Скелеты в шкафу

      Гулкий голос основателя Университета Росарио, Его Преосвященства Кристобаля де Торреса, запертым громом носился по аудитории, отражаясь от каменных стен и разрывая барабанные перепонки:       — И вы, сеньорита, еще смеете называть себя «росариста»?! В каком году была создана Республика Новая Гранада? Кто был ее первым конституционным президентом? В чем разница между Гранадской конституцией 1832 года и Конституцией 1958 года?!       Мирабель беспомощно молчала, понимая, что ничего не знает. А еще и солнце светило прямо в окна, которые, почему-то, были огромными, на всю стену, и в аудитории становилось все жарче и жарче с каждой секундой. Бронзовый Кристобаль де Торрес грохнул кулаком по столу и вытянул руку вперед, указывая на дверь:       — Вам здесь делать нечего! Вон!       Мирабель с трудом поднялась, чувствуя капельки пота, катившиеся по ее вискам, и попыталась собрать дрожащими руками разбросанные тетради, среди которых мелькали фотографии Бруно: ему тринадцать, ему восемнадцать, двадцать, он лежит мертвым в гробу, его могила… Скользкие фотографии падали из рук, рассыпаясь по полу, солнце било в глаза, мешая смотреть, ее футболка промокла насквозь от пота, а Мирабель тупо пыталась поднять фотографии tío Бруно, не обращая внимания на громоподобный голос Основателя, твердившего, что это ее вина, он мертв из-за нее…       — Мира, Мирабель, mija, садись, — мамин голос ворвался в аудиторию, раскалывая ее пополам, словно куриное яйцо, и Мирабель открыла слезившиеся глаза. Мама сидела рядом с ней, приложив мягкую, восхитительно-прохладную ладонь ко лбу, и держа во второй руки стакан с пузырящейся бесцветной жидкостью. — Давай-ка, выпей.       — Мама, я завалила экзамены, — пробормотала Мирабель, кое-как поднимаясь в кровати. Мама тихо рассмеялась и покачала головой:       — Милая, ты их сдала. И поступила.       — Правда?! — Мирабель залпом выпила жаропонижающее, почти не обращая внимания на омерзительный вкус. — Я правда поступила?       — Правда. Все сдала, и даже первый курс оплачен, — мама поцеловала ее в лоб, забирая стакан, а затем вытащила из кармана фартука знакомую голубую баночку VapoRub . В комнате резко запахло ментолом и лимоном; Мирабель послушно сняла мокрую от пота футболку, и только поежилась, пока мама растирала ей спину и грудь пахучей мазью. Переодевшись, Мирабель снова рухнула в постель, заворачиваясь в одеяло. Голова, словно наполненная расплавленным металлом, вдавилась в подушку, кожу на спине и груди начало слегка пощипывать, и она провалилась в зыбкую полудрему.       Все верно, она поступила, папа оплатил ее первый курс, Бруно ей перевел свои деньги, а она, вместо того, чтобы искать адвоката, валяется тут бесполезной амебой… Мирабель всхлипнула, пережидая острую, мучительную вспышку жалости к себе, и свернулась калачиком. Еще и живот, как назло, разболелся…       Она стояла в бесконечной очереди на КПП, прямо под палящим солнцем. Мирабель обливалась потом и, одновременно, тряслась от холода из-за порывов ледяного ветра, пахнущего эвкалиптом и оставлявшего горьковатый привкус во рту. Женщины в очереди не двигались, время словно застыло, и только солнце нещадно жарило сверху, отражаясь от блестящих пластмассовых папоротников, которыми заставили весь внутренний дворик. «Я выдержу, — вертелось у нее в голове, пока Мирабель оглядывалась — никакого движения, если не считать ветер. — Бруно меня ждет, я выдержу…» Очередь всколыхнулась живой рекой, и Мирабель сделала шаг вперед. Сумка тянула ее к земле, солнце, кажется, проплавило лицо насквозь…       Мирабель проснулась, одурманенная резким спадом температуры, чувствуя, как пропотевшая футболка мерзко липнет к телу. Низ живота налился знакомой тупой болью, и когда Мирабель добралась до ванной, то поняла, что ко всему прочему, ее организм подложил ей очередную свинью. С первого этажа доносились возмущенные голоса родных, но сил на то, чтобы спуститься и узнать, в чем дело, у Мирабель не было. Переодевшись в сухое, она, клацая зубами от накатившего озноба, натянула носки tío Бруно и забралась в постель, чувствуя, как ноги начинают согреваться.        Через пару дней, когда ее окончательно перестало лихорадить, к ней нагрянул Камило, презрев запрет своей tía Хульеты на посещение болеющих и все принципы карантина, и вкратце пересказал Мирабель последние новости, включая свое почти неудачное поступление.       — Глупо это — учиться тому, что мне не надо, — пробурчал Камило, устраиваясь у нее в ногах. — Ну не нужен мне диплом, чтобы быть хорошим актером! А теперь все, считай, под арестом — никакого театра, пока хотя бы первую сессию не сдам.       — А ты не подумал, что без университета тебе придется идти в армию? — спросила Мирабель и шмыгнула носом. Даже с насморком ядреный запах мази все равно ощущался.       — Всего-то год, ерунда, — Камило беспечно пожал плечами. — Побегал бы утром, поотжимался… А что? Меня бы точно не послали разруливать переговоры между FARC и ELN, так что никаких проблем не вижу.       — И со съемок бы выдернули. И остался бы ты без диплома, без кино… но зато со стрижкой под машинку, — Мирабель раскашлялась, закрыв лицо одеялом, и Камило шутливо ущипнул ее за лодыжку.       — Тоже мне, Мими из «Богемы». У нас последнее лето на нормальный отдых осталось! Прекращай болеть.       — Бегу и падаю, — буркнула Мирабель и потянулась за носовым платком. Камило, закатив глаза, подпихнул ей ближе пачку салфеток и без лишних церемоний растянулся поперек кровати, придавив ее ноги:       — Я серьезно. Хочу на День Независимости вытащить тебя, Луизу, парочку своих приятелей из театра, и пойти в парк Боливара, там обещали какую-то феерию устроить… Надеюсь, что получится у родителей амнистию выпросить.       — Тогда уж условно-досрочное… Ничего, к тому времени я точно уже поправлюсь, — пообещала Мирабель, высморкавшись. Дверь ее комнаты открылась, пропуская маму, и Камило быстро сел.       — Так, я смотрю, тебе тоже хочется подышать над кастрюлей? — поинтересовалась мама, и Камило, замотав головой, шмыгнул за дверь. Мама, вздохнув, привычно поцеловала Мирабель в лоб, проверяя температуру, и снова вытащила из кармана фартука голубую баночку с мазью.       — Мам, ну я уже больше и не кашляю почти! — попыталась возразить Мирабель, и мама шутливо уперла руку в бедро:       — Я что-то перепутала, и ты решила поступать на медицину, а не на юриспруденцию? С врачом, особенно по его профилю, не спорят, так что, сеньорита, поворачивайтесь спиной.       — Оно воняет… — простонала Мирабель, послушно поворачиваясь, и мама весело хмыкнула:       — Зато видишь, как хорошо с насморком борется, раз ты уже запахи чувствуешь! Все, отдыхай, и сегодня больше никаких посетителей и никаких книг, а то опять температура поднимется, — мама, вытерев руки бумажной салфеткой, заботливо подоткнула одеяло, и Мирабель закрыла глаза. Только бы поправиться к субботе, чтобы навестить Бруно…       Воспоминание о том, как она сидела у него на коленях, вспыхнуло в голове, и Мирабель, стыдливо замычав, зарылась лицом в подушку. Щеки снова запылали, только уже не от поднявшейся температуры. Она вспомнила его руки, скользящие по ее спине и плечам, ощущение его тела так близко, его тепло, мягкую ткань его куртки на плечах… носки, Господи Боже! Почему-то именно носки добили ее окончательно, и Мирабель со стоном прижала ладони к щекам. Она их точно не вернет, а оставит себе, и будет в них спать, и окончательно распишется в том, что она — ненормальная извращенка…       На следующий день забежал Хоакин, узнавший от Камило, что она заболела, и вместе с апельсинами пронес Мирабель письмо от Бруно. Подмигнув, он передал ей пожелания скорейшего выздоровления от Моники и Мигеля, и поздравил с успешным поступлением, вытащив из-за пазухи конверт, который Мирабель быстро спрятала под подушкой.       — Как тебя вообще, ну, угораздило заболеть? — спросил Хоакин, и Мирабель закатила глаза.       — С погодой повезло. Пошла погулять, — она многозначительно глянула на подушку, и Хоакин кивнул с понимающей улыбкой. — Ну и попала под дождь, вымокла насквозь…       — Ну, хоть не зря гуляла? — поинтересовался он, и Мирабель, смутившись, нервно заправила прядь волос за ухо, запоздало сообразив, что сидит перед бывшим парнем с грязной головой и красным носом, и вообще не переживает из-за этого. Хоакин тихонько хмыкнул, весело глядя на нее, и они оба, захихикав, стукнулись кулаками.       После того как Хоакин ушел, Мирабель прочитала письмо от Бруно и схватилась за голову. Учитывая, что в прошлый раз простуда обернулась ножевым ранением, Мирабель оставалось только молиться, чтобы tío Бруно сказал ей правду, а не попытался в очередной раз избавить от лишних волнений, и это не было чем-то опасным. Хотя, учитывая все, что она узнала из новостей про тюремные лазареты, там даже с простым насморком не хотелось бы оказаться… Понимая, что они, скорее всего, вряд ли смогут увидеться в ближайшее время, Мирабель написала Бруно письмо, жалея, что не сможет передать что-то более существенное.       Когда мама окончательно подтвердила выздоровление, Мирабель поняла, что у нее впереди две мучительно долгие недели до следующего визита, и пора бы уже перестать быть такой бесполезной и наконец-то взяться за дело. Дождавшись, когда в будний день все разъедутся, и дома останутся только tía Пепа и домоправительница с горничными, наводившими порядок в доме, Мирабель решительно взяла трубку радиотелефона и закрылась у себя в комнате. Вытащив из ящика стола визитки адвокатов, набранные на курсах, Мирабель, разложила их на кровати — гладкий картон то и дело прилипал к вспотевшим пальцам. Мирабель потрясла головой: да она, кажется, даже когда мама ее в первый раз к гинекологу повела, так не нервничала, как сейчас!       Вытерев мокрые ладони о домашнюю юбку, Мирабель зажмурилась и наугад ткнула в разложенные визитки, решив довериться судьбе. После томительных гудков, каждый из которых отдавался в зубах, на другом конце раздался приятный женский голос:       — Адвокат дон Мигель Мена, приемная, слушаю вас.       — Добрый… — Мирабель откашлялась и торопливо сглотнула, потому что голос у нее получился писклявым, как у ребенка. — Добрый день, я… я бы хотела записаться на консультацию.       — Ближайший свободный день — в следующем месяце, 26 августа, в 15:00, — бесстрастно сообщила ей секретарша, и Мирабель нервно скомкала юбку в пальцах.       — А раньше… никак? — переспросила она, и тон секретарши неуловимо изменился:       — Сеньорита! Дон Мигель — адвокат мирового уровня, к нему люди в очередь выстраиваются, потому что знают, как он работает! Вам сказочно повезло, что у него нашлось окно в августе. Так я вас записываю, или как?       — Спасибо, наверное… нет, — упавшим голосом ответила Мирабель, и в трубке раздались гудки отбоя. Ладно, первая арепа всегда пригорает, и нет смысла сдаваться так быстро. Мирабель, задумавшись, выбрала следующую визитку. На этот раз номер был не городским, а мобильным, и в душе шевельнулось уважение — все-таки мобильная связь была довольно редким явлением, по большей части из-за дороговизны аппаратов, и, наверное, этот сеньор Карлос Оспина действительно хороший адвокат, раз может себе позволить сотовый телефон?..       — Карлос Оспина Густаво, адвокат, я вас слушаю, — раздался громкий и твердый голос, и Мирабель вздрогнула от неожиданности — настолько хорошей была связь.       — Добрый день, доктор Оспина, я бы хотела записаться к вам на консультацию, — осторожно сказала Мирабель, и голос в трубке оживился:       — Разумеется! Завтра с полудня до четырех часов у меня есть свободное время, подходите, только назовите свое имя, чтобы я знал… Стоимость консультации — пятьсот долларов за полчаса, если материалы дела у вас с собой, то просмотр каждой страницы стоит пятьдесят долларов.       — Н-нет, у меня нет материалов на руках, — растерялась Мирабель, чувствуя, как футболка на спине становится мокрой от пота. Надо будет решить этот вопрос с tío Бруно, если он одобрит этого адвоката…       — Ничего страшного, мы разберемся на месте и все посчитаем, — тут же успокоил ее адвокат. — Знайте, что вы обратились к нужному человеку, и я помогу вам с любой проблемой, сеньора… сеньорита?       — Мирабель Рохас Мадригаль, — быстро представилась она, теребя юбку в пальцах.       — Ве-ли-ко-леп-но, я вас записал, приходите, буду вас ждать, оплата наличными, никаких чеков. Мой офис находится… — адвокат продиктовал ей адрес, и Мирабель торопливо записала его, машинально отметив, что дела у доктора Оспины идут и впрямь хорошо, раз он может себе позволить офис в фешенебельном районе Боготы. Нажав на отбой, она вытерла лоб дрожащей рукой. Итак… первый шаг сделан. Мирабель прерывисто вздохнула, пряча лицо в ладони и сдвигая очки. Вдруг Бруно уже к концу года станет свободным человеком, встретит Рождество со всей семьей, и… Мирабель помотала головой, возвращая себя с небес на грешную землю.       Спустившись вниз, чтобы вернуть трубку в гнездо, она застала в гостиной абуэлу, беседовавшую с каким-то мужчиной в красно-сером рабочем комбинезоне.       — Это будет стоить сорок тысяч песо, сеньора, гарантия — год…       — А это кто? — шепотом спросила Мирабель у сестры и кузена, сидевших на диване с одинаково постными лицами.       — Это из телефонной компании, — мрачно ответила сестра, а Камило добавил:       — Нам будут ставить автоответчик и записывающее устройство на телефон.       — И это очень хорошо, — строго заметила абуэла, оторвавшись от беседы. — Мало ли, важную информацию по телефону сообщат, а ты забыл записать.       Желудок у Мирабель подпрыгнул, как на аттракционе. Хорошо хоть ее беседа с адвокатами не попала на запись! Но теперь до начала учебы и переезда в кампус придется об этом забыть …       — Не дом, а просто узилище! — с надрывом произнес Камило. — И как насчет тайны личной жизни?!       — А эту свою личную жизнь нужно вести так, чтобы не было стыдно перед людьми, — отрезала абуэла. Луиза, нахохлившись, с сомнением хмыкнула куда-то в сторону, и Мирабель в глубине души была полностью согласна с сестрой.       На следующий день Мирабель, заглянув в банк, ровно к полудню прибыла по адресу. Офис адвоката находился на первом этаже длинного многоквартирного дома, и с ним соседствовали туристическое агентство, ювелирный салон и магазин армейских товаров — весьма неплохая компания. Мирабель выдохнула и сжала в руках небольшую черную сумочку, борясь с нервным ознобом.       Зная, что джинсы и футболка с веселым узорчиком были неподходящей одеждой для деловых визитов, она надела строгую черную юбку до колен, голубую блузку и пиджак, на пару тонов темнее блузки, купленные специально к учебе в университете. К такому наряду ее любимая самодельная сумка-мочила бы точно не подошла, и Мирабель пришлось долго рыться в шкафу, разыскивая что-то более соответствующее моменту.       Эту сумочку, оставленную в подарок модельным агентством, ей пять лет назад, отдала Исабела со словами: «Должно же у тебя быть хоть что-то приличное», и, несмотря на прошедшие годы, смотрелась она все еще стильно. Глянув на себя в зеркало перед выходом, Мирабель ненадолго растерялась — она выглядела такой непривычно-взрослой. А еще, почему-то, похожей на маму, Исабелу и абуэлу сразу — семейное сходство прослеживалось в чертах лица, в выражении глаз.       Мирабель снова глянула на себя в отражении витрины ювелирного магазина и, решительно встряхнув головой, открыла дверь адвокатской конторы. В небольшой приемной за гудевшим компьютером сидела молодая симпатичная секретарша, которая сурово уставилась на Мирабель поверх изящных овальных очков.       — Вам назначено? — ледяным тоном спросила она, и Мирабель сглотнула.       — Я… вчера звонила доктору Оспина. Мирабель Рохас Мадригаль, — торопливо пояснила Мирабель, и секретарша с шумом выдвинула ящик стола, вытаскивая ежедневник. Палец с острозаточенным, наманикюренным ногтем скользнул по строчкам, и секретарша, мигом сменив ледяную подозрительность на елейную улыбку, милостиво ей кивнула:       — Все верно, доктор Карлос с вами встретится. Ожидайте. Принести вам воды, кофе?       — Спасибо, не надо, — Мирабель села на кожаный диванчик, стискивая кожаную сумочку в руках. Секретарша, несмотря на длинные ногти, весьма бодро застучала по клавишам, набирая текст, заскрежетал принтер… Дверь кабинета распахнулась, выпуская двух мужчин в деловых костюмах.       — … и, самое главное, не переживайте, считайте, что ваше дело уже выиграно! — бодро договорил один из них. Прилизанные черные волосы были старательно зачесаны назад, а под тонким носом красовались щегольские усы. Наверное, это и был доктор Карлос Оспина. Его собеседник — полный мужчина в расстегнутом пиджаке, закивав, пожал ему руку.       — Спасибо, доктор Оспина, я не знаю, чтобы я без вас делал…       — Для этого и существуем мы, адвокаты, чтобы решать все ваши проблемы! — доктор Оспина широко улыбнулся, демонстрируя белоснежные ровные зубы, и обернулся к Мирабель. — Сеньорита?       — Мирабель Рохас Мадригаль, после полудня, — представила ее секретарша, протягивая скрепленные степлером бумаги клиенту. — Распишитесь здесь и здесь…       — А второй экземпляр?.. — неуверенно спросил клиент, послушно доставая ручку из нагрудного кармана, и секретарша одарила его томной улыбкой.       — Главное, что договор есть у нас, верно, сеньор Кортес?       — Спасибо, Кларита, спасибо… Сеньорита Рохас, очень рад, очень, — доктор Оспина подошел к ней, и Мирабель, вскочив на ноги, протянула ему руку и растерялась — вместо того, чтобы ее пожать, он поцеловал воздух над ее кистью, прямо как в книжках. Внутри шевельнулось неприятное воспоминание о сеньоре Ортисе — он тоже целовал ей руку в то злосчастное Рождество, — и Мирабель усилием воли приглушила память. — Прошу в мой кабинет…       Мирабель прошла следом за адвокатом, чувствуя, как колотится сердце. Расположившись в кресле — оно было слишком мягким, и приходилось сидеть на самом краешке, чтобы не провалиться, — Мирабель медленно выдохнула, быстро разглядывая небольшой кабинет. Диплом магистра юридического факультета Университета Атлантико , два диплома о прохождении курсов повышения квалификации, какие-то грамоты, фотографии с известными политиками, на открытых полках вместе с лежащими папками красовались книги — уголовный кодекс, трудовой кодекс, конституция… На массивном столе из темного дерева, занимавшем почти весь кабинет, стояло бронзовое пресс-папье в виде распахнувшего крылья кондора с лавровым венком в клюве, совсем как на гербе Колумбии. У Мирабель слегка закружилась голова: это место было таким солидным и взрослым, здесь все кричало о том, что владелец — успешный адвокат, который справится с любыми проблемами…       — Итак, сеньорита Рохас, я вас внимательно слушаю, — с безукоризненной улыбкой произнес доктор Оспина, и Мирабель очнулась. Она перевела взгляд на адвоката и что-то в его облике неприятно царапнуло на самом краю ее сознания. Мирабель постаралась выкинуть из головы все прочие мысли и ощущения, сосредоточившись на деле.       — Я… мой tío, Бруно Мадригаль, сидит в тюрьме по ложному обвинению в убийстве… — начала она, и адвокат ее перебил:       — Бруно, Бруно Мадригаль, что-то знакомое… — он на пару мгновений поднял глаза к потолку и всплеснул руками. — ¡Dios mío! Рождественское убийство! Он был радиоведущим, верно? Конечно, яркое дело. Помнится, когда в газетах написали о приговоре, я был возмущен — его адвокат даже не старался, а ведь на руках были все козыри, чтобы выиграть суд! Я бы на его месте справился в сотни раз лучше, мне жаль, что ваша семья не прибегла к моим услугам еще в том году. И его осудили на…       — На семнадцать лет, да, но Бруно… tío Бруно никого не убивал, он взял на себя вину, потому что… — Мирабель запнулась. А стоит ли сейчас вот так выкладывать все, что она знала: о покойном майоре Ортеге, о фотографиях в папке и всем прочем? Черт побери, нужно было посоветоваться с tío Бруно, прежде чем к кому-то идти!       Адвокат понимающе закивал:       — Конечно, конечно, времена тогда были — сами знаете какие. Разумеется, он невиновен!       Мирабель невольно подалась вперед, чувствуя, как внутри все начинает звенеть от радостного напряжения — неужели?..       — Сеньорита Рохас, вас сюда направил сам Господь! — торжественно произнес доктор Оспина, подкручивая усы. — Я с радостью возьмусь за это дело, и я гарантирую вам, что ваш уважаемый tío выйдет на свободу уже через пару месяцев. Мы направим ходатайство об обжаловании решения суда, ходатайство о предоставлении компенсации, жалобу на судью, который вел дело, затем назначим повторное слушание, если знать нужного человека — это действительно плевое дело, и вам, сеньорита Рохас, несказанно повезло, потому что у меня есть все связи…       Мирабель заморгала — адвокат говорил вроде и правильно, но все равно что-то в его словах ее сбивало с толку. Доктор Карлос Оспина, не обращая внимания на ее замешательство, продолжал речь, подкрепляя ее выверенными и широкими жестами.       — Мой лучший друг — судья по уголовным делам, и при небольшой материальной поддержке, — он красноречиво потер пальцы, — он займется делом сеньора Мадригаля и рассмотрит его в кратчайшие сроки с гарантированным нужным результатом. В конце концов, справедливость должна торжествовать!       — Но… — Мирабель наконец, поняла, что ее цепляло в облике доктора Оспина — пуговица. Верхняя пуговица его белой рубашки была пришита черными нитками. Вроде мелочь, но почему-то именно эта мелочь стала последней каплей, переполнившей чашу сомнений. — Разве это не нарушение закона?       — Сеньорита, ну при чем тут закон? — адвокат снова одарил ее искренней улыбкой. — Это будет небольшая дружеская беседа двух коллег с очень приятным результатом для обоих участников… и даже больше! Ваш уважаемый дядюшка выйдет на свободу, и к слову, как же ему повезло с племянницей: не только хороша собой, но и умна и проницательна! Я вас уверяю, сеньорита Рохас, лучшего адвоката, чем я, вам не найти. Я вам обещаю, что все сложится наилучшим образом.       Мирабель прикусила щеку изнутри. Взятка судье казалась таким же омерзительным поступком, как и шитое белыми нитками «расследование» покойного капитана Ортеги. И как потом смотреть папе в глаза, как смотреть в глаза Бруно, который пожертвовал своей свободой и почти пожертвовал своей жизнью, чтобы их уберечь? И дело ведь не только в ее щепетильности — tío Бруно может просто отказаться даже разговаривать о свободе, полученной таким низким и грязным способом… и окончательно перестанет ей доверять.       — Значит, делаем так: сейчас Клара распечатает вам типовой договор, вы его подпишете, — не замечая ее внутренней борьбы, доктор Оспина, снова подкрутив усы, наклонился к телефону и нажал кнопку коммутатора. — Кларита, радость моя, договор, стандартный. В одном экземпляре, да, верно, ты прелесть… Так вот, сейчас вы подпишете договор, заплатите деньги… К слову о них, у меня стандартные расценки, я вам уже говорил: пятьсот долларов за получасовую консультацию, каждая страница материалов дела — пятьдесят долларов, копирование материалов — еще плюс двадцать долларов за страницу, визит в тюрьму к подзащитному — две тысячи долларов за раз, участие в судебном заседании — семь тысяч долларов, я предлагаю заплатить вам сразу, укажем в договоре среднюю сумму, Клара уже все впишет, а по ходу дела будете доплачивать, сами знаете, как это иногда бывает, там подмазать, тут убрать из дела что-то лишнее… В общем, тысяч сорок долларов, это оптимальная сумма для начала, и вы можете не волноваться, я все сделаю в лучшем виде, вам даже не надо ни о чем переживать…       Мирабель показалось, что ее мозги залили клейстером и хорошенько взболтали — адвокат говорил и говорил, не давая ей вставить ни слова, и звучал так убедительно… Но пуговица с черными нитками на белой рубашке так и маячила перед глазами. Из приемной раздался грохот и яростный рев:       — Где он?! Где этот hijo de mil putas?!       — Сеньор, успокойтесь, я сейчас полицию вызову… — раздался писк Клары, и Мирабель взвизгнула, когда дверь в кабинет распахнулась от мощного пинка. Мимо нее пронесся бугай в клетчатой рубашке и бросился прямо на адвоката, схватив его за лацканы дорогого пиджака, не прекращая реветь:       — Ты, la mierda del toro! Ты обещал, что мой брат будет свободен, а его посадили на семь лет!       — П-простите, это тх-техническая… неполадка, документы… — адвокат болтался в мощных ручищах неизвестного, как тряпочка. Мирабель вскочила на ноги, и бугай обернулся к ней — от прилившей крови лицо у него казалось бордовым:       — Сеньорита! Не вздумайте обращаться к этому сabeza de mierda! Он сосет деньги, как проститутка — член, и ни хрена не делает! ¡Un burro sabe mas que su!       — Извините, я пойду, — выпалила Мирабель, пятясь к выходу — судя по взгляду бугая, адвоката собирались бить, и, возможно, даже ногами.       В приемной Клара вызывала полицию, сбиваясь на причитания, что их всех сейчас убьют, и Мирабель, вытащив из кошелька пятьсот долларов, положила их на стол, в ответ на полубезумный взгляд Клары нервно улыбнувшись:       — Плата за консультацию!       Не дожидаясь расписки, она пулей выскочила из офиса, радуясь, что надела туфли на практичном низком каблуке, и может не бояться свернуть себе шею. Через пару десятков метров Мирабель опомнилась и сообразила, что стоило бы просто дойти до остановки и поехать домой, но… Сбавив шаг, она двинулась по улице к парку Мирафлорес. Голова постепенно прояснялась, и теперь Мирабель сама себе удивлялась — она что, действительно почти что согласилась отдать почти половину всех денег, которые ей оставил Бруно, за услуги вот этого… человека?       Дойдя до парка, она бросила взгляд на спортивную площадку — подростки играли в волейбол, то и дело вопя от восторга или, напротив, от разочарования. Мирабель спустилась по лестнице вниз, идя мимо волейбольной площадки, и уселась на удобную скамейку в тени деревьев. Устало вздохнув, она рассеянно потерла лоб, глядя в никуда. Внутри ее разъедало ощущение собственной глупости — и она еще и пятьсот долларов отдала за такую «консультацию»! Она должна быть осторожней и внимательней, если хочет спасти Бруно, а не бросаться в омут с головой на первого попавшегося адвоката. В памяти всплыли слова Луизы про платья, и Мирабель слабо улыбнулась. Видимо, эту жизненную мудрость стоит применять ко всем случаям: и к парням, и к адвокатам…       Она откинулась на спинку, глядя, как пожилая пара гуляет с собакой на специальной площадке. Несмотря на возраст, они выглядели счастливыми и влюбленными, а такса так и вовсе светилась здоровьем, бегая по траве с высунутым языком за мячиком, который ей поочередно бросали хозяева. Мирабель вздохнула: женщина была немного похожа на абуэлу — не совсем стопроцентное сходство, но та же прическа и ровная спина. Если бы абуэло Педро дожил до этих лет, поверил бы он, что его сын — виновен? Даже не так, произошло бы все это, останься абуэло жив, какими бы они все были…       Более-менее успокоившись после неудачи с адвокатом, Мирабель поднялась со скамейки и двинулась к ближайшей остановке. В следующий раз она сто, нет, тысячу раз подумает и постарается получше разузнать об адвокате, прежде чем записываться к нему на прием и, тем более, платить деньги. Доехав до своего района, Мирабель удивленно вскинула брови — на остановке стояла Луиза. И опять не в брюках, а в юбке!       — С подругами идешь гулять? — выйдя из автобуса, шутливо поддела ее Мирабель, и Луиза кивнула, быстро переводя тему:       — Ага. А как твое собеседование?       Чтобы оправдать свой официальный вид, Мирабель соврала, что хочет устроиться на подработку по специальности, чтобы взглянуть на юридическую кухню «изнутри» — по сравнению со всем остальным нагромождением лжи, эти слова были практически безобидными. Мирабель закатила глаза:       — Знаешь, все шло неплохо, но когда в офис ворвался какой-то бугай с воплем, что это — та еще контора, и начальство — кусок la mierda del toro…       Они обе расхохотались, и Луиза встрепенувшись, шагнула к притормаживающему автобусу.       — Да, сестричка, не повезло… Ну, не расстраивайся, я верю, что у тебя все сложится!       — Спасибо. Удачно погулять! — крикнула Мирабель, и Луиза помахала ей из окошка.       Дома она повторила то же, что и сестре, опустив часть про бугая, обтекаемо заявив, что у нее возникли подозрения по поводу честности и порядочности начальства. Абуэла при этих словах расцвела, словно орхидея.       — Ты поступила абсолютно правильно, дорогая, что прислушалась к своей интуиции, — сказала она с благосклонной улыбкой. — Хороший юрист умеет слушать себя.       — Да я, не то чтобы прислушалась к интуиции, просто… — Мирабель повела плечами. — У начальника была пуговица к белой рубашке пришита черными нитками, это просто из себя выводило.       — Вот, верно говорят, что первое впечатление — самое важное, — заметил tío Феликс. — У нас ведь в деле как: иногда привозят документацию, ну просто загляденье, все ровно и красиво, а тебе что-то не нравится в поставщике, начинаешь проверять… И такое вскрывается. Вот пойдешь на практику к сеньору Арьясу, он тебе много историй расскажет!       — Tío Феликс, а как… как вообще понять, с какими людьми нужно и можно работать? — спросила Мирабель, заметив, как радостно переглянулись мама и абуэла. — С кем стоит заключать договор, на что обращать внимание…       — Ну, Мира, правовой стороне тебя точно научат в Росарио, — рассмеялся tío Феликс, похлопывая себя по животу. — А все остальное придет только с опытом. Но вот что могу тебе сказать сейчас: все должно быть честным и прозрачным, особенно в документах. Все обтекаемые формулировки нужно разбирать по буковкам, вот как наш сеньор Арьяс, если тебя что-то смущает — пускай переписывают. Все финансовые сделки только через банки, никаких наличных на руки, потому что — пачку песо туда, пачку песо — сюда, а потом рассказывай налоговой службе, на что ушли деньги и откуда они пришли. И только после всех-всех уточнений уже можно заключать договор. А еще, никакой предоплаты всяким сомнительным личностям, а то они очень любят исчезать сразу, как получат твои деньги.       Мирабель кивнула, понимая, что, возможно, ей и правда стоит подумать над летней практикой у сеньора Арьяса. Она смутно помнила его сухощавую фигуру и серьезное лицо — в детстве он ее даже пугал, совсем немного, потому что, кажется, никогда не улыбался, а, став постарше, она и вовсе перестала его замечать, со стыдом сообразила Мирабель. Но и абуэла, и tío Феликс всегда отзывались о нем с уважением, подчеркивая, что этот уважаемый сеньор во всех хитросплетениях юридической документации чувствовал себя как рыба в воде.       Вечером, когда они с папой устроились у телевизора в ожидании выпуска новостей, раздался телефонный звонок — на аппарате сразу замигала красная лампочка, и Мирабель машинально поежилась. Трубку взяла мама и тут же расплылась в улыбке.       — Да, Лусита… Что?       Что-то в мамином голосе заставило и Мирабель, и папу отвернуться от экрана. На лице Хульеты читалось изумление и, совсем немного, нервозность.       — Да, конечно, спасибо, что предупредила… Хорошего вам вечера… — мама поставила трубку в гнездо, покачивая головой.       — Что такое, mi vida? — спросил папа, напрягшись, и мама издала смешок:       — Луиза предупредила, что она сегодня остается с ночевкой у своей подруги Бланки.       — О… — папа растерянно поправил очки, поднимаясь с дивана, и подошел к маме, приобняв ее за талию. — Бланка?       — Да, — мама вдруг хихикнула как девочка, и наклонилась к папиному уху, шепнув что-то, отчего он зафыркал, и тут же посерьезнел:       — Но, Хулита, и ты просто ей разрешила?       — Тин, нашей девочке в этом году уже двадцать один. Я уверена, что она вполне может… заночевать у подруги.       Мирабель сидела разинув рот осознавая, что у ее сестры есть своя личная жизнь… которая, кажется, сегодня станет еще более личной!       За ужином абуэла непонимающе уставилась на пустовавшее место Луизы, и мама с милой улыбкой сообщила, что у Луизы и Бланки сегодня большие планы на вечер, и она остается у подруги.       — Господи, ох уж мне эта современная молодежь, — абуэла неодобрительно покачала головой и тут же насмешливо прищурилась. — Впрочем, я помню, как кое-кто ночевал у Катарины целых полгода…       Мама, снова хихикнув, наклонила голову, а папа покраснел, и Мирабель с трудом удержалась, чтоб не схватиться за голову, в очередной раз убеждаясь, насколько у ее родителей была насыщенная молодость.       