Другой Мэттью

      Пока хирург зашивал Доминика, его мысли раз за разом возвращались к последним событиям. Он даже не заметил как ему вкололи обезболивающее, но раз он не почувствовал как из него извлекли лезвие ножа и сейчас не чувствовал иглу, значит и правда вкололи.       Он сидел смирно, его взгляд был устремлен в пустоту. Он все никак не мог ответить на вопрос, правду ли ему рассказал Мэттью или все выдумал? А если правду, то почему скрывал это так много лет? Доминик уже плохо помнил события тех дней, и тем более не мог вспомнить, что и когда делал Мэттью. Но ведь копы тогда допрашивали его, и им не показалось, что он что-то скрывает. А как же то колье? И этот другой Мэттью? Это он подарил его Лилиан? Или Мэттью все врет? Ведь сейчас ему не составило труда ударить Доминика — своего супруга — ножом. И тогда, много лет назад, ему никто не мешал убить Лилиан. А почему Доминик сейчас так легко поверил, что Лилиан мертва? Наверное, потому что Доминик с самого начала был уверен, что с ней произошло что-то ужасное. Но копы прекратили поиски, и Доминику пришлось смириться. Но зачем Мэтту было ее убивать? Да, они немного недолюбливали друг друга, но ведь из-за такой ерунды не убивают? Да и семь лет назад Мэттью не был болен.       Доминик снова вернулся в памяти к последним минутам в доме — этот странный взгляд Мэттью… такой темный. Он никогда так на Доминика не смотрел прежде, он словно… был уверен в своих намерениях. На пару секунд Доминик задумался, и от этих мыслей ему стало не по себе.       «Ерунда» — прозвучал внутренний голос, и он отмел плохие мысли прочь. Как бы там ни было, это он во всем виноват. Потакал Мэттью, разрешал ему пропускать медикаменты, разрешал пить алкоголь, скрывал от его лечащего врача нюансы поведения. Он ведь видел, что Мэттью болен, и ему становится только хуже, и не стал давить на него. Этого Доминик себе не простит.       Когда Доминик более-менее пришел в себя, и его перевели в палату, появились копы. Они стояли под дверью и ждали, когда Доминика зашьют.       — Мистер Ховард, инспектор Эндрю Гордон, это мой помощник Джозеф Астен. Хотим задать вам пару вопросов.       Доминик собрался с мыслями и рассказал по порядку, что случилось некоторое время назад. Ему было сложно вести повествование, потому что многое казалось просто абсурдным, поэтому он умолчал про странный голос и якобы убийство Лилиан. Он не знал рассказывать полиции об этом или нет. Совесть гложила. С одной стороны, Доминик подставил бы любимого, с другой стороны — ему хотелось узнать судьбу Лилиан. Поставить точку в этой истории. Вдруг все, что рассказал Мэттью — правда? Тогда Доминик сокроет преступление. Его мысли метались из стороны в сторону. Что-то не сходилось. Доминик не был уверен, что был какой-то другой Мэттью. Доминик вообще ни в чем не был уверен.       — Почему вы ранее не согласились на стационарное лечение мистера Беллами, к тому же отменили курс медикаментов?       — Ему стало лучше, — пожал плечами Доминик, но теперь уже сомневался в сказанном.       — До сегодняшнего дня мистер Беллами проявлял агрессию по отношению к вам или кому-либо еще?       — Нет, — Доминик сидел на постели, опустив голову. — Это на него совершенно не похоже.       — Есть еще что-то, что вы хотите нам рассказать? — инспектор словно прочел мысли Доминика и хотел удостовериться, что тот ничего не скрывает.       — Нет, — помотал он головой, и спустя пару минут, когда инспектор Гордон и его помощник собирались покинуть палату, добавил: — Да.       И Доминик рассказал все, что услышал от Мэттью от начала и до конца. Полицейские переглянулись. Инспектор незамедлительно связался с участком и попросил удвоить охрану возле палаты мистера Мэттью Беллами.       — Зачем все это? — встревожился Доминик.       — Это для вашей же безопасности и безопасности мистера Беллами.       — Что? Вы же не думаете, что это сделал Мэттью? — Доминик пожалел, что все им рассказал.       — Я ничего не думаю, — ответил инспектор. — Но передо мной факт покушения на убийство, — указал он на перебинтованное плечо Доминика.       — Но... — хотел возразить растерянный мужчина.       — К тому же если Мэттью — свидетель убийства мисс Андерсон, он тоже в опасности.       