Фея для Принца

У Гермионы Грейнджер действительно были проблемы. Её интерес к миру и живость ума уже несколько лет, как сгинули в чёрной бездне равнодушия. До рези в глазах простой замкнутый круг: не имеет смысла быть заинтересованной в окружающем мире, если у тебя нет цели. А если нет цели, нет и интереса. Пожалуй, во всем этом хорошо было лишь то, что её почти перестала возмущать естественная несправедливость мира. И Гермиона точно знала, когда с ней это случилось. Горящие башни Хогвартса, вспышки магии, ожившие кошмары. Рефлексировать и конкретизировать – нужды не было. Второе мая девяносто восьмого навсегда изменило всё. Слишком много могил. Тем не менее, на данный момент на повестке стоял несколько иной вопрос, никак не относящийся к гибнущему внутреннему миру колдуньи. Пространство, размывшееся до предела, основательно пожевало незваную гостью, скрючило, дезориентировало – и выплюнуло на неровно мощёную, грязную дорогу. Быстро оглядевшись и не заметив опасности, Гермиона продолжила осторожно лежать. Сосредоточенно накладывая на себя углубленную диагностику, старалась пока что совершать поменьше движений. Проявляющиеся золотыми нитями прямо в воздухе над нею буквы сообщали, что, кроме нескольких свежих внутренних гематом, повреждений нет. И странное путешествие более никак на девушке не сказалось. А путешествие – действительно было странным, даже по первичным ощущениям уже ничем не напоминая рядовой портал. Впрочем, вокруг все выглядело нормальным. Совершенно обычная улица совершенно обычного, явно не магического, района. Все в порядке. Кроме одного «но». Из начала лета ведьма перенеслась в позднюю осень. Осень. В целом, Гермионе она всегда нравилась. Ещё ребёнком она с радостью приветствовала начало учебного года, предвкушая заранее, как ворвется в школьную библиотеку и торжественно обновит читательский билет у мадам Пинс. И теперь девушка, поднимаясь с земли, вдыхая слабый, еле ощутимый, запах туманных трав, была, несмотря на ситуацию из ряда вон, почти спокойна. Вновь пристально осмотрев окрестности и не заметив в старом рабочем районе на окраине ни единого прохожего, девушка все же наложила на себя Магглоотталкивающие. И, со вздохом достала рабочий блокнот и автоматическое перо, попутно наколдовав Темпус. Следующую минуту Грейнджер представляла собою идеальный памятник недоумению. Отмерев далеко не сразу и ознаменовав это событие тихим стоном, колдунья бесцельно побрела вперёд. То и дело что-то высчитывая, записывая и – тут же ожесточенно вычеркивая неверные переменные. «Временные переносы – вещь редкая, но – не невозможная. У каждого подобного путешествия есть причины, условия и цикл. Влиять на временное полотно – строго запрещено, во избежание формирования дыр, парадоксов и новых ответвлений истории. Нервничать не стоит: имея все переменные, высчитать с помощью Древних Рун и Нумерологических Таблиц конкретную петлю и вернуться в свой цикл не составляет труда». Грейнджер была очень увлечена своим занятием, и уже успела накидать несколько теоретических вариантов того, как ей вернуться обратно. Ей оставалось лишь найти, к чему цикл перемещений привязан, и что его активирует: событие, действие, артефакт, планетарная фаза или – совпадающий по нумерологической сетке временной отрезок. Она даже успела в своих расчетах предположить, что скачков может быть несколько. В общем, Специалист-Невыразимец была максимально вовлечена в новую рабочую загадку, ни во что в прошлом вмешиваться даже и не думала, а фоновым потоком мышления обещала вселенной по возвращении тихо и мирно выдернуть Горбину ноги. И так происходило… ровно до первой подворотни. Из тёмного, ничем не освещенного, переулка, доносилась возня: приглушённые удары, тихие всхлипы и агрессивное детское разноголосье. «Путешественнику рекомендуется минимизировать влияние своего присутствия в чужом отрезке. Правило исключения: при наличии доподлинного знания о том, что вмешательство во время уже зафиксировано в деталях, следует действовать