Одно желание для Духа Снегов

И вот он стоит на рубеже второго десятка двадцать первого века, с тщетной попыткой забыть себя и спрятаться в очередной суете Духа Холода. Он играет с детьми, не придумав ничего гениальнее, чем изображать из себя того самого, кем его считают многие — в том числе и Хранители — беззаботный подросток со скверным характером, не пойми почему вообще попавший в Духи. Озорник Ледяной Джек. Джек отыгрывает себя прошлого, того, кто мельком являлся в первой сотне лет, до знакомства с Тьмой. Он гоняет из города в город играя с детьми и создавая небольшие ледяные происшествия, стараясь отвлечь себя хоть этим, обращая внимания на конкретную стайку детишек и мальчика в ней. Джейми кажется ему забавным и тем, кто может отвлечь, дать аллюзию на беззаботность. Фрост погружается в игру — кидать снежки, завораживать радостью от зимы, и, конечно же, зачаровывать льдом половину из дорог городка; делать вид, что ему так весело и смешно, что воротит аж самого внутри. Но отыгрывает парень безупречно, даже не морщась, когда внезапно нахлынывают тоскливые воспоминания прошлой недели — именно тогда он тайком видел грозную стаю Кошмаров. К черту. Справится! Незачем что-либо менять. Не с его, до тошноты тупым и посредственным, запасом и видом сил. Парень скидывает с себя наваждение и внезапный, который уже за эти десятки лет, порыв «случайно» в одну из темных ночей наткнуться на Короля Кошмаров и его ужасающую свиту… Джейми отвлекает на пару с друзьями, и Джек, даже будучи уверенным, что его никто из людей и детей никогда не услышат, заливисто смеется, зачаровывая одну из грубоватых девочек, продолжая игру в снежки. Его энтузиазм граничит с истерикой. Но кому не плевать? *** Как он оказывается здесь… Точнее, как он оказывается прямо здесь?! Джек адекватно себе ответить не может, лишь отплевывается от пыли и ворсинок старой мешковины. И первая его реакция — зарядить из своего посоха по обидчикам рушится с тем же хрустальным перезвоном, как и снежинки при минус сто. Фрост сглатывает, оглядываясь и моментально берет себя под контроль, невольно нацепляя всю ту же маску весельчака и раздолбая, хотя внутри его потряхивает изрядно сильнее. Хранители полным составам столпились около него, а он, благодаря йети и замаскированной уловке гребаного Кролика, оказался в Замке самого Северянина. Бойся своих желании, Джек Оверланд Фрост, — едко смеется голос внутри, на что ему приходится изобразить удивление и даже наплевательство на такое похищение, фыркая и выбираясь из мешка, пока на задворках сознания врывается безумный фейерверк из — «Что им от меня надо?» и «А повлияет ли это как-то на мой статус Духа?» Все невероятные и даже безбашенные мысли через считанные минуты становятся подтверждением, когда Хранитель Чуда — Николас — с помпой и некой загадкой произносит столь когда-то для него значащее — «Ты — Хранитель, Джек!» Череда невероятных перспектив разворачивается моментально перед внутренним взором, и Дух Холода даже показывает, что отчасти заинтересован, пытаясь со скоростью метеора прокрутить в голове насколько всё это будет влиять на него. Ведь после их тотального игнорирования в триста лет — вот так с порога объявить — подозрительно, как минимум, но Джек не дает цинизму и недоверию проявиться сейчас на лице, слушая Ника и препираясь с бесячим Кроликом. Впрочем, с какого черта Фрост решил, что они будут считать его равным, даже если сам Луноликий решил сделать из него нового Хранителя? Почему это нельзя было сделать ещё тогда на озере? — застревает в глотке и мыслях, но так и не срывается, а он зависает над крутящимся и светящимся глобусом. Перспективы, — шепчет хитрый голос внутри, и застервенелое эго уже прикидывает возможные плюсы из этой спонтанной новости. — Мы должны дать отпор Кромешнику, который объявился и затевает зло! — Настойчиво доносят до него суть Хранители. Обрывается всё, что может в принципе оборваться внутри, и Джек благодарен своему дару льда, способствующему не показать на лице весь спектр ошеломляющих