Об этом Доминик не подумал.       — Когда вас выпишут, приходите в участок написать заявление.       — Какое заявление?       — Заявление о покушении на убийство.       Челюсть Доминика поползла вниз. Он не собирался подавать на Мэттью никакое заявление.       — Оставьте меня в покое, пожалуйста, — недовольно попросил он.       — Всего хорошего, мистер Ховард, поправляйтесь!       Когда полиция покинула палату, Доминик закрыл глаза и поник. Его последние мысли относительно Мэттью были связаны не с тем, что тот пытался его убить, а с тем как Мэттью перекладывали на носилки, аккуратно фиксируя голову. С того момента он его больше не видел. Их увезли на разных машинах. Доминик безумно хотел увидеть Мэттью, ведь он все еще любил его.       Утром, когда Доминик проснулся, и ему удалось встать, он попытался увидеть Мэттью. Но он был на другом этаже в охраняемой зоне, и страж порядка на две головы выше Доминика, не хотел его пропускать.       — Вы — потерпевший. Вам категорически запрещено с ним видеться, — перегодил он собой дверь в палату.       — Но он мой супруг! — возмущался Доминик.       После того, как Доминик начал угрожать судом, громила отошел в сторону и разрешил зайти на пару минут.       Доминик вошел в палату, и на его глаза навернулись слезы. Мэттью выглядел точно так же, как в тот злополучный сентябрьский день — на его голове была повязка, над левым глазом рдел синяк от ушиба. Но в отличие от прошлого раза конечности Мэтта не были загипсованы. Лишь перебинтована левая ладонь. Кажется, на ней заменили повязку. — Прости, — сказал он и чмокнул Мэттью в губы. — Это я во всем виноват.

***

      «Темно, пахнет сыростью и затхлостью. Где-то капает вода. Мэттью двигает руками, пытается нащупать опору, но впереди только холодный воздух. Паника уже должна проявить себя, но он спокоен. В голове пустота, не хотят появляться мысли. Мэттью делает шаг вперед, руки упираются в скользкую стену. По ледяной каменной кладке стекает вода. Глаза видят слабое очертание. Не отрывая кончики пальцев от стены, Мэттью обходит по кругу. Это что, колодец? Вдруг ладонь нащупывает бумажную прохладную поверхность. Света становится чуть больше, и Мэттью видит, что это стены гостиной его бывшего дома. Дома семьи Беллами. Где-то в глубине раздаются голоса матери, отца. Но они так фонят, словно находятся не здесь, а где-то за пеленой сна.       — Мама? — его голос рикошетом отбивается от стен, приумножая сказанное. — Папа?       Глаза привыкают, — это определенно его дом. Только пространство искажается как призма. Разум все еще пуст. Мэттью не думает о том, как тут оказался и зачем. Ноги касаются ступеньки. Подбородок приподнимается, глаза всматриваются вдаль. Там, наверху, его бывшая комната. Мэттью медленно поднимается, рука скользит по перилам, собирая пыль. Здесь, на площадке второго этажа, меж деревянных перегородок, он когда-то впервые увидел Доминика. Мэттью приседает на пол, лицо останавливается напротив перил.       — А где мой любимый мальчишка? — прозрачный образ светловолосого парня светится возле входной двери. Искаженный голос настолько приглушен, словно Доминик просочился из другой реальности. На нем светлое поло и серые брюки, и он снова молод.       — Доминик! — кричит Мэттью, но не слышит своего голоса.       Он подскакивает с пахнущего плесенью ковра. Хочет помчаться в объятия, показать, что он здесь. Бежит к лестнице и ударяется о стену. Поверхность прогибается внутрь, словно она сделана из резины. Второй этаж меняется — остается только длинный коридор с одной дверью в конце. Его комната. Мэттью делает шаг вперед и слышит лай Винсента. Он не искажен. Пес определенно там. Мэттью тяжело вздыхает, но не ощущает, как расширились легкие или поднялась диафрагма. Он вытягивает губы трубочкой, выпускает воздух. Его нет. Здесь вообще ничего нет — ни воздуха, ни ветра, ни биения сердца.       