Пять дней Рождества

      Лапландия горюет: погиб Санта Клаус. Это вышло практически случайно. Справедливо ли утверждать, что оленей-извозчиков лучше не дразнить? Возможно. Сглупил ли Санта, водружая тучное тело на спину животного? Абсолютно, блин, да.       Что ж, это было ошибкой. В Лапландии, как известно, траву не сыскать, посему кровь Санты оросила снег, и кто-то назвал бы событие воистину трагичным, если бы не вся эта поэтичность кишок в снежинках. Надо сказать, смерть Санты транслировали на весь мир — проспорив Дракуле, старик полез на возбужденного оленя в свете камер.       Да, разумеется, впоследствии Дракула обещал помочь с раздачей подарков, но рождественские чудеса — ему не по плечу. Так что найти замену Санте — это, право, спорно, хоть и не за гранью.       Как уверяют эльфы, отбор кандидатов был суров. И Хитч — бесноватая Хитч «Мать её» Дрейс — поверила бы в их слова, не знай она новоиспеченного Санту лично.       И вот, в канун Рождества, раскинувшись на диване со своей закадычной подругой Энни, Хитч пялится в телевизор, где вещают разговорное шоу «Ночная ночь Ханджи».       — Это мужик или баба? — Энни бубнит, явно сбитая с толку гендером ведущей. Или ведущего?       По-правде, всем плевать, что есть Ханджи на самом деле, и Хитч — не исключение.       — Тебе-то что? — она забрасывает в рот горсть попкорна. — Всё ещё удивляешься небинарным персонам?       Хитч замечает краем глаза, что ранее скучающая Энни задумчиво щурится.       — Серьёзно? — она метает в Хитч острый взгляд, что может напугать лишь тех, кто плохо её знает. — Очнись. Мир сошёл с ума, а ты вдруг твердишь, что меня заботит щель у какой-то ведущей. Ведущего. Для протокола: мне все равно.       Хитч возносит ладони примирительным жестом и невинно улыбается.       — Есть там щель, зуб даю. Хочешь поспорить?       — Конечно нет.       В каком-то смысле Энни права: в чём прок обсуждать вагины и члены, если мир содрогнулся в прямом смысле этого слова, и ныне полубоги живут среди людей? Хитч помнится треск в земле где-то на востоке (в точные координаты она не вникала) и то, как из разлома хлынули они: мифические твари. Не то чтобы было страшно — всё-таки не каждый день удается поглазеть на настоящего Геркулеса, Дракулу и чертовски мокрого Тритона — и это лишь «топ-три самых желанных кобеля», на взгляд Хитч, — но и приятного мало. Жизнь разделилась на «до» и «после», как бы банально это ни звучало. Имелось и обстоятельство: вопреки противоестественной натуре, они вошли в этот мир уязвимыми и дохли как мухи, ошибочно надеясь на магию. Собственно, поэтому доверчивую Фею-крестную покалечили, заточив в клетку, а Санта пал с распоротым брюхом.       Более того, арсенал полубогов надлежит заполнять. Раз уж эльфам, кровососам, русалкам и прочей нечисти не жаль обучать своему ремеслу людей, то какая разница? «Волк, сожравший бабушку, стал метафорой, — объяснял Армин, местный умник и просто-напросто задрот. — На его роль сгодится всякая собака — только бы чепчик налез, однако легенда живет, покуда её обсуждают». И правда, до недавних пор роль волка исполняла лохматая колли, а после — и вовсе шпиц. Оба пса разговаривали, дабы пудрить мозги дурам в красных шапках, что тоже, впрочем, сменяются время от времени. Нерушимой остается лишь магия, кочующая от Тритона к Тритону, Колобка к Колобку и в конце концов от Санты к Санте.       Кстати о последнем: он нынешний гость «Ночной ночи Ханджи». Хитч мостится поудобнее и свистит, щелкнув пальцами:       — Прибавь звук! — она знает, что Энни не шелохнется, посему вжимает в кнопку на пульте первее.       Ханджи анонсирует зычным голосом:       — ...и клянусь, девчонки и мальчишки, такой Санта наверняка угостится вашим печеньем. Встречайте, мистер Санта Флок!       Флок выходит из-за кулис и посылает в камеру свою фирменную волчью улыбку. Хитч и Энни переглядываются. Тишина между ними таит важную ремарку. Если прежний Санта выглядел как пузырь в нелепой плюшевой пижаме, то Флок выбрал иной подход, являя себя в двубортном пиджаке из красной кожи и таких же штанах в тон верху. Можно было бы не пускать слюну столь отчаянно, но у него рыжие как киноварь волосы, и это усугубляет эффект.       Глядя на Флока, Хитч, как всегда, окатывает щекочущими чувствами.       — Можешь не возбуждаться на моём диване, пожалуйста? — Энни смотрит на неё с плохо скрываемым отвращением, и Хитч смеется:       — У меня овуляция, это во-первых, — она бросает в Энни попкорн. — А во-вторых, это тот самый Флок. Наш Флок, если ты вдруг забыла.       Видимо, Энни невосприимчива к её аргументам.       — Как тут забудешь? У него была самая уродливая прическа в старшей школе.       — Фу, это грубо. Вообще-то он дарил тебе валентинки.       — Давай смотреть правде в глаза: он всем дарил валентинки.       Хитч цыкает зубом и обращает взор к экрану. Флок сидит, уложив ногу на ногу в небрежной грации, и ведёт беседу с Ханджи.       — И где же твоя борода, мистер Флок? — Ханджи утверждает локти на столе, дернув щекой.       Флок касается гладкой челюсти.       — Чёрт... — он изображает огорчение, а затем улыбается. — Так и быть, отращу к следующему Рождеству.       — Честно?       — Честно-честно.       Тем временем Энни фыркает и, будто этого мало, громко жует. Хитч шикает:       — Потише!       — Да брось. Чего ты там не слышала? Все нарциссы одинаковы.       — Флок нынче знаменитость, это его работа.       — Правда, что ли? — Энни надкусывает попкорн; в свете телевизора её черты гротескно заостряются. — Парень ведёт себя так, будто по меньшей мере Бафомет, а не рождественский клоун.       Само собой, Хитч не разделяет мысли Энни:       — Флок получил силу Санты, и в рождественскую ночь для него нет ничего невозможного, — напоминает она твердо.       — Отчасти ты права, — кивает Энни. — Но кто Флок вне Рождества? С таким успехом он может служить подставкой для ног.       — Энни, он, блин, Санта! У него даже летающая упряжка имеется.       — Везучий сукин сын, вот он кто.       Хитч не может не согласиться. Если верить эльфам — а эльфам верить нельзя, — то, выходит, каждый Санта проходил кастинг. Но, опять-таки, Флок обрёл титул по нелепой случайности: кто-то вкинул бумажку с его именем в мешок почившего Санты. Хитч узнала это от Армина, а тот — от Эрена, а Эрен славится шалостями, так что, скорее всего, бумажку вкинул как раз таки он. Просто так — для поднятия общего тонуса.       Суть в том, что Флок покинул дом в личине панка с «уродливой прической», напоминающей гнездо, но в Лапландии он обрел и магию, и какое-никакое, а всё-таки влияние. И модные шмотки, должна признать Хитч.       Флок демонстрирует это с размахом — особенно сейчас, когда кичится перед камерой.       — ...и да, я исполню каждое желание, — он говорит ни громко, ни тихо, и его голос плывёт патокой. — Главное четко сформулировать запрос в письме.       У Ханджи отвисает челюсть.       — И даже если я попрошу, ну скажем, ракету на дистанционном управлении?       — Да.       — Билет на Луну?       — Да.       — Ядерное оружие?       — Ханджи... — у Флока раздуваются ноздри.— Нет запроса лучше, чем жирная похлебка для бездомного, ты не находишь?       Собравшиеся в зрительном зале умилительно охают, и Флок склоняет голову набок, даря им жабью, якобы, смущенную улыбку, мол, он не зря правит Рождеством.       Хитч не обязательно глазеть на Энни, дабы знать, что та закатывает глаза. Манерно прокручивая пальцем в воздухе, Флок добавляет:       — Хорошенько обдумайте, что загадаете. Уверяю, некоторые желания могут обратиться наказанием, если о них неправильно попросить.       Своё веское слово вставляет и Ханджи:       — Чушь! — смех кружит среди публики. — Требуйте двуглавых котят!       На этом терпение Энни заканчивается, и она переключает канал. Хитч, однако, соображает на лету.       — Что напишешь Санте?       Энни даже бровью не ведёт.       — А, что б тебя, Энни! — Хитч опрометью бросается к комоду, где лежат ручки с ароматичными чернилами и стопка бумаг. — Ну? Есть идеи? Молчишь? Ну и молчи, — она расхаживает взад-вперёд, помахивая бумагами как веером.       Хитч не нужно притворяться, загадывая желание. Двуглавый котенок превыше жирной похлебки для бомжа, судя по градации её интересов. Не то чтобы она гадина, или садистка, или у неё совсем уж не дрогнет сердце при мысли о детях, нюхающих токсины на всяческих заводах и птицефабриках (или где там они мучаются?) — просто, на её скромный взгляд, похлебка не положит конец чьим-то страданиям, а заводы должны работать, так что... О да, двуглавые котята — совсем иной разговор. Впрочем, о котятах принято заботиться, а Хитч не намерена тратить время на чистки лотков и прочие дурости, вроде покупки миски. Вопрос в другом: поступить мудро или поддаться веселью?       Итак, Хитч выводит жирную заглавную в слове «елдак», сосредоточенно сжав губы. Энни ни с того ни с сего оказывается рядом, глядя в содержимое письма, и Хитч бросает на неё озорной взгляд.       — Дай-ка угадаю, — Энни твердит безрадостно, хотя не вмешивается. — Всему виной овуляция?       — Это весело.       — Я бы сказала, отвратительно.       Хитч хохочет, выводя строку: «Не просто елдак, а толстый елдак, и не просто толстый елдак, а работающий елдак!»       Энни многозначительно качает головой. Хитч скребет бумагу, трепеща от восторга. Может, получит в подарок визит Геркулеса, а может, останется ни с чем. Это не важно. Энни вольна корчить рожицы, сколько душе угодно, но Хитч знает следующее: они обе слыли абсолютными гедонистами, и если одна строит из себя целку, то другая всецело смирилась со своей природой. Разница лишь в подаче.       Ставя жирную точку, Хитч хмыкает. Затем раззадоривает Энни, тряся письмом перед глазами, как вдруг бумага воспламеняется сама по себе, не обжигая пальцы.       — Доигралась? — Энни смотрит на россыпь угольков в ладони Хитч.       Хитч изумлённо смотрит туда же.       — Я ничего не сделала.       — Нет, ты сделала.       Над ними довлеет тишина, что прерывается тяжелым и мрачным звоном напольных часов. До Рождества остались сутки — а значит, Санта Флок правит всем и всеми.