его эмоций. Статус Хранителя и ты — как запасной резерв, только потому, что старым составом, как посчитал Луноликий, они не справятся с набирающим силу Королем Кошмаров. Это становится столь очевидно в первые минуты пока распирается Николас, что Фросту хочется неприлично рассмеяться в голос. Хотя, когда он, черт возьми, был слаб? — задается риторическим в голове, пока Джек косится на притихшего рядом Песочного Человека, и анализирует за какого конкретно наивного идиота они его принимают. Николас подробно и с сожалением рассказывает, как Вера влияет на этот мир, как они заботятся о детишках, как важно сохранить само Чудо. Здоровяк приобнимет Джека за плечи и подводит ближе к глобусу, пока в памяти самого Духа Мороза всплывают картинки тупых снов от Песочника и блестящих шариков от Северянина времен сорок третьего для одной из стайки детей, потерявшихся после побега из их сожжённой деревни. Дети им, блядь, важны. Да, конечно!.. Его наплевательское — пусть всё идет своим чередом и будь что будет, ломается под натиском негодования, злости и праведной взбешености; мало того, что его держат за малолетку, который словно народился только вчера, так и ещё смеют просить стать Хранителем только потому, что Король Тьмы объявил им войну, а бедные Хранители понимают, что могут проиграть свою глупую веру и силу! Не так часто Фрост чувствует не то желание послать, не то хоть как-то выразить свой протест, заморозив здесь так много, насколько сможет. Однако даже в таком состоянии оправданной тихой ярости, парень прекрасно понимает, что против четырех Хранителей не сможет выступить. Ни решительности, ни сил, ни, уж тем более, веры в себя у него давным-давно нет. *** И вот за малый промежуток времени проведенный здесь Джеку чудится, что он согласился на всё; за него решают и думают за него, но последнее порядком выводит, прям до скрежета зубов, однако осознать и нормально ответить отказом Ледяной Дух по-глупому не успевает. События специально подстраиваются боком, всеобщая паника и показательное на глобусе шокирует всех, кроме него, а после новая опасность и бравадные речи. Лишь спешка и нерационально скоропалительные действия Хранителей в последующем отвлекают его от главного. Джек даже не успевает толком понять, как его азартно и с показательным упорством утаскивают в те самые знаменитые сани Северянина, а действия вокруг становятся до тошнотворного похожи на отработанную и отыгранную уже сотню раз сцену, но впервые с его участием. Сюр продолжается, и он с какого-то перепуга соглашается и даже издевается над Кроликом в полете, позволяя маске «озорника Джека» управлять собой, на автомате совершая действия и подначивая, пока внутренне парень с молниеносной скоростью пытается накидать план хоть как-то выбраться из этого фарса и обмана. Не быть ему таким Хранителем. Равно и не быть на их стороне. Неожиданные коррективы в свою обработку и идеальный план Песочника, или Северянина, вписывается никто иной, против которого и решили пойти Хранители; и стаю черноты, чуть не сбившую сани, Джек узнает на раз. Тени и Кошмарики проносятся в обратном направлении, а по бледным и обеспокоенным лицам Хранителей Фрост замечает, что такого серьезного проявления они не ожидали. Не с такой скоростью и мощью. Понимающая ядовитая ухмылка скользит на белых губах Духа Холода всего на секунду, и происшествие во дворце Феи кажется вполне понятным и даже наводящим на определенные выводы. Хранителям изящно дают понять, чтобы не совались со своей наигранной войной, что у всего есть границы, и особенно терпение. Но защитники веры, разразившиеся запальной речью о новой войне и подлости Тёмного, явно переигрывают. Или они действительно такие наивные, что не понимают последствия своих решений и поступков? Неужели такие древние существа, как они, не думали, что им не прилетит за необдуманные поступки? Или что их нахрапистое поведение за столько столетий и впрямь Кромешник станет терпеть? Что-то совсем на детском, как кажется Оверланду, пока он отходит в другую