Мэттью доходит до конца. Рука отворяет дверь. Его комната такая же, как он оставил ее много лет назад. Только шторы гниют, деревянные поверхности расщепляются от влаги, а вспухшие обои норовят сползти вниз. Винсента нет, но Мэттью не огорчен. Глаза неотрывно смотрят на черную дыру в стене, она зияет, скручивает пространство. Раньше там было зеркало — большое в пол. Мелкие искорки словно звезды мерцают в водовороте тьмы. Мэттью подходит ближе, вглядывается, пока оттуда не начинают вглядываться в ответ. Бездна расползается, черные языки лижут стены. Во тьме появляется силуэт. Мэттью не боится. В этом месте не существует страха. Он неотрывно наблюдает за тем, как навстречу ему выходит его близнец.       — Здравствуй, Мэттью, — улыбается он, обнажая идентичные неровные зубы. — Я уже заждался.       На нем мешковатый брючный костюм и белая рубашка. Небрежная длинная челка, ниспадает на глаза. Лицо усеяно подростковыми прыщами, а глаза наполнены печалью.       Мэттью машинально смотрит на себя и находит тот же костюм. Он редко надевал его, только по случаю. Значит сейчас 12 сентября 1995 года — День рождения Пола, и Мэттью семнадцать.       — Тебя там не было, — бросает Мэттью ему в лицо.       — Ты так думаешь? — другой Мэттью удивленно приподнимает брови. — Если бы тогда был посмелее, Доминик был бы твоим.       — Ты ничерта не знаешь! — огрызается Мэттью.       Другой Мэттью делает шаг вперед, наступает, и Мэттью пятится назад. И это словно длится вечность, пока ноги не сталкиваются с постелью, и он не падает на истлевшее покрывало. То рассыпается на тысячи мотыльков, и они улетают прочь, растворяются в воздухе. Над Мэттью нависает тень. Это другой Мэттью забирается сверху, придавливает своим весом, не дает шелохнуться.       — Нет! — пытается кричать Мэттью, и его крик засасывает черная дыра позади. Грудную клетку сдавливает вакуум.       — Бесполезно кричать, ты — мертв, — улыбается его двойник. — Теперь никто не поможет тебе. Зачем сопротивляться?       Мэттью смотрит в свое собственное лицо. Какой же он лжец, этот другой Мэттью.       Другой Мэттью склоняется, берет в руки его лицо. Медленно опускается и прижимается губами. Они ледяные и не двигаются, лишь язык борется за право оказаться внутри. Мэттью начинает задыхаться, холод наполняет легкие, не дает сделать вдох. В голове вертятся воспоминания первого поцелуя с Домиником, и на мгновение Мэттью видит перед собой его лицо. Странные ощущения, непонятные мысли, искаженное восприятие заполняют его. Волна жара медленно поднимается по венам, словно ему вкололи горячий укол, и он не чувствует обжигающего холода, что веет от другого Мэттью. Его холодные руки проникают под одежду, отчего тело предательски поддается навстречу, и Мэттью чувствует возбуждение. В сознание лезет что-то чужое, страшное и смутно знакомое. Тысячи фрагментов его жизни несутся перед глазами и, Мэттью видит тот день, когда появился другой Мэттью. Он широко распахивает глаза, чувствует, как тот заполняет его собой, замещает, будто пытается раствориться. И Мэттью осознает, что он не с Домиником. Он начинает брыкаться в попытках сбросить его с себя.       — Впусти меня! — тот чувствует преграду. Его страшные черные глаза бликуют от ярости. Искаженная гримаса кривится от гнева, рот усеянный клыками раскрывается так широко, словно пытается поглотить Мэттью.       — Не-ет! Доминик, помоги-и!»       — Доктор Бирмингем! Скорее в палату номер 357! — прокричала медсестра. — Нужна помощь!       Мэттью бился в больничной койке, размахивал в стороны руками и ногами, словно пытался защититься от кого-то. Он был без сознания, но истошно звал на помощь Доминика. — Успокоительное, быстро! — распорядился доктор, и медсестра вколола укол, пока двое медбратьев крепко держали Мэттью.       «Мэттью не может пошевелиться. Тело словно кукольное, чужое. Глаза широко раскрыты. Сверху над ним нависает другой Мэттью. Теперь он выглядит старше, кажется, ему двадцать три, как и самому Мэттью. — О, бедный, бедный Мэттью, — гладит он его по голове. Рука скользит плавно вниз по обнаженному торсу. — Еще увидимся, — он целует его в лоб и уходит обратно в черную дыру. Та медленно затягивается и исчезает.       Мэттью лежит на постели и прерывисто дышит. Нельзя допустить, чтобы он застрял в этом кошмаре, однажды он не сможет выбраться отсюда. И тогда точно будет мертв. Нужно поскорее проснуться. Но Мэттью не знает как. Он видит белый потолок, что просачивается сквозь затхлую пелену старой комнаты. Он уверен, что все еще жив. Просто никто не слышит его.»

