Эта горестная жизнь

Его разбудил тот же голос – кругом уже стояла кромешная темнота, да и Мерл сам-то толком не понял, когда его вырубило. – А теперь подумай об одной простой вещи – что если они за тобой вернулись? Такой вариант ты вообще не рассматривал, да? А ведь так ты мог бы уцелеть. Мерл собрался было встать, но сел обратно, потирая лоб здоровой рукой. – Не тупи. Кто вернётся? Это они-то? Да хера с два они вернутся, с чего бы. А уж если ковбойчик всё-таки добрался до лагеря, то тем более. – Да, но ты забываешь о том, что там Дэрил. Мерл как следует врезал кулаком по соседнему дереву: – Ничего я не забываю, ясно тебе?! Только Дэрил один, а крыс там целый лагерь. Никуда они не вернулись бы – если бы я сидел там, как наивный придурок, в ожидании своих добрых друзей, то одной рукой я бы не отделался. И вообще свали нахрен, оставь меня в покое. Пока он был в отключке, рука снова начала кровоточить, судя по мокрой насквозь рубашке, которой она была перевязана – расклад хреновый. Рюкзак он переть с собой не стал, так что сменить повязку было нечем; толкового способа остановить кровь тоже не представлялось – подтянув рубашку потуже, Мерл всё-таки заставил себя встать и побрёл дальше в лес. От голода и потери крови шатало из стороны в сторону так, будто он успел налакаться в стельку, рука всё больше болела (вернее, то, что от неё осталось), кровь опять начала капать на землю, привлекая ходячих – единственное, что грело душу, так это осознание того, что Дэрил наверняка начистит морду ковбойчику, когда узнает. Тонкие губы скривились в усмешке, несмотря на боль – о да, Дэрил будет совсем, СОВСЕМ не в восторге, так что недобитый шериф пожалеет. А когда Мерл до него доберётся, пожалеет ещё больше. Взгляд словно заволакивало какой-то пеленой – не заметив корень, Мерл споткнулся и довольно-таки неуклюже, тяжело грохнулся оземь: повязка съехала в сторону, соприкосновение искалеченной руки с сухими ветками причиняло жгучую боль, так что Мерл, с трудом повернувшись на бок, прижал её к груди. Впервые с тех пор, как он спасся с крыши, его посетила мысль о том, что, возможно, это конец – раньше для неё как-то не выдавалось времени. То ходячие, то кромсать собственную руку, то бежать, то драться – такой всплеск адреналина не давал места подобным мыслям, но сейчас... Сейчас, обессиленный, истекающий кровью и даже не имеющий ни малейшего представления, куда ему идти, он начал подумывать о более простом выходе – в здравом уме Мерлу Диксону и в голову бы не пришло вот так вот взять и, по сути, опустить руки (ну или руку), но на данный момент в здравом уме он совсем не был. Отползая чуть в сторону, он достал револьвер – однако, стрелять уже нечем. Видимо, судьба против. Ничего, Мерл тоже против судьбы – отшвырнув револьвер, он вынул нож. Давай, один удар и всё, ты уже делал и более тяжёлые вещи – сейчас всё просто. Одно движение, и ты перестанешь чувствовать, думать, быть в этом обречённом мире, где тебя каждую секунду могут сожрать заживо – взяв нож покрепче, он хотел было всадить его куда-то в живот, но шок и аффект, придающие ему силы всё это время, окончательно прошли, сменившись непреодолимой слабостью: оставив лишь несерьёзную царапину, Мерл выронил нож, проваливаясь куда-то в пустоту и темноту. – Посмотри, он, кажется, ещё живой, – раздался какой-то новый голос, уже не тот – быть может, наяву, быть может, очередная галлюцинация, а быть может, это всё уже там. – Живой? – переспросил другой голос – вроде бы спокойный, мягкий и даже участливый, но с какой-то едва уловимой стальной ноткой, выдающей в нём что-то опасное. Непонятно, что именно, но что-то, не позволяющее расслабляться рядом с таким человеком – что-то от хищника. Или так только казалось? Да и был ли там вообще хоть кто-то... – Ну что ж, раз живой, берём его с собой. Давай, помоги мне поднять его – отлично, а теперь вот сюда. Поехали.