Фея для Принца

Ассистент Мия Картер, с подачи Директора Дамблдора полночи переосмысливавшая масштаб собственного влияния на историю, выглядела неважно. Потому что синюшные круги под глазами имела не она, а Гермиона Грейнджер, скрывавшаяся под Маской. А если бы у нее спросили, что она все это время делала, то девушка ответила бы, что пребывала в панике. И это должно было быть заметно хотя бы по тому, что Невыразимец со стажем на полчаса застряла среди зачарованных лестниц, запутавшись в направлениях движения. Увы, если чувствуешь, что беде быть, она – обязательно будет. Ибо единственный закон вселенной, который работает всегда, это закон подлости. И вот, пожалуйста. Гермиона пребывала в ужасе от услышанного и одновременно – была довольна появившейся уверенности в успехе своего вмешательства. Тем не менее, лично ей это знание ничем помочь не могло. Волшебница, конечно, ранее и предположить подобное не могла, и ставила скорее на то, что заключительный перенос ее убьет, но… одно другого не исключает, не так ли? С другой стороны, тот кулон, что зарезонировал с Зеркалом, дал ей лишнее время. Три заряда наложились на задуманное единичным перемещение. И уже на этом спасибо. Она очень постарается не допустить, чтобы Северус Снейп из этого мира превратился в Профессора-Летучую-Мышь из её. А остальное… «Любовь вызывает ухудшение зрения». Да, как ни печально, сказанное Альбусом Дамблдором все объясняло. Надо начинать вести основательный письменный дневник, а не просто черкать заметки. Она ведь так всю свою жизнь забудет... Ведь почему-то такую очевидную деталь, такое, казалось бы, важное воспоминание, как отсутствие осенних мотивов посреди уроков Защиты на своём шестом курсе, она упустила. А ведь тогда, благодаря Хроновороту, она уже вернулась в школу семнадцатилетней. И – ничего. А это значит, её предназначение почему-то затерялось в ином мире. Гермиона была уверена, что почувствуй она это тогда, почувствуй так, как сейчас, сразу бы поняла, что делать. И мигом расставила бы приоритеты верно. Она бы не позволила ему умереть. Но это был не он. Да, тот же самый Северус Снейп, но – не он. В жизни того человека, с которым она была знакома с детства, никогда не было фей. Это был просто один из множества людей, которых невыразимо жаль. Но вряд ли ты станешь рисковать собой и мироустройством во имя его. Да… Гермиона успокаивала себя, как только могла. Но, конечно, сердце, как ему и положено, усложняло всё, и фиолетово этому болезненному пульсару в груди было на доводы рассудка. Гермиона хотела остаться, вопреки всему. На крайний случай, просто стать бестелесной тенью этого человека, чтобы всегда быть рядом. Дурные надежды и глупые стремления. А что дальше? Что ещё она в себе обнаружит? Фетишизм? Желание облизывать котят? Ей срочно нужна обратно вся ее дракклова решительность. И плакать она не будет. А если и будет, то только в себя. И улыбаться. Побольше улыбаться. *** Влюблённая женщина, которая борется за счастливый финал, выносливее атланта. Она готова взвалить себе на плечи целый мир, даже не имея точки опоры. Она безжалостней полководца, и легко жертвует не только жизнями сотен, но и своей. Если вы спросите, чего хочет такая женщина – она ответит, что желает лишь видеть улыбку любимого человека. И если цена этой улыбки – пылающий мир, так тому и быть. Единственная проблема Гермионы Грейнджер была в том, что она не сможет наблюдать желаемое в дальнейшем. Северус. Сейчас она легко могла ткнуться носом ему в подбородок, запрокинув голову. В будущем она явно будет дышать ему в пуговицы на груди, если подойдёт поближе. Но она этого, скорее всего, не узнает. Если её выкинет в свой мир и время, если она выживет... О, она проживёт без него, конечно. Просто эта жизнь будет… прежней. Сухой и бессмысленной. И, наверное, не очень долгой, потому что какой, скажите, толк в том, чтобы себя беречь, если это никому не нужно, в том числе и тебе самому? Но это не точно. А вот, думая о Северусе Снейпе, Гермиона сильно сомневалась, что в данном вопросе их взгляды на проблему согласуются. Гермиона стала