Утром она чуть не лопнула от любопытства — Луиза вернулась к десяти часам, и выглядела возмутительно обычной и спокойной. Мама на пару секунд остановила ее, глядя в глаза, и Луиза ей улыбнулась — мама, выдохнув, обняла ее и поцеловала в щеку. Мирабель, не выдержав, тут же хвостиком увязалась за Луизой, просочившись в комнату следом за сестрой.       — Лу! Рассказывай! — прошипела она, и Луиза непонимающе приподняла брови:       — О чем? Мы вполне мирно посидели с Бланкой, посмотрели милую комедию, даже ничего не пили…       — Луиза-а-а! — простонала Мирабель, плюхнувшись на стул возле письменного стола и умоляюще глядя на сестру. — А если серьезно? Ну?!       — Что «ну»? — Луиза, рассмеявшись, села на кровать и, помедлив, вытянулась на спине, прикрыв глаза. — Мира, нельзя быть такой любопытной.       — У тебя есть парень, да? — выпалила Мирабель, и Луиза хитро стрельнула в нее взглядом:       — А у тебя?       — Что?.. Нет, мы же с Хоакином расстались, еще тогда… — растерялась Мирабель, и Луиза перевернулась на живот:       — Да ну? А с кем ты тогда встречаешься по субботам, что возвращаешься с такими сияющими глазищами?       — Я не… я… — Мирабель прикусила язык, в панике глядя на сестру. У нее глаза сияют?! И это все замечают? А вдруг tío Бруно тоже это заметил и поэтому ему так неловко с ней говорить в последнее время: просто он понял, что его племянница в него втрескалась, как дурочка… Ой, стыдно-то как!       Луиза рассмеялась, крепко обнимая подушку, и покраснела:       — В общем… у меня — да. Только, Мира, если ты хоть слово кому-то!..       — Я буду молчать, как могила! — поклялась Мирабель и, не выдержав, пересела на кровать, к Луизе под бок. — Только родители, кажется, и так все поняли… Ты знаешь, что мама говорила, что ночует у подруги Катарины, а сама в это время с папой…       — Фу, ничего не говори! — Луиза зажала уши. — Все равно. Я сама решу, когда и как им об этом рассказать… Если вообще будет о чем говорить.       Мирабель кивнула и, закусив губу, легла рядом, понижая голос до шепота:       — Лу, а вы с ним… ну, это? — вместо ответа сестра только кивнула, сдавленно хихикая в подушку, и Мирабель чуть не завопила от нахлынувших чувств. — И как?!       — Ничего не понятно, но очень интересно! — выпалила Луиза, зайдясь в хохоте. Мирабель очень захотелось ее придушить.       — В смысле?! А как же все эти звезды, как в книжке?!       — Мира-а-а, ну какие звезды, когда ты понятия не имеешь, что делать? — Луиза, отсмеявшись, вытерла слезы. — Но… в общем, знаешь, сам процесс очень… такой… приятный. Не считая пары моментов, но…       Луиза, смутившись, закрыла лицо руками, и Мирабель тут же затеребила ее:       — Так больно? Или нет?       — Немного, — честно ответила Луиза, подумав. — Даже не больно, просто… ну, хотя да, неприятно. Но терпимо. А другими способами так даже очень и очень хорошо… И, в общем, надо повторить.       Мирабель рухнула на кровать, не зная, то ли плакать, то ли смеяться. Луиза выглядела так же, как и вчера, и позавчера, так что книги, наверное, и в этом врут. И все-таки… Теперь она казалась совсем взрослой. Луиза, подумав о чем-то, строго посмотрела на Мирабель, приподнимаясь на локтях.       — А теперь слушай, что я тебе скажу, ага? — произнесла она и, дождавшись кивка, продолжила. — В общем, не вздумай поддаваться на уговоры, никогда, пока сама не поймешь, что готова. Даже если тебе этот парень будет нравиться до дрожи в коленках, пока ты сама не захочешь и не решишься, не слушай никаких «надо», «мы должны», «если ты меня любишь, то почему не хочешь переспать» и все такое. И даже если тебя будут обвинять или стыдить, или жаловаться…       — Ну да, от спермотоксикоза не умирают, — пробормотала Мирабель, припомнив кузена с его ободряющей речью, и Луиза кивнула:       — Вот именно.       — Погоди, а этот твой, он что, тебя обвинял?!       — Нет. Этот как раз никуда не тянул и не настаивал… — Луиза странно улыбнулась. — Честно сказать, скорее, это я на него набросилась…       — Боже. Мой. Бедняга, — пробормотала Мирабель, и Луиза снова рассмеялась, выгоняя ее из комнаты.       Ближе к полудню заглянул Хоакин вместе с Моникой и Мигелем, и они под предлогом «вспомнить школьные чудесные годы» увели Мирабель на прогулку, где Хоакин, посмеиваясь, передал ей письмо от tío Бруно.       — Хоако, спасибо тебе за помощь, — искренне сказала Мирабель, с легким щемящим чувством в груди, осторожно пряча конверт в сумке. — Я перееду в кампус, и уже не придется тебе изображать почтальона.       — Да ладно, было весело, — он пожал плечами. — И, ну, совсем не сложно.       — Спасибо, — повторила Мирабель, и, обернувшись к Монике, заметила странное выражение на ее лице. — Все нормально?       — Это как посмотреть, — задумчиво отозвалась она. — Моя мама так хорошо навещала папу в тюрьме, что теперь у меня будет младший братик… или сестричка. Так что я жду не дождусь переезда в кампус!       — Поздравляю! — Мигель, расхохотавшись, хлопнул себя по коленям. — Твои родители — о-го-го!       — Да уж, а мне теперь жить с пониманием, чем они там занимались и, самое страшное, где! — Моника схватилась за голову и зажмурилась.       — Не, ну, если так подумать, ты и сама появилась…       — Заткнись, Хоакин!       Мирабель сдавленно хихикала, спрятав лицо в ладонях, и старалась не обращать внимания на гложущую ее тоску по tío Бруно.       В своем письме Бруно ее успокоил, что ему гораздо лучше, и это была простуда с совсем небольшими осложнениями, но теперь все хорошо. «И мне ничего не надо, малыш, я серьезно» — добавил он в конце, и Мирабель упрямо нахмурилась.       