русская война. Мы ударили по нацистам всей силой, что была, мы почти дошли до самой Москвы, но тут опять помогли предатели. Власовцы, царисты, имамат Кавказ, лесные братья, БНСП, бандеровцы, Кирпичниковцы. Они окружили нас в 20 километрах от Москвы. Так я впервые оказался в немецком тылу.       Чего я только не видел по пути на фронт. Сожженные деревни, вбомбленные в землю города, перекатанные гусеничными катками женщины и дети. Измученные и изуродованные нацисткой сволочью родные земли, на которой не осталось ни одного живого места от постоянных бомбёжек и обстрелов. В одной из опустевших деревень я встретил генерала Карбышева. Он героически сражаясь попал в нацистский плен, в лагерь Маутхаузен, а после также героически сбежал и дошёл аж сюда. Человек-легенда. Увы, мы разошлись уже, как перешли границу. Границу, как оказалось, уже павшего Союза. Павшей России, которая отступала и была готова вновь расколоться на разные части. Вышли мы в земли, как это будет чуть в будущем, предателей-царистов в Рыкове. Или, как они его называли на дореволюционный манер, Вятке. Карбышев не задержался и отправился в родной Омск по остаткам Транссиба. Я же отправился тогда на север, в Архангельск, куда Ворошилов с остатками ЗРРФ перенесли свою ставку.       Принять падение родины я не мог, но на каждом шагу её труп давал о себе знать. Труп в лице воронок от бомб, в лице бандитов, в лице обездоленных и голодающих. «Вот он, новый порядок», — думал в те дни я. Так я начал свой собственный путь. Путь неутомимой помощи людям. Помощи во всём, от спасения из бандитских лап до бытовых проблем. Сколько раз я обошёл Россию уже не счесть. За это время Россия успела ещё раз треснуть. Казаки поставили своего царя в Чите, Хабаровск и Владивосток ушли японцам при попустительстве взявших власть на Дальнем Востоке Родзаевского и Матковского. Западно-Сибирская республика тоже треснула. Уважаемый мною Рокоссовский, нарком Каганович и товарищ Карбышев создали свои государства на её осколках. Друг мой, Карбышев, создал некую «Чёрную лигу», загнавшую народ в такую нищету, какую сложно придумать даже в «Московии». Война сломала даже такую легенду, как он.       Целых 30 лет прошло с тех времён. Даже и не верится. Однако же, думаю, стоит рассказать о моём самом важном походе. Том самом, когда я решил убить Гитлера. В тот день я вернулся на Камчатку, к своим друзьям-однополчанам. Именно с этими людьми я служил на Тихоокеанском флоте. Никто даже представить не может, как сильно они поменялись. Из факелоносцев революции и локомотивов коммунистического будущего они стали просто пиратами. Разбойниками, налетавшими на торговые суда Америки и Японии. А также последними алкашами, негодяями, наркоманами и в целом людьми недостойными. Казалось, один только адмирал Юмашев оставался в добром здравии.       Итак, 1963 год, 12 лет до событий сего дня. Я возвращаюсь в Петропавловск-Камчатский. Солдаты сразу узнали меня и провели по уже давно исхоженным местам. Даже знакомый капитан первого ранга, которого я знал ещё краснофлотцем, подтянулся. Долго гуляли, долго говорили. Чаще спрашивали меня просто про новости с западных и центральных областей.       — Ну, Вася, рассказывай. Как там на Западе дела? Нет ли объединителя?       — Нет, Дима, ещё лет пять не предвидится, — отвечал я тогда ему.       — А сам как? — спрашивал уже другой.       — Да не лучше вашего. Стар я стал, чувствую это всеми костями.       — Хе-хе, — грустно ухмылялся товарищ.       — Это да. Я-то тебя помню только ступившим на корабль. Салага салагой. Ну ничего, подтянулся ведь. Потом на фронт уехал. А меня вот не перевели.       Тогда мы зашли в старый, обветшалый дом одного из знакомых, где тот достал несколько ящиков рисовой водки. Как там он её называл? Кажется, сакэ. Да, вроде бы так. Забрали у японских торговых кораблей. Хоть что-то в такое-то время. Открыв бутылочку, раздался до боли знакомый и тем не менее приятный запах алкоголя. Из дому мы не выходили. Просто шумели до раннего утра, не имея возможности включить даже лампочку. Пели песни, рассказывали, что за последнее время у каждого произошло. Эх, жаль, по ночам радио не работает.       На следующий день немного болела голова, однако в целом я себя чувствовал вполне неплохо. Если не учесть, конечно, горечь от судьбы страны и надвигающуюся старость. Тогда-то мне и пришла эта безрассудная идея. Убить Гитлера. «Хватит с меня внутренних терзаний! Нужно сделать то, что всегда должен был, но не смог», — вот к чему привели меня долгие размышления. А включившееся радио только подбивало меня на это, начав прокручивать «Бургундскую колыбельную».       День я потратил на сборы. Мне нужны были патроны для моей трёхлинейки, которая пройдет со мной весь этот путь, еда, вода, одежда потеплее и прочее необходимое. Друзья, конечно, хотели довезти меня до Магадана, чтобы я не шёл через анархию севера, но я отказался. Не хотел кормить гадину Матковского. Чтоб ему, фашисту проклятому, пусто было. И вот на следующий день я, попрощавшись с товарищами, отправился в путь.       