сторону, изучая помещения, не скрывая своего любопытства. Слышать о причитаниях Феи об украденных помощницах и зубках у него нет желания и, впрочем, эмоций тоже нет. Но мысли текут в том же ключе: неужели нельзя было выучить своего врага и его возможности за столько сотен лет? Думать обо всем и сразу Джеку не удается, несмотря на обхват всей ситуации в целом: Хранительница Памяти сбивает, появившаяся из-за спины и явно заинтересованная в его ставке Хранителей. Она невзначай начинает ту же песню, поясняя про тубусы с воспоминаниями детей, цепляя фразой, что где-то здесь были и его воспоминания о той жизни — жизни пока он ещё был обычным мальчиком. Неожиданый укол памяти и неприятных эмоций парень замораживает в зачатке, а некрасиво послать Зубную Фею куда подальше мешает новое ощущение полного страха и оцепенения, накрывающее весь дворец в следующие мгновение, парализовавшее всех присутствующих. А после и раздавшийся столь знакомый голос. Его страх индифферентен неподготовленности Хранителей, пока они нахальной храбростью пытаются встать в защитную или оборонительную стойку и показать себя в лучшем свете. Его же страх поглощает осознанием, последнее, что нужно Фросту — чтобы Король Кошмаров видел его в составе Хранителей. Если бы это был нейтралитет, просто означающий статус и силу… А с их новым подходом, Ледяной Джек как таковой будет диаметрально на другой стороне. Всё, чего он боится сильнее непризнания или безразличия от Тёмного когда-либо — быть для него врагом. Но Кромешник занят Хранителями в своей насмешливой и артистичной манере, и пока не обращает на него внимания, не видит даже из-за спины вовремя заслонившего Джека Северянина. И разговор всё больше тянет не на угрозы, а на концентрацию неизбежного конфликта прямо здесь и сейчас. Джек чувствует себя меж молотом и наковальней, впервые так паскудно и мерзко, словно его предали или обманули. Хотя, почему «словно»? Дух Холода даже не давал свое согласие на этот сюр Хранителей, а теперь вынужден быть здесь, как один из них — представителей благородного, мать его, Света. Его передергивает от образов и ситуации, но и позорно скрыться — верх трусости даже для него, поэтому Джек до бела костяшек пальцев зажимает в левой посох и соглашается раствориться в неминуемом, когда Северянин отступает вправо, басисто угрожая очередной небылицей Королю Кошмаров. И тот бы ответил, ой как ответил, но его взгляд зацепляется за новую персону — белоснежную такую, что до этого загораживали Хранители, и едкость его слов, ядом лившаяся до этого, осыпается, да и взгляд из насмешливого меняется на вполне серьёзный и более опасный. — Что ты здесь делаешь? — Кромешник пропускает выкрики Феи мимо ушей, оценивая сжимающегося в центре Хранителей Снежного Духа и задает этот вопрос именно ему. Такому перепуганному и ошалелому одновременно. И упаси этих маразматиков их Свет, если они посмели втянуть зашуганного мальчишку в тупые игры хранительства. — Я… — начинает Джек, не то удивленный, не то словно ещё больше напуганный, скрывающий себя под этой толщей льда и неизменного отчужденного холода, но его ожидаемо перебивает остолоп Северянин: — Теперь он — Хранитель — один из нас! И никогда не позволит такому как ты отобрать Веру у детей! Даже и не мечтай! Метнувшийся на идиота Норта в следующий миг взгляд голубых глаз полон неприкрытого ужаса, и разрастающаяся паника, граничащая с истерикой в душе Фроста, меняет планы Тёмного окончательно. Ежемоментно на дворец Феи нахлынывает чернильная волна из Тьмы и Кошмаров, затапливая залу, в которой они находятся, и никто не успевает среагировать должным образом. В особенности Джек. Он лишь захлебывается в панике и жестокой абсурдности происходящего, в злобе на Хранителей и свою глупую никчемность — был бы только посильнее! Только пожалеть себя, как и в предыдущие разы ему банально не дают — не позволяют. Тьма неумолима и одновременно ощутима теплыми потоками вокруг него, и крики Хранителей так и остаются криками на периферии, когда возле него возникает сам Король