Скелеты в шкафу

      Выполнить данное себе обещание оказалось легко — неумолимо приближающиеся вступительные экзамены начисто вымели все прочие переживания из головы. Мирабель пришлось взять очередной небольшой перерыв в подработке, чтобы нормально подготовиться к поступлению, и предупредить tío Бруно, что приедет к нему после того, как сдаст все экзамены. Хотя дело было не только в учебе — Мирабель до сих пор было стыдно за свое поведение и свои мысли, и она слабо представляла, как теперь смотреть tío Бруно в глаза.       Вступительные экзамены в Университете дель Росарио начинались 15 апреля и длились две недели, совпадая с учебным временем. Мирабель даже растерялась в первый момент, увидев толпу студентов, облепивших памятник Основателю. Все-таки подготовительные курсы шли вечером, когда большая часть студентов либо оседала в кампусе и библиотеке, либо расходилась по домам. Заметив своих приятелей с курсов, Мирабель поспешила к ним, лавируя между студентами. Кто-то врезался в нее сбоку, и тут же поймал, не дав свалиться.       — Ой, прошу прощения, сеньорита, — услышала она знакомый голос и подпрыгнула от неожиданности. Поправив очки, съехавшие на кончик носа, Мирабель уставилась на того самого бородатого мафиози со стопкой тетрадей в руках — только теперь он уже был не таким бородатым, да и вместо костюма носил обычную светлую рубашку и брюки. Не бородатый мафиози непонимающе глянул на нее и нахмурился. — А вы тут учитесь, или… Я вас, вроде, видел уже.       — А мы уже виделись, правда, не тут, — ответила Мирабель, и он просиял.       — О! Сеньорита Луиза из Ла Пикоты!       Мирабель рассмеялась, смущенно потирая предплечье.       — Не совсем, на самом деле, меня зовут Мирабель.       — Ага, я так и подумал. А то, помнится, графа рост меня немного смутила — странно смотреть на девушку примерно с меня ростом сверху вниз, — молодой мужчина ей подмигнул и протянул руку. — Педро Моледо Мендес, четвертый курс, юриспруденция.       — Мирабель Рохас Мадригаль, пока еще не студентка, — Мирабель с радостью пожала руку этому замечательному и совсем не криминальному человеку.       — А, поступаешь? Давай, удачи там! Нашей стране нужны хорошие юристы, — Педро кивнул ей на прощание, и к своим приятелям Мирабель подошла слегка успокоившись.       Когда толпа абитуриентов потянулась в огромную аудиторию, у нее опять задрожали коленки, а ладони стали влажными и липкими от пота. Мирабель только сейчас сообразила, что большая часть тех, кто торчал во внутреннем дворике — это те, кто собрался поступать на юриспруденцию вместе с ней. А ведь набрать нужные баллы для поступления сможет лишь половина, если не меньше, и дай Боже, чтобы она вошла в это число! Надо было хоть в часовню местную заглянуть, помолиться Святой Марии Росарио и Иуде Фаддею… А с другой стороны, молитвы, конечно, хорошо, но знания лучше. Она же не зря последние несколько дней не выпускала конспекты из рук?.. Хотя образок с архангелом Михаилом, выданный ей папой после ободряющей речи и крепких объятий, она все равно надела, спрятав под блузку.       Через четыре часа Мирабель вывалилась из аудитории на подкашивающихся ногах. Она была уверена, что правильно перечислила президентов и временных правителей Свободного Государства Кундаимарки, благо что их было совсем немного, и первым был уже знакомый ей Хорхе Тадео Лосано, виконт де Пастрана, чью биографию она, сама не зная зачем, выучила почти наизусть, но вот Новая Гранада и Соединенные штаты Колумбии вызывали серьезные сомнения… Кроме Симона Боливара, который ей уже в кошмарных снах являлся, потрясая шпагой и гоняя по всем историческим датам. Голова гудела, а впереди, через пару дней, был устный экзамен по истории Колумбии, и времени на отдых не предвиделось. А еще английский, и обществознание…       Мирабель добрела до остановки и села в автобус, тупо глядя перед собой. А если она провалится и не поступит? Тихо застонав, Мирабель схватилась за голову и уперлась лбом в спинку сидения перед ней. На пару секунд захотелось обратно в школу, где все было просто, легко и не страшно.       Дома ее уже поджидал папа, и Мирабель выдавила жалкую улыбку в ответ на его вопросительный взгляд. Как два партизана, они прокрались на кухню и, под прикрытием шума льющейся воды и мытья посуды, Мирабель быстро рассказала папе про первый экзамен.       — Ничего, Мирабу, — ободряюще сказал папа, похлопав ее по спине. — В Национальном университете вступительные экзамены на второй поток начинаются в августе, а учеба — с конца января. Если что — поступишь туда, или возьмешь годик на подготовку.       — Спасибо, — Мирабель благодарно прижалась к нему плечом, успокаивая себя тем, что даже если она завалит экзамены, у нее все равно есть запасной выход. Она найдет работу — более денежную, чем в театре, и будет понемногу откладывать деньги на адвоката. Благодаря курсам Мирабель уже успела раздобыть контакты пары-тройки адвокатов по уголовному праву, а значит, ее план по спасению Бруно перестал быть таким эфемерным, как раньше. Так что сдаваться Мирабель не собиралась, хотя сейчас ей больше всего хотелось лечь и подремать пару часов — голова после экзамена была ватной.       