***

      К событию с письмом Хитч относится легкомысленно. Что сделано, то сделано. И немудрено, что огонь не опалил ей руки, — она видала вещички и похуже. К тому же их папства бездельников накрывает стол, и это, как-никак, пресекает раздумья. Армин натирает бокалы до скрипа; изрядно пьяный и улыбчивый, Эрен (он не дурак выпить там, где есть повод, тем более что повод есть) расставляет зажженные свечи, ну а Райнер, не изменяя себе, таращится на белокурую красотку, Хисторию, что отклячивает задницу, наряжая елку. Гостиная тусклая и как бы отталкивающая: блеклые обои, высокий потолок плачет трещинами. Жан, как ему думается, тихо, крадет карамельные трости из носков, развешанных от угла к углу неработающего камина.       Хитч подзывает к себе Энни, пряча за спиной брелок в форме единорожьего профиля.       — Ну? — Энни морщит нос.       — Счастливого Рождества! — Хитч вручает ей брелок.       — Ты сняла это со своей связки ключей и передариваешь мне?       — У тебя с этим какие-то проблемы?       Энни скрупулезно изучает брелок, держа его так, будто это использованный гондон либо, чего хуже, их фото в рамке.       — Признайся-ка... — начинает она издалека. — Чем же ты занималась, что не успела купить нормальный подарок?       Эдакие нравоучения от Энни изрядно бесят. Серьёзно, порой Энни мандит похлеще Армина, в которого тайно влюблена.       Хитч преувеличенно надувает щеки, прежде чем ткнуть пальцем в сторону Жана.       — О, смотри! Он крадет леденцы.       Пойманный с поличным Жан медлительно отходит от камина едва ли не на цыпочках, напоминая оплошавшего кота.       — Следил за порядком, — оправдывается он. — Кстати о порядках... надо бы камин разжечь.       К удивлению Хитч, Энни бережно прячет брелок в карман.       — Я похожа на человека, у которого есть бревна для распала?       — Действительно! — Хитч выкатывает грудь вперед, став плечом к плечу с Энни, якобы та нуждается в её поддержке. — Разве она похожа на человека, у которого есть, блин, бревна для распала?!       Жан тупо моргает, а затем смеется:       — Может, вы обе вновь поцелуетесь всем нам на радость?       Настал черед оправдываться Хитч:       — Эй, это было лишь однажды! — она со значением поднимает брови.       — И больше не повторится, — поддакивает Энни.       — А может, ты меня поцелуешь? А, Жанчик? — Эрен выдувает губки, подавая гирлянду Хистории.       Жан посылает ему порцию факов и елейно улыбается:       — Не сыскать на свете большего пидора, чем ты, мой дорогой.       — Ты в этом уверен? — Эрен пьяно икает. — А как же Райнер?       По лицу Райнера пробегает выражение ужаса.       — Повтори.       Эрен не спешит отвечать, почесывая затылок.       — Что именно повторить?       — Повтори.       Армин приземляет тарелку с индейкой по центру дубового стола и, снимая фартук, вздыхает:       — Садитесь есть, наконец.       — Нет-нет, ты слышал?! Он назвал меня... — Райнер краснеет, как свекла, что в совокупности со светлыми волосами выглядит пугающе; благо Энни осекает его:       — Сядь и ешь.       Райнер, как ни странно, послушно занимает своё место. Сев рядом с ним, Хистория взмахивает холеными пальцами в воздухе, овевая себя ароматами стряпни.       — Душу продам за кусочек.       — Ну так продай и купи себе новую юбку, — бурчит Хитч, прежде чем спрятать ухмылку в бокале.       Красивая мордашка Хистории искажается гримасой, и Хитч это нравится. Между ними вбит клин размером с елдак Дракулы, если не Тритона, а все потому, что обе они ряжены в красные юбки и корсеты с очаровательным пушком. И можно было бы не заострять на этом внимание, если бы Хистория не догадывалась о страсти Хитч к пушку на корсетах. Но Хистория не просто догадывалась — она знала, что Хитч хочет косплеить дрянных девчонок из одноименного фильма, и потому приперлась в таком же, сука, наряде. Немыслимо! Будь её воля, Хитч бы не пустила Хисторию дальше порога, однако Хистория дает Эрену, а Эрен — друг Армина, а Армин — любовный интерес Энни, а с последней лучше не спорить. Посему Хитч и сдерживается. Ну, во всяком случае, пытается.       Не сводя сощуренных глаз, Хистория терзает мясо индейки вилкой и ножом.       — Отличный корсет, — щебечет она. — Нет, правда.       Хитч ни за что не купится на её лесть.       — Да что ты? — она отщипывает ломтик хлеба.       — И чёлка у тебя интересная.       — Как скоро отрежешь себе такую же?       — Как только рехнусь.       — Ежели рехнешься, не лечись, — Хитч тщательно пережевывает мякиш. — Лучше сразу прыгай из окна. Уверяю, я приду на твои похороны в этом же корсете.       