Кошмаров, столь недозволительно близко, и дергает нетерпеливо за руку, забирая с собой в следующую секунду. *** Перемещение сквозь тени вопреки остаточным здравым мыслям не вызывает страха или неприязни, оно слишком мимолетно и безболезненно, чтобы вообще дать испугаться, но вот само действие непредсказуемого Короля Кошмаров вводят в благоговейный ступор, а мысли пугливыми стайками разлетаются, оставляя парня наедине с пожирающим страхом неизведанности, когда периферия новой локации топит своим белоснежным ледяным видом. Торосы близ Нордкап. Выдохнуть и умереть — как было бы просто, но он всё ещё стоит так близко к своему идеальному Тёмному, что даже студеный норвежский ветер с северного моря не приводит в чувства. И Джек рефлекторно лишь делает попытку отстраниться, чувствуя, как чужие длинные пальцы прожигают теплом даже через рукав толстовки. Но его дрожь — как обратный механизм — запускает реальность, и на парня опускается тяжелый и пронизывающий взгляд золотых глаз Короля Кошмаров. — Что. Ты. Там. Делал? — строго и раздельно по словам, чтобы наверняка до мальчишки дошла степень злости и нетерпения. И если у Короля Кошмаров еще могло быть терпение в прошлом, оставляя несносного Духа Снегов в святом неведенье о своей осведомленности его проделок и слежки, то теперь, в силу обстоятельств, Питч не собирается делать вид что не знаком с этим Снежным бедствием. Равно и так некстати рушится и посылается к черту его хваленая выдержка; попытки в надменное безразличие, когда Фрост стоит настолько близко — тоже в топку. Проклятых двести лет Кромешник наблюдает за этим ошалелым зашуганным Снежным, и все пытается играть в безразличного ко всему и всем Духа Страха, позволяя мелкому ускользать каждый раз, или наоборот — следить; угоняться в самые дикие и опасные места мира за собой, но при том трепетно оберегая и не позволяя диким Кошмарам даже приблизиться к Джеку. И только решившись уйти в тень от внимательных голубых глаз на насколько недель, переключившись на Хранителей, в попытке над ними поиздеваться, как в старые добрые, дать себе волю и сорваться хоть на ком-нибудь, так это чертово Снежное бедствие моментально влипает в неприятности, являясь в дворец Фей с остальными идиотами! Быстрый сканирующий взгляд проходится по Ледяному Духу, и Королю Кошмаров кажется, что в этом страхе более других эмоций обнаружить не удастся. И каждый чертов раз всё начинается и заканчивается страхом. Каждая их «встреча» на протяжении всех двести лет. С другим бы существом ему бы льстило. Но не с Духом Снегов. — Я... не с ними… — удается наконец подать голос и вымолвить Джеку через силу, и парень снова применяет попытку вырваться, тут же чуть не взвыв, когда чужие пальцы соскальзывают ниже, на голое запястье, и сжимаются в ответ ещё сильнее: черные когти удлиняются, ощутимо царапая холодную кожу. Невозможно. — Боишься? — напрямую смотря в глаза, задает главный для себя вопрос Кромешник, впрочем, кроме времени, кажется, ему терять уже нечего. И этот самый судорожный кивок в ответ — сродни приговору. Стоило бы догадаться ранее, не так ли? Однако если бы с Фростом было так просто и прям с самого начала. Он не всегда выдает слова за правду своей души. Поэтому Духу Страха необходимо уточнение, от которого зависит нечто большее: — Меня? — Что? — и мальчишка тут же вздрагивает всем телом, будто скидывая оцепенение, страх разбавляется более светлыми эмоциями, и удивление, что читается в голубых ярких глазах, сродни глотку свежего воздуха, — Нет! Никогда! Думал… Дух Холода опускает голову вниз, силясь успокоить заполошное сердце, которое по всем законам давным-давно должно уже не биться, и рассматривает типичную белую корку снега под своими босыми ногами. Ему уже почти наплевать, что сболтнул лишнего. Сейчас кажется важнее объясниться за свое присутствие вместе с Хранителями: — Не хочу, чтобы думал, что я... с ними… Меня затащили через портал, даже среагировать не успел… — едва различимо шепчет Фрост, силясь не показаться и вовсе слабаком перед Древним