***
Куда бы он ни пошел, казалось, что Инадзума действительно представляет собой скопление порядка пятидесяти различных зловещих оттенков. Как будто "проклятие мертвого Бога" было недостаточно, на холме, возвышающемся над пляжем с одной стороны острова, находился внушительный лагерь Сёгуната, и Эфиру сообщили, что именно здесь происходят основные боевые действия, хотя уже несколько дней не было никаких сражений. Обе армии просто тянули время, проводя мелкие диверсионные операции в ожидании удобного случая. Вдобавок ко всему, вдалеке, далеко за водой, над островом бушевал откровенно страшный шторм, выглядевший так, словно в небе открылась дыра. ("Это остров Сейрай", - сказал Куро, когда его спросили. "Шторм - еще одно ее творение"). Наконец, в центре острова Канназука находилось самое зловещее из всех: гигантское сооружение из разваливающихся лестниц, платформ и ветхих зданий, полностью поглощенное светящимся фиолетовым туманом, который двигался, несмотря на отсутствие ветра, опутывая все вокруг, словно огромный голодный зверь, пытающийся проглотить его целиком. Сами здания, как и те, что окружали долину, были построены из дерева и камня, похожие на дома в центре Инадзумы или в деревне Конда, но чем-то отличались. Проще. Более примитивные. Несмотря на то, что Эфир не очень хорошо разбирался в инадзумских архитектурных стилях, он был уверен, что они старые, по крайней мере, им несколько веков. Судя по степени запущенности, они пустовали примерно столько же времени, за исключением нескольких, которые были бессистемно отремонтированы. От некоторых остались лишь груды камней и насквозь прогнившего дерева; когда двое спутников обходили остров, осыпавшиеся каменные стены обозначали места, где когда-то наверняка были поля. Теперь они заросли сорняками и диким кустарником. Эфиру не очень нравилась идея идти прямо внутрь этого зловещего фиолетового облака; он надеялся, что Агент Яширо был ранен (или убит) где-то снаружи, возможно, на пляже или на скале, и они смогут вернуться назад, не забравшись ни единым пальцем в печь Микаге. Но, дважды прочесав весь остров, тщательно осмотрев каждый уголок, каждую впадину в скальных породах, каждый гнилой обломок корабля на пляже, каждую заброшенную рыбацкую хижину, он вынужден был признать: следов этого человека не было. Это означало, что его либо больше нет на острове, либо он попал в плен к армии сёгуната, либо... Он был в Кузнице. Он рассказал Куро о своих теориях, и марионетка согласился. Похоже, его собеседник был примерно так же воодушевлен перспективой отправиться в центр острова, как и Эфир, поскольку он спонтанно вызвался пойти осмотреть армейский лагерь. Оставайся здесь, - приказал Куро перед тем, как отправиться в путь. Тебя заметят, но меня - нет. Они всего лишь глупые люди. Путешественнику пришлось ждать совсем недолго, прежде чем его спутник вернулся с разочарованным видом. Агента в лагере не было. Возможно, они убили его и избавились от тела, но ни его, ни каких-либо личных вещей, связанных с Комиссией Яширо, не было. А это означало... — Хочешь, иди туда. — вздохнул Куро, покачав головой. — Если честно, я почти склонен просто стукнуть тебя по голове и оттащить твою идиотскую задницу обратно в город. Повторяю в последний раз: это не твой знакомый, не твоя страна и даже не твой мир. Оставь все как есть. — Я не могу. — пробормотал Эфир. — Разве не ты всегда говоришь, что сдержишь свое слово? Я такой же. Я обещал им, что попытаюсь. Судя по тому, как они о нем говорили, казалось, что он друг, а не просто коллега. — Ты пытался. Ты не нашел его, и ты вернешься и скажешь им, что, к сожалению, никаких следов не осталось, и они просто поручат тебе какое-нибудь другое дело. — Ты же знаешь, что это не так. — Путешественник встал и повернулся к долине, сделав глубокий вдох. — Я знаю, что ты не хочешь идти со мной. Оставайся здесь. Я только немного осмотрюсь, чтобы убедиться и вернусь. — не дожидаясь ответа, он начал идти, готовясь к тому, что найдет внутри кузниц. Спустя мгновение позади раздались торопливые шаги по песку, и Эфира резко ударили по голове. — Ай! — Не знаю, почему я тебя терплю. — пробормотал Куро. — Тогда поторопись. Все ради душевного спокойствия тупого героя, без инстинкта самосохранения... Эфир повернулся к своему собеседнику с широко раскрытыми глазами. — ... Спасибо. — В последний раз говорю: Фу. Я же просил тебя не благодарить меня.***
