Фея для Принца

Глава посвящается Надежде Т. Автор рад донату, не недооценивайте вклад своего спонсорства в его жизнь:)

Гермиона Грейнджер очень изменилась за лето. Впрочем, как и за зиму, за весну, и осень. У этого события не было особых причин. Просто… так складывалась жизнь. В их мире – если бы не Война – в день магического совершеннолетия, в семнадцать, они они бы всем курсом сдали тестирование на Векторы. Но в тот, слава Мерлину, прошедший, смертельно опасный, поворотный год не только их дружеская Несвятая Троица оказалась лишена дополнительного информирования о себе. О, нет. Темный Лорд, по подозрительным причинам не признававший постулата магических Векторов, захватив власть, повелел упразднить не только все Факультеты, кроме Слизерина, но и – это тестирование. Так что сдало Золотое Трио его очень запоздало, и уже – глубоко после восемнадцати. Рон ставил на то, что «Темнейшество-мать-его-пуп-Земли зассал признать, что он – омега». Но Гермиона – не верила. В тот момент она, намного менее внимательная к сказанному, чем к написанному, то, как задумчиво нахмурился Гарри, проигнорировала, потому что была уверена в своей логической выкладке. Ведь разве смог бы тот, кому должно быть лишь завершением, поддержкой альфе, собрать под своими знамёнами столько недовольных режимом магов?.. Так и не придя к единому мнению, каждый из спорщиков остался при своём, ожесточенно черкая варианты ответов на зачарованном листе. Как правило, подобное выяснение данных о себе проходило незаметно для окружающих, распространяться о подобном было – не принято, и результаты – держали при себе. Однако, дружные все детство и воевавшие бок о бок, трое друзей обменялись вердиктами в открытую. Гарри – что ожидаемо – оказался альфой. Рон – бетой, как и Невилл, который внезапно проявил компанейский приступ смелости. А Гермиона, хоть подобная карта и редко доставалась особам женского пола, тоже оказалась альфой. Но – с двойной пометкой П. «Дополнительные буквенные данные конкретизации, как правило, имеют небольшое процентное соотношение к общему поголовью. Не применимы к усредненным Векторам (бета)». «П – пассивная склонность. Удвоенное значение конкретизирует не только половое поведение, но также и черты характера в критических состояниях. Как правило, альфы с данным значением заботливы, и это следует засчитать за положительную тенденцию Вектора. Тем не менее, омеги с данной конкретизацией – излишне депрессивны. Удвоенная конкретизация данного типа относительно Вектора «омега» предполагает склонность к суициду». Золотые буквы в конце мерцавшей волшебством страницы сложились слишком необычно, и совершенно не отражали её личность, какой она себя видела. Грейнджер грешила на сбой Чар. Пассивная альфа? Процент появления таковой – минимален. А если это намек от самой магии на то, что особа женского пола не может быть полноценной альфой по определению – то еще и обидно. Хотя Гермиона и вовсе, если признаться, не считала эти определения хоть сколько-нибудь важными. В конце концов, большинство людей, так или иначе, были бетами, совместимыми с кем угодно. «Вектор «Бета». Наиболее предпочтителен для критичных значений альфы и омеги, имеет возможность усмирить данные значения с наибольшей вероятностью. Является оптимально-подменным для всех типов Векторов». Так уж вышло, что Гермиона не особо верила в мифических альф и омег, которые, якобы, идеально друг другу подходят. Гермиона – очень расстроилась из-за мыслей о предполагаемой ошибке. Гермиона ума не могла приложить, зачем им сдалась эта информация, если изначально и так было ясно, кто из них – кто. Она и Гарри – решительные, лидирующие. С самого детства. Рон и Невилл – более ведомые, но – не инертные. Нет, магглов и волшебников не определяют Векторы. Намного больше Грейнджер верила в генетику и влияние социума на личность. А те книжки, старые и замызганные, уже много лет не