Страхом. Хотя куда уж ему перед этим невозможным Древним? — Кто? — нетерпяще возражения и промедления в тоне, и Джек снова вздрагивает, ощущая волну, пробежавшую огнем по телу; с таким Королем Кошмаров не шутят и не медлят в ответе. Зачем ты спрашиваешь так, словно тебе есть дело до меня? Важно, что со мной произошло? — Северянин… — отвечает тише ветра Дух Холода, и нерешительно поднимает голову на Короля Кошмаров, — Он приказал своим йети, а те подкараулили меня и... похитили, засунули в мешок и притащили в замок на Северном Полюсе. А после все завертелось слишком быстро, чтобы я смог… Фрост не договаривает, потому что Дух Страха меняется в лице, и нечто опасное мелькнувшее в разгорающемся золоте взгляда скрывается, равно как и любая эмоция стирается с точеного худого лица. Кромешник медленно убирает пальцы с запястья юного Духа и отходит на шаг назад, призывая свою стаю Кошмаров, что чернильными кляксами расползаются на белом ковре торосов. Понимание, что вот сейчас вся их абсурдная, но невероятная долгожданная первая встреча оборвется, приводит парнишку в новый ужас, а хуже того он, наблюдавший за Королем не первый и даже не пятый десяток лет, прекрасно знает это выражение лица, и это безразличие. Лучше бы уж театрально издевался над ними во дворце Феи и дальше… — проносится паникующее, и Джек делает необдуманное, порываясь вперед, останавливая за те мгновения, пока Тьма не исчезла полностью. — Питч!.. — он хватает мужчину за руку двумя своими, стараясь не замечать угрожающей ауры кататонического ужаса, расползающейся казалось на весь северный мыс, — Не нужно… так… Как в тех рощах, вымороженных мной, в темноте без звёздных кровавых ночей, пока ты сводил с ума и уничтожал, а Кошмары воплощались в сущности и рвали живьем тех ублюдков. Твое безразличие всегда страшнее запальной ярости. Твое безразличие — равно приговору на самую жестокую смерть. — Откуда ты… — переключившийся на свои воспоминания Джек вздрагивает от этого изменившегося хриплого голоса и зажмуривается резко, понимая, что вновь проболтался. А Кромешник прерывает вопрос, смотря на испуганного сжавшегося мальчишку, который судорожно держит его за руку. Эта его нерешительность напополам с пониманием и запальной просьбой… Впрочем, решать на будущее слишком рано, потому Король и не противясь холодным пальцам, едва подмораживающим кожу, доканчивает свой вопрос лаконичным: — …Имя? — В девятьсот девятом… — сдается Фрост; конечно он понимает, что играть в незнайку уже поздно, и скрывать толку дальше нет скорее всего, он набирается уверенности, чтобы осторожно продолжить: — Когда Астер с Ником... тебя пытались подкараулить в Страсбурге. Они упомянули, а я… Запомнил на всю жизнь. Джек не выдерживает безумных эмоций рвущих грудину, и мотнув головой, словно выкидывая ненужные болезненные эмоции, переводит внимание на жестокую белизну торосов. Всё что угодно — лишь бы отвлечься от этого нелепого оправдания, своих глупых слов, шума разогретой крови в ушах и ощущения теплой бархатной кожи под подушечками своих холодных пальцев. Всё что угодно. Сконфуженный и сжавшийся мальчишка со своими бедовыми эмоциями страха, нерешительностью и одновременно невероятной покорностью останавливает, заново приковывает к себе. Мысль, что не стоило беспечно отдавать этого Снежного его же страхам на протяжении всех двести лет поддевает острым лезвием где-то внутри. Но менять даже Древнему Страху, наделенному полной властью Тьмы и Кошмаров что-либо невозможно. Поэтому Кромешник, только отсылая щелчком свободной руки Кошмаров, теперь полностью сосредотачивает внимание на мальчишке, решая до выяснять всё здесь и сейчас: — Всё это время. Ты все двести с чертом лет не счел верным проявить свое присутствие, не счел желанным показаться мне и так… — Ты умеешь читать страхи! — перебивает запалисто Джек, не давая Королю закончить, и сразу же опускает голову вниз, втягивая в плечи, испугавшись своей дерзости. Дух Холода переводит дыхание подобно человеку и ему, черт возьми, больно! Ему страшно