Эрен щерится от уха до уха, подстрекая кивками. Жан вторит ему, говорит:       — Ещё!       Райнер накрывает плечо Хистории крупной ладонью.       — Не слушай её, — советует он. — Она же малахольная — все знают.       — Зря стараешься, Райнер, — заводит Хитч заново, всматриваясь в их парочку сквозь робкое пламя свечей. — Хистория тебе не даст.       Армин прочищает горло:       — Я бы попросил всех вас... — он произносит «вас» как ругательство, однако Хистория, грозно выставив палец, почти что лает:       — Хитч портит Рождество!       Хитч, сама того не желая, звонко смеется и улюлюкает, заломив шею к потолку.       — Плачь громче! — встретив осуждающий взгляд Армина, она хмурится. — Что? Она первая начала.       Энни встревает в разговор:       — Вы обе ходячие клише, — она пожимает плечами. — Дрянные девчонки? Какая же стыдоба...       — Энни, говори за себя, — Жан мурлычет в бокал. — Лично меня устраивают эти их... хм... костюмчики.       — В следующем году введу дресс-код: никаких корсетов из секс-шопа.       Армин неуверенно высказывается:       — Вы ссоритесь по пустякам. И я начинаю подозревать, что вам это лишь в радость, — усмотрев, что Эрен вновь подливает себе вино, он сварливо бубнит: — Достаточно!       Свет гирлянды дробится в остекленевших глазищах Эрена.       — Не-а, — он выпивает залпом.       Хитч решается вбросить скабрезную шутку, когда слышится топот ног. И всё бы ничего, если бы топтались на полу, а не над потолком. Судя по тому, что споры набирают обороты, никто, кроме неё, этого не замечает.       — ...и в конечном итоге я нарезал овощи сам, пока эта скотина заливала в себя до белки! — Жан отчаянно бахает себя кулаком в грудь.       — Жанчик, повесь себе меда-а-аль, — Эрен взмахивает ресницами как кретин.       Хистория тоже не отказывает себе в удовольствии:       — Хитч вообще ничего не делала! — она противно царапает вилкой по тарелке.       — Хитч принесла елку, — вступается Энни.       — Поправочка: Хитч украла елку, — это Райнер.       — Вранье. Я нашла елку возле супермаркета, — уверяет та, вслушиваясь в странные скребки, что доносятся из дымохода. — Ребята, мне кажется, или...       — Наверняка кто-то оставил елку на пару минут, чтобы откатить тележку, — негодует Хистория. — А значит, Хитч воровка!       Хитч бы и рада отстоять свою честь, хоть она и украла елку, но все собравшиеся ежечасно цепенеют так, будто их ужалило невидимое змеиное кодло. Оно и понятно — треск в камине не расслышит разве что глухой. Спустя пару мгновений оттуда, согнувшись пополам, выходит некто, в ком, несмотря на тусклый свет, узнается Флок. Пламя свечей складывается горизонтально.       Вместе с Флоком вторгаются запахи снега, свежих подарочных бумаг и вроде как сигарет. Невозможно судить наверняка, если не принюхиваться. У Хитч пересыхает горло, ведь Флок расправляет плечи.       — Я что-то пропустил? — не дождавшись ответа, он берётся за стул у камина и тянет его к столу.       Садится, колет Хитч магнетическим взглядом, опутывает вниманием. Армин обретает дар речи первым:       — Ты так возмужал.       Флок любезно кивает и, к явной радости окружающих, отвечает на немой вопрос: «Какого хрена он здесь делает?»       — Я не мог праздновать Рождество не с вами.       — Я-то думала, ты весь в заботах, — утомленно говорит Энни.       Флок тарабанит пальцами по столу, хмыкнув.       — Удалось закончить пораньше.       — Разве ты не колдуешь рождественской ночью? — Райнер уточняет, посасывая оливку.       — И за день до, — отвечает Флок безразлично. — Ну, рассказывайте.       Он вновь находит взглядом Хитч, и она спешит увести свой.       — Мужик, ты теперь Санта! — Жан спохватывается. — Что мы — в смысле... э-э, мы! — можем тебе рассказать? Давай-ка лучше сам.       — Особо нечего рассказывать, — Флок переплетает пальцы на колене, откинув голову назад. — В штабе полубогов востребовали усыпить оленя-убийцу. Разумеется, я отказал. Это мой олень. Мой верный драчун, и теперь он осеменяет олених как проклятый. Я ему в этом попустительствую. А что? Оленята с диким нравом никогда не помешают. Но разве вам это интересно? — его губы расходятся в усмешке человека, знающего толк в веселье. — Фея-крестная не может оправиться после оказии в клетке. Ей, видите ли, страшно контактировать с людьми. Я бы посоветовал ей обратить пару-тройку бедолаг в мышат, дабы усыпить свои глупые фобии, но, увы, в штабе её не видно, а в Лапландии душевнобольных хватает с лихвой, так что приглашать её, само собой, я не буду. Да и зачем? У нас будет новая Фея-крестная.       — Тяжелая у тебя, погляжу, работа, — отмечает Энни.       — Да, это тебе не хухры-мухры.       — А Фея-крестная просто королева драмы, — бросает Хистория. — Зачем давать титулы эмоционально неустойчивым? Нелепость.       — Не спеши осуждать, Хиса, — Флок произносит игриво. — Я сам чуть не двинулся, когда читал письма с пожеланиями.       