Несмотря на то, что папа убедил ее поспать днем, она все равно ощущала себя выжатой как лимон, когда спустилась к ужину. Голова все еще казалась тяжелой, и аппетита не было — Мирабель почти с отвращением глянула себе в тарелку, принимаясь за еду исключительно из нежелания обидеть tía Пепу, которая сегодня занималась ужином для семьи. Неспешная беседа за столом казалась шумом морских волн, и Мирабель на мгновение прикрыла глаза, снова подбадривая себя мыслью, что впереди у нее после всех этих мучений — поездка в Чили…       — Мира, mi vida, — негромко окликнула ее мама каким-то странным, сухим голосом, и Мирабель моментально распахнула глаза. Мама сегодня пришла с работы непривычно молчаливой и задумчивой, не принимала участия в семейной беседе и лишь сейчас заговорила. — Мне сегодня звонила сеньора Диас из приемной комиссии УТадео. Ты нам ничего не хочешь рассказать?       Мирабель застыла над курицей с рисом и овощами, чувствуя, как еда оседает камнями в ее желудке. Она давно морально готовилась к тому, что ее обман раскроется, но не ожидала, что это произойдет именно сегодня и именно так. Мирная семейная беседа заглохла на полуслове — tía Пепа на середине прервала свой рассказ о том, что будет в ее следующей книге, и, заморгав, непонимающе перевела взгляд со своей сестры на племянницу и обратно. Абуэла нахмурилась, складывая пальцы домиком:       — Она не сдала экзамен?       Папа напряженно замер, выпрямляясь на стуле. Мама, не сводя взгляда с Мирабель, еле заметно качнула головой:       — Нет. Ее имени нет в регистрационных списках поступающих, и на курсах она не появлялась, — мама прищурилась и поджала губы, становясь пугающе похожей на абуэлу, и Мирабель опустила глаза. — Мира, скажи, пожалуйста, куда именно ты ездила все это время?       — На подготовительные курсы в Университете Росарио, — обреченно ответила Мирабель.       Камило с шумом выронил вилку, а затем быстро вскочил со стула и потянул за собой Антонио.       — Слушай, Тонито, я тут вспомнил, мне срочно нужно отрепетировать роль для спектакля, пойдем, поможешь брату! Корделия! Опомнись и исправь ответ, чтоб дальше не жалеть об этом!.. Ну, и дальше по тексту.       — Но я еще не доел! — запротестовал Антонио, испуганно глядя то на Мирабель, то на свою tía Хульету, и Камило умоляюще покосился на своего папу.       — Да, mi pollito, ты иди, можешь поесть в комнате у Камило, — подтвердил tío Феликс и tía Пепа кивнула. Подхватив тарелку, Камило увел Антонио, напоследок бросив на Мирабель одновременно восхищенный и перепуганный взгляд.       Абуэла, выдохнув, с разочарованным видом покачала головой, прижав кончики пальцев ко лбу:       — Мирабель… а ведь мне на какое-то время показалось, что ты уже усвоила урок, что случается с теми, кто хранит секреты от семьи. Неужели тебе не стыдно? Неужели тебе наплевать на своих родителей…       — Я ее поддержал! — не успела абуэла договорить, как папа грудью бросился на ее защиту, и Мирабель рискнула поднять голову. Мама уже не смотрела на нее — она смотрела на своего мужа, и в ее глазах читались шок и непонимание. Tía Пепа и tío Феликс застыли, словно две статуи, машинально взявшись за руки, Луиза, отложив вилку, напряженно переводила взгляд с мамы на папу, и на саму Мирабель. Абуэла с еще большим возмущением посмотрела на папу:       — Агустин?! Что… О чем ты вообще думал?!       — Я думал о моей дочери и моей стране! Нам нужны хорошие, честные адвокаты, прокуроры, судьи, нам нужны честные политики, если мы хотим измениться в новом веке! Это ее будущее, ее страна, и моя дочь переживает за нее и хочет сделать лучше!       — Я так и знала, что ты свои наивные революционные заблуждения не оставил, так теперь еще и дочь к ним подталкиваешь? А дальше что, она начнет ходить на митинги, швыряться там камнями, а потом сбежит в леса и присоединится к ELN, пойдя по твоим стопам? Спаси нас, Святая Дева… — абуэла раздраженно взмахнула рукой и перекрестилась, глянув на статуэтку Девы Марии. Мама стиснула бумажную салфетку в пальцах, разочарованно глядя то на своего мужа, то на свою младшую дочь.       — Но почему вы мне не сказали? — от горечи в мамином голосе Мирабель стало совсем тошно и она снова опустила взгляд. — Мира, и что, ты ни разу не была в УТадео, после того раза?..       Мирабель покачала головой, и мама тяжело вздохнула, отворачиваясь от нее к своему мужу:       — Агустин, как ты мог…?       — Потому что это серьезное, взвешенное решение, и я уверен в том, что у Мирабель все получится! — папа упрямо вскинул голову, нервно поправляя очки.       — А меня предупредить? Я, значит, что, теперь для тебя идейный противник? Или я враг, от которого нужно все держать в секрете? Тоже мне, партизаны… — с горечью произнесла мама, и папа, осекшись, попытался ее обнять. Мама отстранилась, даже не глядя на него, и он растерянно опустил руки. В гнетущей тишине раздался скрип ножек стула — tía Пепа, вздохнув, поднялась со своего места. Обойдя стол — каблуки домашних туфель звонко цокали по полу, она шикнула на папу, который безропотно пересел ближе к Мирабель. Tía Пепа, сев на освободившееся место, обняла сестру и утешительно погладила ее по голове, бросив на Агустина уничижительный взгляд. Луиза с разочарованием покачала головой, глядя на Мирабель, и придвинулась поближе к маме и tía Пепе, обнимая обеих.       