Атмосфера внутри тумана была удушающей. С каждой секундой Эфиру становилось то жарко, то леденяще холодно; на голову словно давили невидимые руки, а глаза щипало. До его ушей доносился слабый шепот, но он не мог разобрать слов, которые произносились. Если он так себя чувствовал, несмотря на то что был невосприимчив к порче, то как же обстоят дела у обычных людей? Неудивительно, что в долине больше никто не жил. Смертные не смогли бы долго продержаться в месте, пронизанном столь мощным проклятием. Оно витало в воздухе, сочилось из расщелин в скалах, скользило по ногам, выискивая слабое место. Возможность нанести удар. Когда-то Сяо говорил ему, что подобные остатки - лишь отголоски: Боги, которым они принадлежали, давно умерли. Это был не их разум, каким-то образом все еще живой спустя тысячелетия, чувствующий и желающий воскреснуть. Это больше походило на подергивание конечности все еще дергающейся после смерти - только в случае с божественным существом даже след их прошлой ненависти мог оказать мощное, ощутимое воздействие на мир. Это место было, возможно, худшим примером такого явления. Время от времени перед ними мелькали тени в виде людей, а иногда и животных, плавно плывущие над землей. У них не было ртов, но из них доносились нечленораздельные голоса, приглушенные, словно Эфир слышал их речь из-за стены. Куро рядом с ним сохранял нейтральное выражение лица, хотя его челюсть была стиснута, и, казалось, его не очень интересовало, что происходит вокруг них, он лишь следил за шагами по многочисленным гнилым лестницам, по которым они поднимались. Поймав вопросительный взгляд Путешественника, Эфир жестом указал на тени. — Ты знаешь, что это такое? — Помнишь, я рассказывал тебе о Мировом древе и Лейлинах? Вот что происходит, когда они по той или иной причине повреждаются. Это место настолько испорчено, что корни дерева гниют, и записанные в них воспоминания просачиваются наружу. Фатуи хорошо поработали, чтобы разрушить их еще больше. — Итак... — Путешественник оглянулся на группу из трех теней, сидящих на стене на небольшом расстоянии от него. Вокруг них возбужденно прыгала призрачная собака, ее далекий лай эхом отдавался в скалах. — Это воспоминания о тех, кто жил здесь раньше? — Да. Записи об их существовании. — Интересно, как давно это было? — Пять веков. — заявил марионетка, избегая взгляда Эфира, когда тот протискивался мимо него. — Может быть, есть несколько более поздних. Поторопись. В конце концов они добрались до помещения, вырубленного прямо в склоне скалы. Здесь были признаки жизни - недавней. Плащи Фатуи, брошенные на ящики, угли костра, разбросанные записки. Их хозяева были недалеко - на платформе, с которой открывался вид на долину, - и их быстро убрали. По крайней мере, тех из них, кто еще оставался и был в состоянии сражаться. Похоже, Фатуи придумали какой-то способ противостоять влиянию татаригами, хотя и не совсем совершенный. Куро осмотрел их трупы, быстро прочитал некоторые записи; вскоре он, похоже, был удовлетворен и кивнул Эфиру, давая понять, что готов идти дальше. Они шли еще некоторое время, не находя больше ни следов Фатуи, ни каких-либо других признаков жизни. Единственной их компанией были шепчущиеся вокруг них воспоминания - Эфиру казалось, что чем выше они поднимались к вершине кузницы, тем отчетливее становились их голоса. Иногда он улавливал слово или два, даже половину предложения, звук искажался, но был понятен. После, как ему показалось, очень долгого подъема они достигли вершины гор, окружающих долину. Длинная деревянная дорожка вела к тому, что, по мнению Путешественника, было сердцем кузниц: скопление зданий вокруг ярко-фиолетового светильника, шатко примостившегося на скальном столбе в центре Татарасуны. Путники немного постояли на скале, Эфир запыхался после того, как поднялся по стольким лестницам, чувствуя, что само место всю дорогу боролось с ним; здесь фиолетовый туман был менее густым, чем на дне долины, и дышать было немного легче. Рядом с ним Куро стоял очень спокойно. Казалось, его грудь даже не двигается. Конечно, это было не так - ему не нужно было этого делать, когда он находился вне поля зрения обычных людей, хотя обычно он все равно делал это, возможно, по привычке. Возможно, здесь, в этом проклятом месте, он воздерживался от этого. Эфиру сейчас хотелось тоже так уметь. Под ногами была голая земля, а вокруг - несколько разбросанных мертвых деревьев, слегка покачивающихся на ветру. Здесь же еще стояли некоторые здания - судя по всему, фермы, большинство крыш которых обрушилось. Скалистые стены окружали еще больше заброшенных полей, а между ними виднелись следы старых мощеных дорог, которые, дойдя до скопления полуразрушенных домов, превращались в улицы. Когда-то это была деревня. Сзади Путешественника внезапно появились две маленькие тени и пробежали мимо него, смеясь, одна из них помахала кому-то, кого он не мог разглядеть. — Кабу-чан! Кабу-чан! Давай поиграем с нами в прятки! Ты будешь нас искать! Серьезный голос маленькой девочки отругал другого ребенка. — Эй! Если Кабу-кун такой хороший, что каждый раз говорит "да", то это не значит, что он должен быть водой в каждой игре! Кабу-кун, в этот раз ты спрячешься с нами, хорошо? Хиро хоть раз в жизни сможет попробовать найти нас! Голоса стихли. Прежде чем отправиться в центр кузниц, Путешественник решил заглянуть в деревню. Может быть, друг Томы и Аяки нашел убежище в одном