востребованные читателями Министерской Волшебной Библиотеки, вызывали у девушки после сдачи теста лишь фырканье и хихиканье. Высокоорганизованная и верующая в чистый разум, она никак не могла принять то, что альфы и омеги могут, словно какие-то животные, по одному лишь запаху определить свою предпочитаемую, идеальную пару. И сама Грейнджер – тем более никогда в жизни такого не ощущала. Разумеется, на семнадцатый день рождения, который ожидаемо случился раньше положенного из-за использования Хроноворота на третьем курсе, как и положено альфе или омеге, её обоняние обострилось. Но никаких неземных ароматов с тех пор волшебница не чувствовала. Разве что, позже они с Гарри пришли к тому, что его волосы пахнут ветром, а её – жгучим солнцем. А это значит, что ветру и солнцу уж точно надо дружить. А Рону Гермиона и вовсе завидовала черной завистью. Парень, в отличие от неё, банально не ощущал запаха своих ношенных носков. В целом, свадьбы с Роном не случилось в том числе из-за этого. И, пожалуй, собственное равнодушие к тому, что у широкоплечего рыжика в штанах, прагматичная Грейнджер никогда не поставила бы во главу угла, но вот быт с Роном – убивал и так уже хромоногое чувство прекрасного. Они были совершенно не совместимы, несмотря на «подходящесть» беты совершенно любой альфе и омеге. Как ни странно, расстаться друзьями – получилось, и страх Гермионы потерять друга и соратника оказался неоправданным. А тестирование она так и не пересдала. О, поначалу колдунье действительно было интересно, почему векторную теорию, напрочь игнорирующую такие фундаментальные вещи, как свобода выбора и трезвый рассудок, до сих пор не опровергли. «Лишь у полностью совпадающих Векторов может случиться комплементарная сизигия* душ». Родственные души. Бред. Миф. Красивая сказка. Но это все объясняло. Нет в мире человека, который не пожелал бы поверить, что по земле, одновременно с ним, где-то ходит тот, кто способен полюбить его безусловной любовью, читать его мысли и откликаться на любое намерение. Но Гермиона Грейнджер больше не имела сил верить в сказки. Хотя раньше – честно и трепетно ждала своего заветного «долго и счастливо». И даже верила, что оно наступит, как только они победят. Но после Победы – внутри осталась лишь звенящая пустота. И Гермиона перестала верить в волшебство, впрочем, ничуть от того не страдая. Все еще осознавая себя самодостаточной, просто при этом – совершенно ненужной и бессмысленной. Однако, как и всю жизнь до того, она продолжала упорно вписываться в общество. Правда, доказывать что-либо самой себе – все таки забросила, смирившись, что её самой – не существует, и она – лишь собирательный образ из ярлыков. Грязнокровка. Героиня Войны. Самая Умная Ведьма Столетия. Подруга Избранного. Женщина среди Невыразимцев. Пожалуй, ярлыки были даже лучше, чем её прежняя суть. «Невыносимая Всезнайка». Да, именно так, с легкого публичного комментария давно погибшего человека, Грейнджер величали много лет. И теперь, спустя года, когда это прозвище оказалось забыто обществом, она – готова была согласиться с профессором. И лишь удивлялась, что её прежнюю мадам Пинс, да и все преподаватели, не придушили в безлюдном уголке. И все же – Гермиона по-прежнему была упряма. А потому – сразу после Победы принялась искать новую себя, взамен старой. Такую себя, которой будет место под ярлыками и стикерами. Миссис-Счастливая-невеста-и-жена – не подошла. Мадам-часть большого-дружного-клана – тоже. Гермиона, конечно, не унывала, какие её годы. Но, впрочем, и не горела энтузиазмом. Стараясь не стать бездушной механической куклой, что мертва изнутри, и двигается лишь по инерции, колдунья пока что не знала, чем заполнить пустоту. И действовала наугад. Первым делом она выбрала негативный путь. Дурное дело – не хитрое. Пила. В компании и – без. Но быть алкоголиком оказалось некомфортно для здоровья и затратно для кошелька. Попробовала