гиперфиксацией. Потому что этот человек был в принципе склонен к максимальной концентрации на объектах интересов, реагируя соответственно: глубоко и категорично. И поэтому… она ничего ему не расскажет. Гермиона Грейнджер могла бы сейчас позволить эмоциям захлестнуть себя с головой. Перестать заниматься бессмысленными раздумьями и начать рубить с плеча. Гермиона могла бы аппарировать, не дожидаясь рассвета, чтобы доказать Дамблдору, что этот раз – одна из его редких, но глобальных ошибок. И она уже никогда не вернётся. Она могла бы продолжить здесь быть, и заставить Северуса Снейпа себя ненавидеть и бояться, сделать так, чтобы он испытал облегчение, узнав, что больше её не встретит. Она могла бы, на крайний случай, самоубиться напоследок о Тома Реддла. И может, даже преуспеть в его уничтожении. Но Гермиона Грейнджер была слишком рассудительна для таких драматичных поступков. Девушка бродила, плутала, путалась и возвращалась. И так – часами. Восприятие ломалось, искажалось, кривилось. Замок, знакомый с детства, стал неведомым, потускневшим, холодным. И, пока ассистент Картер не добралась до Выручай-Комнаты, на свои места мир вставать отказывался. Но лишь до той минуты, пока девушка не открыла дверь и не оказалась в комнате-копии-своей-спальни. С такими непривычно для одинокой девушки смятыми простынями на кровати, ворохом черновых свитков пергамента на тумбочке, исписанного чужим, тонким и летящим, почерком, и теплым желтым светом светильников. С этой минуты у неё осталось лишь здесь. И, что бы не утверждал Дамблдор, завтра у неё – не будет. И она никогда не узнает, каким станет Северус, и как будет жить дальше. А значит, всё, что она может сделать, это радоваться каждому мгновению, а не тратить время на страдания и страхи. Потому что после останутся лишь воспоминания, и ничего кроме. И она будет стараться, чтобы и для него они были счастливыми. Пока Гермиона возвращалась по пустынным сумрачным коридорам обратно в Больничное Крыло, у неё получилось успокоиться окончательно. Делала она это не ради себя, нет, ей бы покричать, покрушить мебель… Этот обманчивый душевный покой строился владелицей кровоточащего сердца лишь ради доброго самочувствия ныне спящего волшебника. Он не заслужил знать про эти проблемы. Возможно, в ней говорил Вектор, но все её переживания, в сравнении с предполагаемой перспективой узреть его горе, были вторичны. Да и, если рассуждать здраво, совершая первую аппарацию, Гермиона даже и не мечтала, что у неё будут какие-то гарантии. А уж тем более – полная лояльность Дамблдора к её идеям. Последние недели, такие яркие и счастливые, её расслабили. Подобной ошибки больше совершать было нельзя. Все, о чем она должна думать, так это об изначальной своей цели. И идти к ней по мере сил, без оглядки на то, каким кошмаром это обернется для неё. Благополучие и долгая жизнь для одного-единственного зельевара. Звучит не так уж и сложно. И если подумать, эмпат, отслеживающий твои реакции, хороший повод улучшить самодисциплину. Она не будет больше об этом переживать. При нем – тем более. И свою стойкость проверит прямо сейчас. А если не справится - попросит Альбуса об Обливейте. *** Отвоевав себе кусочек пространства на узкой койке рядом с подушками и аккуратно пристроившись рядом со спящим, девушка приобняла его за плечи и поцеловала в макушку. Она так многого не успеет... Сонный голос прозвучал глухо, растворяясь без следа в предрассветной тьме: - Он обратил тебя в свою веру, и теперь ты за радужных бабочек? - Ох, нет, конечно. Спи, рано ещё. - Тогда все хорошо. Молодой человек, все также не открывая глаз, поморщился. И осторожно потрогал затянутое в бинты плечо. - Я был... Поспешен. Гермиона, хмыкнув, поправила одеяло. Но Северус – не затыкался: - Ну, давай. Скажи это. - Что? - Что ты же говорила. И была права. И можешь добавить что-то вроде «совершать подобные глупости недостойно человека разумного». Я не буду спорить. - Хм. Насчет глупостей… Я в семнадцать прогуливала Школу. - Ты не можешь прогулять Школу, в которой живешь. Ты прогуливала занятия. - Нет, именно Школу. Год