Абуэла со скорбным видом вздохнула и остро взглянула на Мирабель:       — Вот видишь, к чему приводит упрямство? Опять ты поступаешь по-своему, не уважаешь свою семью, не думаешь о последствиях. Совсем как… — абуэла запнулась и переменила тему. — Я уже не говорю о том, что оплата в Росарио выше, чем в УТадео. Так-то ты ценишь труды своих родителей?!       Мирабель молча опустила голову, чувствуя, как защипало в глазах. На следующий день мама даже не смотрела на них. Эту ночь папа провел в пустовавшей комнате Долорес, а утром выглядел так, словно не спал ни минуты. В доме ощутимо веяло холодом, и Мирабель уже тысячу раз прокляла себя за дурацкое и никому не нужное желание все держать в секрете. Завтрак проходил в давящей тишине, и мама, глядя в сторону, сообщила, что сегодня она собирается на работу, подменить кого-нибудь из коллег на внеочередном дежурстве. Абуэла смерила Мирабель суровым и ледяным взглядом и повернулась к своей дочери:       — Хульета, милая, у тебя ведь сегодня выходной.       — Ничего, мама. Мне на работе лучше. Там хотя бы есть рентген, а с ним никаких секретов не утаишь, — сухо ответила она и папа, сгорбившись, наклонил голову.       — Хулита, не глупи, — поддержала их мать tía Пепа. — Никому не нужно, чтобы ты свалилась от усталости. И вообще, а ну-ка, давай, вспомним молодость и погуляем вдвоем… А еще лучше, втроем! Лусита, с нами пойдешь?       — У меня семи… — Луиза осеклась, заметив страшный взгляд, который на нее бросила tía Пепа, и сразу же закивала. — А, к черту учебу! Мама, и правда, идем! Мира…       — А Мирабель готовится к поступлению. Раз уж она так рвется стать адвокатом, что даже на собственную семью готова наплевать, то и бездельничать ей некогда, — ледяным тоном перебила ее абуэла, и до конца завтрака никто не проронил ни слова.       Когда мама, tía Пепа и Луиза уехали, предупредив, что вернутся нескоро, Мирабель подсела к папе, который с потерянным видом сидел на диване, рассеянно почесывая Парса между ушей.       — Папа… прости, — выдавила она, и папа слабо махнул рукой.       — Нет, mija, тут твоей вины нет. Я глупо поступил. Очень глупо. Так устал от вечных споров с твоей абуэлой… Такой себе сюрприз получился. Ничего, все… все наладится, — он попытался ободряюще улыбнуться, но Мирабель видела, насколько ему тяжело.       Вопреки надежде, что скоро все наладится, вечером мама по-прежнему не говорила с папой и с самой Мирабель, но ее лицо хотя бы перестало напоминать застывшую ледяную маску. Сидя за столом, Мирабель смотрела на своих родителей, вспоминала, какими влюбленными они были на фотографиях, и понимала, что если они полностью рассорятся из-за нее, она просто не выдержит.       Напряженная тишина продолжалась еще два дня, и Мирабель окончательно извелась. Голова, забитая семейными проблемами, болела даже на устном экзамене, и, судя по взгляду экзаменатора, она все-таки в чем-то ошиблась. Мирабель выползла из аудитории, испытывая жгучее желание просто лечь на землю и разрыдаться, и ноги сами понесли ее к часовне Росарио. Опустившись на колени перед статуей Девы Марии дель Росарио, Мирабель беззвучно и искренне взмолилась о том, чтобы ее родители помирились.       «...Исполненная упования, прихожу к Тебе, Дева и Матерь Всевышнего, со смирением и сокрушением о своих грехах. Не презри моих слов, о Мать Предвечного Слова, и благосклонно внемли просьбе моей. Аминь. Я поступила плохо, я солгала о курсах и своем решении, не призналась в этом маме, да еще и папу с собой утянула, и теперь я горько сожалею. Святая Дева, прости и помилуй меня за мою ложь и трусость. Пожалуйста, пусть мои родители помирятся. А если для этого надо, чтобы я завалила экзамены, а потом поступила, куда они захотят — пусть будет так, — мысленно твердила Мирабель, глядя на свои сцепленные руки. — Только, умоляю, пусть я смогу найти адвоката для tío Бруно. Я хочу ему помочь, Дева наша милосердная и пречистая, он не должен сидеть за решеткой за чужие грехи…»       Выйдя из часовни — голова перестала болеть, и на душе стало легче, — Мирабель вернулась домой, и, дождавшись, когда мама придет с работы, робко потянула ее к себе в комнату. Пытаясь подобрать слова, Мирабель на мгновение подняла глаза, и ей стало больно от того, какой погасшей и уставшей выглядела мама. Внутри словно что-то лопнуло, и Мирабель торопливо заговорила, постепенно ускоряя речь и чувствуя, как раскаляется камень, вот уже несколько дней давивший ее к земле:       — Мама, прости меня, пожалуйста. Я… я очень плохо, я ужасно поступила, и папа тут ни в чем не виноват, это я его попросила не говорить никому! Мама, пожалуйста, я… была очень, очень сильно неправа, и мне жаль! Только прости папу, пожалуйста.       В комнате снова повисла тишина, только теперь она уже не казалась такой мертвой и жуткой. Мирабель осторожно глянула на маму и почувствовала, как с плеч свалилась гора размером с Пик Симона Боливара — мама слабо улыбалась.       — В тебе точно его генов больше, чем моих, — негромко сказала она. — Агустин мне сказал, что зная, как для тебя это важно, это было его решение, не говорить никому, и он раскаивается, что не сказал мне. Ох, mija, конечно я простила и его, и тебя… Только, Мирабель, это было очень больно, узнать, что два моих самых близких человека что-то затевают у меня за спиной, — Мирабель вжала голову в плечи, понимая, что не может говорить — от стыда и раскаяния горло словно стянуло колючей проволокой. Мама, вздохнув, ласково погладила ее по голове и нежно обхватила ладонями щеки, поднимая голову и заглядывая в глаза. — Неужели ты думала, что я не поддержу тебя? Вас? Пожалуйста, mi vida, не делай так больше. Я понимаю, у всех бывают свои секреты, но… Не настолько же судьбоносные.       