вот так переворачивать то, чем он жил. На удивление более страшнее то, что Тёмный вырвет свою теплую руку из его захвата, что пошлёт, что разочаруется ещё сильнее. Какой же ты трус, Оверланд! Джек зажмуривается и закусывает нижнюю губу, стараясь успокоится, слушая лишь завывание северных ветров. Он вновь перекладывает всю ответственность, не в силах нормально всё объяснить, как ему кажется — опозориться ещё больше. Зачем вообще ты со мной заговорил? — В том то и дело, что не твои страхи, Оверланд Фрост, — переходит на нетерпеливое шипение Кромешник, цепляя этим мальчишку ещё сильнее, — Если бы мог, то не стал настолько самоуверенно держать нейтралитет, словно не замечая тебя всё это время! Но у меня заканчивается терпение… Потому, мне повторять вопрос?.. — Я же… всего лишь... обычный Дух Холода… — ему не хочется продолжать, да и незачем, всё становится предельно ясно по глухой неуверенности, медленной заморозке всех глупых чувств внутри, и этой неловкой попытки отстраниться — выстроить новые границы, потому что все ещё не достоин. Страх наконец победит твое одурелое желание быть подле любимой Тьмы, да, Фрост? — Да, конечно, обычный Дух Снегов, который за ночь может выморозить весь город… — в предельно спокойной, но не менее саркастичной манере напоминает Король Кошмаров, памятуя о злющем и предельно настойчивом мальчишке времён первой мировой. Про вторую он даже вспоминать не хочет. Только даже это объективное напоминание о силе нечего сейчас не меняет, и Джек по привычке скрывает себя под толщей льда и неуверенности. А предельно просто выйти из этой ситуации всё равно уже не выйдет. Не нужно было закрывать глаза и давать волю на воображение этому несносному Фросту все эти проклятые века, может и не надумал себе чего лишнего. Патовость их встречи, скошенного разговора и нежелание мальчишки хоть на крон поверить в себя злит и не оставляет сил на спокойствие и тактичность. Высказать бы ему всё как есть, показать даже… Однако, глядя на это хрупкое зажатое Снежное бедствие своей жизни, мужчина прекрасно осознает, что вряд ли выйдет что-то хорошее. Правильное, по крайней мере. А значит оставаться дальше здесь, с ним — проверять насколько контроля хватит, во всех смыслах. Стоило думать об этом намного раньше, эдак на границе пятидесятых. Касание ледяных пальцев, так и не отпустивших его ладонь, отвлекают, сбивают всё здравое и последовательное, и по-хорошему, дабы не напугать мальчишку окончательно, стоит заканчивать. Только потому Король Кошмаров с неохотой делает новую попытку отстранится сам. О том, каким тоном Снежный произнес твое имя, и с каким трепетом держал за руку, подумаешь в подземельях, вдалеке от этой потенциальной белобрысой провокации. — Продолжим в следующий раз, Дух Снегов, — насколько может сухо бросает Кромешник, и всё же с большим нежеланием, но без колебаний вытягивает руку из прохладных пальцев, позволяя теням клубиться на белом снегу в преддверии перемещений. — Подожди! — и страх разъедающий всю надежду вновь завладевает Джеком, — Так… мало. Единственный раз за все столетия — не хочу так! — Он срывается почти на мольбу, не обращая внимание, как садится голос и как тело само тянется за теплотой теней, и пусть его порывистость кажется слишком кричащей дерзостью, глупостью, но упустить вновь — сродни пытки. Даже если он покажется и вовсе жалким посмешищем. Триста лет, а ведешь себя хуже человеческого подростка! — В следующий раз, — повторяет Кромешник, привлекая внимание своим тихим уверенным голосом, и дождавшись пока мальчишка взглянет на него оленьим испуганным взглядом, мужчина придвигается на шаг — почти вплотную, чтобы черным длинным когтем огладить ледяную щеку юного Духа, — Столько раз, сколько пожелаешь видеть меня сам, Снежный. Среагировать Джек не успевает, даже дёрнуться вслед за прикосновением, что обжигает его лицо несвойственной лаской — Тьма беспощадно накрывает пологом половину торосов, и в следующий миг рассеивается будто и не было её здесь никогда. Нет более здесь и Короля Кошмаров.