из ветхих зданий? Эфир сделал несколько шагов по направлению к нему, но остановился, заметив, что его спутника больше нет рядом с ним, и в замешательстве обернулся. Куро стоял посреди тропинки и выглядел так, словно его огрели. — Ты в порядке...? Марионетка опустил голову, спрятав лицо под шляпой. — Я в порядке. — пробормотал он. — Пойдем. Они прошли мимо кузнечной мастерской - в ушах Эфира звенел звук призрачного молота по невидимой наковальне - затем пересекли более широкое и пустое пространство, которое, вероятно, было рынком, поскольку голосов и теней вдруг стало больше. Он слышал, как люди торгуются о цене своих товаров, а торговцы зазывают покупателей посмотреть на продаваемые ими фрукты и овощи. По мере продвижения звуки стихали, и за углом лачуги, от которой осталась только одна стена, бездейственно парила группа из трех силуэтов, а отдаленное эхо голосов превратилось в разборчивые слова, когда двое приблизились. — Кабу! Ты занят? Не мог бы ты помочь нам собрать урожай? Бабушка сказала, что сегодня мы можем приготовить из него рагу! Она хотела, чтобы ты попробовал ее домашнюю еду с тех пор, как ты пришел к нам. — Я уверена, что ты - новый любимый бабушкин внук. — добавил другой голос под веселый смех. — Она постоянно говорит о тебе. Эфир нахмурился. Опять "Кабу"... Это единственное повторяющееся имя за все время нашего пребывания здесь. Силуэты внезапно исчезли, и Куро бодро зашагал вперед. Они дошли до дальнего конца небольшого поселения, и Агента комиссии Яширо нигде не было видно. Оставался только центр кузниц, а это означало, что им придется повернуть назад и снова пересечь деревню, чтобы добраться до начала пешеходной дорожки над долиной. По пути разворачивалось все больше маленьких сцен, в большинстве из которых упоминался тот или иной вариант "Кабу", "Кабу-тян" или "Кабукимоно", как сказал один серьезный мужской голос. Кем бы ни был этот человек, жители Татарасуны, похоже, его очень любили. Каждый раз Куро говорил ему, чтобы он просто шел дальше, хотя тон его становился все более настойчивым, и каждый раз Путешественник хотел спросить, но не был уверен, какой вопрос задать - и стоит ли вообще его задавать. Лицо его спутника оставалось скрытым под шляпой. Они вернулись к началу дорожки, и Эфир осторожно поставил ногу на скрипучее дерево, молясь звездам, чтобы поврежденное старье выдержало их вес. Была небольшая гарантия, что на случай падения у него будет планер, но все же ему не хотелось приземляться в загрязненные внизу воды. И снова он почувствовал, что ему очень не хватает крыльев. Оставалось надеяться, что когда-нибудь они вернутся, как только он наберется сил. Рядом с ним, настолько близко, что он мог дотронуться до нее, возникла новая тень. Она возвышалась над Эфиром, и когда она заговорила, голос ее был глубоким, рокочущим, но в то же время звучал дружелюбно. — Кабукимоно! Ты хорошо выглядишь. Не хочешь ли присоединиться ко мне, чтобы пройтись по деревне? Давненько мы не общались. Ответил до боли знакомый голос. — Ах, простите, Кацураги-сан! Мне нужно встретиться с Нива-саном - он учит меня грамоте. Эфир ахнул. Он знал этот голос. Он слышал его уже несколько недель. Он был юношеским, лишенным жестокой горечи, к которой привык Путешественник, но его нельзя было не узнать. Помедлив, Эфир обернулся к своему компаньону, который низко опустил голову, избегая любопытного взгляда Путешественника. — Кабукимоно - это- — О нем никто не знал, и его больше не существует. — холодно огрызнулся Куро. — Хватит тратить мое время и иди. Мы почти закончили. — как бы ни были грубы его слова, в тоне прозвучала нотка отчаяния, и Путешественник подчинился, не желая злить своего явно измученного спутника; он повернулся, чтобы возобновить осторожное продвижение по дорожке, стараясь не смотреть вниз. Он никогда не боялся высоты, но это место было настолько неправильным во многих отношениях, что, казалось, усиливало его тревогу, а тот факт, что зрение немного затуманилось после столь долгого пребывания с воспаленными глазами, в то время как невнятный шепот непрерывно доносился до его ушей, только еще больше усиливал его тревогу. Он задавался вопросом, было ли то же самое с Куро, или он был невосприимчив к этому благодаря своей уникальной конституции божественной марионетки, и надеялся, что его спутник хотя бы физически в порядке. То, что его заставили пережить старые, явно болезненные воспоминания, должно было стать достаточным испытанием. Мгновение спустя нога Эфира наконец коснулась твердой земли, и он с облегчением вздохнул, когда Куро опустился рядом с ним. Рука марионетки, казалось, крепко сжимала что-то. — Куро, — прошептал Путешественник, пока они шли. Он знал, что вокруг никого нет - ведь всего несколько минут назад они перебили всех, кроме себя, - но почему-то ему казалось, что он должен говорить тише. Как будто он находился в погребальном храме, и было бы неуважительно как-то