стать нимфоманкой и была в этой роли неубедительна, хоть и – набралась сомнительного опыта. Однако, это оказалось лишь привычным знанием ради знания, не несущим удовольствия, несмотря на все старания партнеров. Про бабочек в животе и вовсе речи не шло. В транжирстве и шопоголизме тоже никакого смысла не нашлось, одни минусы. На этом изучение негативных тенденций и их влияния на личность у Грейнджер, ужаснувшейся дыре в личном бюджете и количеству выброшенных впустую трудочасов, закончилось. Можно было, конечно, попробовать тяжелые запрещенные вещества. Но уж в чем Гермиона была тверда, так это в том, что путанность сознания и сон разума – худшая кара для дисциплинированного ума. Путешественник из неё, кстати, тоже не вышел. Она честно провела по неделе на каждом континенте. Ругалась, путаясь в лианах. Воевала с насекомыми, сгорала от жажды и отплевывалась от снега. Но не ощутила ничего, кроме раздражения, не обрела ничего, кроме впустую потраченного времени. Конечно, возможно и то, что на общее впечатление повлияло то, что первейшим пунктом своего затяжного путешествия девушка выбрала Австралию. И, возможно, именно это перечеркнуло все последующие эмоции, оставив… только пустоту. Мистер и миссис Уилкинс, пока Гермиона рисковала жизнью и воевала за недостижимые идеалы, успели обзавестись поздним ребёнком, и в новорождённом сыне – души не чаяли. Гермиона наблюдала за своей прежней семьей около двух дней, поначалу не решаясь их потревожить и – анализируя увиденное. Однако, после недолгого спора с собой поднабравшаяся осторожности и корректности девушка скорректировала планы на ходу, передумав врываться в их дом татью в ночи, и накладывать с порога сеть сложных возвратных Чар по возвращению памяти авторства Специалистов Отдела Тайн. Прежде – решив все же поговорить и объяснить, что к чему случилось. В конце концов, ей подумалось, что одного несогласованного вмешательства в память с её родителей достаточно. Конечно, совсем без магии не обошлось. В дом волшебница входила с Конфундусом, а доказывала реальность магии Ависом, и прочими мелочами. Назвав лишь имя, да и то – выдуманное, мисс Грейнджер трусливо, по своему мнению, повела рассказ от третьего лица, прежде всего кратко обрисовав сложную ситуацию Магической войны и военного времени. И лишь после этого сообщила, что с ними было сделано, и – для чего. И, разумеется, решив трусить до последнего, так и не решилась сообщить, кто лишил их семью прежней жизни, ограничившись обтекаемой формулировкой «близкий человек». Емкая фраза на первый взгляд мягкого, но на деле – флегматичного отца врезалась ведьме в память на всю жизнь. «Я – не трус. И если он, ваш этот неведомый спаситель, не мог, как вы сейчас, сказать нам правду, прежде чем что-то делать, если предпочёл стереть истину и внушить ложь, как глупым куклам, если думал, что мы не поймём, то он – не близкий. И я, в таком случае, мисс, не желаю его помнить». И Гермиона – поняла. Да, она действительно поняла и приняла подобную точку зрения, тепло распрощавшись с расстроенной семейной парой. При этом – даже не заикнувшись о том, что у них была дочь. Внутренний голос твердил правдолюбивой девушке, что она, умалчивая, вероятно, шагает по тем же граблям, за которые ей минуту назад окольно прилетело по совести поленом. И, как бы подробно она не описывала ситуацию для родителей, ожидая наиболее точного вердикта, стоило все же уточнить, что у них – был еще один ребенок. Однако, глядя на веселого беззубого карапуза, совершенно не понимавшего, почему его мама и папа так серьезны, Гермиона решила взять еще один, последний грех на душу, раз уж когда-то заделалась вершителем судеб. И не привносить хотя бы в этот, такой светлый и солнечный дом, эхо войны в своем лице. Ей, наверное, должно было быть горько от потери. И грязно и мерзко – от самой себя-школьницы. Той, что так ошибочно испугалась рассказать