Скелеты в шкафу

      24 декабря 1992 год

             Мирабель ощущала себя принцессой в своем новом платье и с потрясающими блестящими заколками, которые удерживали ее кудряшки в прическе. На самом деле, ей редко когда удавалось почувствовать себя действительно красивой — особенно, имея такую старшую сестру как Исабела, которая с пятнадцати лет прославилась как модель и сейчас, всего через несколько месяцев после восемнадцатилетия, уже заключила контракт с модельным агентством в Картахене. Мирабель еще немного покрутилась у зеркала, пытаясь разглядеть себя со всех сторон, и, наконец, выбежала из их общей с Луизой комнаты. Несмотря на введенное военное положение, в доме все равно царила атмосфера праздника. Переливались огни гирлянд, шелестела мишура, покачивались на дверях венки из остролиста — абуэла приложила максимум усилий, чтобы хоть на один день забыть о том ужасе, который царил на улицах Боготы. Мирабель спустилась на первый этаж, поближе к родителям и абуэле. Гости постепенно собирались к назначенному часу — в основном, конечно, это была вся их многочисленная родня: Рохасы и Пинейро, но в этом году к ним прибавились Гузманы… Ну и старые друзья семьи тоже. Сеньор Освальдо Орско Ортис, владелец модельного агентства, прибыл одним из первых, почтительно расцеловав абуэлу в обе щеки и рассыпавшись в похвалах ее цветущему виду и изысканному вкусу. Его шофер, Панчо, коренастый бородатый мужчина средних лет, переминался с ноги на ногу у входа, пока Ортис его не отослал небрежным взмахом руки.       — Может, предложить ему чашку кофе и чего-нибудь перекусить? К вечеру похолодает… — предложила Хульета, и сеньор Освальдо поморщился.       — Нет, нет. Он тут будет как пес на проповеди.       Оглядевшись, сеньор Освальдо заметил саму Мирабель и звучно хлопнул себя по животу.       — Ох, взгляните-ка на эту красавицу! — воскликнул он, и в слегка картинной манере прижал ладонь к сердцу. — Тин, старина, я клянусь, через пару лет тебе понадобится всюду ходить с лопатой наперевес, чтобы отгонять от этой красотки свору пускающих слюни парней.       Мирабель смущенно рассмеялась и прижалась к папе. Агустин ласково погладил ее по плечу:       — Да, вот такой я счастливец: три самые очаровательные дочери и несравненная жена.       — Так как твоя старшая сестра уже вылетает из гнездышка и спешит покорять новые вершины, то подумай — не пойти ли по ее стопам, — сеньор Освальдо взял ее за руку и вежливо поцеловал запястье. — В модельном бизнесе нужны новые лица.       — Мне кажется, пока еще рано Мирабель о таком думать, — осторожно возразила мама. — Нужно окончить школу, а потом уже…       — Я… не думаю, что буду такой же, как Иса, — Мирабель отвела взгляд в сторону, борясь с желанием незаметно вытереть руку о платье — сеньор Освальдо, которого она чаще звала «дяденькой Освальдо», был милым и веселым человеком, но ощущение мокрых губ на коже вызвало тошноту.       — А тебе и не надо быть как Исабела! Будь Мирабель! Я серьезно, Хульета, Тин… Ей ведь пятнадцать в следующем году будет? — спросил сеньор Освальдо у папы, и, дождавшись кивка, продолжил. — Твоя сестра расцвела в этом возрасте, так почему бы и не попробовать? Красивые платья, украшения, и все — бесплатно. Если решишься — сразу звони мне, для еще одной красавицы семьи Мадригаль у меня всегда найдется место.       — Спасибо, дон Освальдо, — церемонно отозвалась мама, и сеньор Освальдо тут же поднял руки, словно сдаваясь полиции.       — Но, конечно, слово матери — это закон, сравнимый лишь со словом Божьим. Если родители будут согласны, модельный бизнес ждет тебя, красотка.        Мирабель, неловко улыбнувшись, отошла от родителей и направилась в гостиную. Там, в старой деревянной кадке, уже стояла рождественская ель, вокруг которой крутились Камило и Антонио.       — Так, Тониньо, смотри — ты берешь фантик от конфеты, а я беру конфету, тебя ругать не будут, а вечером мы с тобой все поделим пополам… — убеждал Камило, но Антонио недоверчиво хмурился.       — Но я хочу конфету сейчас, а не вечером! Сейчас!       — Ты чему учишь невинное дитя? — возмутилась Мирабель, и Антонио, просияв, тут же кинулся к ней. — Правильно, Тонито, не слушай своего брата.       — Я ничему не учу, просто показываю пример слаженной работы, — надулся Камило, ее кузен.       — Мира-Мира-Мира, а что мне подарит младенец Иисус? — Антонио, подпрыгивая на месте от нетерпения, пытливо заглянул ей в лицо, и Мирабель развела руками.       — Даже не знаю! Но, я уверена, он подарит тебе что-то очень, очень особенное и прекрасное… совсем как ты, мой маленький котенок! — не удержавшись, она звонко расцеловала его в обе щеки. — А вот твоему брату, наверное, Папа Паскуале уголь припас.       — Да мне-то за что?! — Камило артистично прижал запястье ко лбу. — Я ль не родился в день святых невинных младенцев Вифлеемских? Я ль не вел себя безупречно весь год? Я ль не скромен и тих?..       — Нет, — ответила Долорес, заглянув в гостиную. — Ты абсолютно точно не скромен и тем более не невинен. Если мама узнает про твои журналы…       — А ты про них откуда знаешь?! — Камило, моментально покраснев, бросился к сестре. — И вообще, тихо, тихо ты! Обязательно на весь дом голосить?!       — А что за журналы? — тут же спросил Антонио. — Про зверей?       — Нет, думаю, совсем не про них, — Мирабель попыталась замаскировать смешок кашлем, но вышло неубедительно: Камило зыркнул на нее исподлобья и снова обернулся к сестре.       — Во-первых, прятать надо лучше, и уж точно не в ванной, в корзине для грязного белья, во-вторых, Камило, это гадость ужасная! Я его уже выкинула.       — Что?! Ты… Я же его одолжил у Хуанчо… — Камило схватился за голову, и Долорес картинно передернуло.       — Фу. Я и забыла, что парни твоего возраста омерзительны.       — Ненавижу сестер! — огрызнулся Камило. — Почему у меня нет старшего брата?!       — А у меня есть! — обрадованно заметил Антонио и на одной ножке допрыгал к Камило. — Ты мой старший брат, и я тебя очень-очень сильно люблю!       — Спасибо, котенок, я тебя тоже, — Камило, охнув, поднял его на руки. — Мы с тобой — когда ты чуть-чуть подрастешь, конечно, — будем в одиночку выживать в этом рассаднике ядовитых змей: наших кузин и вредной старшей сестры…       — Но Мирабель не змея!       — Да-да, но кто знает, братец, кто знает… Женщины коварны! — с надрывом произнес Камило, закусив губу, и Долорес устало махнула рукой.       — Господи, ты просто король драмы на пустом месте.       Мирабель услышала голос Мариано Гузмана и, вытянув шею, завертела головой: наверняка он рядом с Исабелой. И верно — она заметила черное платье, выделявшее ее сестру из пестрой компании гостей и родственников, мелькнувшее в стороне.       — Иса! Иса! — Мирабель в два счета догнала сестру, которая с вежливой и абсолютно ледяной улыбкой пыталась отделаться от своего жениха. — А ты знаешь, что мне сказал дяденька Освальдо?       — Нет, не знаю и не хочу знать, — процедила Исабела, послав Мариано еще одну ледяную улыбку. — Конечно, абуэла будет счастлива, если ты сыграешь на пианино… дорогой.       — Он мне предложил пойти в его агентство… — Мирабель даже договорить не успела, как Иса резко, будто змея, развернулась к ней и схватила ее за плечо.       — Послушай меня, Мира. Не смей туда идти. Это место не для таких, как ты — маленьких наивных девочек, которые шьют платьица для кукол.       — Я не маленькая! — Мирабель сбросила ее руку. — Сеньор Ортис сказал, что я красивая…       — О да. Красавица… очередная, — в голосе Исабелы послышалась откровенная издевка. — Не лезь туда. Тебе там не место.       — Почему ты даже в Рождество меня обижаешь? — Мирабель сжала кулаки, с ненавистью глядя на сестру: такую… совершенную, идеальную, безупречную. Красивую, как мраморная статуя, и такую же холодную. — Почему обязательно быть такой стервой?!       — Мирабель! — возмутился Мариано, но Исабела вскинула руку, и он прикусил язык.       — О, вот как ты заговорила? — Исабела чуть наклонилась к ней. — Я о тебе, дурочке, забочусь!       — Я и сама о себе позабочусь! — огрызнулась Мирабель, отворачиваясь. Все радужное настроение как ветром сдуло. Неужели Иса не могла просто… просто порадоваться за нее? Обнять, сказать, что у нее получится, что она и правда красивая, что она может быть кем угодно, хоть моделью, хоть модельером… Мирабель, надувшись, вышла на задний дворик, бочком прокравшись мимо беседующих гостей. До уха донесся обрывок их разговора:       — … пока здесь?       — Да, с этим военным положением в аэропорт лучше не лезть. Проклятый Эскобар, прости, Господи…       — Я понимаю, мой Диего должен был лететь в Медельин, я запретила даже думать об этом!..       Мирабель поморщилась: даже в Рождество, несмотря на все усилия, не получалось полностью забыть о мире снаружи. На учебу в частную школу ее отвозил папа, благо, что он работал там же учителем английского, а забирали ее либо tío Феликс, который, после того как абуэла отошла от большинства дел, взял на себя управление свечным заводом, либо tío Бруно, работавший на радио RCN. О посиделках в кафе или в парке вместе с подружками и приятелями пришлось забыть: никому не хотелось стать случайной жертвой в разборках главаря медельинского наркокартеля и полиции. Заметив в беседке Луизу в компании Хосе, их кузена с папиной стороны, Мирабель, приободрившись, присоединилась к ним. Правда, Хосе говорил в основном про свою собаку — красавицу-колли, которую ему подарили за идеальный учебный год без единого замечания. Луиза, которой от папы досталась в наследство чудовищная аллергия на собачью шерсть — и, по закону подлости, души в них не чаявшая, только вздыхала, и Хосе пообещал сделать парочку фотографий, если на пленке останутся лишние кадры. Вскоре в беседку заглянули абуэла и донья Гузман, желающие обсудить свадьбу Исабелы и Мариано, и «молодое поколение» как ветром сдуло.       Настроение улучшилось еще больше, когда наконец-то приехали tío Бруно и его невеста Рената Рамирез. Tío Бруно выглядел настоящим красавцем в новом костюме серо-стального цвета и светло-лиловой рубашке, сочетавшейся по цвету с платьем его официальной невесты. Мирабель искренне обожала Ренату: во-первых, она тоже носила очки и выглядела в них просто потрясающе, а во-вторых, она была красивой и, при этом доброй и веселой — совсем не такой, как колючая Исабела. С темно-рыжими прямыми волосами, золотистой кожей, чудесным голосом — она могла бы быть актрисой, но работала на радио вместе с tío Бруно, где они и познакомились. В этом году, как раз на день рождения всех тройняшек Мадригаль, tío Бруно официально представил Ренату абуэле и всей семье, и Мирабель уже не могла дождаться, когда они сыграют свадьбу, но до конца марта еще было целых долгих три месяца с хвостиком. Мигом повеселев, Мирабель с радостью обняла «будущую tía Ренату» и повисла на шее у tío Бруно.       — Господи Боже, в моей семье самые красивые женщины в Колумбии, начиная с моей невесты и заканчивая племянницей, — пошутил tío Бруно, и Мирабель рассмеялась. Случайно бросив взгляд в сторону, она удивленно приподняла брови: мама смотрела на tío Бруно со странной неприязнью, почти брезгливостью. Справившись с собой, Хульета улыбнулась, но в голосе все равно скользнул холодок:       — Ты у меня очень везучий, да, братец?       — Есть такое, — согласился tío Бруно. — А где самая главная — прости, mi amor — женщина в моей жизни?       — Абуэла была на заднем дворике, в беседке вместе с доньей Гузман, — тут же ответила Мирабель и tío Бруно рассмеялся.       — Вот, я знал, малыш, ты меня поймешь. Я скоро, — он поцеловал руку Ренате и та шутливо пихнула его в плечо.       — Tío, а знаешь, что мне сказал сеньор Ортис? — Мирабель зашагала рядом с ним, лавируя между гостями — в основном родственниками со всех сторон.       — Если расскажешь, то узнаю, — tío Бруно кивнул кузену tío Феликса, который был в некотором роде его коллегой-конкурентом и работал на радио Караколь.       — Он мне предложил в следующем году попробовать поработать моделью в его агентстве! — радостно заявила Мирабель, и tío Бруно споткнулся на ровном месте, чуть не врезавшись в tía Катарину, сестру Агустина.       — Ого. Ничего себе новости, — tío Бруно потер затылок. — Так, малыш, я тут кое-что вспомнил… Можешь пока развлечь Ренату? Мне нужно поговорить… по работе.       — Да, конечно, — Мирабель, замявшись, тронула его за рукав пиджака. — Tío? Как ты думаешь, я смогу стать такой же моделью, как Исабела?       — Я думаю, ты сможешь стать кем угодно, милая. Хоть моделью, хоть модельером, хоть помощницей президента, если задашься целью, — серьезно ответил, tío Бруно и Мирабель просияла. Вот почему Иса не могла ей это сказать?! Она приподнялась на цыпочки и крепко обняла его.       — Спасибо, tío! Ты самый лучший!       — Ты тоже, Мирабель. Все, работа не ждет, даже в Рождество, — Бруно подмигнул ей, и Мирабель вернулась к Ренате, которую уже нашел Антонио, и теперь показывал ей свои книги про животных.       — А еще мне Мирабель сшила настоящего ягуара! Он такой весь пушистый и мягкий, и у него глаза зеленые! И хвост разноцветный! — взахлеб рассказывал Антонио, и Рената ласково улыбнулась им.       — Это здорово, что у тебя такая талантливая кузина. Я вот даже пуговицу пришить не могу ровно, а чтобы хоть что-то смастерить своими руками — это ужас…       Мирабель расцвела от похвалы, пообещав себе, что обязательно закончит вышивать картину для tío Бруно и tía Ренаты к их свадьбе, даже если ей придется не спать по ночам.       — Время садится за стол! — услышала она голос абуэлы, и все гости потянулись в столовую, рассаживаясь по местам. Луиза уже сидела за столом рядом с Хосе, только теперь они, кажется, вместо собак говорили про лошадей: отец Хосе работал ветеринаром у местного конезаводчика и часто брал сына с собой на работу. Мирабель услышала добродушный смех сеньора Освальдо — тот, уже раскрасневшийся, сидел между Хульетой и Исабелой, рассказывая о чем-то забавном, судя по тому, как смеялась мама. Иса улыбалась краем рта, не глядя в тарелку, на которой лежала чайная ложка риса и микроскопический кусочек курицы, и совсем не замечая взгляды Долорес, которая смотрела то на нее, то на Мариано.       — Милый, все хорошо? — услышала она голос Ренаты и обернулась — tío Бруно сидел, стиснув зубы, и нервно постукивая пальцами по столу.       — Голова немного разболелась. Скоро пройдет, — он через силу улыбнулся и, заметив Мирабель, подмигнул ей. Абуэла, сидевшая во главе стола, нахмурилась, рассеянно потирая брошь в виде свечи, приколотую к лифу платья. Мирабель непонимающе смотрела на людей за столом: в воздухе недосказанной фразой повисло напряжение. Мама, засмеявшись очередной шутке сеньора Ортиса, случайно глянула на tío Бруно и Мирабель даже поежилась от очередной вспышки неприязни в ее глазах.       — Мирабу, я надеюсь, ты не собираешься морить себя голодом? — веселым шепотом поинтересовался папа, и Мирабель, опомнившись, замотала головой, принимаясь за еду. После первой перемены блюд наступило время танцев и светских разговоров. Потанцевав с папой и многочисленными кузенами и родственниками Мариано, Мирабель очень быстро заскучала: все старательно обходили острые темы, обсуждая фильмы и книги, после зажигательных ритмов сальсы и кумбии абуэла включила кассету с лучшими рождественскими песнями… Антонио, который начал зевать, увела tía Пепа, извинившись перед гостями, и Мирабель бессмысленно бродила по дому, подумывая над тем, чтобы тоже уйти в свою спальню. Заметив в уголке абуэлу и Ренату, склонившихся над очередным свадебным журналом, Мирабель завертела головой, пытаясь найти tío Бруно, но он словно сквозь землю провалился. Пытаясь его отыскать, она нос к носу столкнулась с Луизой и ахнула — красивое синее платье сестры было все в темных пятнах.       — Лу, что случилось? — встревоженно спросила Мирабель, и Луиза дернула головой, нервно растирая руки.       — Да так… соком облилась, — Луиза поспешила наверх, чтобы переодеться, и на вопрос: «Ты не видела tío Бруно?» только помотала головой, торопливо поднимаясь по ступенькам. Мирабель заглянула на кухню, и в нее с разбега врезалась Исабела.       — Иса, ты не…       — Уйди с дороги! — рявкнула сестра, и Мирабель вспыхнула.       — Да какого черта ты на меня орешь постоянно?!       Исабела, ничего не ответив, быстрым шагом сбежала из кухни и Мирабель услышала, как хлопнула дверь гостевой ванны. «Истеричка» — буркнула себе под нос Мирабель. Ее старшая сестра никогда не могла похвастаться ласковым нравом и душевной теплотой, но в последний год в нее как бес вселился: Исабела постоянно рявкала на нее, при маме сохраняя ангельский вид, и Мирабель, не желая становиться ябедой, ничего не говорила. Может, всему виной была помолвка с Мариано, которая состоялась в День маленьких свечей. В тот вечер сестра улыбалась настолько прозрачно и искусственно, что даже Мирабель заподозрила что-то неладное, но когда она заглянула к Исабеле после ухода Гузманов, чтобы поговорить, то услышала только презрительное шипение: «Не лезь не в свое дело!»       Все еще внутренне кипя от раздражения на Исабелу, Мирабель вышла на задний дворик. Воздух посвежел, и дыхание вырывалось изо рта серебристым облачком, небо укрыли низкие рыхлые тучи — может, ночью пойдет снег, и тогда завтра будет самое настоящее Рождество? Мирабель зябко обняла себя за плечи — в тонком легком платье было холодно — и, прищурившись, глянула в сторону беседки: сквозь деревянную решетку, увитую декоративным виноградом, она разглядела чей-то силуэт.       — Tío Бруно? — Мирабель, стуча зубами от холода, добежала до круглой крытой беседки и остолбенела. Свет от фонаря под крышей беседки высветил лежавшего на каменном полу человека — Мирабель лишь по одежде и пухлому животу поняла, что это был Освальдо Ортис. Его лицо было залито кровью, словно кто-то с силой ударил его, вминая нос внутрь черепа, и от вида крови и кусочков чего-то серовато-белого на светлой рубашке Мирабель затошнило. Рядом с ним валялись осколки керамического горшка, комья земли попали прямо в приоткрытый рот сеньора Ортиса, словно он решил съесть кусок кофейного торта и поперхнулся — все это Мирабель видела с ослепительной ясностью, будто время остановилось, навсегда отпечатывая эту картину в ее мозгу.       — Мирабель… — она медленно подняла взгляд на tío Бруно, стоявшего над трупом сеньора Ортиса, замечая лежащий на скамейке светлый пиджак и закатанные рукава рубашки, темные пятна от земли на коленях, кровь на его ладони, и заорала, попятившись назад. Tío Бруно покачал головой, виновато глядя на нее, и непонятно добавил: «Прости», но на ее крик уже прибежал папа.       — Мирабу? Что… Господи! Не смотри! — Агустин быстро развернул Мирабель спиной к беседке, отступая назад. Раздался шум голосов, к ним приближались мама и tía Пепа, раздался крик какой-то из кузин… Абуэла медленно подошла к беседке и в холодном зимнем воздухе прозвучал ее горький, полный разочарования голос:       — Убийца.