Мирабель крепко обняла ее, расплакавшись от облегчения, но внутри все горело от чувства вины — она ведь не может рассказать маме действительно всю правду. Почему ей это важно, почему она так рвется стать адвокатом… Мирабель понимала, что для семьи это будет шоком: узнать, что их дочь, племянница, внучка, все эти годы продолжала поддерживать связь с Бруно — с тем, кого все вокруг считают убийцей и чудовищем, рядившимся в шкуру агнца. Но ей хотелось верить в то, что когда его невиновность будет доказана в суде, ее хотя бы не изгонят из лона семьи.       Шаткий мир в семье был восстановлен, и через пару дней даже абуэла все-таки сменила гнев на милость, но в ее разговорах то и дело проскальзывало пугающее и источающее холод «если».       «Если ты поступишь»       «Если ты все-таки выучишься»       «Если ты станешь адвокатом»       Мирабель каждая такая фраза впивалась зазубренным крючком под лопатку: словно абуэла ни на секунду не сомневалась, что у нее ничего не получится, и вся эта эскапада — лишь подростковая глупость. Она не знала, как дожить до середины июня, когда будут известны результаты экзаменов. Пройдя последний экзамен — устный деловой английский, который она совершенно точно завалила, запутавшись в совершенных и длящихся временах, за что было особенно стыдно перед папой, который с ней занимался перед экзаменом, — Мирабель вернулась домой и упала в кровать, проспав до следующего утра, даже не переодевшись.       За завтраком она чахла над тарелкой с омлетом, пытаясь вспомнить, как он называется по-английски, сама не понимая, зачем ей это надо. За столом были только ее родители, Камило и абуэла — tío Феликс повез Антонио в школу, давая выспаться своей любимой супруге, которая в последнее время часто жаловалась на головную боль, а Луиза уже умчалась в университет. У Камило поставили репетицию с самого утра, и он торопливо жевал завтрак, то и дело поглядывая на часы, чтобы не опоздать и не получить нагоняй от сурового сеньора Хосе.       — И когда объявят результаты? — поинтересовалась абуэла и Мирабель слабо повела плечами, сбрасывая сонное оцепенение.       — С 17 по 21 июня. Надо будет туда приезжать, проверять…       — Ну, в любом случае, в следующем году, когда ты одумаешься, сможешь подать документы в УТадео, — заметила абуэла, и Мирабель моментально сникла.       — Мама, пожалуйста, — тихо сказала Хульета и абуэла пожала плечами:       — Что? Нужно посвящать себя тому, к чему имеется склонность. Никто не спорит, что у тебя золотые руки, Мирабель, ты очень талантливая девочка, и в дизайнерском деле ты добьешься большего, чем адвокатуре. В конце концов, там нужен особый склад ума и характера…       — У Мирабель отличный ум и замечательный характер! Она будет прекрасным адвокатом! — с пылом возразил папа, и мама положила ладонь ему на плечо, старая загасить очередную ссору в самом начале. Камило, закатив глаза, торопливо засунул в рот последний кусок омлета, с тоской глянув на полную тарелку у Мирабель. Подхватив сумку, лежавшую у стула, он быстро пожелал всем удачного дня и выскочил из столовой, и уже совсем скоро за ним хлопнула входная дверь.       — Для этого ей нужно хотя бы поступить, — абуэла оставила за собой последнее слово, и Мирабель устало зажмурилась. Вот бы уметь предсказывать будущее, и не мучиться еще почти два месяца!..       Раздались шаги на лестнице, и через пару секунд в столовую заглянула tía Пепа, кутавшаяся в длинный оранжевый халат и рассеянно потирающая лоб.       — Пепита, как ты, mi sol? — спросила мама, встревоженно глядя на сестру, и та поморщилась, опустив руку.       — Ох, не знаю. Голова как вчера вечером разболелась, так и болит…       — Собирайся, повезу тебя в больницу, сегодня как раз принимает доктор Пенинья, — заявила мама, поднимаясь на ноги, и tía Пепа с возмущением покосилась на нее, взяв в руки чашку, разрисованную подсолнухами.       — А кофе я, хотя бы, выпить могу?!       — А если у тебя давление высокое?! Какой еще кофе, быстро поставила кружку, сейчас тонометр принесу…       — Медицинское насилие в отдельно взятой семье, караул, — буркнула tía Пепа, плюхнувшись на стул. — Человека лишают утреннего кофе!       — Кошмар и ужас, — согласилась мама, вернувшись с тонометром. — Руку на стол, дышим спокойно и ровно…       — Tía Пепа, может, агуапанелу? — с сочувствием предложила Мирабель, и tía Пепа покачала головой, заслужив сердитое шиканье от своей сестры.       Входная дверь снова хлопнула, и через пять минут в столовую заглянула улыбающаяся Долорес под руку с Мариано. Tía Пепа приветливо помахала им второй рукой, и мама пообещала, что наденет манжету ей на шею, если она не прекратит дергаться.       — Мами?! Что-то случилось? — Долорес, моментально потеряв улыбку, встревоженно вытянулась в струнку, и tía Пепа фыркнула.       — Да. Твоя tía Хульета лишает меня утреннего кофе, эта злая и коварная женщина…       — Я тебя точно придушу, чтоб ты не мучилась! — в сердцах пообещала мама, снимая стетоскоп. — Лола, скажи этой гнусной женщине, твоей матери, чтоб она ехала в больницу к невропатологу. Уже две недели у нее голова болит…       — Мама, поехали, — решительно согласилась Лола. — И я с вами. То есть, мы с Мариано…       — А что такое? — тут же встревожилась абуэла. Долорес, смутившись, очаровательно покраснела и слегка повела плечом, положив руку на живот.       — Я, то есть, мы пока не уверены. Вернее, уверены, но…       Tía Пепа, ахнув, вскочила со стула и бросилась обнимать свою дочь с зятем, а абуэла истово перекрестилась:       — Слава тебе, Дева Мария! Лола, mi cariño, как же я рада!       — Хулита, можешь подсказать хорошего гинеколога? — попросила tía Пепа, на секунду отвлекшись от радостных всхлипываний и воркования, и Мирабель невольно смутилась — тут же папа за столом! И Мариано рядом. Как можно при них про гинеколога… Вот только папа и бровью не повел, зато у Мариано на щеках проступил румянец.       — Конечно! Ох, Лола, как же мы за тебя рады! Сейчас все вместе поедем в больницу, — мама, торопливо положив тонометр в сумку, поднялась на ноги и тоже заключила племянницу в горячие объятия.       — Милая, вас отвезти? — с готовностью спросила папа, и мама рассеянно покачала головой, ласково взъерошив его волосы.       — Спасибо, mi amor, но мы и так всю машину займем, Мариано, ведь, тоже едет?       — Разумеется, сеньора Хульета! — воскликнул он, взволнованно прижимая ладонь к сердцу.       Мирабель была готова лично отнести Лолу в больницу на руках — новость о том, что у нее будет правнук или правнучка, точно отвлечет абуэлу от темы поступления! Так и оказалось — едва за Лолой закрылась дверь, абуэла тут же бросилась звонить донье Гузман, и обе пожилые сеньоры намертво оккупировали телефон, не обращая внимания ни на что вокруг. Вернувшись из больницы, и мама, и tía Пепа просто сияли, чего уж говорить о самой Долорес. Tía Пепа со смехом рассказала, что ее головные боли — это результат возрастной дальнозоркости.       — Доктор сказал, что пока совсем небольшой плюс, но читать мне лучше в очках, — закончила она. — Так что, Тин, Мира, скоро я вступлю в ваш клуб очкариков, и нас будет трое!       — А меня уже трое, — лукаво заметила Лола, поглаживая свой плоский живот. — УЗИ показало, что у нас двойня.       — Лола, моя же ты девочка, — абуэла, растрогавшись, нежно обняла ее, осыпая поцелуями. — Моя радость, самое главное — береги себя…       — Я помогу купить хорошие витамины, — мама лихорадочно рылась в своей сумке в поисках блокнота. — И доктор Грисалес отличный специалист, так что я сразу запишу тебя к нему на следующий прием вне очереди…       Пока семья дружно радовалась за Долорес, Мирабель поднялась к себе. Она была рада за кузину, очень рада, просто… Просто чертовы экзамены высосали у нее все силы, и Мирабель чувствовала себя обманщицей, через силу выдавливая улыбку. По застарелой привычке потянувшись к тетради для писем, она звучно хлопнула себя по лбу и устало рассмеялась. Суббота уже завтра, так зачем писать письмо, которое попадет к Бруно только через несколько дней, если можно наконец-то его навестить и лично рассказать хорошие новости? А что до ее реакций и мыслей… «Выкусите, тупые гормоны! — сердито подумала Мирабель, вскинув голову и упирая руки в бока. — Ничто и никто не отнимет у меня обнимашки с tío Бруно!»       Утро для Мирабель началось с выпечки гаруллы для всей семьи. Замешивая тесто, она решительно гнала прочь все опасения — с последнего визита прошел целый месяц, наверняка Бруно уже и думать забыл про ее странное поведение. И она обязательно сумеет держать себя в руках!       Мирабель как раз отправила первую порцию в духовку, когда на кухню заглянула на удивление бодрая Луиза, на ходу надевая спортивную куртку.       — Ты чего так рано вскочила? — удивилась Мирабель, отвлекаясь от теста, и сестра пожала плечами.       — Да, знаешь, что-то выспалась, решила пробежаться перед завтраком. А ты?       — Тоже выспалась! И решила приготовить завтрак, — Мирабель широко улыбнулась, и Луиза принюхалась.       — Потрясающе пахнет! И как у тебя это получается?.. — сестра задумчиво прищурилась. — На прогулку потом собралась?       — Да, наверное, пройдусь немного… — протянула Мирабель, и Луиза кивнула, не задавая других вопросов.       К тому моменту, когда допеклась вторая порция, Луиза уже успела вернуться с пробежки и занять ванную — к счастью, Мирабель это предусмотрела, приняв душ сразу после того, как вытащила уже готовую первую порцию гаруллас.       Помахав сестре, которая за обе щеки уплетала еще теплые булочки, запивая их агуапанелой, Мирабель легким шагом двинулась к остановке. Все-таки в легальных посещениях тюрьмы были весомые преимущества — и не только материальные, вроде экономии денег, но и моральные.       Она успела немного подремать в автобусе по дороге в тюрьму, и, выйдя на конечной остановке, еще пару минут протирала глаза, борясь с зевотой. Вежливо поздоровавшись с охранником, Мирабель умиленно вздохнула, глядя на овчарку, которая сосредоточенно обнюхивала ее сумку — жаль, конечно, что их нельзя гладить. Войдя в комнату для свиданий, Мирабель взглянула на изображение Иисуса на стене и пообещала стойко бороться с искушением. Вот только когда в комнату завели Бруно, ее решимость дала трещину, а сердце пропустило пару ударов.       