правду магглам. Той, что была настолько не уверена в своих силах и исходе противостояния, что даже не спросила мнения близких перед тем, как произносить решительное «Обливейт». Но… этих чувств – не было, хоть они и осознавались, как неумолимые факты. Она просто приняла новую неизбежную данность и вероятность того, что и она – способна фатально ошибаться. А усложнять жизнь родителям горечью осознания того, что этот, ни во что их не ставящий, человек – их дочь, не стала. Её прощение, желание облегчить груз вины – о, это был ни капельки не веский повод отравлять чужие души. Это было бы слишком эгоистично, в конце концов. А эгоисткой, памятуя об агрессивном Векторе «альфа», который ей категорически не нравился своим подавляющим описанием, Гермиона старалась теперь не быть. *** Вскоре после возвращения из кругосветно-бессмысленного тура в ставший родным серый Лондон колдунью беспричинно стало бросать в жар. Совершенно на пустом месте, неумолимо и – при наличии отменного здоровья. Старенький колдомедик обследовал её, поводил вдоль тела палочкой, помахал вокруг головы руками, почитал скрупулёзно собранный анамнез. Взволновался от того, что болезная – не замужем, и посоветовал поскорее найти себе пару. Мол, тогда-то всё и пройдёт, как по волшебству. Потому что у всех с её Вектором, видите ли, проходит. «Наличие максимальных и минимальных значений Векторов, при отсутствии совместимой пары, предполагает последствия. Основная симптоматика – перепады температуры тела, близкие к критичным». Представив в красках, как она ходит по улицам – особенно по Косой – и нюхает людей, Грейнджер громко, неприлично рассмеялась в лицо горе-лекарю. И – раздумала жаловаться на психоэмоциональное состояние, распрощавшись с Мунго. Гермиона вновь отказывалась верить в то, что зыбкая переменная магии, какие то Векторы – это ответ. Будучи дочерью врачей, пусть даже они и не были одарены волшебством, девушка набрала старых маггловских книг по анатомии и психиатрии, закупилась новинками в печатных изданиях, и принялась за исследование самой себя. Результаты не радовали, но – и не пугали. Грейнджер, по крайней мере, нашла ответы, которые её устраивали. Апатия? Поствоенный синдром. Отсутствие устремленностей и смыслов? Возрастная переоценка ценностей. Равнодушие и раздражительность, отстранённость? Защитная реакция на стрессовые периоды. Жар? Еще проще. Шалят гормоны. Возможно, из-за множественных проклятий, полученных молодой девочкой на войне. Она – не нечто из ряда вон, она – как множество других. А значит, эти состояния не стоят столь пристального внимания. Если честно, Гермиона попросту не могла поверить, что какой-то человек извне, просто появившись в жизни волшебницы, исключительно присутствием наполнит всё смыслом и решит все её проблемы. Нет, так – не бывает. Это даже уже не магия, это – волшебство какое-то. А в волшебство Гермиона, как мы знаем, не верила. А вот в методики самовнушения и собирательную диагностику – верила. Первым делом Грейнджер совершила спонтанные действия вопреки собственной натуре. Купила вещи, которые никогда бы не стала носить, и смешала это с новенькой формой Отдела, куда решила податься после Хогвартса. Как итог, упорно привыкала к длинной мантии Невыразимца и – юбке в пол, с грустью отказавшись от штанов. Чуть позже – прогулялась по маггловскому району, зашла в первую попавшуюся парикмахерскую и выбрала мастера наугад. Та щебетала всякие глупости о том, как кудряшкам клиентки идут кремовый и блонд градиенты, высветленные хаотично прядки и упорядоченный хаос объема. И как теперь она похожа на какую-то очень популярную певицу. Битая жизнью Грейнджер стоически боролась с желанием зашить болтушке рот наживо. И даже воздержалась от Силенцио. И терпение Гермионы в итоге оказалось вознаграждено новым цветом, ничуть не напоминавшим прежний темный каштан. Гермиона Грейнджер смотрелась в зеркало, созерцая