Неправильная истинность

      Все вокруг говорили, что я и Ник — прекрасная пара. Не истинные, но подходящие к друг другу.       В какой-то момент я сам не понял, но стал думать также.       Мы познакомились, когда ему было четырнадцать, а мне шестнадцать. Наши родители стали в то время хорошо общаться. Нам пришлось тоже.       Постоянные встречи и обсуждения привели к тому, что Ник был всегда рядом. Он знал обо мне всё, но я о нём ничего.       Он казался другим, интересным. Загадочным, тихим и спокойным. Его запах напоминал времена, когда я болел, а мой папа приносил мне молоко с мёдом.       Его хотелось разгадать, узнать и понять.       Этим я и занимался следующие два года. Впервые он рассказал о себе и о своей жизни, когда мы сидели на берегу моря. В руках было вино, а наши ноги соприкасались. Вместе мы следили, как солнце скрывается за облаками. Я передавал ему бутылку и наблюдал, как он глотает содержимое, а его кадык двигается. Через время почувствовал, как он положил свою голову мне на плечо.       — Знаешь, мне было бы тяжело, если бы мы тогда не подружились, — начал разговор Ник.       — Да? Почему? — спросил я его.       — Я был всегда один, но теперь нет. Я не мог рассказать тогда, но сейчас могу.       И он рассказал.       Рассказал, как он до четырнадцати лет жил в детском доме. Как над ним издевались, как его изнасиловали во время его первой течки. Как избили и у него случился выкидыш. Никому не было дела, никто не объявил об изнасиловании. Все твердили, что он сам виноват, раз не пил подавители. Тогда он закрылся в себе, стал минимально есть и пить. Он выглядел, как мертвец, а всем вокруг было плевать.       В таком состоянии его и нашли нынешние опекуны Ника. Словно куклу его помыли, причесали и одели.       У врачей были неутешительные результаты. Ник бесплоден. К этому привело много факторов: беременность во время первой течки, избиения, выкидыш, постоянный стресс. У Ника была депрессия, и ему выписали тяжёлые антидепрессанты.       Несмотря на это, опекуны Ника не отчаивались. Они познакомились с моими родителями в надежде, что я и Ник будем вместе. Они сблизили нас, подгоняя Ника к действиям. Давя и манипулируя им. Требуя, чтобы мы вступили в брак, а через пару лет Ник должен был развестись со мной и потребовать какую-то часть денег из нашего с отцом бизнеса, как компенсацию.       Тогда моей первой реакция была злость. Злость на его опекунов. Как они после всего, что пережил Ник, посмели так обращаться с ним и давить на него. Но потом на смену злости пришла боль и печаль за Ника. Сам не заметил, как впервые заплакал и прижал к себе омегу. Пытаясь утешить его, я шептал ему нежности и слова поддержки, пока моя рука гладила его по спине.       Когда Ник успокоился, его лицо было всё заплаканным, глаза опухли, а щёки были красными из-за выпитого алкоголя. Пока я его разглядывал, заметил, как омега приблизился ко мне и уткнулся губами к моим губам.       Я его не оттолкнул, не стал сопротивляться.       Наши губы слились в нежном поцелуе. Красный до кончиков ног Ник жался ко мне, будто котёнок. Мы легли на песок и там, на берегу моря, мы стали одним целым.       Если для омеги это было способом стать счастливым, почувствовать себя нужным и любимым. Для меня это казалось одолжением. Ведь я помогаю своему единственному… другу.       Это казалось правильным.       Когда мы поженились, Нику едва исполнилось восемнадцать. Мои родители были счастливы, а опекуны Ника тем более. Буквально через месяц после свадьбы мои родители погибли. Для меня это стало сильнейшим ударом. Мне уже было плевать на долг перед ними, на всё вокруг. Мне просто хотелось лечь рядом с родителями и не возвращаться в нормальное состояние.       Но тогда лишь Нику было посильно мне помочь. Несмотря на то, что ему и самому было плохо, он поддерживал меня по-своему.       Тогда я точно понял, что воспринимаю омегу скорее как близкого друга, но не объект любви и желания. Часто я задумывался, что если бы я тогда не согласился на свадьбу с Ником? Попытался бы найти своего истинного и был бы… счастлив?       Но меня и так можно было назвать счастливым, в каком-то роде.       У меня был Ник и бизнес, что теперь полностью достался от отца…       Конечно же, Ник так и не развелся со мной даже спустя тринадцать лет. Он всегда был рядом. Мы вместе отомстили опекунам омеги, лишили их и того достатка, что они получали. В то время они стали ползать в ногах у Ника и молить о прощении. Но по глазам омеги я видел — ему было уже всё равно.       Буквально полгода назад Ник признался, что болеет раком. В тот момент мои руки стали трястись, а лицо вытянулось. Я не мог в это поверить. Казалось, что только недавно я отошёл от смерти родителей, а тут мне признаётся мой омега, что ему осталось недолго прожить…       Вопрос был и ко мне: как я раньше не заметил признаков. Но Ник только вздыхал на мои возгласы, отвечая, что даже если бы я догадался, то он бы не дал мне и шанса, чтобы помочь. Как и сейчас: он против того, чтобы пойти на химиотерапию.       Мне было ужасающе больно от осознания того, что моя попытка стать любимым человеком для Ника, стать его поддержкой и опорой не увенчалась успехом.       Возможно, проблема была ещё в том, что я запретил Нику после свадьбы пить антидепрессанты, считая, что можно помочь человеку даже и без таблеток. А постоянные конференции и игнорирование омеги с просьбами провести время дало свои плоды. Что теперь? Я имею успешный бизнес и множество связей, но единственный близкий умирает у меня на глазах. Хоть и кажется, что его худоба и бледная кожа — аристократически красиво. Но это не так. Одновременно с этим он загорелся идеей оставить после себя что-то доброе.       Но так как он был бесплоден, у нас состоялся с ним первый разговор о детях.       — Я хочу взять из приюта мальчика возраста тринадцати-четырнадцати лет, — сказал Ник, с надеждой смотря на меня.       — Почему такого взрослого? Можно же взять младенца.       — Нет! Я хочу именно подростка. Хочу, чтобы он был светлым ребенком, который хоть и познал этот мир, но у него есть ещё надежда на лучшее.       Я пытался его разубедить, кричал и просто не понимал. Раз он не хочет лечиться, так почему хочет оставить на меня подростка?       Но Ник впервые за все эти годы поставил меня перед выбором. Либо я соглашаюсь и мы вместе до конца, либо он уходит.       Чёрт возьми, я не мог его отпустить! А насильно удерживать и подавно. Я согласился. Решил: раз такого желание моего Ника, пусть так и будет.       Я буду готовым ко всему.