***

      Ресницы дрогнули. Веки осторожно приоткрылись и тут же сомкнулись. От яркого света в уголках глаз выступили слезы. Темное пятно маячит сверху, но недостаточно перекрывает свет.       — Ты… — шепчет Мэттью неподвижными губами, — оставь меня в покое.       Где-то слева слышится возня. Веки осторожно приподнимаются. Светло.       — Мэттью, ты слышишь меня? — звучит незнакомый голос.       Это не он.       Кто-то насильно открывает веки, светит яркий луч, и Мэттью зажмуривается, крупная слеза течет по щеке. Голова медленно поворачивается на бок.       — Отлично, — говорит светлое пятно, и Мэттью нехотя открывает глаза, промаргиваясь от света, что ослепил его.       Незнакомый мужчина в белом халате. Рядом что-то пикает. Это реальность?       — С возвращением, Мэттью. Я — доктор Бирмингем, — представился улыбающийся незнакомец лет пятидесяти. — Ты в Лондоне, в центральном госпитале. Ты знаешь почему оказался здесь?       Мэттью не ответил. Он вообще не понимал, что происходит. Попытался аккуратно приподняться на подушке, но что-то дернуло его руку обратно. Он опустил взгляд вниз и увидел наручники, крепящие его правую руку за поручень. Огляделся по сторонам, выискивая Доминика, но понял, что его нигде нет.       — Что случилось? — тихо произнес он.       — У тебя была травма головы. Ты помнишь, что произошло?       — Меня сбила машина? — Мэттью похолодел. Неужели все, что с ним произошло за последние полгода, — просто страшный сон? И, возможно, сейчас все еще сентябрь или октябрь? Но одно не складывается… — Зачем это? — дернул он наручник.       — Это для твоей безопасности. Какой сейчас месяц и год? — насторожился доктор.       Мэттью не знал, что сказать. В окне напротив был унылый пейзаж. А в Лондоне это могло означать любое время года. Тихим голосом он произнес:       — Сентябрь 2001-го или февраль 2002-го…       — Тебе кажется, что сейчас может быть сентябрь 2001?       — Ничего мне не кажется, — вдруг насупился Мэттью. — Я не знаю. Я не понимаю, почему я здесь, да еще и прикованный наручниками, — дернул он рукой, и цепь неподатливо брякнула. — Где Доминик?       — Ясно. Сегодня 10 марта 2002-го года. Ты был в коме десять дней. Что последнее ты помнишь? — доктор проигнорировал вопрос про Доминика.       — Десять дней? — удивился Мэттью. — Ничего…       Доктор вскинул брови:       — Совсем ничего? Как твое полное имя?       — Мэттью Джеймс Беллами… да помню я все, — огрызнулся парень, — но не помню, что случилось…       — Я боюсь, что у тебя кратковременная амнезия, нужно провести пару тестов. Я должен сообщить полиции, что ты очнулся, и что им придется подождать несколько дней.       — Полиция? — Мэттью почувствоал как сердце противно сделало кульбит и улеглось где-то в районе пустого живота.       — Да, они хотят с тобой побеседовать.       — По какому поводу?       — Как раз по поводу твоей травмы, — доктор указал на голову Мэттью. Его тон был дружелюбным. Казалось, доктору все равно, что Мэттью мог что-то натворить, он для него был обычным пациентом. А может, Мэттью ничего и не натворил… в данный момент… и зря переживает?       — Но я ничего не помню…       — Я им об этом обязательно скажу, отдыхай, — доктор направился к двери.       — Я хочу увидеть Доминика, моего супруга, позвоните ему, пожалуйста.       — Конечно, я обязан уведомить ближайшего родственника, — пообещал доктор, обернувшись.       