нарочитый беспорядок мелких кудрей, и, теперь не узнавая себя вовсе, удивлялась. Впрочем, по новому обыкновению – сдержанно, без огонька. На самом деле, эта история действительно началась с зеркала. Но – не с этого. Это случилось позже, много позже. Уже после того, как Гермиона попробовала себя в музыке, вождении автомобилей и беспилотников, Древних Рунах и прочем, огромном и скучном множестве вещей. Когда Гермиона уже сделала ненужную ей карьеру, библиотеку свою навострилась носить не в сумочке, а в голове, изрядно поднаторела в разнообразных видах волшебства, (в том числе – и запрещённых), и не чаще раза в неделю выбиралась из кабинета. Под многоликой Маской Сокрытия, в связке группы Невыразимцев и представителей Аврората, на особо сложные задания с особо хитровывернутым последующим канцеляритом. Гермионе Грейнджер, заместителю руководителя Отдела Тайн, исполнилось двадцать пять лет, считая те месяцы, что были накручены Малыми Хроноворотами, школьным и рабочим. Шел шестой год после Победы, а она – продолжала искать себя. Без особой настойчивости, впрочем. Просто потому, что для того, чтобы не застыть, как мертвая мушка в янтарной капле, надо было делать хоть что-то. Гермиона Грейнджер, ведущий сотрудник Министерства Магии и Невыразимец, к своим скромным летам в этом закоснелом шовинистском обществе ни в жизнь не заняла бы столь высокий пост, если бы – не Война. Рон даже когда-то пошутил, что им стоило бы поблагодарить почившее Лордство за то, как легко орденоносным победителям, соплякам по сути своей, далась карьера. Они с Гарри тогда юмора очень синхронно не оценили, обоюдно сочтя, что лучше бы все – просто были живы. Но, тем не менее, одергивать Старшего Аврора Рональда Уизли, как привыкла делать ежедневно в года ученичества, Гермиона не стала. Она еще в свои тяжкие и неординарные восемнадцать лет открыла для себя поразительную истину: если промолчать, если не вылить на собеседника поток информации во благо его, мир... не рухнет. «Молчание – золото. А слово – серебро». И колдунья училась держать свое мнение при себе, все чаще замечая, что все её знания – бессмысленны, поскольку никому не полезны. От этого осознания девушка становилась угрюма, сварлива и равнодушна к окружающим. Гермиона Грейнджер излишне цинична, немногословна, осознанна. Гермиона Грейнджер, Героиня Войны, не носит с собой сумочек и кошельков, поскольку все свое имущество уместила в подпространственный карман*, который всегда под рукой, потому что он – везде. И в полах тяжелой мантии цвета стали, и в складках струящейся юбки, и в нагрудном кармашке рубахи. Представитель Невыразимцев Грейнджер, сняв Маску Сокрытия, стоит перед новой партией пыльного товара в волшебной тайной лавке Горбина, и кривит синхронно с товарищами губы на поддельные накладные. Заместитель начальника Отдела Тайн Гермиона Грейнджер, отстраняя Главу Аврората Гарри Поттера, сообщившего о том, что у них в разработке – крупнейшая за последние годы партия контрабанды, в сторону, взмахивает ладонями, затянутыми в арахнидовые спец-гловелетты*, над условно-опасными предметами, выявляя точную степень их опасности. Гермиона подходит к мутному зеркалу в полтора её роста. И, хотя колдунья давно и старательно избегает нелепых ситуаций, неположенных статусу, случается – именно такая. Она – неловко запинается на ровном месте, со смаком впечатываясь в облезшую амальгаму лицом, и расшибает нос. Кровь течёт на серебристое покрытие, а волшебница, тщетно пытаясь удержать подобие равновесия, цепляется за шаткую стоячую раму, тут же – вот гадство – царапая до сукровицы металлом незащищенные зачарованной тканью пальцы. Весь этот сольный цирковой номер занимает несколько секунд, и краем глаза Гермиона видит, как Гарри, её верный братишка, шагает вперёд, чтобы ухватить подругу за ворот. Но он – не успевает. Тело Гермионы – скручивает, кости – выламывает. А свет – меркнет.