заявлять о себе. — могу я задать вопрос? — Смотря какой. — Что здесь произошло? Почему это место стало таким? Если люди и... Ты жил здесь несколько веков назад, значит, оно не всегда было проклято, верно? — Человеческая гордыня. Вот что произошло. Попытка использовать то, что было далеко за пределами их слабых возможностей. — Использовать...? — Когда-то это были обычные кузницы с достаточно талантливыми мастерами. Затем, по гениальному и новаторскому совету механика из Фонтейна, они начали использовать кристаллический костный мозг, чтобы улучшить свои творения. Как ты думаешь, откуда взялся этот костный мозг? Из близлежащего скелета Оробаши. Они, конечно, не знали, какой эффект это даст. Они думали, что это просто чудодейственный материал. — Они ковали из костного мозга Бога? Из горла марионетки вырвался низкий, неприятный гогот, но без обычного веселья или жестокости, которыми он сопровождался. Его голос снова звучал низко, как будто он не говорил несколько дней. — О, да. Гениальная идея - включить божественную энергию в процесс плавки. Поистине революционная. Получилось фантастическое оружие. Татарасуна быстро завоевала репутацию лучшего места в Иназуме, где можно сделать клинок на заказ. Единственная проблема, конечно, заключалась в том, что это не была энергия обычного божественного существа - и в конце концов в кузницах начало накапливаться проклятие татаригами. Сначала медленно. Незаметно. Небольшой темный налет на некоторых инструментах, а на зданиях, расположенных ближе всего к печи, это могла быть и сажа. Рабочие слегка покашливали. Щекотание в горле. Небольшое кровотечение из носа. Но растущая популярность Татарасуны означала, что кузницы использовались все чаще и чаще, а также постоянно увеличивался запас кристаллического костного мозга, и ситуация быстро вышла из-под контроля. — ... И люди начали умирать от проклятия. — Верно. В конце концов люди начали паниковать, но слишком поздно. Проклятие уже уничтожило их. Те, кто уже был очень болен и сбежал со своими семьями, умерли через несколько недель; те, кто сбежал, когда симптомы только начали проявляться, всю жизнь оставались слабыми и умерли молодыми. Конечно, прибыль была слишком велика, чтобы от нее отказываться, поэтому рабочие продолжали работать здесь, пока не началась война, как я уже тебе говорил. Человеческая жадность не имеет границ. — Все эти люди... Какая пустая трата жизни. — печально пробормотал Эфир. Куро насмешливо хмыкнул. — Они люди. Люди умирают. — Но не таким ужасным способом. Они этого не заслужили. Рот марионетки исказился в гримасе. — Я могу вспомнить хотя бы одного из них, который заслужил, но, к сожалению, сумел избежать этого. Предатель. — выплюнул он. Они шли еще некоторое время, поднимаясь к печи, и Эфир быстро заглядывал в полуразрушенные здания в поисках каких-либо следов тела. К тому времени он был почти уверен, что человек, которого он искал, мертв. Совсем рядом с вершиной кузницы появился новый высокий силуэт, сопровождаемый дружелюбным, успокаивающим голосом. — Кабукимоно! Кацураги только что вернулся из патруля, мы как раз собирались выпить чаю. Не хочешь присоединиться к нам? Рядом с Эфиром раздался резкий вздох, когда Куро остановился, и Путешественник повернулся к своему спутнику. — Ты уверен, что с тобой все в порядке? Хочешь остаться здесь, пока я быстро проверю эти здания? Марионетка заметно напрягся, снова подавшись вперед, и бесцеремонно протиснулся мимо Эфира. — Не утешай меня. — огрызнулся он. — Занимайся своими делами и иди дальше. Мгновение спустя, когда Путешественник прошел мимо своего спутника, чтобы заглянуть в прогнившую хижину, его взгляд снова привлекли руки марионетки. Между сцепленными пальцами выглядывала нарисованная кошачья мордочка. Эфир ничего не сказал.***
Наконец они нашли его рядом с зияющей пастью печи. Его руки были связаны за спиной, а лицо искажено в гротескную маску агонии; щеки, рот и нос покрывали следы засохшей крови. Кожа на руках почернела, словно обуглившийся кусок дерева. — Должно быть, Фатуи поймал его и использовал для экспериментов с эффектами проклятия. Не повезло ему и твоим друзьям. — констатировал Куро ровным тоном, уже разворачиваясь, чтобы спуститься по лестнице. — Давай уйдем отсюда, раз уж ты получил свой вполне предсказуемый ответ. Путешественник мягко провел пальцами по глазам мужчины, закрывая их, и мечом разрезал путы. Перед уходом он уложил его как следует, чувствуя на затылке пристальный взгляд марионетки. Пока он работал, вокруг него проплывали тени, то исчезая, то пропадая; они молчали. Наконец Эфир выпрямился и повернулся, чтобы уйти, но тут до его ушей снова донеслись звуки шепота и неразборчивого разговора, громкость которых быстро нарастала, пока он не вздрогнул: противоречивые звуки превратились в пронзительную, хаотичную какофонию. Он сделал шаг, и звук резко прекратился. Он сделал еще один. Внезапно тишину пронзил нечленораздельный крик, и Эфир подскочил, вздрогнув от звука - неужели его издал человек? Он был настолько деформированным и высоким, почти диким в своем горе, что почти не походил на человеческий. После этого в сердце печи больше не раздавалось никаких голосов.***