прогуливала. А в двенадцать лет частично превратилась в кошку. Так что... - Ты же говорила, что окаменела. - Это попозже. - Какая... Насыщенная жизнь. - Я к тому, что вот так сразу чтоб и хороший план, и безопасный – так не бывает. Просто учти, пожалуйста, на будущее. - Если ты настаиваешь. - Изо всех сил. – Гермиона улыбнулась, но хмурый изгиб бровей её собеседника, усиленно боровшегося с остаточным воздействием зелья Сна без Сновидений, насторожил девушку. - Что с тобой? - Мне снился странный сон. - Я понимаю, что для змей это необычно, но люди видят сны каждую ночь. – Доверительно сообщила Грейнджер, попытавшись перевести все в шутку. - Я мог бы сказать, что твой юмор искрометен и уместен, но это будет ложью. Да будет вам известно, мадам Противница Зелий, что «Сон без Сновидений» не просто так назван подобным образом. - Я учту, нахал. – Ласково проворковала волшебница. Но тема беседы, как Грейнджер ни старалась, все равно вернулась в прежнюю колею. - Скажи мне, пожалуйста. Вы на пару с многоуважаемым Директором, такие серьёзные вершители судеб, не решили совершенно случайно разрушить мир? - А… что конкретно тебе снилось? - Мне не нравится, что ты уточняешь, а не возмущаешься предположению. - Я просто обескуражена. Северус, поясни, пожалуйста, что тебя так обеспокоило. - Я... Не помню. Но ощущение… - О, конечно. Ощущение. Как я могла не понять. - Миа. – Наверное, самым обидным было то, что теперь даже на малейший укор в его голосе внутреннее животное реагировало неадекватно, и начинало лихорадочно придумывать, как волшебника разрасстроить обратно. - Нет, мы не собираемся разрушать мир. И не позволим ему рухнуть. Я тебе гарантирую. Это был просто кошмар, наверное. - Нет. Это была ты, я точно знаю. Очень... Мрачная ты. Как в кривом чёрном зеркале. Голос его с каждым словом становился все тише, но вот ведь парадокс, звучал все надрывней. - Ох… – Гермиона тяжело вздохнула – И лучше бы, если бы ты не обращал внимания на это. Мы с Директором никогда не обсуждаем весёлые вещи. И мне очень не нравится то, к каким необходимостям мы иногда приходим. В этом дело. Я очевидно не железная… - И не сова. Ну, если с твоих слов. Доподлинно мы не знаем. Начавшая было сердиться, девушка выдохнула. И мягко подвердила: - И не сова, да. - Я могу помочь? - Ты помогаешь. Как подверждением данных слов могло послужить обьятие, волшебница не знала, но, тем не менее, именно это и сделала. И говорить продолжила только после этого, бормоча слова ему в волосы: – Твоя единственная задача – не попадать в неприятности, помнишь? - Хм... - Спи дальше. Ещё рано. - Это сложно, если ты не прекратишь. Сейчас же, Миа. Грейнджер, тем не менее, продолжила умиленно ерошить ему волосы. Снейп пытался отбиться, но в его состоянии это было сделать невозможно. - Да что же это такое... Пораженчески скривившись, он попытался сдуть с носа одну из скользящих прядей. - Если единственный вариант, при котором ты перестанешь это постоянно делать – подстричься налысо, я недоволен. Гермиона весело угукнула, громко дунув в ответ. Тёмные спутанные нити опять упали обратно ему на лицо. - Дело в том, Северус… Мне не даёт покоя подозрение, что у тебя вьются волосы. Немного, но… - Ещё. Хоть одно. Слово. И я клянусь… Заслышав зловещее шипение, Грейнджер постаралась не хихикать. И отвечать тоном глубокомысленным, насколько оно возможно: - Но если ты так яростно это отрицаешь, значит, я ошиблась. «Нихера подобного». Обхватив напоследок его плечи обеими руками, она глубоко вдохнула. Полынь, затерявшаяся в буреломной траве, тут же вышибла из тела рассудок. - А пойду-ка я на завтрак. - Темпус. В шесть утра? - Никогда не бывает слишком рано для тарелки овсянки! - Мерлин… Пока он, неудобно запрокинув голову, пытался с укоризной ею покачать, ассистент Картер воспользовалась моментом и звонко поцеловала его в нос, хоть и обещала себе никогда так не делать. Сбегала она из Лазарета быстро, будто нашкодившая школьница. Ощущая, как её лопатки сверлит сердитый взор. Впрочем, убийственным он не был. И подушка, брошенная во след, до цели не долетела.