незамедлительно, и повторить известное вмешательство в режиме реального времени для создания незыблемости временного потока и завершения запланированной петли. Во всех иных случаях – стоит опасаться коллапса и нового исторического ответвления, негативно влияющего на ткань бытия». Гермиона, имея фотографическую память на тексты, знала законы своего Отдела, как никто другой. Путешественник во времени не имеет права на вмешательство, не имея гарантии того, что событие – незыблемо и зациклено. Это перемещение, насколько она знала, таковым не было. За последнюю пятилетку, в отличии от той же Джинни, Гермиона потребности без нужды ввязываться в чьи-либо разборки не испытывала. Детские – тем более. После передовой – не особо хочется проявлять необдуманные инициативу и вовлеченность. Гермиона, застыв взволнованным истуканом, сейчас полностью об этом забыла. «Векторы не проявляют себя до конечной точки полового и магического созревания. Негативные тенденции и сопутствующие обонятельные аномалии наблюдаются лишь у совершеннолетних, полностью сформированных, личностей». Туманные ароматы сухостоя забивали нос, проникали в разум иголками чертополоха. Яркие и обволакивающие запахи, которым было совсем не место в индустриальном квартале, где вместо деревьев – заводские трубы. Гермиона жадно, как вырвавшаяся из клетки на волю волчица, вдыхала колючие полевые травы. И – не могла надышаться. Мир почему-то сразу утратил перспективу и ширь. Фокус восприятия сузился до нескольких, смазанных сумраком, силуэтов: одном, совсем крошечном, ребенке, скукожившемся на земле в несчастный комочек, и – четверых мальчишках постарше, с исключительно детской злобой безоглядно запинывающих жертву. Неизвестно, почему эта картина так повлияла на девушку. Но ведьма внезапно оказалась не в состоянии пройти мимо. Об этой странной перемене в себе, впрочем, Гермиона, скрипя зубами от бешенства, не задумалась. Потерявшая ориентиры – и потерянная сама – после Войны она продолжила делать то, чего от неё ожидают: работать во благо общества и великой цели альтруизма. Просто перестала понимать, зачем. И теперь память услужливо извлекла из чертогов подсознания цепочки рассуждений прежней гриффиндорки Грейнджер. Еще ничем не запятнанной и – изо всех сил верующей в мир. Она – снова не думала, хотя обычно это больше было присуще Гарри, а не ей. Она – чувствовала. В конце концов, уже много лет они с Поттером вершили закон, ни разу не воспользовавшись служебным положением. Может, пора?.. «Мы здесь – гребаный закон». Грозно рыкнув, ведьма торопливо, отрывисто забормотала под нос зловещий речитатив, быстрым росчерком лезвия по вене оплачивая запрещенную магию. Прыжок. Размытие. В следующий миг в проулок ворвалась жуткая дымная фигура, лишь отдаленно напоминающая человека. Перевоплощенная в Морок, колдунья была беспощадна к подросткам. Они надрывно вопили от ужаса, падали, зажимали кровавые следы рваных ран, появлявшихся на их коже из ниоткуда, и, спотыкаясь, с криками исчезали в сумраке, один за другим. Еще никогда Гермиона не ощущала себя столь бессовестно-жестокой. И только лишь маленький недвижный силуэт на грязной земле, всем своим видом просящий о помощи, удержал её от погони. Приняв привычный облик, ведьма осторожно опустилась на колени перед закрывавшим голову мальчиком. Стараясь двигаться как можно медленней и – не напугать ребенка. Молясь всем богам, чтобы получилось вывести его из ступора. Вдруг абсолютно черные, словно бездонная ночь, глаза, большие и заплаканные, пронзительно впились в её лицо. «Импринтинг (досл. «впечатывание») — это бессознательное формирование конкретного впечатления (т.