Объятия твоей воды

***

До чего же холодно – первое, что сквозь сон понял Ризли. Вообще-то, с силой Крио холод давно уже не доставлял ему особых хлопот. Можно просто поплотнее закутаться в одеяло и попытаться увидеть во сне чашечку горячего чаю… Вот только внезапный холод здесь, в никогда не меняющейся атмосфере подводной крепости, означал, что происходит что-то, по-настоящему паршивое. Системы вентиляции и охлаждения отказали? Стену пробило, и крепость затапливает? Какой-то идиот всё-таки умудрился протащить в крепость семена туманных цветов, и они в конце концов разрослись по всей канализации? Все эти идеи одна хуже другой промелькнули в голове Ризли, а затем сон окончательно слетел с него вместе с отброшенным одеялом… …вернее, должен был бы. Ни вскочить с кровати, ни пошевелиться, ни хотя бы открыть глаза ему не удалось. Холод сковал всё тело, и больше он ничего не чувствовал – а сквозь сомкнутые веки просвечивала ровная белизна. Ладно. Значит, всё НАСТОЛЬКО паршиво. Фатуи всё-таки переиграли его, оглушили, связали и завязали глаза? Или вчера (а что же он делал вчера? на самом деле Ризли уже не был уверен, что уснул в собственной кровати) произошёл несчастный случай в цеху или на ринге, и он сломал спину? А паршивее всего, только сейчас понял Ризли, что всё это его совершенно не беспокоило. Ни ужаса, ни злости, мысли текли спокойно и ровно… как вода из носика мерно наклоняющегося чайника. Может, его напичкали какой-то отравой вроде сильного успокоительного? Но почему всё-таки так холодно – пускай это не пугало, но всё равно было интересно. Он заперт в холодильной камере? Или это побочный эффект той самой отравы (и тогда всё плохо) – или каких-то новых чудодейственных лекарств, которые на нём срочно испытывает Сиджвин (тогда всё не так уж плохо)? Насчёт холода… внезапно вспомнилась байка, которую недавно рассказывал за обедом один из заключённых, воришка, очень глупо попавшийся с рукой в чужом кармане – история про охотника из Спрингвейла, который несколько веков проспал замороженным в леднике крио-папоротника. То, что в крепости мог завестись аж целый хищный папоротник, казалось абсурдным – но, пожалуй, и не слишком, учитывая всё то, что в последнее время уже успело произойти. «В последнее время» и «охотник из Спрингвейла» – почему-то эти две мысли в голове Ризли упорно пытались связаться. В тюрьму недавно загремел кто-то из Мондштадта, кто-то, на кого следовало обратить особое внимание? Нет, тот тип был не из Мондштадта, а… откуда? О каком «типе» вообще речь?.. Воспоминания путались и перемешивались, как разноцветные струйки чая разных сортов в слишком большой чашке. Прикосновение сравнению с холодом вокруг показалось почти раскалённым. Ризли никак не мог понять, где же именно к нему прикасаются… как будто к груди? Причём изнутри, как если бы он залпом проглотил чашку кипятка. – …Ризли? Голос звучал где-то далеко, он был очень тихим – но это был единственный звук в окружавшей его тишине. – Ризли? Ты слышишь меня? Голос… Нёвиллета, это воспоминание запнулось всего лишь на мгновение, рывком потянув за собой множество других – словно серебряная ложка среди разноцветных струек. Это был Нёвиллет, он звал его, он пришёл к нему; совсем недавно они договаривались о совместном расследовании насчёт пропажи «того типа» – он был из Снежной, да, именно так! Всё дело в «снеге»? Его пропавшее воспоминание было просто об этом? – Ризли, пожалуйста, если ты меня слышишь – ответь мне! Слышу-слышу, подумал Ризли – но как ответить-то, если рот даже не открывается? – Всё в порядке, Ризли, я слышу тебя. Пожалуйста, продолжай вот так говорить со мной. «Ну… ладно…» – подумал Ризли, стараясь мысленно как можно чётче проговаривать слова. «Надеюсь… этого… достаточно?..» – Вполне достаточно. Радость, облегчение, надежда внезапно накатили горячей волной, наконец-то смыв отвратительное ледяное спокойствие. Теперь всё должно быть хорошо… но, собственно говоря, что именно «всё»? «Что… происходит?» – старательно подумал Ризли. «Где… я… мы?..» Колебания, неуверенность, вина… все эти чувства были намного лучше пустоты, но, по правде говоря, казались не слишком адекватными. В чём именно он не уверен и перед кем виноват? – Ризли, что последнее ты можешь вспомнить? Последнее, хмм… Воспоминания Ризли всё ещё были перемешанными струйками без начала и конца. Вот он инспектирует цех и отчитывает нерадивого работника за халтуру – а вот как будто сразу же после этого у себя в кабинете ставит на стол пустую чашку. Вот он сидит в столовой и слушает болтовню заключённых – тогда-то он и услышал ту самую историю про охотника, верно. Вот он снова в кабинете, пьёт чай; в кабинете с ним девушка… но это не Клоринда, а кто же? История про охотника, причём она здесь? Что именно сказал тот воришка? «А у парня того, замороженного, уши кошачьи – он вроде как пра-пра-прадед девчонки из тамошней забегаловки». Кошачьи уши. У девушки были кошачьи уши. Девушку звали Линнет. И все струйки воспоминаний слились в ровный поток. Они с Клориндой стоят перед воротами, покрытыми толстым слоем льда. В ворота с другой стороны словно бьёт невидимый огромный кулак, под каждым ударом сталь гнётся, лёд покрывается трещинами. В какой-то момент одна трещина становится слишком широкой, лёд и сталь, перед смертоносной водой одинаково хрупкие, расходятся, поток прорывается – и обрушивается на Клоринду. Он никак не успевает дотянуться, не успевает оттолкнуть… – С Клориндой всё в порядке, не волнуйся. И он действительно не волновался – хотя его воспоминания обрывались в тот самый миг, когда в расширенных глазах Клоринды он увидел своё отражение и стену мерцающей воды за спиной. Пускай чувства вроде как вернулись, но они не слишком-то соответствовали реальности. Он должен был испытывать ужас – а не радость, смешанную со странной печалью. – Ты тоже в порядке… настолько, насколько это возможно, – голос Нёвиллета дрогнул. Это ведь чувства Нёвиллета – внезапно понял Ризли. Он слышит голос Нёвиллета, потому что тот сам слышит собственные слова, произнесённые вслух. А жар прикосновения – это тоже ощущение Нёвиллета? Его же собственный мир всё ещё холодный и пустой. – Это не совсем так. Просто твоё… состояние ограничивает твою эмоциональность. Какое-такое «состояние»? Кем же нужно быть, чтобы ясно мыслить, но ничего не чувствовать? Хотя… ясно, кем. «Ага, так значит, я всё-таки умер, и теперь я призрак?» – Нет! Отрицание, гнев и – наконец-то! – ужас. Реальность и ощущения пришли в соответствие, синхронизировались – и проломили стену белой пустоты, совсем как тот лёд из последнего воспоминания. Теперь Ризли видел глазами Нёвиллета. Стены, густо покрытые инеем, тускло мерцающие лампы, проём грубо выломанных ворот… груда смутно знакомых тряпок на полу. Протянутая рука – узнаваемый кружевной рукав, но перчатки нет, пальцы изнутри светятся голубым. И то, к чему прижата ладонь – застывшее посреди помещения огромное существо, состоящее из промёрзшей насквозь воды.