Волшебник на Бейкер-стрит

***

Второй раз за один день я вынужден признать, что моя жизнь скучна. Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать это. Ранее я признался Элле, что о мной никогда ничего не случается. Она мой психотерапевт, всегда излучающая спокойное понимание. Раз в неделю мы встречаемся и говорим о моём посттравматическом стрессовом расстройстве. Другой психолог навесил на меня этот ярлык, когда меня отправили домой, хотя я не уверен, что соответствую всем критериям для этого диагноза. Большую часть дня я колеблюсь между приглушённой яростью и подавляемым отчаянием. Люди редко смотрят на меня достаточно долго, чтобы уловить что-либо из этого. Я предпочитаю, чтобы всё было именно так. В любом случае, в моей жизни нечего понимать. Это чистая страница. Безопасная жизнь, никто не стреляет в меня, никакие взрывы не оглушают меня, нет необходимости носить с собой пистолет, который лежит в ящике моей кровати. Ничего не происходит, никогда. Я ненавижу это. Элла рассказывает о том, как приспосабливаться к гражданской жизни, вести записи в блоге, где я могу отслеживать все мелочи, которые происходят каждый день, и напоминает мне, что на это потребуется время. − Всего несколько минут каждый день, − говорит она. − Сядьте и запишите, что с вами произошло. Даже несколько предложений могут запустить процесс размышления. Это не обязательно займёт много времени. Что ещё у меня есть, если не время? Раньше я никогда не осознавал, сколько часов в сутках, а каждый последующий день кажется длиннее предыдущего. Как только я встаю, одеваюсь и пью свой чай с тостами, мне больше нечего делать. Я хожу на прогулки, хотя бы назло фантомной боли в ноге; у ноги нет никаких земных причин болеть, и я не буду с ней нянчиться, даже если мне понадобится трость, чтобы она не подвела меня, и я не упал на тротуар. Я делаю упражнения, потому что физиотерапия сейчас буквально моё единственное занятие, и, по крайней мере, это моя цель. Я хожу по магазинам, чтобы не умереть с голоду раньше, чем меня убьёт скука. Часы ползут за часами, пока не становится достаточно поздно, чтобы забраться в постель и попытаться заснуть, хотя я и не устал. Мои сны не полны насилия; в большинстве ночей это серый пейзаж, по которому я брожу в поисках чего-то. Иногда я просыпаюсь в слезах, не помня, что мне снилось. Артиллерийский огонь, крики, неразбериха. Потом я лежу без сна, пока не проваливаюсь в изнурённый сон, ворочаясь с боку на бок, пока сквозь шторы не пробивается свет и не наступает завтрашний день. Передо мной простирается день, и следующий за ним, и все остальные последующие дни − бесплодная дорога, ведущая в никуда. Итак, я иду и оказываюсь на Рассел-сквер. Я слышу, как кто-то зовёт меня по имени, и я слишком поражён, чтобы притвориться, что не слышал. Это Майк Стэмфорд, парень, которого я знал ещё тогда, когда проходил обучение в Бартсе. Мы разговариваем, ведём настоящую беседу, как это делают люди, и я почти чувствую себя настоящим человеком, делающим реальные вещи. Сейчас Стэмфорд преподаёт анатомию, ненавидя и завидуя своим юным ученикам за то, что они неопытны. Ему любопытно, чем я занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз. − В меня стреляли. − Это подводит итог моей жизни, которая до этого момента была довольно интересной. С тех пор это была боль, терапия, ещё боль и ещё раз терапия. Ужасное койко-место, трость, необъяснимая хромота. Планы пущены под откос, надежды обмануты. Скучная жизнь. Никто не хочет об этом слышать. Он сочувствует, спрашивает, где я живу. Я признаю, что, возможно, мне придётся уехать из Лондона, потому что я едва могу позволить себе платить за квартиру. Мои мысли идут по касательной, представляя жизнь в пригороде или маленьком городке, где я мог бы позволить себе что-то получше. Это вывело бы скуку на новый уровень; я предпочитаю Лондон, где, по крайней мере, я могу быть анонимным хромым парнем. − Доля в квартире? − предполагает Стэмфорд. Хотя я был бы счастлив иметь средства, чтобы остаться в Лондоне, мне трудно представить, кто захотел бы жить с человеком, для которого изюминкой каждого дня являются те несколько мгновений, когда ничего не болит и он почти может притворяться, что у него есть жизнь. Но Майк всего лишь пытается помочь. Поблагодарив его за кофе и компанию, я хромаю обратно тем же путем, каким пришёл. По крайней мере, теперь мне есть о чём написать, двумя предложениями описать нашу встречу. Новая запись в блоге. Может быть, я