Вместе они молча спустились по лестнице и пересекли дорожку. Вся эта поездка, казалось, повергла их обоих в мрачное настроение - в случае с Куро это было вполне понятно, но сердце Эфира тоже было тяжелым. За свою долгую жизнь он повидал немало печальных и ужасных вещей, так что результат этой работы его не шокировал; когда они вошли в печь Микаге, он, честно говоря, и не рассчитывал найти друга Аяки и Томы живым, но перспектива сообщить им плохие новости и воспоминания о прошлом его товарища действовали на него сильнее, чем он ожидал. Как и его тревога, возможно, это место просто так повлияло на его эмоции. Как и Куро, он не мог дождаться, когда уберется отсюда. Тени сопровождали их на протяжении всего пути вниз, плывя вокруг них, а иногда проходя сквозь них. Время от времени они обращались к марионетке. Кабукимоно, - шептали они. Дорогой Кабукимоно. Ты вернулся. Привел ли ты помощь? Кабукимоно, спасемся ли мы? Каждый раз, когда это происходило, Куро заметно вздрагивал, его свободная рука поднималась, чтобы схватиться за грудь. Еще несколько минут, - повторял про себя Эфир как мантру. Почти пришли. Наконец они добрались до места, где нашли личные вещи Фатуи, и тут появились еще две тени, явно посреди ссоры. В одной из них Эфир узнал того неизвестного с дружелюбным, успокаивающим голосом, который пригласил Кабукимоно на чай; второй, мужчина с акцентом, до этого момента не появлялся. — Ситуация становится критической. — говорил иностранец, его тон был тихим и срочным. — Печь должна быть погашена и очищена, иначе все будет потеряно. Мы не можем потерпеть неудачу. — Я не собираюсь просить его отправиться туда ради нас. — огрызнулся другой. — Но как божественная марионетка, Кабукимоно - единственный, кто имеет наибольшие шансы на успех. — возразил иностранец. — Он не из плоти и крови, как вы, Нива-сама. Вы можете просто исчезнуть, даже не добравшись до механизмов! — Хватит, Эшер. Мое решение окончательно. Я отвечаю за них всех, поэтому я пойду. Кабукимоно не нужно нести груз моих ошибок. Тени замолчали, услышав резкий вздох Эшера. — Если такова твоя воля. — пробормотал Эшер. — Что ты будешь делать, если потерпишь неудачу? Если мои предсказания верны, и вы умрете, даже не добравшись до рычагов- — Тогда людям придется бежать, а остров останется необитаемым, пока не будет найден другой способ использования твоего устройства, не требующий, чтобы кто-то нес его в самое сердце кузниц. Куро сделал шаг в сторону теней. — Ты лжешь! — яростно воскликнул он, и его голос испугал Эфира. Ему казалось, что он никогда раньше не слышал, чтобы его товарищ так повышал голос. — ... Скажи Нагамасе, пусть найдет для Кабукимоно жилье подальше от центра. — продолжал тот, кого звали Нива. — Когда он вернется, я хочу, чтобы у него была хорошая жизнь среди людей, которые любят его и которых он любит в ответ. — Ты лжешь! — повторил Куро, делая еще один шаг. — Ты убил своего помощника и позволил мне пойти, бросил меня и сбежал... — он прервал себя, тяжело дыша. Эфир заметил, что его плечи дрожат. — Куро, — тихо сказал Путешественник. — они тебя не слышат. Его компаньон ничего не ответил, наблюдая, как исчезают тени. Не говоря ни слова, он начал идти к выходу из долины, лишь слегка повернув голову, когда Эфир на мгновение задержался, чтобы последовать за ним. — Заткни пасть и иди дальше. — прорычал марионетка. — Это ты виноват в том, что мы здесь. Я должен был позволить тебе умереть здесь в одиночку. Самое меньшее, что ты можешь сделать, - это поторопиться. Путешественник молча повиновался, его мысли вихрем проносились над тем, чему он только что стал свидетелем. В его голове начала складываться ужасающая картина произошедших здесь событий - что же случилось такого, что Кабукимоно не остался Кабукимоно, счастливо живущим среди людей, а превратился в такую извращенную версию самого себя.***
Они уже почти добрались до пляжа, когда перед ними возникло последнее скопление зданий. Внутри раздались голоса, в которых Эфир сразу же узнал Ниву и Эшера. Стены были настолько обветшалыми, что спутникам не нужно было входить внутрь, чтобы отчетливо их услышать. Как и в прошлый раз, они, похоже, добрались до теней в самый разгар разговора. — ... Если бы ты не подружился с Акамэ и не произвел революцию в нашем процессе выплавки, позволив ему присвоить себе все заслуги за этот метод, это место не стало бы таким всемирно известным. Даже сейчас ты однин из наших ключевых консультантов в Татарасуне, работая рядом с нами на каждом шагу. Я считаю, что именно ты несешь полную ответственность за то, как развивались наши методы ковки. — Вы делаете мне честь, Нива-сама. Я увидел