е. образа или символа с прилагающейся эмоциональной нагрузкой, которая может быть довольно объемной и сложной), оказывающее решающее влияние на дальнейшие реакции личности, формирование ее ценностей и приоритетов и, в конечном счете, на ее поведение в целом. Обычно последствия импринтинга сохраняются на всю жизнь или на большую ее часть. Могут формироваться на основе запахов или образов. Вероятны при Сигизии». Еще не испуган, но – насторожен. Лохматый, чумазый, в потрепанной старой одежде. Очень маленький. - Все хорошо, они… ушли. За что тебя так? Хмурые бровки исполнили пируэт на бледном лице. Ответ был тих и тяжек: - Я не такой. Гермиона понимающе кивнула. Свое детство она тоже провела среди обыкновенных людей. И у нее – также были проблемы со сверстниками. Ведь так просто детское волшебство не скрыть. Его – можно не творить, но магглы все равно способны учуять того, кто отличается от них. Правда, большинство её трудностей решали любящие и статусные родители. Здесь – вырисовывалась иная ситуация. Этому крохе явно повезло меньше. Стараясь сконцентрироваться на том, чтобы не делать резких движений, она пропустила мгновение, в котором настороженность сменило воодушевление: - А ты – тоже… не такая? Худенькие бледные руки с наливавшимися багровым синяками перестали защищать затылок. Напряженные окровавленные пальцы нервно цеплялись за ткань штанов, обтягивающих острые коленки. Гермиона не имела сил издать не единого звука. Но эту надежду в омутах больших глаз, столь требовательно ждущих вердикта прямо сейчас, обмануть не имела права. И, сдавленно сглотнув, кивнула. Ребенок перед нею облегченно прикрыл веки, в такой позе больше похожий на фарфоровую куклу, принадлежащую худшему в мире хозяину, чем на живого человечка. А Гермиона, всегда сторонившаяся детей, онемевшая и задыхающаяся, задвигалась. И, словно бы в нее вселился некто, ей незнакомый, принялась нежно ворковать с ребенком, осторожно протягивая к нему руки. Не просто молчаливо подтверждая, а озвучивая с нежной улыбкой откровенную ложь. Ложь о том, что она здесь – ради него. Может, даже и так. Но её воля, так или иначе, к этому отношения не имела. Тени и свет – преломлялись, впитываясь в монохром её маленького собеседника. На прозрачной детской коже цвели кровавые цветы. А мир Грейнджер рвался на клочья и осыпался бесполезными фрагментами привычного. Девушка аккуратно касалась синяков, ссадин и ушибов кончиками пальцев. Бесконтрольная тревога её при этом была столь велика, что проговаривать целебные Чары вслух – не требовалось. Магия и без слов чувствовала, в чем так нуждается её владелица. Темнеющий вокруг них воздух, тем временем, наполнялся запахами, цветами и звуком, больно ударяя по сердцу. Для таких больших чувств Гермиона Грейнджер была непозволительно мала и подозревала, что – не выдержит. Ребенок же – терпеливо сидел перед нею. И стоически сносил неприятные ощущения, возникающие при исцелении подобным образом. Казалось, его больше волнуют золотистые нити, срывающиеся с её пальцев. В агатовых глазенках сверкали отраженным волшебным золотом искорки восторга. Его кожа была прохладной на ощупь. И, конечно, это была только игра её восприятия. Восприятия альфы. «Перепады температур, как правило, строго индивидуальны для каждого парного вектора, и противоположны в проявлениях. Озноб и замедленное кровообращение предполагают, что у союзного вектора – жар и высокая возбудимость кровотока соответственно. Одновременных повышений и упадка у одной и той же личности – не наблюдалось. Таким образом, верно то, что в поисках следует ориентироваться на антиподные данные». Гермиона осторожно отвела его вороненые волосы в сторону, обнажая острые скулы. Осторожно стирая со щек грязь и залечивая чернополосные ссадины. Детали обретали значение, глобальные события, даже самые невероятные – смысл. Пронзительное узнавание было внезапным и безысходным. От предположительно тёмного артефакта зеркального типа Грейнджер, очевидно, ожидала подставы. Но – не настолько болезненной. Гермиона была в эту секунду уверена, что сойдёт с ума сразу же, как только позволит себе осознать, насколько злую шутку с ней сыграла жизнь. Нутро взрывалось тысячами солнц. Её новообретенный смысл был беспощаден к внутреннему покою, пах осенним туманом и пока что – был совсем ещё маленьким и трогательным. А после… Будет мёртвым.