Он был в сером спортивном костюме, но на этот раз куртка была застегнута до середины, позволяя увидеть черные бусины розария, выглядывающие из-под воротника бледно-зеленой футболки. Мирабель сделала ломанный, неуверенный шаг вперед и остановилась, смущенно опустив глаза. Бруно дернулся, словно собирался ее обнять, как раньше, но тоже остановился, опуская руки и заводя их за спину.       — Привет, Мирабель, — неуверенно сказал он, и Мирабель отмерла. Рассердившись на саму себя, она вскинула голову и шагнула навстречу, решительно обнимая его, и стараясь не обращать внимания на моментально зачастившее сердце. Бруно еле слышно выдохнул, и крепко обхватил ее спину руками. Мирабель зажмурилась, впитывая его тепло, словно солнечный свет — лихорадочное, дурманящее возбуждение схлынуло, оставляя внутри только ощущение счастья и безопасности.       — Привет, — шепнула она, нехотя открывая глаза и слегка отстраняясь. Бруно смотрел на нее с нежностью и легкой тревогой, не спеша размыкать рук, и Мирабель была бы не против провести так весь час.       — Я даже не буду спрашивать, как ты, потому что вижу эти потрясающие синяки под глазами и запавшие щеки, — задумчиво произнес tío Бруно. — Малыш…       — Все нормально! — поспешила его успокоить Мирабель. — Дай мне пару дней… ну, или недель, и я снова буду выглядеть живым человеком.       — Вся в маму, — протянул Бруно, отпуская ее, и Мирабель поежилась — почему-то в комнатке сразу стало холоднее. Он слегка поддернул рукава куртки, натягивая их на ладони так, что наружу торчали только кончики пальцев, и кивнул на стулья, приглашая сесть.       — Я, скорее, вся в папу… Боже, tío, я так облажалась! — вырвалось у нее, пока они рассаживались за столом. — Мы с папой умудрились не посвятить маму в наш… ну, заговор с университетом.       — Господи! — tío Бруно вздрогнул, с тревогой глядя на нее. — Как Хульета? И как ты сама?       Мирабель, вздохнув, опустила голову, позволяя волосам закрыть ее от внешнего мира.       — Это было ужасно. Мне было так стыдно, и… и до сих пор стыдно. Они с папой почти четыре дня не разговаривали, и вся эта атмосфера… Он ночевал в комнате Лолы… ой! Кстати, у нас такое вчера было! Долорес ждет двойню! — она, оживившись, вскинула голову, отбрасывая кудри с лица.       Tío Бруно, расплывшись в улыбке, коснулся розария под футболкой и глянул на изображение Спасителя:       — Дай, Господи, им здоровья!.. Это отличные новости, малыш. С мамой помирились?       — Да, конечно, — ответила Мирабель и, помолчав, качнула головой. — Tío, мне было так страшно, что они с папой навсегда рассорятся и это будет из-за меня.       — Тогда уж из-за меня, — возразил Бруно, и Мирабель поморщилась, строго глядя на него.       — Нет. Ты не можешь брать на себя вообще всю вину в этом мире. Я сама ошиблась, перемудрив с тайнами и секретами там, где в них не было смысла. И, ой, кстати, я же не с пустыми руками, — спохватившись, она вытащила из сумки сигареты и булочки. — Я тут в первый раз испекла гаруллас, надеюсь, тебе понравится.       Бруно рассмеялся, глядя на то, как она разворачивает фольгу:       — Знаешь… мы ведь раньше жили не в таком фешенебельном районе, как сейчас, — сказал он, взяв одну булочку и, прикрыв глаза, вдохнул ее аромат. — Денег вечно было в обрез, мама постоянно на работе, абуэлита Соледад уже почти совсем сдала, так что мы крутились, как могли. Рядом с нашим домиком была панадерия, и не было ничего лучше, чем забежать туда втроем, и в складчину купить парочку еще теплых гаруллас, чтобы съесть их прямо на улице. Это потом уже, когда мама стала владелицей свечного завода, наши дела резко пошли вверх, и мы переехали…       Мирабель рассеянно кивнула, не сводя глаз с его руки. Рукав куртки сполз, обнажая кисть, где на костяшках темнели уже поджившие ссадины.       — Tío? Что с рукой? — обеспокоенно спросила она, и Бруно, очнувшись, торопливо взял булочку в другую руку и опустил ладонь под стол.       — Да, ерунда. Шел, шел, споткнулся, упал. Или ты думаешь, в нашей семье только у Агустина такой талант? — с напускной веселостью спросил он. — Кстати, у тебя они гораздо вкуснее, чем в той панадерии, и я абсолютно серьезно…       Мирабель осторожно потянула рукав куртки к себе и бережно взяла его ладонь в свои руки, пристально разглядывая ссадины. Tío Бруно напрягся, глядя в сторону, но не пытался вырваться из ее хватки. Если он и упал, то очень странно — можно сказать, что Бруно в процессе падения старательно колотил пол. Внутренности смерзлись в ком, а в голове снова закрутились кадры из фильма про Шоушенк, намертво врезавшиеся в ее память.       — Мирабель, это пустяки, — настойчиво повторил tío Бруно, но она молча смотрела на ссадины, уже покрытые бурыми корочками, чувствуя, как холод расползается по всему телу. А что, если его убьют, пока она будет учиться или зарабатывать деньги на адвоката? Если она его потеряет, навсегда, действительно потеряет — не будет ни писем, ни визитов, ни голоса, ни тепла, ничего… Мирабель издала слабый звук, сжимая его ладонь дрожащими пальцами, и Бруно наклонился к ней.       — Малыш? Что ты… Мирабель, Господи, что такое?! — он осторожно высвободился из ее пальцев и обхватил за щеки, заглядывая в глаза. — Мирабель, это ерунда, правда!       Резко выдохнув, Бруно притянул ее к себе, и успокаивающе погладил по спине:       — Я шел по нашему тюремному дворику, любовался сохнущим бельем, думал о всякой ерунде, и споткнулся о камушек. И упал, случайно задев кулаком чью-то челюсть.       