слишком пессимистичен. Жизнь не может быть такой безжалостно ужасной. Скорее всего, что-то рано или поздно произойдет. В зависимости от того, что это такое, я могу пожелать возвращения к своей скучной жизни. По крайней мере, это будет перемена. Когда я направляюсь к автобусной остановке, прямо передо мной, словно из воздуха, вываливается мужчина в длинном пальто. Это грациозное падение, почти замедленная съёмка, заканчивающаяся тем, что мужчина сидит на тротуаре, моргая и осматриваясь по сторонам. − С вами всё в порядке? − спрашиваю я, целеустремлённо ковыляя. Я не вижу других добрых самаритян, вступающих в действие, и это почти пьянящий кайф, который я испытываю, оказавшись первым на месте происшествия. Мужчина не сразу замечает меня. Он выглядит ошеломлённым. Я опускаюсь рядом с ним на колени и перехожу в режим экстренного реагирования, измеряю пульс, проверяю зрачки, тихо разговариваю, объясняю и задаю вопросы. У моего пациента, похоже, нет сотрясения мозга, но он всё ещё выглядит растерянным. Я продолжаю осмотр. − Какой сейчас год? − наконец произносит он. Что ж, это ответ на один из моих вопросов. − Вы можете назвать мне своё имя? − Да, − отвечает он. − Но я спросил первым. Какой сейчас год? − Сейчас 2010 год. На его лице появляется выражение удивления. − О, это прекрасно! − он говорит это таким тоном, что это означает, что всё совсем не идеально. Я улыбаюсь. − Давайте отправим вас на обследование в больницу. Подождите здесь, пока я поймаю кэб. − Я никогда в жизни не мог заставить кэб остановиться, но это самое интересное, что случилось со мной с тех пор, как в меня стреляли, и я не собираюсь упускать возможность для небольшого приключения. Я поднимаюсь на ноги и смотрю в сторону улицы. − Нет... − Он хватает меня за руку и резко тянет назад. Моя трость с грохотом катится по тротуару. − Anno domini? − Что? Мужчина фыркает, закатывает глаза и говорит медленно, как будто это я ударился головой об асфальт. − Anno domini: год от Рождества Христова. Две тысячи десять лет после рождества Христова. Это верно? − Конечно. Мой пациент кивает. − Видите ли, я, должно быть, добавил лишнюю букву «М». «ММХ», когда я намеревался сказать «МХ». Не ваша вина, но, возможно, вы сможете меня просветить. Очевидно, травма головного мозга. − Давайте проверим вас... − Со мной всё в порядке. − Мужчина встаёт, отряхивая пыль со своей довольно невероятной одежды. Под старинным пальто из благотворительного магазина на нём надета длинная фиолетовая туника, расшитая звёздами и лунами, подпоясанная на талии полоской кожи. Высокие кожаные сапоги доходят ему до колен. Похлопывая себя по одежде, он роется в карманах. − Чёрт подери! − бормочет он. − Снова потерял это. − Как вас зовут? − спрашиваю я. − Шерлок Холмс. − Мужчина, кажется, наконец замечает моё присутствие. Он хмурится. − Это то, что люди носят в эти дни? − Что? − Я опускаю взгляд на свой джемпер и брюки. − Что с моей одеждой не так? − Я просто спрашиваю, − отвечает Шерлок. − Я оделся на 1010 год, а не на 2010-й. − 1010? − Определённо сотрясение мозга. − Послушайте, я действительно думаю, что нам нужно... − Не нужно. − Шерлок улыбается и выгибает бровь. − Я волшебник. Волшебник, путешествующий во времени. Невероятно, но у меня нет причин не подыгрывать этому заблуждению. Это уже интереснее, чем любой другой день с тех пор, как я вернулся. − Почему 1010? − Я заезжал за другом. Ну, на самом деле он мне не друг. Он поэт и мой знакомый. Пишет эпопеи. Ну, знаете, о героях, драконах и тому подобном. Не очень хороший поэт, поэтому я пытаюсь познакомить его с литературой. Мы планировали посмотреть новую пьесу Оскара Уайльда. Наверняка вы слышали о нём. − Ну, да, но, боюсь, он мёртв. − Возможно, в этом году. Мы с моим другом отправимся в 1895 год. − Возможно, вы захотите надеть брюки, если это ваша цель, − предлагаю я. − Я не хочу задевать ваши чувства, но длинные туники уже давно не в моде. Хотя ваша очень милая. Вам идёт. − Спасибо. Для волшебников брюки никогда не были в моде. Это всегда туники, а поверх них длинные мантии. Предпочтительно бархатные. Я надел это пальто, чтобы вписаться в 1895 год. − Он оглядывается по сторонам, кивая. − Слава богу, растительность на лице наконец-то вышла из моды. − Да, это так. Послушайте, я врач... − Ни слова! − Он закрывает мне рот рукой. От его пальцев пахнет серой. − Я волшебник. Я могу угадать в вас всё. − Он обходит меня, изучая со всех сторон. − Аптекарь. − Что? − Нет, не аптекарь. Военный