Хитч ловит себя на том, что впадает в оцепенение. Армин же едва не сияет.       — Ты исполнил моё желание?       — О да, Армин, — карие глаза Флока, здесь, в свете пламени свечей, дивно золотятся. — Как ты там писал? Мир во всём мире? Дабы все остались довольными? Я так и сделал, — пауза. — Но затем я прочёл другое письмо. «Прошу хаоса и серой справедливости!» — это точная цитата. Так что мне пришлось исполнить и это желание.       Ранее притихший, Эрен хохочет, а затем победно вскидывает кулак. Несложно догадаться, кого цитировал Флок.       Улыбка Армина меркнет.       — Что ж, это печально, — сдержанно замечает он. — Может, в следующий раз.       — Может, друг мой, — Флок вчитывается в этикетку на бутылке, плескает вино на дно бокала, делает глоток.       Хитч тщетно ищет повод заговорить с ним. Однако её опережает Энни:       — Ты мог исполнить желание Армина уже после хаоса в письме Эрена, — она пялится в тарелку, и можно решить, что она со всем согласна, но вот она поднимает взор.       Нет, Энни не согласна вовсе, и это впервые поражает Хитч. Флок очень неприятно улыбается.       — Мог, да не стал.       — Не сомневаюсь, что тебя это веселит, — огрызается Энни, добавив: — Но вот в чём я точно сомневаюсь, так это в твоих мотивах.       — Правильно делаешь, что сомневаешься, — Флок пропускает шпильку Энни. — Ты говоришь, меня это веселит. Ну, допустим. Получить десятки тысяч писем о двуглавых котятах — чем не радость? Люди действительно верят, что я нарушу порядок вещей. Заполоню мир мутантами — просто так, забавы ради. Мало того, забавы чужой, забавы примитивной и кратковременной. Я, чтоб ты знала, отношусь к своим обязанностям серьёзно. Ты меня понимаешь?       Энни сжимает вилку с такой силой, что Хитч задается вопросом, не согнет ли она железо. Если кто-то и понимает Флока, то не похвалит. Зачем обещать исполнение желаний, не дав котят?! Даже Армину отказано в мире, и вряд ли дело в том, что Эрен запросил войну. И вообще, где елдак? Хитч начинает нервничать.       — Я смотрела «Ночную ночь Ханджи» и... — хрипит она.       — И что ты увидела там? — неожиданно перебивает Флок.       — Я увидела то, как ты хвалился силой Санты.       — Именно, — помолчав, бормочет Флок. — Ты видела Санту и верила, а значит, легенда живёт.       Энни задумчиво перетирает палец о палец.       — На мой взгляд, как Санта ты не стоишь и ломаного гроша, — ошарашивает она, и Хитч хочет залезть под стол. — У тебя просили мир, но ты заслоняешься от нас дешевыми россказнями о двуглавых котятах. Я не собираюсь притворяться хорошей. Мир меня не колышет, так само как не колышет мяукающий мутант. Но торговать лицом в моей хате даром я тебе не позволю. Так вот, Флок, ты переоцененный лжец. И у тебя нет иного выбора, кроме как что-то громко обещать в канун Рождества. Причина ли в том, что твоей магии хватает всего-то на сутки? Определенно.       — Продолжай.       — Я закончила.       Под конец тирады Энни даже развеселые Эрен и Жан заметно напрягаются.       — Красиво стелешь, — вздыхает Флок. — Жаль только, что мало. Ты права, полубог я отстойный. Куда мне до Тритона, повелевающего рыбами, или Феи-крестной, что колдует круглый год? — он обводит взглядом стол, а затем, повернув к Хитч профиль, осматривает Хисторию. — Хиса, если мне не изменяет память, в своём письме для Санты ты просила стать великой.       Хистория едва ли не давится вином.       — Вообще-то говоря, это очень хорошее желание: стать чем-то большим, — продолжает Флок спокойно. — И я бы мог исполнить его, не прибегая к магии, — он проводит каймой губ по бокалу. — Повторюсь, у нас будет новая Фея-крестная. Я бы мог порекомендовать на эту роль тебя.        Неужели Флок опровергает слова Энни, поступая правильно? Хитч всё не может найти подвох. Видать, Хистория — тоже.       — Я буду лучшей версией Феи-крестной, — она заявляет тоном, не терпящим возражений.       Словом, Флок возражает:       — Погоди, Хиса, не всё так просто, — его голос делается медоточивым. — Суть в том, что Райнер написал в своём письме практически то же самое: стать кем-то. И это я тоже одобряю.       Райнер раскидывается на стуле и кивает в подтверждение. Хистория заламывает брови.       — Феей-крестной может стать только женщина, — подчеркивает она.       Флок жеманно хихикает.       — Неужто? Скажи это мышатам нынешней Феи, что уже рассматривают мужчин среди кандидатов.       — И что же мне делать?       — Тебе? — Райнер ведёт к ней крупным, как копыто, носом. — Детка, ты слышала Санту: наши шансы равны.       — Давай оговорим тот факт, что никакая я тебе не детка, — Хистория вещает дерзко. — Из нас двоих Феей-крестной должна стать я, и знаешь — почему?       — Ну-ка, просвети.       — Я эмоционально сильнее, чем ты. И не думаю, что наряд феи будет тебе к лицу.       — Давай начистоту, а? Качества Фея-крестного не определяются блеском страз.       — Не фея, а феи.       — Детка, боюсь, ты начинаешь действовать мне на нервы.       Хитч в шоке таращится то на Хисторию, то на Райнера, наслаждаясь шоу, пока не переводит взгляд на Флока. Тот тоже глазеет на неё с выражением глубокого интереса. Она выгибает бровь — Флок зеркалит её жест. Кажется, на фоне пищит Хистория, а возможно, Райнер, но разве это важно? Хитч не слышит, что вокруг, — всматривается в глаза Флока — в один, в другой — теперь уже знает, зачем.       Флок моргает, выскользнув из мгновения.       — Вы закончили? — он обращается к взбешенным Райнеру и Хистории. — Встаньте. Оба.       — Ч-что? — не понимает Хистория.       — Встань! — рявкает Флок, и его былая игривость сходит на нет.       Хистория встает, держась за края стола. Райнер подскакивает с места.       — А теперь оба — к камину, — велит Флок.       Армин разевает рот, как обычно, готовый выступить, но Энни хватает его за рукав, качнув головой. Флок следует за Райнером и Хисторией с удивительно непроницаемым лицом и достает карамельную трость из носка над камином. Хитч это ничего не объясняет.       — Итак, положим, это пост Феи-крестной, — Флок держит карамель меж пальцев. — Кстати, ребята, на колени, — договаривает он.       Райнер спешит повиноваться приказу. Хистория медлит.       — Мне кажется, или Райнеру титул феи нужнее, чем тебе, м? — задается вопросом Флок. — Ох, Хиса, не дури.       Наверняка Хистория думает, что сохраняет достоинство, раз уж пренебрежительно фыркает, становясь на колени. Хитч сминает кромку юбки, предвкушая неладное.       — Чего умолкли? Попросите меня хорошенько, — Флок трясет карамелью.       — Пожалуйста, — рычит Хистория, сидя на пятках. — Пожалуйста, замолви за меня словечко.       — Ну и ну, Хис, кто ж так просит? На коленях-то.       — Что мне делать?       — Хрюкай.       — Что, прости?       Жан и Эрен выкрикивают в один голос:       — Хрюкай, Хистория!       Хитч может поклясться, что Энни скрежет зубами. Первым хрюкает Райнер, и Флок присвистывает, что лишь подстегивает Хисторию истошно хрюкнуть следом.       — Умница, Хиса, давай ещё, порадуй Санту, — Флок подкидывает ей карамель — Хистория вгрызается в неё зубами.       На карачках, пуская слюну с визгом, Райнер отбирает карамель, и это кажется самым страшным: когда Хистория, выпучив глаза, скалится как умалишенная. Сейчас, на коленях, их удел — унижаться за подарок, и Хитч понимает, что это не единственный фокус Флока. Жан подначивает — скачет вокруг них как волчок — тоже, однако, напоминая животное. Эрен давится смехом и накрывает рот ладонью, убредая к дверному проему, ведущему в коридор; вне сомнений, еле-еле сдерживает блевоту. Всеобщая катавасия кружит голову. Зато в итоге Хитч может ответить на вопрос: «Кто Флок вне Рождества?»       Демонстрация власти Флоком — эмоциональный катализатор, и Хитч надо бы примкнуть к борцам за справедливость в лице Энни и Армина, дескать, она отдает себе отчет, что всё это невероятно гадко и беспонтово, но, как ни ужасно, она уже мокрая внизу — хоть бери, и выжимай трусы.       Хитч посмеивается, ибо Хистория, уползающая от Райнера, — зрелище то и ещё. И всё это — с подачи Флока. Энни заглядывает в глаза Хитч, и то, что она видит там, вынуждает её вздрогнуть будто от пощечины. Хитч охает — виновато и, как ей кажется, душераздирающе. «Ты такая же?» — выражает презрительный взгляд Энни. Хитч не говорит ни «да», ни «нет». Нужно врать, сыграв хорошенькую, но как? — ей нечем возразить.       Сорвавшись с места, Хитч испытывает странное чувство возбуждения, граничащее с отвращением. Она минует Хисторию и Райнера, устремляется вперёд, задевая Флока — ну и пусть! Ударяется плечом о стену в сумраке коричневого коридора, бежит, слепнет от мигающих лампочек, прикипевших к люстрам; впереди — быстрое пространство, а за ней — выкрики, выкрики первобытные, обличающие людскую сущность выкрики борьбы, и ей это нравится.       Она хватает сжатый воздух ртом и, забежав за угол, пищит, когда подоспевший следом Флок ловит её за шкирку, приговаривая:       — Твой черед, — он волочит её в уборную, и Хитч осознает — зачем.       Флок закрывает дверь на щеколду. Затем обходит лужу у ванны, заслоненной желтушно-уродливой шторой, и толкает Хитч к умывальнику. Хитч не выдает ни страха, ни восторга. Флок добывает что-то из внутреннего кармана пиджака, и опять-таки, Хитч осознает — что и зачем.       Флок зачитывает письмо с выражением:       — Елдак! — он тяжело уставляется на Хитч поверх бумаги. — Не просто елдак, а толстый елдак...       — И не просто толстый елдак... — она вроде бы смущается.       — А работающий елдак. С любовью, Хитч Дрейс, — торжественно доканчивает Флок и швыряет письмо на пол.       Хитч сбивчиво тараторит:       — Но ведь письмо сгорело.       — У тебя сгорает, у меня — появляется, — он надвигается, оттесняя, и этого достаточно, чтобы Хитч парализовало смесью чувств. — На что ты рассчитывала?       — Вернее, на кого. Тритон, Геркулес — не важно, чей хрен, — Хитч старается увернуться от флоковой ауры — ауры полубога, не школьного панка, — но у неё это не получается; с тем же успехом она могла бы бежать по полю от града стрел.       — У Тритона нет хрена, — уверяет Флок угодливо, — а у Геркулеса не стоит из-за анаболиков.       — Дракула?       — Холодная елда равно цистит.       — Аид? Арес?       Флок молчит. Пробегается пальцами по челюсти Хитч, и у неё перехватывает дыхание.       — Ты осуждаешь меня, не так ли? — шепчет она, смежив веки. — Двуглавые котята менее раздражающие, чем письма о елдаках. Ты уж прости.       — На самом деле ты мне нравишься, — Флок тоже шепчет, поднимает её лицо. — Мир, хаос, величие тебе — что утенку цепь. О нет, запрос о члене не столь вульгарный, сколь честный. Не буду врать — не буду врать отныне, — что твоё желание удивительное в своей простоте и, вопреки сути, невинное, — его горячее дыхание овевает щеку Хитч. — Елдак — ну что за чудо?.. Э-э, нет, Хитч. Когда я говорю, держи глаза раскрытыми.       Она взмахивает ресницами: да.       — Знаешь, что огорчает меня во всей этой истории? — Флок нажимает большим пальцем на её губу, отчего Хитч становится на цыпочки в духе милой девчонки. — Хитч, это тебе не подкаст. Или ты подумываешь говорить, когда я усажу тебя на свои колени? Как ты уже, надеюсь, догадалась, я не такой Санта.       — Да-да, я говорю, — отвечает она запоздало. — Ну, что же тебя огорчает?       — Никто — абсолютно никто! — не загадал желание для меня.       — Вот же сволочи, — выдыхает Хитч не моргая.       — Ты тоже сволочь, — Флок не упрекает — скорее забавляется, ведя ладонями по её талии и ниже — к бедрам. — Но тебе повезло, ведь ты так очаровательна.       — Загадай, чтобы все сволочи, кроме очаровательных, сдохли.       — О, так ты не знаешь... — он осыпает скулу Хитч неторопливыми поцелуями. — Я не могу исполнить свои желания.       — Лишь наши можешь исполнить, значит? — по шее Хитч пробегают мурашки, когда Флок переносит лобызания к её ушку. — Почему?       — Таков закон, — рокочет Флок не отрываясь от дела, — чтобы меня не опьянила власть.       — Должно быть, это грустно.       — Утомительно.       — То есть, ты устал?       Хитч охает, когда Флок сажает её на тумбу возле умывальника.       — Устал ли я? — он разводит её ноги и становится между. — Ну рассуди: Армин вздумал стать пацифистом ровно тогда, когда Арес спонсирует новую войну. Я уже молчу о несговорчивом Аиде. И что мне ответить Армину? Что у меня связаны руки? Что полубоги такие же невольники? Или что хаос заложен в нашей природе, побеждая наивную утопию? Звучит слишком тупо. Так что, да, я устал быть уступчивым в угоду тех, кто сильней. Но вряд ли тебе не насрать.       — Ты это верно подметил, ведь меня волнует другое, — Хитч ни хрена не понимает, изнывая от желания, тем более что Флок отодвигает её трусики как будто случайно. — Будь твоя воля, какое из своих желаний ты бы исполнил?       — Угадай, — он кладет ладони Хитч на свою грудь, дав разрешение прикоснутся, хоть и не спрашивает, касаясь первее.       — Не знаю, — она исследует поджарое тело, скользя пальцами по рубашке. — Нет, правда не знаю. Чего ты хочешь?       Флок мимолетно улыбается, но в остальном остается прежним: высокопарным и жестокосердным.       — Трахаться, — он отвечает тоном, каким бы мог сказать матери «дай кушать».       Хитч издает смешок: их желания совпадают — просто она не до конца в этом уверена.       — Не факт, что мне это интересно, — дразнит она, тут же пожалев, ведь Флок неделикатно проводит ребром ладони по её входу и промежности.       На какой-то миг Хитч уважает его так само, как уважает толковых актеров из платного порева. Теперь — да; теперь она уверена во всём.       — Смотри, Хитч... — он перебирает блестящими ото влаги пальцами у лица, вложив в жест насмешку. — Вот он, твой интерес.       Влечение берет верх над упрямством, и Хитч сдается. Она сама невинность, когда шепчет:       — Мне стоит звать тебя Сантой в процессе?       — Фу! — Флок хмыкает, влипши губами в её ключицу. — Зачем ты это сказала? Тупица.       Хитч подставляет декольте под поцелуи, хихикая и вздыхая. Тем временем её пальцы расправляются с поясом на штанах. Флок кусает за плечо, лижет, стряхивает штаны и трусы до колен — всё одним махом. Средних размеров член стоит по «стойке смирно» — впрочем, он весьма толстый, и Хитч надеется, что рабочий.       — Хочешь минет?       Мало кто знает о хитростях Хитч. Например, когда она предлагает отсосать, то перенимает инициативу заранее: это в каком-то смысле тешит самолюбие и здорово успокаивает. Однако сейчас, видя дикое выражение глаз Флока, она всаживает голову в плечи, понимая, что её хитрости ему — явственны.       — Минет, говоришь... Ха, того и гляди, влюблюсь, поэтому нет, — и вновь он груб: направляет член в Хитч, подгибая пальцы на её затылке. — Не сомневайся, в рот я тебя тоже трахну. Потом.       — Презерватив... — она обмирает предчувствием опасности.       — Ага, три раза.       Хитч опирается подбородком о плечо Флока, вздрогнув:       — Ты вставишь или нет?       Флока не нужно просить дважды. Он неспешно вставляет, и чувство нетерпения пронизывает, как острие мякоть. Глубже — ей мало, и нужно ещё глубже. Хитч не сопротивляется, но остро впивается ногтями в запястья, ввергая Флока в состояние буйства; она ощущает это по тому, как сменяется угол проникновения. Стон выходит из неё толчками, как хохот.       — Скажи, что я узкая, — она сдавлено просит. — Скажи, что во мне тесно.       — Как в сжатом кулаке, — подтверждает Флок низко, скользя туда-сюда.       — Да, блин, как в сжатом кулаке, молодец.       Флок закидывает бёдра Хитч себе за пояс, и их взгляды сталкиваются. Ну уж нет, это слишком интимно.       — Мне не нравится поза, — заявляет она, обхватив руками его шею. — Я не привыкла вот так.       — Не дразни меня, — мягко бормочет Флок между толчками, — ох, не дразни меня, — он так и не отпустил её затылок.       Хитч позволяет себе украсть поцелуй. На зло? Веселья ради? — уже не важно, ведь это, так или иначе, подпитывает влечение. Флок отзывается, и его стон ввинчивается спиралью в горло Хитч. Язык терзает рот синхронно с пульсирующим ритмом между ног. Флок ласково перебирает её пряди — чего уж говорить, нежность, оказывается, ему не чужда. Правда затем он выскальзывает, чтобы круто развернуть к себе спиной. И оттрахать по-настоящему.       Хитч, припав к тумбе, почти ударяется лицом о замызганное зеркало. Румянец, испарина, слезящиеся глаза — собственное отражение заводит до какого-то нового предела, о котором она не подозревала.       — Да, смотри на себя, вот так, Хитч, вот так, — кряхтит Флок, впившись пальцами в её талию. — Красиво, ты согласна?       — Да! — она лупит распластанной ладонью по всему, к чему дотягивается, опускает голову, охает.       Но Флок немилосердно тянет за волосы, заставляя вновь лицезреть и себя, и его, и от этого в груди Хитч становится тесно.       — Ты пьешь противозачаточные? — Флок выводит мягкие узоры на её бедре вопреки глубоким фрикциям.       Она трясет башкой, пискнув.       — Жаль, — он окольцовывает её шею, подтянув к себе, чтобы их рты оказались вровень. — Жаль, очень и очень жаль. Я бы кончил в тебя, — он издает полурык-полухмык. — Ведь ты не разочаровала. Не разочаровала ничуть, понимаешь?       — Плевать, кончи в меня, — взмаливается Хитч, теряя рассудок. — Мне плевать. Кончай.       Флок прикусывает её дрожащую губу.       — Глупая, что ли? Не буду, — он тяжело дышит и целует укус. — Хотя, может, буду. Кончать в тебя или не кончать, м?       Хитч преследует оргазм, как солнце тень. К ней не сразу долетает голос из-за двери.       — Хитч, какого хрена ты там делаешь? — она узнает Энни и округляет глаза.       Это не лучшее время для очередной ссоры, могла бы ответить она, если бы не сцепила зубы в глухом стоне. И скажем, лучше бы Энни не знать, как именно её голос подстрекает Флока. Он заводит руки Хитч назад и наращивает темп.       — Хитч со мной, — её затылок обжигается зловещим шёпотом, хотя кто-то назвал бы это формой гипноза. — Сжимается вокруг моего члена — как что?       — Как кулачок, блин, — вздыхает она, списав добытый оргазм на инсульт.       Сбитая с толку внезапностью Флока, оказывается на коленях — аккурат напротив жильного члена. Становится ясно, что пора сосать — сосать старательно и, право, благодарно, — но Хитч также ясно, что она кончила не до конца, примерно на семь из десяти, а значит, вряд ли Флок заслуживает, как он удачно выразился, трахать её в рот.       Поэтому она высовывает язык — на большее её не хватает.       Флок наяривает рукой туда-сюда, туда-сюда, нечленораздельно ругаясь. Хоть и Санта-полубог, а кончает в равной степени бурно и мило, как и всякий школьный панк. Дрожит, пыхтит, краснеет в щеках, заливает густой спермой язык и подбородок Хитч. И на первый взгляд может показаться, что это обычный трах из методички «Совокупляемся красиво: том первый», но нет. Флок исполняет желание Хитч, а Хитч исполняет желание Флока, и лишь это важно. Так что она нежно сосёт напоследок, улыбнувшись глазами.       Флок вырывается, накручивает её волосы на кулак, поднимает с колен, целует. Мужик, слизывающий свою же сперму, — что за рождественское чудо? Хитч о подобном не смела и мечтать.       В приятную тишину вонзается скрип занавески. Хитч взвизгивает, увидев Эрена, что приподнимается в ванне с таким видом, будто только-только проснулся, застав привидение. Флоку хоть бы хны — вяло ухмыляется, обнимая Хитч одной рукой.       — Это хаос или война? — спрашивает Эрен как лунатик.       — Это елдак, — отвечает Флок.       — Елдак — это хорошо. Плохо — когда война.