***

      Держа за руку Ника, мы зашли в детский дом. Вокруг скудный и мрачный интерьер, хотя, что ещё ожидать от этого места.       Я предлагал Нику пойти в другой детский дом, но он настаивал именно на этом месте.       Когда мы зашли в большую комнату, так называемую игровую, Ник сильнее сжал мою руку.       — Всё в порядке? — поинтересовался я у него.       — Да, всё отлично, — ответил мне омега, но всё же его немного потряхивало.       Увидев нас с Ником, все дети засуетились и подбежали к нам, начав рассказывать о себе. Я видел, как Нику хоть и было приятно получить внимание детей, но это не то, чего он хочет.       Через некоторое время к нам подошёл директор.       — Добро пожаловать! Рад видеть, что ещё одна пара хочет стать полноценной семьёй, — сказал директор, а его истинную сущность раскрывала мерзкая улыбка и прищуренные глаза.       Глядя на состояние детей, сложно было сказать, что они здоровы и счастливы.       — Нам бы хотелось посмотреть ещё детей, но постарше, — нервно проговорил Ник.              — Конечно! Вы такая красивая пара. Давайте посмотрим ещё, — сказал директор.       Стук.       Все повернулись на звук. Возле двери сидел мальчик — подросток, а сзади него стояли ещё два ребёнка помладше. Я хотел подойти и помочь, но заметил, что Ник уже отпустил мою руку и второпях подлетел к мальчику.              — Вставай, — произнёс Ник, протягивая руку, и мальчик принял его помощь.       — Я — Тимофей. А вы? — первым представился ребёнок.       — Никита, можно на ты, — сказал мой омега.       В тот момент я решил к ним присоединиться и смог, наконец, разглядеть мальчика. Его внешность была завораживающей: рыжие, практически красные волосы до плеч, и зелёные, будто только что скошенная трава, глаза. У него также была родинка прямо на переносице его курносого носика, а губы были формы бантика розового цвета. Несмотря на то, что он жил в приюте, он не был слишком худым, скорее просто миниатюрным, хотя его одежда выглядела поношенной: красный свитер и синие джинсы. Но было видно, что одежду недавно стирали и бережно хранили.       Я был точно уверен, что он омега, но запаха не было. Бета? Непонятно.       Но теперь я мог точно сказать, почему Ник приметил его. Он казался одновременно напуганным, но в глазах разгорался огонёк надежды, как когда-то у Ника…       Я бы уверен, что Ник увидел в Тимофее себя, такого же маленького мальчика, что пытался выбраться из такого ада, как это место.       Посмотрев снова в лицо мальчика, увидел, как его дыхание сбилось, а глаза мечутся туда-сюда. Переживает? Наверняка.       — Егор, — представился я и выставил руку для рукопожатия.       Тимофей подал мне руку и, когда наши руки соприкоснулись, я будто оказался в отдельном помещении, где были только я и Тимофей. Поразительно странное ощущение. Никогда в жизни такого ещё не ощущал. Мальчик будто тоже почувствовал, что что-то не так, и весь напрягся.       Я сохранил своё лицо невозмутимым и, переглянувшись с Ником, улыбнулся, показывая, что всё в порядке, хотя внутри меня всё разрывалось и металось, будто всё, что сейчас происходило — неправильно. Я не на своём месте и не там нахожусь.       Надо забить на это. Это всё из-за переутомления.       — Тимофей, сколько тебе лет? — заговорил Ник.       — Тринадцать недавно исполнилось, — ответил он.       Увидев, как у Ника загорелись глаза, я заметил, как он опустил свои руки на плечи Тимофея.       — Хочешь, мы с Егором тебя заберём? — спросил его Ник.       Неведомая сила смогла заставить меня согласиться с выбором Ника и я промолчал, но тут директор вмешался в наш разговор.       — Вы не думаете, что поторопились с выбором? У нас есть ещё много прекрасных детей.       — Нет, — ответили мы с Ником одновременно.       По-видимому, директору это не понравилось и он продолжил возражать. Посмотрев на Тимофея, я заметил, как он стал ещё сильнее нервничать. Неужели директор оказался ещё большим подонком, что мешает детям найти семью?       Лицемер.       Терпеть не могу таких. Сразу напоминает опекунов Ника. И всё же мы пошли переговорить с директором.       — В чём, собственно, проблема? — начал я с порога, как только мы зашли в его кабинет.       Одновременно разглядывая интерьер, я заметил, что только в своей берлоге он сделал ремонт. В то же время, как детям приходилось жить с ободранными обоями и скрипучим паркетом. Надо будет направить сюда свои связи. Поговорить, конечно же.       Но это позже.       — Присаживайтесь, — произнёс директор, показывая на кожаный диван у стены. — Поговорим.       Мы с Ником присели и стали ждать объяснений.       Директор достал из ящика какие-то документы и начал говорить.       — Тимофей не тот ребёнок, что вам нужен. О его родителях мало что известно. Только то, что они из-за преследования совершили двойное самоубийство. Тимофей — рецессивный омега. Это стало известно только около полугода назад. С тех пор он изменился. Стал замкнутым, постоянно рисует. Даже перестал выходить из комнаты. Когда я спросил, что с ним, он поднял сильную истерику и послал всех куда подальше. Теперь скажите, вам нужен мальчик тринадцати лет с нестабильной психикой, да и ещё рецессивный? Я не имею ничего против последнего пункта. Конечно, он сам этого не выбирал, но всё же…       — Хватит, прошу. Я думаю, что Егор будет согласен со мной. Ведь нам нужен этот мальчик настолько же, сколько и мы ему, — с выдохом произнёс Ник и, взяв меня за руку, повел меня к выходу.       Находясь в своих мыслях, я только смог перед уходом произнести:              — Мы завтра приедем, чтобы подписать все документы. До встречи.       После этого хлопнула дверь кабинета и мы с Ником направились обратно к Тимофею.       Я переваривал всю услышанную информацию.       И всё же Тимофей — омега. Я не ошибся. Но он рецессивный…       Я думаю, что вторую часть своей речи директор просто-напросто приукрасил. Эмоциональность в таком возрасте, как у Тимофея — нормально. Но он просто так бы не устраивал сцены, если бы не было этому причины.       Надо будет с ним поговорить или попросить Ника.       Чёрт, он же чуть не заплакал и не закатил истерику!       Я остановил моего омегу прям перед дверью и повернул его личико к себе.       — Ник, ты как?       — Этот мужик такой ублюдок! Мерзкий тип. Я на сто процентов уверен, что он врёт. Как было в моё время, как меня так же осуждали за всё, что произошло. Ничего не изменилось… — в слезах объяснял мне Ник.       Я прижал его к себе и мы стояли так несколько минут. Я попросил его успокоиться и объяснил, что теперь судьба Тимофея в наших руках, и мы сможем всё исправить. Ник в ответ только улыбнулся и вытерев слёзы, направился в игровую. А я за ним.       Ник сразу же подошёл к нервному Тимофею и взял его за обе руки.       — Тим, начинай собирать вещи. Завтра мы с Егором тебя заберём, — сказал он.       На лице Тима расцвела прекрасная улыбка, а по его розовым щекам потекли слёзы.       Ник сразу же прижал его к себе.       — Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо, — ласково шептал он, гладя Тимофея по спине.       Я посмотрел на Ника, радуясь тому, что он счастлив.

***

      Через день мы с Ником собрались и сразу же поехали за Тимом.       Возле входа в здание Тимофей уже ждал нас. С маленьким портфелем и улыбкой на лице.       Пришлось немного подождать, пока мы подписывали все документы под испепеляющим взглядом директора. Но, добившись своего и не попрощавшись с директором, сразу же направились к машине.       Всю дорогу Тим смотрел в окно и его зелёные глаза светились радостью и восхищением. Посмотрев на Ника, я увидел, как он поглядывает на Тима и улыбается. Как я мог в тот момент тоже не улыбнуться?

***

      Когда мы приехали, Тим не смог сдержать радостного вскрика. Он смотрел на наш двухэтажный дом, будто это было что-то невероятное. Мне оставалось только радоваться за него.       — Это прекрасно! Огромное спасибо! — проговорил Тим и полез к нам обниматься.       Хоть в начале я был против, но всё же принял то, что Тиму не хватает телесного контакта, и это надо менять.       Когда Ник и Тим за ручку направились к дому, я понял…       Теперь мы — семья.