потенциал инадзумского кузнечного дела, вот и все - такое скопление талантливых мастеров в одном месте. Я не могу приписать себе все это. — Верно. — тихо сказал Нива. — Скажи мне, Эшер. Что именно мы получили от этой вашей технологии? Зловещий черный дым, болезни, постоянно растущая смертность среди рабочих. И наконец, совсем недавно кто-то умер от странной грязи внутри печи. Но ты ведь все это знаешь, не так ли? Хотя мы и не дали правде раскрыться. Человек по имени Эшер молчал. Рядом с Эфиром резко остановился Куро и повернулся к источнику голосов, слегка покачиваясь на ногах, словно в трансе. — Мы послали многих наших людей просить о помощи, — продолжал Нива. — но никто из них не вернулся. Наш друг, Кабукимоно, взял с собой золотое перо своего создателя, чтобы просить аудиенции у Сёгуна. Он - наша последняя надежда. Но все эти несчастья тебя не беспокоят, не так ли, Эшер? Я должен был заметить это раньше. Ничто из происходящего не трогает тебя, несмотря на то что оно причиняет боль и убивает людей, с которыми ты должен был подружиться. А улыбка по-прежнему не сходит с твоего лица. Эшер захихикал. — Это необычная искренность с твоей стороны, Нива-сама. Я знаю, что ваши люди с самого начала изучали мое прошлое. Вы выяснили, что Эшер - всего лишь псевдоним, что я не из Фонтена, но не более того. И все же вы бездействовали. — Почему ты все еще здесь, Эшер? Что тебе нужно? Если ты хотел уничтожить Татарасуну, то ты добился своего. — О, Боже, нет. Ничего столь банального. Я здесь простой наблюдатель, а не разрушитель. — Наблюдатель чего? — переспросил Нива, в его голосе прозвучали нотки отчаяния и гнева. — Чего ты добиваешься? Словно потянув за невидимые нити, Куро шагнул вперед, поднялся по четырем полуразрушенным ступенькам, отделявшим его от входа в здание, и вошел внутрь, а Путешественник последовал за ним, достигнув порога как раз в тот момент, когда Эшер ответил, в его тоне отчетливо слышалось ликование. — Как бы мне ни хотелось обсудить с тобой мою работу, я, к сожалению, сомневаюсь, что ты окажешься внимательным слушателем. — две тени стояли посреди того, что, должно быть, было главной комнатой, внутренние стены которой давно сгнили. Силуэт, который был Нивой, отошел от него и повернулся, покачивая призрачной головой. — Какое безумие. — пробормотал он. — Какая глупость. Все эти страдания. Скоро я заберу твое устройство в печь, чтобы очистить ее от скверны, и умру. Кузницы будут заброшены. Не останется ничего, что можно было бы наблюдать. Эшер тихонько захихикал. — Ты и прав, и не прав одновременно. — Тень шагнула к собеседнику, ее рука обхватила что-то на бедре. За долю секунды до Эшера дошло, что происходит, и он вскрикнул - и тот же звук вырвался из горла его собеседника. Из нутра тени Нива торчал клинок. — Если я позволю тебе войти в печь, наблюдать будет не за чем. К счастью, этого не случится. — Что... — Нива издал влажный булькающий звук и упал на землю, задыхаясь и хватаясь за живот. — Почему- — Кабукимоно вернется. И когда он вернется, без обещанной помощи, он возьмет устройство и поместит его в печь, из любви ко всем вам. — Эшер! Ты- — Нива закашлялся, попытался встать, но тут же снова упал на колени. — Что твое устройство сделает с ним? — С ним? Ничего. Оно работает именно так, как я тебе говорил. — Что тебе- Что тебе нужно, жалкий предатель? Ты... — Нива задыхался, ярость отчетливо звучала в его голосе, несмотря на влажное и затрудненное дыхание. — Тебя повесят за это. Кто- Кто ты? На кого ты работаешь? — Очень хорошо. Из уважения к скоропостижно скончавшимся я с радостью открою тебе свою личность. Я Предвестник Фатуи - Дотторе, как меня называют в их рядах. Что касается повешения, то... Не думаю. Считай меня демоном или чудовищем, если это заставляет тебя ненавидеть меня сильнее, - постарайся почувствовать как можно больше, когда будешь умирать. Я хочу посмотреть, что произойдет, если в пустую грудь поместить злобное сердце. Результат, несомненно, будет захватывающим. — иностранец вздохнул и покачал головой, глядя на другого, который, казалось, отчаянно пытался удержаться на ногах. — Эта чистая, невинная марионетка в конце концов будет кем-то использована. Вот что случается, если оставить такое существо в нашем мире на произвол судьбы. Иначе зачем бы человеку с ним дружить? Нива опустил голову, его дыхание становилось все более затрудненным по мере того, как проходили секунды. — Ты с самого начала хотел заполучить именно его. Если ты отдашь ему мое сердце, скажи ему, что мы с Нагамасой видим в нем одного из нас. Как и жители Татарасуны. — гнев испарился из его тона; медленно, мучительно, тень поползла вперед и повернулась, глядя вверх, так что теперь она стояла прямо перед Куро. — Ему не нужно ничего никому доказывать. Не все такие, как... Ты, Эшер, который думает только о том... Чтобы использовать людей в своих корыстных целях. — по мере того как он говорил, его голос