Мэттью попытался сконцентрироваться, но не получалось. Последнее, что он помнил — его жуткая старая комната. И он. Такой страшный, совершенно обнаглевший. Чертовски хреново, что сейчас не сентябрь. Значит он существует… Мэттью занервничал, озираясь по сторонам. Как хорошо, что ему удалось проснуться. А вдруг он все еще спит?... с сентября, и попал в бесконечный ад?       Через полчаса медсестра принесла ему поесть, а потом помогла добраться до уборной под присмотром полицейского. Тот, как оказалось, все время дежурил за дверью. Даже если бы Мэттью захотел сейчас сбежать, слабость ему бы не позволила.       — Пиздец, — сказал он, разглядывая в зеркало свое серое лицо. Под глазами —фингалы, словно он не спал целую неделю. Слева на лбу, ближе к росту волос, —несколько швов. Мэттью дотронулся пальцами до выпуклой поверхности. — Еще одно уродство, — в купе с полосатой пижамой он был похож на узника концлагеря.       По зеркалу побежала легкая изморозь. Мэттью машинально повернулся, выискивая окно, но в ванной комнате его не оказалось. Он повернулся обратно и заметил, что его отражение не двигается.       Другой Мэттью улыбнулся, отчего подзатянувшиеся швы сложились уродливой гармошкой. На болезненно-бледном лице улыбка выглядела неестественной и жуткой.       — Хорошо он тебя отделал, — сказал он искаженным голосом, словно неровное зеркало больничной ванны намеренно коверкало звуки. — Я был уверен, что ты умер.       — Вот ведь незадача, — съязвил Мэтт, не меняя тон голоса. И изо рта вырвался клубочек пара. У него не было ни сил, ни желания говорить с ним сейчас. В теле ощущалась мерзкая слабость, отчего хотелось лечь на пол и заснуть. — Одно я знаю точно: я окончательно двинулся, раз говорю сейчас с тобой. А я-то надеялся, что новая травма головы поможет избавиться от тебя раз и навсегда, но стало только хуже.       Голова закружилась, и он медленно развернулся, чтобы вернуться в палату. Лучше быть прикованным к постели, чем разговаривать со своей галлюцинацией.       — Сейчас придут копы, потому что ты проболтался.       Парень застыл на месте. Он не мог вспомнить, о чем конкретно проболтался, но у него не так много секретов. Он медленно повернулся.       — Что ты предлагаешь? Выпрыгнуть в окно? — хмыкнул Мэттью, делая вид, что ему плевать.       — Ты скажешь им, что ничего не помнишь ни о последних событиях, ни о смерти Лилиан.       — Я и так ничего не помню, — поежился Мэттью от холода. Неужели речь пойдет все же о Лилиан? Копам удалось ее найти? Но кто им помог? — Это ты им сказал?       — Я? — жуткий смех гулко сотряс помещение. Он широко улыбался неровной улыбкой, только кривой зуб был с другой стороны. — Это ты во всем признался Доминику, а потом попытался убить его, но он остался жив, и теперь ненавидит тебя! — Врешь… — Мэттью пытался вспомнить события до того, как отключился, но все тщетно. Он помнил только, как они с Домиником о чем-то говорили… а потом… нож… — Что же ты натворил? Это все ты! — сорвался Мэттью.       — Он хотел сдать тебя копам, я защитил тебя.       — Защитил меня от Доминика? — Мэттью болезненно засмеялся и резко ударил кулаком в зеркало, не обращая внимания на вылетевшие осколки и тупую боль. По зеркальной глади разбежались мелкие трещины, но другой Мэттью остался стоять неподвижно. — Да кто ты вообще такой, чтобы лезть в мою жизнь?! — прошипел Мэттью, пока кровь с ладони тонкой струйкой текла в раковину. — Ты — какой-то чертов монстр, который решил довести меня до сумасшедшего дома! — разозлился он.       — Мистер Беллами, у вас все хорошо? — послышался встревоженный голос медсестры за дверью.       — Все отлично, — спокойным тоном ответил Мэттью.       — А ведь когда-то мы были лучшими друзьями, — с печалью в голосе произнес другой Мэттью. Он приложил указательный палец к ране на ладони и стал выводить рисунок на зеркале. Сперва он нарисовал одну вертикальную линию, вторую и третью, за ними последовали три горизонтальные. В получившейся решетке кроваво-красный палец выписал крестик. — Сыграем?       — Не буду я с тобой играть, — уверенным тоном ответил Мэттью, а сам задрожал, то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли оттого, что градус в ванной комнате преодолел отметку 0, и его губы посинели.       Мэттью до боли сжал кулаки, и кровь закапала на пол. «Крестики-нолики»… когда-то Мэттью уже видел это, много лет назад… только с другой стороны… потому что другой Мэттью… не может быть… Мэттью округлил глаза. В тихом помещении был слышен стук его сердца, горячая волна страха прокатилась по телу, отчего его щеки порозовели и выступила испарина. — Где ты был?       — Скажи копам, что во всем виноват я, — другой Мэттью размазал рисунок тыльной стороной ладони и теперь смотрел на Мэтта сквозь кровавую пелену.       — Звучит как сделка с дъяволом. Что тебе с этого? Будем вместе гнить в тюрьме.       — Тебя закроют в психиатрической клинике, и мы выйдем оттуда за хорошее поведение, — настаивал парень.       — Мы? — усмехнулся Мэттью не веря своим ушам. — После всего, что ты вытворял, нет никаких «мы», — он развернулся, не обращая внимания на перепачканные кровью раковину и пол, и молча пошел из ванной комнаты.       — Ты нарушил обещание, пора вернуть все на свои места, — послышалось за спиной.

***

      — Мистер Беллами? — вошли в палату два полицейских. — Инспектор Эндрю Гордон, детектив Джозеф Астон.       Они ни в какую не согласились ждать несколько дней, пока Мэттью придет в себя, и тут же сорвались в госпиталь, как только получили звонок от доктора Бирмингема. В таких ситуациях инспектор Гордон всегда подозревал пациентов во лжи.       — Добрый день, Мэттью, — влетел следом мужчина в дорогом костюме. — Гаррисон Стиллишер младший. Адвокат.       «Адвокат?» — Мэттью похолодел. Он не мог припомнить, чтобы у него когда-либо был адвокат. Мэттью окинул его с ног до головы, думая о том, что красавчика адвоката мог додуматься нанять только Дом. И понадеялся, что от него будет хоть какой-нибудь толк. Особенно если речь о Лилиан.       — Что у вас с рукой? — указал детектив на свежие бинты.       — Голова закружилась, когда я был в ванной комнате, и я упал, — соврал Мэттью.       Почти час «трио с блокнотами», как обозвал их мысленно Мэттью, мурыжили его вопросами, на которые он либо не мог дать ответ, либо не хотел. Они в подробностях рассказали, что случилось с ним и с Домиником. От адвоката Мэттью узнал, что Доминик не ненавидит его, и очень хочет увидеть. Что не стал на него заявлять, но рассказал им все, что ему было известно о предположительном убийстве Лилиан. В остальное время мистер Стиллишер молчал, что-то конспектируя в блокноте, иногда выдавая шаблонные фразы: «Мой клиент не обязан отвечать на этот вопрос.»       — Я же вам уже сказал несколько раз, я ничего об этом не знаю, это все другой Мэттью, я здесь не причем, — пожимал плечами Мэтт.       — А где сейчас этот Мэттью? Вы можете дать нам наводку? — инспектор приготовился писать в блокнот.       — Здесь, — указал Мэттью на свою голову, и все трое переглянулись. — И вы должны мне помочь избавиться от него.       Трио застыло с открытыми ртами.       — Теперь я могу увидеть Доминика?