Мирабель вздрогнула, обхватывая его за талию и упираясь лбом в плечо.       — И так шесть раз подряд? — глухо спросила она, чувствуя его ладонь, лежащую между лопаток. От нее исходило ровное тепло, прогонявшее холод, и Мирабель моргнула, понимая, что в глазах все начинает расплываться.       — Только три, пока охранник делал вид, что не видит, — честно ответил Бруно, и Мирабель, издав полувсхлип-полусмешок, отстранилась.       — А нельзя было сразу это сказать? — спросила она, снимая очки и пристраивая их на стол.       — А нельзя было не придумывать сразу кучу ужасов? — в тон ей ворчливо поинтересовался Бруно, снова притягивая ее ближе. Мирабель неопределенно хмыкнула, прижимаясь носом к его шее, и почувствовала, как tío Бруно напрягся.       — И… почему вдруг ты случайно упал кулаком на чью-то челюсть три раза подряд? — тихо спросила она, вдыхая его запах, почти скрытый за горечью тюремных мыла и шампуня.       — Да знаешь… — Бруно запнулся, мягко растирая ее спину круговыми движениями, от которых по телу разбегались щекочущие мурашки. — Кто-то пронес в тюрьму пару разворотов с Исабелой. И мне, честно сказать, не понравилось, что человек, которого посадили за изнасилования, строит планы насчет моей крестной дочери, что именно он хочет с ней сделать, как только его адвокат добьется освобождения.       Мирабель вздрогнула и распахнула глаза, бездумно прижимаясь ближе, борясь с желанием забраться к нему на колени, как в далеком детстве, чтобы спрятаться от мира в таких теплых и надежных объятиях. Слова tío Бруно повторяли упреки абуэлы, пусть и не обращенные лично к ней. Готова ли она к тому, что придется защищать не только невиновных людей? Готова ли она к этой ответственности… «Лопату в руки и копать!» — напомнила себе Мирабель, рассеянно подняв руку и дотрагиваясь до теплых бусин розария на его шее.       — Как дела дома вообще? Ну, у Лолы скоро будут дети, а в остальном? — быстро спросил tío Бруно, сглотнув, и Мирабель, опомнившись, выпрямилась, снова надевая очки.       — Все неплохо. Луиза работает параллельно с учебой, и, честное слово, я не знаю, как у нее хватает сил на все это! Иса регулярно звонит, но даже не собирается возвращаться… Совести у нее нет! Антонио просто солнышко, у него теперь мечта — он хочет стать полицейским кинологом! — Мирабель подмигнула, и tío Бруно негромко рассмеялся, с нежностью глядя на нее. — Камило тоже ждет результаты: tía Пепа и tío Феликс его убедили поступать в Национальный Университет Колумбии на факультет «Кино и телевидение». Только он вообще не переживает. Ну, или не показывает, что переживает, все-таки, актер из него лучше, чем из меня. А абуэла… Самая популярная тема для разговоров до вчерашнего дня — «Мирабель, с чего ты взяла, что сможешь сдать экзамены?»        Бруно понимающе кивнул, с сочувствием глядя на нее.       — Как ты мог поступить на журналистику, я ведь уже поговорила с сеньором Густаво из полицейской академии, а сослуживец твоего отца написал тебе рекомендацию, — протянул он, на удивление точно копируя интонации абуэлы, и Мирабель сдавленно хихикнула. — С чего ты взял, что из тебя выйдет толковый журналист, ты же постоянно хватал I и A по испанскому языку и обществознанию…       — Не верю, — фыркнула Мирабель, и покачала головой. — Вот в это ни за что не поверю!       — Но это правда, — Бруно развел руками, глядя на нее с хитрым прищуром. — Правда, я эти оценки получал за то, что писал на уроках стихи.       — Про любовь? — наугад предположила Мирабель, наклоняясь вперед, и tío Бруно кивнул.       — Почти. Про любовь к родине. Мне было пятнадцать, чего ты хочешь… Но они были жуткими: «Моя страна, моя любовь, я за тебя пролить готов всю кровь — свою, своих врагов!» — по памяти прочитал он, и Мирабель прижала ладони ко рту, пытаясь сдержать рвущийся смех. Tío Бруно великодушно махнул рукой. — Да-да, смейся. Я же говорю, они ужасны, и у твоей абуэлы были вполне разумные опасения, что такому оболтусу, как я, нечего делать в университете Хавьериана. А потом я взял и поступил.       — Экзаменаторы восхитились твоими… произведениями? — уточнила Мирабель, заправляя волосы за уши, и Бруно проследил за ее движением.       — Да, наверное, просто в обморок упали… — рассеянно отозвался он, и, встряхнувшись, снова выпрямился на стуле. — В общем, как я и сказал, через год Альма… мама была уверена, что это она мне посоветовала идти на журналистику вместе с сестрой.       — А мне еще полтора месяца ждать результатов, — Мирабель, вздохнув, растерла лицо ладонями, сдвинув очки на лоб. — Вот бы… не знаю, уметь видеть будущее, чтобы точно знать, да или нет.       — Нельзя торопить будущее, оно приходит тогда, когда должно, — с важным видом заявил Бруно и Мирабель, не удержавшись, слегка пихнула его ногу своим коленом. — Но… знаешь, я абсолютно точно умею его предсказывать.       — Ага, конечно, — Мирабель слабо улыбнулась, и tío Бруно с возмущением приосанился.       — Честное слово. Я думаю, это у меня от абуэлиты Соледад. Она мою судьбу прочитала по ладони, еще когда мне и пяти лет не исполнилось… правда, я сам этого не помню. Но если верить маминым словам, все сбылось, — задумчиво добавил он, и Мирабель, заинтересовавшись, протянула ему руку, ладонью вверх:       — Tío? А можно?.. Пожалуйста.       