Двигаться я решил меж гор и сопок к реке Камчатка. Оттуда я пошёл вдоль берега и пришёл к селу Мильково, заночевав у местных в доме сельсовета. Они тут создали что-то наподобие речного флота, но промышляют исключительно рыбной ловлей. К счастью, эти сутки у деревенских прошли хорошо, и я смог с чистой совестью отправиться дальше, к Козыревску. Увы, я получил неприятные новости. Когда я в последний раз посещал село, оно было заселено людьми. Да, немногими, но людьми. Теперь же это село — призрак. Тогда я нашёл открытый дом, нарубил дров немного и, растопив печь, лёг спать. Ночь была беспокойной. Никак не мог забыть доброту местных жителей, коих не спас. Для спокойствия взял винтовку в объятия покрепче. К счастью, тогда ничего не произошло. Это было моё разыгравшееся воображение и глубочайший стыд за свой провал.       Обойдя Ключевскую сопку, я с таким же успехом получил новости о селе Ключи. А далее по маршруту я наконец вышел к людям в Усть-Камчатск. Всё также вымирающий городишко. Взяв немножко водочки в последней питейке, восполнив запасы да поболтав с мужиками, я отправился на боковую — сил набирать. Да, поспать тогда не дали. С северных земель анархии пришли одичавшие малые народы, как-то обошли погранцов и напали на город. Пришлось отбивать. К счастью, снайперское искусство им было неведомо. Нет, среди них были люди, которые стреляли очень умело, возможно, даже лучше меня, вот только у них не было ни знания местности, ни заготовленных позиций, ни отвлекающих ловушек. Ничего из перечисленного, что сделал бы настоящий снайпер. Раз, два, три. Выстрелы шли одни за другим. Некоторые попадались на ловушки и раскрывали себя, давая мне нанести смертельный удар, пока местное ополчение моряков отбивало остальные силы нападения. Атака была отражена. Местные восполнили за помощь мне запас патронов, а также немного еды в дорогу. Ведь теперь дистанция будет, наверное, самой длинной. Обойти залив Шелихова и выйти к Магадану. И всё это через земли северной анархии.       Путь тогда прошёл по уничтоженным Оссоре и Тиличкам. На маршруте не было каких-либо событий, которые бы сильно выбивались из ежедневных холода, усталости, экономии еды и воды. Я вступил в земли северной анархии. Когда-то богатые и развитые сибирским планом Бухарина территории. Даже не представляю что случилось с Анадырем, но мужики с тихоокеанского флота говорили что забрали оттуда столько людей, сколько смогли.       Из Тиличек я выдвинулся на северо-запад, к серой горе. Уже через день я вышел с территории Тихоокеанского флота, а дня через три я вышел к поселению коряков. За время путешествий я успел кое-что узнать, так что смело отправился к ним.       — Амто, мей, тумгутую! — зашёл я в самый большой шатёр и поздоровался с присутствующими, которые сильно удивились. Непонятно, то ли от появления, то ли от приветствия.       — Г’амто, ӄajtakalӈyn. Nyjyččyӄéi? — спросил он меня.       — Э, — ответил я «Да».       — Тога, думая, лушше грить так.       — Если будет угодно. — Он закурил трубку и передал её мне в знак того, что меня тут не тронут.       — Рассажи, защем присёл? — последовал очередной вопрос от вождя.       — Я на запад иду, к Магадану. Несколько суток иду уже, хотел на ночлег попроситься.       — Хмм… Хоросё. Ятгыйӈыналваӈитылгʼын, Янотык! — приказал он позвать какого-то соплеменника, который вскоре пришёл.       — Алгʼэка йайаӈа! — позвал он меня до дому. Уходя, я услышал от вождя «ятгыйӈын nallâgӄin», что означает «Добро пожаловать».              Переночевав, я практически сразу отправился. Вождь вышел проводить меня до окраины, попрощался и ушёл к своим. А я пошёл дальше. Неделю шёл, но всё же обошёл Пенжинскую губу. Там была совсем маленькая деревушка, всего 20 дворов. Я пошёл туда, избрав в качестве цели церквушку. Открыл мне священник по имени Александр Мень. Товарищ согласился принять меня, если помогу по бытовым делам. А я только этим и занимаюсь долгое время — помогал. Пока работал, мы много разговаривали. О людях, о мести, о Боге, о царстве вечном и коммунизме. Он выдал интересную идею, будто бы коммунизм — это рай. Царство Божье. Развал России — отбор грешников и праведников. Иисусом будет тот, кто объединит Россию и ввергнет грешников в ад. А антихрист — это Гитлер. Честно, не признал я эти идеи. Но он не расстроился. Наоборот, он сказал, что чувствует, что скоро будет апокалипсис. А ещё то, что именно ему суждено повести людей России к раю. Странный мужик, но добрый. Местные называют его «Отец».       Покинув деревню, я прошёл дальше. Тут у меня был выбор. Идти в Магадан или Якутию. Увы, но иду я зимой, так что придётся войти в земли Магаданского Муссолини. Обойдя Гижигинскую губу, я, наконец-то, вышел в последнее село перед землями Магадана. Настал март 1961 года. Путь только начинался.