становился все тише, пока тень не перешла на шепот. — Для меня он - такой же человек, как и все мы. И на этих словах последние силы покинули ее, и силуэт рухнул на землю в двух шагах от Куро. Широко раскрытые глаза марионетки уставились на темную фигуру, и он сильно задрожал, дыхание словно застряло в горле. Другая тень убрала клинок в ножны. — Какой прекрасный способ видеть мир. Я почти чувствую себя виноватым. Какой позор для тебя, что ты столкнулся с таким человеком, как я, которого ты никогда не сможешь победить. Что касается твоего друга-марионетки, посмотрим, что будет, когда он вернется, а? Станет ли он человеком, если я отдам ему твое сердце? Нет. Думаю, это невозможно. — Эшер подошел к Ниве и легонько коснулся его ногой. — Нива-сама? Тц, уже умер. Жаль. Силуэт Эшера повернулся обратно к двери и остановился прямо между Эфиром и марионеткой. Его очертания, казалось, изменились, и на его месте возникла более высокая тень, возвышающаяся над двумя спутниками. — Ты была права, Арлекино. Это погружение во внутренние дела Инадзумы было действительно забавным. Мне даже есть кого тебе представить - марионетку. Давай сделаем его нашим союзником, если он окажется полезным. Если нет... Избавимся от него. Куро разразился смехом, по его щеке скатилась единственная слеза.***
Они оказались на пляже, Эфир глубоко вдыхал морской воздух, наслаждаясь каждым мгновением нетронутой природы, к которой он наконец вернулся. Рядом с ним стоял Куро, закрыв глаза, и ветер заставлял вуаль на его шляпе тихонько трепетать. Ему не нужно было дышать, но он все равно делал то же самое, что и Путешественник: медленно и методично вдыхал и выдыхал, звук получался дрожащим и дребезжащим. По мнению Эфира, пройдет немало времени, прежде чем он полностью придет в себя. Может быть, им удастся найти тихое местечко, чтобы отдохнуть несколько дней, прежде чем отправиться обратно в центр, - место, где солдаты не наткнутся на них. Его спутник был не в том состоянии, чтобы путешествовать или делать что-то еще. Наверняка марионетка знал такое место на соседнем острове? — Скажи, Куро- — Боже, Боже~! Что у нас здесь? Эфир почувствовал себя так, словно кто-то вылил ему на голову ведро ледяной воды, когда раздался знакомый голос, которого он не слышал со времен Ли Юэ. Он обернулся, и в поле его зрения появились рыжие волосы. Бледное лицо. Мертвенно-голубые глаза, которые он мог бы узнать где угодно. — Одиннадцатый. — холодно произнес Куро, открывая глаза. — Рад встрече с тобой, Шестой! Милорд! — с насмешливым почтением произнес Тарталья. — И разве это не мой любимый товарищ! Давно не виделись, а? Рад тебя видеть. — добавил он без тени иронии в тоне. Чайлд всегда был таким с Эфиром - что-то вроде искреннего друга и в то же время опасного противника. В чем-то он был похож на Куро. Путешественник тяжело выдохнул. — Что тебе нужно, Чайлд? Что ты делаешь в Инадзуме? — Боюсь, ничего особо приятного. — вздохнул Предвестник. — Кто-то решил сбежать из Фатуи, убив по дороге множество солдат, и преследовать его выпало на долю старого-доброго меня. Все остальные были очень заняты. Убежать от Фатуи, из всех организаций? Какой неудачный жизненный выбор. Хотя, полагаю, по крайней мере, у этого человека хороший вкус на компаньонов. Но потом ты так долго оставался на острове Наруками, а мне было запрещено доставлять неприятности так близко к Архонту, так что мне пришлось все время ждать, пока ты наконец уедешь. Знаешь, как это было скучно? Восьмая - примерно такая же приятная собеседница, как и ты. — Они послали тебя? — Куро полностью повернулся к Тарталье и пристально посмотрел на него. Он был напряжен, как натянутый лук, готовый вот-вот сорваться, и Эфиру вдруг стало очень страшно, как обернется ситуация. Вероятно, для Чайлда никогда не наступит подходящего момента, но здесь и сейчас это был, пожалуй, самый неподходящий момент. — Наверное, они хотят, чтобы ты тоже умер. У тебя нет ни единого шанса. — Эй, это довольно холодный способ приветствовать бывшего коллегу, не находишь? Ты, как всегда, жестокий старший. — усмехнулся Тарталья. — Именно за это тебя никто не любит, знаешь? Тебе действительно стоит поработать над этим. Прежде чем Куро успел ответить, вмешался Эфир, шагнув вперед к Предвестнику, чья улыбка расширилась. — Уходи, Чайлд. Даже ты должен понимать, что победителем здесь не выйдешь. Я победил тебя в одиночку еще в Ли Юэ, а сейчас я еще сильнее. — Вот почему это так интересно! — воскликнул Чайлд, вытянув руки, и в каждой из его ладоней появился Гидро-меч. — Реванш с сильными противниками - кто бы отказался? — ... И именно поэтому я буду тем, кто убьет тебя. — медленно произнес Куро, в его тоне появились опасные нотки. — Уйди с дороги, Путешественник. У тебя уже была возможность сразиться с ним. — Что... Эй! — Эфир оборвал фразу, когда Чайлд с маниакальным смехом превратил свои мечи в лук и выпустил стрелу прямо в голову