Tío Бруно, смутившись, кашлянул, растирая затылок, а затем осторожно обхватил ее кисть и наклонился к ней.       — Итак… я абсолютно точно вижу, что ты сдаешь все экзамены, — с преувеличенной серьезностью начал Бруно, и Мирабель, затаив дыхание, следила, как он водит пальцем по ее ладони. Это было щекотно и, одновременно, ее бросало то в жар, то в холод от прикосновения сухой, чуть мозолистой кожи. — На высший… да, верно, на высший балл.       Его палец скользнул по одной линии, и Бруно поднял глаза, заглядывая ей в лицо. Мирабель замерла, видя свое отражение в его расширившихся зрачках.       — Смотри, вот это — линия мудрости, — негромко сказал он, и Мирабель невольно наклонилась ближе, почти касаясь его лба своим. — Твоя жизнь будет наполнена знаниями, малыш.       — Может, я просто потрачу несколько лет на попытки поступить? — голос у нее почему-то осип, и Мирабель слегка прочистила горло. Бруно покачал головой, снова склоняясь над ее ладонью и водя по ней кончиками пальцев.       — Я абсолютно уверен, что ты уже в августе станешь называть себя «росариста», и вся семья будет тобой гордиться.       Его пальцы скользнули ниже, к запястью, обводя чуть выступавшую косточку, и Мирабель вздрогнула — это было как получить разряд статического электричества. Сердце снова зачастило в груди, разгоняя по телу ставшую горячей кровь, и Мирабель слабо выдохнула через рот, понимая, что губы пересохли. Бруно поднял голову, странно глядя на нее потемневшими глазами, и тут же отдернул руки, торопливо откидываясь на спинку стула.       — В общем, малыш, у тебя все будет хорошо! — бодро закончил он, касаясь распятия на розарии через футболку.       — Спасибо, Бруно. Мне уже гораздо легче, — Мирабель судорожно улыбнулась, почти не кривя душой. В конце концов, теперь она и правда не волновалась по поводу экзаменов. Он почему-то замер, не сводя с нее напряженного взгляда и, вздрогнув, отвернулся к столу и трижды постучал по нему костяшками пальцев.       — Чтоб не сглазить, — со странным смешком объяснил Бруно в ответ на ее непонимающий взгляд. — Все хорошо, да. Все нормально.       Замок двери привычно щелкнул, и Мирабель досадливо поморщилась, поднимаясь со стула.       — Я к тебе в следующую субботу приеду, — пообещала она и tío Бруно, вздрогнув, лихорадочно замотал головой.       — Нет! Нет, малыш, следующая суббота она для… семейных посещений.       — Ну, так мы же и есть семья, — непонимающе возразила Мирабель, и охранник многозначительно постучал по открытой двери.       — Это другое, — нервно ответил tío Бруно, быстро обнимая ее на прощание. — Пока, малыш. Помни, все будет хорошо.       — Будет, — согласилась Мирабель, крепко стискивая его в объятиях и целуя в тщательно выбритую щеку.       На этот раз, возвращаясь домой, она гордилась собой и своей выдержкой. Только вот… губы зудели и горели от ощущения его кожи, и Мирабель рассеянно облизнула их, разглядывая свою ладонь. И где там та линия мудрости? Она попыталась вспомнить, где показывал Бруно, но вместо этого в памяти были только то, как его палец скользил по ее ладони, и его взгляд — такой странный, такой… знакомый?       Мирабель встряхнула головой, и именно в этот момент автобус подпрыгнул на выбоине в асфальте, так, что она стукнулась лбом о стекло. Решив, что это явный знак свыше, отбросить все лишние мысли, Мирабель попыталась сосредоточиться на том, что Бруно ей пообещал — что она точно все сдаст и поступит. На душе потеплело, и она улыбнулась, бездумно прижав ладонь к сердцу. Мирабель понимала, что это лишь попытка ее поддержать, но все равно тревога и страх отступили.       Выйдя на своей остановке, Мирабель потянулась, замечая, как прекрасен мир вокруг. Пританцовывая, она двинулась к дому и остановилась разинув рот. По улице легким, пружинистым шагом шла Луиза, и… и она была не в брюках!       Легкая синяя миди-юбка с вышитым на подоле голубым меандром, открывала ее ноги до середины лодыжек, а кружевной воротничок на блузке подчеркнул нежную шею. Мирабель потрясенно ахнула — ее сестра выглядела настоящей сказочной принцессой!       Заметив Мирабель, Луиза на мгновение сбилась с шага, а затем, улыбнувшись, приветливо взмахнула рукой. Мирабель торопливо подбежала к ней, заметив, что Луиза еще и серьги надела.       — Кто ты, и что ты сделала с моей сестрой? — со смехом протянула Мирабель, с восхищением качая головой. — Лу… Ты такая красавица! Далеко?       — С подругами гулять. Сначала в кино, потом, наверное, в парк пойдем, — Луиза безмятежно улыбнулась, поправив сумочку, перекинутую через плечо. Мирабель сложила руки на груди и хитро прищурилась:       — Серьезно? Для человека, который идет гулять с подругами, у тебя слишком довольная улыбка.       Луиза негромко рассмеялась и слегка нажала пальцем ей на кончик носа:       — Нельзя быть такой любопытной. Я же не спрашиваю, с кем ты там гуляла, и что вы делали, что ты вся сияешь.       — Я… — Мирабель осеклась и, смутившись, вскинула руки. — Я тебя поняла! Ты гуляешь с подругами, я с друзьями.       — Вот именно, — Луиза ей подмигнула и направилась к остановке.       Проводив сестру взглядом, Мирабель взглянула на свое отражение в витрине магазина, пытаясь понять, а правда ли она светится? Так ничего и не обнаружив в своем облике, она, пожав плечами, двинулась к дому.