опыт. Вы, очевидно, цирюльник. Военный цирюльник. − Он усмехается собственной гениальности. − Я прав? − Я врач, − отвечаю я. − Армейский хирург. Проходил обучение в Бартсе. − Как я уже сказал, цирюльник, хирург, кто угодно. Парень, который обращается с острыми лезвиями. А ещё вы были солдатом. Понятия не имея, откуда этот человек мог знать обо мне такое, я признаю это. − Пятый Нортумберлендский стрелковый полк. − Рана в плече, − говорит Шерлок. − Слишком поздно что-либо с этим делать, но если вы хотите, чтобы я снял заклятие с вашей ноги, думаю, я справлюсь. − Моя нога? − Действительно. Боюсь, вы были прокляты. Я очень хорош в снятии проклятий. Можно даже сказать, что это моя специальность. Проклятый народ регулярно консультируется у меня. − Что ж, если у вас найдётся минутка. Когда открывается занавес? − Восемь. И у меня всегда есть свободная минутка. Путешественник во времени, помните? Я не упоминаю тот факт, что он промахнулся мимо своего первоначального пункта назначения на целое тысячелетие. Это всё равно что планировать поездку в Париж и оказаться в Сиднее, за полсвета отсюда, думая, что карта может решить вашу проблему. Это не простая ошибка, но указывать на неё было бы бесполезно. − Тогда ладно, − говорю я с большей уверенностью, чем чувствую на самом деле. − Делайте своё дело. Шерлок снова похлопывает себя по одежде, хмурясь. Кажется, у него непомерное количество карманов, как внутри, так и снаружи пальто. − Я потерял свою шляпу. Я сам не большой любитель шляп, но в 1895 году шляпы были обязательны, как для мужчин, так и для женщин. − Вы говорили, что можете вылечить мою ногу, − напоминаю я ему. − Минутку. − Он достаёт из внутреннего кармана шелковый цилиндр и водружает его на голову. − Что вы думаете? − Очаровательно. Но я думал, волшебники носят остроконечные шляпы с полями. − 1895 год, помните? Пытаюсь слиться с толпой, не выглядеть уродом. О чём мы говорили? − Моя нога. Послушайте, если вы действительно волшебник.... − Волшебник. Есть разница. Мы всё ещё воюем с парфянами? − Вы не знаете? − Я волшебник, а не историк, − надменно отвечает Шерлок. − Я просто интересовался вашей ногой. Парфяне были известны тем, что проклинали людей. Я подумал, что вы, возможно, столкнулись с одним из них и украли его козу. − Козу? − У парфян козы являются признаком статуса. Самый быстрый способ спровоцировать парфянина − это вывести его из себя. − Послушайте, я не крал никаких коз, и, насколько я знаю, в наши дни поблизости нет парфян... Он хмурится. − Парфян нет? Куда они все подевались? − Вы путешественник во времени, − указываю я. − Кажется практичным для человека в вашем положении немного разбираться в истории. Он пренебрежительно машет рукой. − История скучна. Одна война во многом похожа на другую. Я просто поинтересовался, где вы были, когда обнаружили, что прокляты. Это может иметь значение. − Я был в Афганистане. − Я не знаю, что это такое. − Он постукивает пальцем по губам, затем кивает. − Я предполагаю, что это недалеко от Парфии. − Разве это имеет значение? Шерлок закатывает глаза. − Конечно, это имеет значение. Как я собираюсь снять заклинание, если я не знаю, что это за заклинание? − Афганистан находится в Центральной Азии, к востоку от Ирана. − Я не удалил полностью древнюю историю, но она похоронена под всем тем, что мне пришлось изучать в медицинской школе. − По-моему, раньше это было частью Парфянской империи. − Хорошо. − Он нашёл волшебную палочку в другом кармане. В сочетании с пальто, туникой, ботинками и цилиндром он выглядит как сумасшедший. − Дайте мне подумать. − Вы уверены, что это сработает, верно? Я имею в виду, вы же не собираетесь превратить меня в тритона или что-то в этом роде, не так ли? Я бы предпочёл сохранить хромоту, если это возможно. Если это не сработает... − Дайте. Мне. Подумать. − Шерлок сердито смотрит на меня и направляет на меня свою палочку. − Ни слова! Silentium! Я замолкаю. Шерлок закрыл глаза и кивает головой взад-вперёд, водя палочкой по кругу. Он начинает бормотать что-то себе под нос. Игнорируя проходящих мимо людей, бросающих на нас непонимающие взгляды, я задаюсь вопросом, зачем я это делаю. Ну, это не скучно. По крайней мере, мне будет о чём написать в своём блоге. − Этого должно хватить! − Шерлок открывает глаза и улыбается. − Идите. Хорошо. Теперь возвращайся ко мне. Идеально. Ваша хромота прошла, и я отправляюсь в театр. Даже не попрощавшись, он драматично взмахивает своим пальто и растворяется в воздухе.