марионетки, который быстро ушел в сторону. От вида своего спутника у Путешественника по спине побежали мурашки. За мгновение до того, как он исчез во вспышке энергии Электро, его глаза выглядели такими же мертвыми, как у Тартальи. Даже когда они были врагами и едва не убили друг друга, еще в Мондштате и Ли Юэ, Эфир не видел на лице Сказителя такого выражения - чистой, ничем не прикрытой убийственной ярости. И если уж на то пошло, ни одна из этих яростей не была направлена на Тарталью, но Предвестник все равно понесет основную нагрузку, потому что решил появиться именно в этот момент. За долю секунды Куро исчез со стороны Путешественника и вновь появился за спиной Чайлда, замахнувшись своим кинжалом с электроусилением, нацеленным прямо в шею Предвестника. Чайлд едва успел уклониться, но острие клинка слегка задело кожу, когда он отпрыгнул назад. Маленькие капельки крови потекли по его горлу, и он рассмеялся, широко раскрыв глаза. — Ах, как здорово! Я давно мечтал о смертельной дуэли с тобой, Шестой! Это скрасит мне целый год! — Хорошо, потому что это будет и твой последний год. — ответил марионетка низким голосом и снова исчез. Смотреть на то, как его компаньон сражается без всяких ограничений, было, попросту говоря, пугающе. Как бы Чайлд ни старался, Куро был быстрее. Больше всего бросался в глаза разрыв в опыте. Если Тарталья был чудовищно силен для сравнительно молодого человека, то марионетка обладал божественной силой и имел за плечами десятилетия, если не столетия сражений, и это сыграло свою роль: казалось, он мог мгновенно угадать, что Предвестник будет делать дальше. Чайлд делал низкий замах, а тот подпрыгивал; он внезапно целился стрелой Гидро, а Куро уклонялся. Вскоре Тарталья был покрыт различными порезами, кровь пропитывала его серую одежду, а Куро стоял невредимый. Однако все эти раны, казалось, не останавливали Предвестника, и его улыбка становилась все шире и шире в выражении чистого ликования. Эфир не думал, что кому-то удастся переубедить его - или марионетку, если уж на то пошло. Ему оставалось только стоять в стороне и наблюдать. — Вообще-то я должен поблагодарить тебя, Тарталья. — безрадостно рассмеялся Куро, целясь в сердце Чайлда. — Я как раз был в настроении убить какого-нибудь Фатуи, а тут ты. Я могу отыграться на тебе. Тарталья едва увернулся и с усмешкой отпрыгнул назад. — С удовольствием. — улыбнулся он, и по энергии вокруг него Эфир сразу понял, что он будет делать дальше. Неистовый легат Чайлда был в два-три раза выше и внушительнее Куро, но Путешественника почему-то волновал не бой марионетки. Ярость, исказившая черты лица его спутника, только усиливалась на протяжении всей схватки; теперь Эфир даже не был уверен, что его не зарежут, если он вмешается. Небо над ними темнело, отдаленные раскаты грома приближались с каждой минутой. Постойте - это был гром? Путешественник нахмурился и повернулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносился звук. Почему-то казалось, что он исходит с двух противоположных сторон. Из-за шума яростной дуэли, разворачивающейся на небольшом расстоянии, он не мог расслышать ничего другого. Краем глаза Эфир заметил, как Чайлд упал на колени, его форма Неистового Наследия рассеялась, а Куро стоял над ним, слегка пыхтя. Путешественник знал, что у Предвестника не осталось сил, чтобы нормально двигаться, - и марионетка, вероятно, тоже это знал, но не обращал внимания, собирая энергию Электро в ладонь и целясь прямо в голову Чайлда. Встревоженный Эфир шагнул вперед. — Подожди, Куро- — Что, Путешественник? — его собеседник огрызнулся, его тон был ледяным. — Он тебе не друг и даже не невинный, так что ты не имеешь права голоса. Если разрешить ему вернуться в Фатуи, он только усложнит мою жизнь, а заодно и твою. Не был ли Чайлд его другом? Возможно, а возможно, и нет. Все было очень сложно и неясно для Эфира. Он понимал и доводы Куро - отпустить Предвестника после такой встречи означало создать проблемы в дальнейшем. И все же в его сознании невольно всплыло лицо Тецера, и он вспомнил, что у Чайлда есть еще братья и сестры в Снежной. Что бы они чувствовали, если бы их любимый, пусть и странный, брат умер? Что бы чувствовал он, если бы Люмин- — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но- — Путешественник резко прервался, когда до его ушей донесся раскат грома, более отчетливый теперь, когда бой прекратился. Это был не гром. Это был звук марширующей армии. — Куро, — позвал он, шагнув к своему спутнику. — нам нужно уходить. Быстро. На гребне холма уже начали появляться мундиры сёгуната, а позади маленькой группы, с другой стороны, маршировали по пляжу солдаты в незнакомой форме с круглым гребнем на знаменах. Лицо Куро исказилось, но в глаза вернулась жизнь, как будто он вышел из транса. Не говоря ни слова, он схватил Эфира за запястье и бросился прочь, оставив позади полубессознательного Тарталью, стоящего на коленях на песке.