На День Независимости Камило, который вот уже две недели изображал из себя пай-мальчика, все-таки выпросил у родителей разрешение на прогулку. Забрав Луизу и Мирабель, он повел их в парк Боливара, где уже собрались его приятели по труппе. Выставив купленный ящик пива на траву, Камило вскочил на бордюр и, взяв бутылку, поднял ее, как факел.       — Это будет наш прощальный вечер вместе, — с пафосом объявил он. — Злая судьба разлучает нас, дамы и господа, но верьте или нет, я знаю, что мы все однажды встретимся на съемках самого настоящего мирового шедевра!       — Бро, твои слова да Боженьке в уши! — отозвался долговязый Хулио — Мирабель хорошо его запомнила, потому что он вечно умудрялся рвать костюмы в подмышках.       — И я тоже вряд ли останусь, — заметила Мирабель, тоже отсалютовав бутылкой пива. — Не смогу и костюмами заниматься, и на адвоката учиться.       — Вот черт, а я к тебе опять хотела с платьем прилететь, — расстроилась Кармен, огорченно глядя на нее. — А если в частном порядке?       — Я в кампус перебираюсь, там машинку не поставишь, — Мирабель развела руками. — Но, пока я еще не переехала, приноси в понедельник платье, я подправлю.       — Ты — золотце! И прелесть! — Кармен бросилась ее обнимать, чуть не облив пивом.       — Вот-вот, она уезжает в кампус, а я живу в доме, под надзором, как в тюрьме, — с надрывом простонал Камило. — Только университет, и больше никакого света в окошке…       — И зря ты бесишься, — обернулась к нему Кармен. — Вспомни, сколько гениев творили в заточении, может, ты вообще станешь каким-то выдающимся сценаристом, напишешь тот самый шедевр, нас позовешь и сам главную роль сыграешь в собственной пьесе… или в собственном фильме.       — Да ну, какой из меня сценарист, — Камило, помрачнев, спрыгнул с бордюра, делая глоток из бутылки. Подойдя к Мирабель, он гораздо тише произнес. — Это уж скорее к нашему tío. Вот он умел сочинять.       — Он не умер, — резко ответила Мирабель, и Камило задумчиво прищурился, приобняв ее за плечи:       — Мира, кузина моя разлюбезная и обожаемая, а скажи-ка правду: ты из-за него решила стать адвокатом?       У Мирабель по спине прокатился мороз, но она качнула головой, решительно отпивая пиво.       — Ни капельки. Просто мне это интересно.       — Ну-ну… — Камило, хмыкнув, чокнулся с ней бутылкой. — А знаешь, из этого бы получилась славная теленовелла.       — Ну так бери и пиши сценарий, — буркнула Мирабель, и Камило, засмеявшись, хлопнул ее по плечу, отходя к хохотушке Инес — или Ирис, Мирабель точно не помнила имя — и целуя ее в губы. Мирабель отвернулась, найдя взглядом Луизу — та болтала с рыжим Хорхе, обсуждая породы лошадей… Она зябко повела плечами и обернулась, услышав радостное: «О, Мирабель! Привет!»       К их компании подошел Хоакин с девушкой в свободных черных брюках и джинсовой куртке с капюшоном. Мирабель с любопытством взглянула на нее: короткие, прямые темные волосы были собраны в аккуратный хвостик, открывая немного оттопыренные уши, а серые глаза смотрели серьезно и прямо — девушка явно была на пару лет старше нее.       — Мира, это Ольга, Ольга — Мирабель, моя одноклассница и подруга, — немного смущенно представил их Хоакин, и Мирабель удивленно вскинула брови — рукопожатие у Ольги оказалось крепким.       — Ольга Диас, — девушка улыбнулась ей, мгновенно из серьезной становясь дружелюбной. — Рада встрече.       — И я тоже, — Мирабель кивнула, чувствуя, как на душе окончательно стало светло и легко — оказывается, ее все еще грызло чувство вины за то расставание…       — Ольга в полицейской академии учится, — сообщил Хоакин, глядя на свою девушку с искренним восторгом. — Она самая крутая на курсе.       — Хоако, прекрати меня смущать! — Ольга, покраснев, натянула капюшон куртки на голову. — А ты?..       — Я на юридический поступила, буду адвокатом, — ответила Мирабель, и Ольга весело ей подмигнула:       — Дай Боже, чтобы мы по работе не столкнулись.       — Ой, это точно! — Мирабель рассмеялась. Хоакин и Ольга отошли в сторону, отказавшись от выпивки, и Камило, выждав, когда они отдалятся, шепнул Мирабель на ухо:       — Ты испортила бедного мальчика и толкнула его в стальные объятия закона и порядка!       Мирабель, закатив глаза, пихнула кузена локтем в бок. Раздался шум, и в небо взмыл первый фейерверк, раскрашивая небо в цвета колумбийского флага. Мирабель задрала голову, вспоминая, как однажды они пошли встречать День Независимости всей семьей. Кажется, tío Бруно взял ее на руки, чтобы ей было видно салют… Мирабель вздрогнула, запахивая куртку на груди, и яркие огни расплылись у нее перед глазами.       Какого черта это вообще случилось с ней, как вообще можно это понять: она знает Бруно с самого детства, он держал ее на руках, а теперь она его любит. Не как своего tío, совсем не так. Сморгнув навернувшиеся слезы, Мирабель украдкой огляделась: Луиза смотрела на фейерверки с мечтательной улыбкой, Камило и Инес-Ирис целовались, Хоакин и Ольга стояли, прижавшись друг к другу, и совсем не обращая внимания на салют… Мирабель захотелось, чтобы рядом оказался Бруно, обнял ее, пусть бы и просто как заботливый родственник, но он все еще был заперт в тюрьме.       Очередной залп полыхнул на все небо, и Мирабель задалась вопросом — а видно ли салют из окна его камеры? Вряд ли. Бруно говорил, что оттуда лучше всего видно горы и небо… И, это если он уже покинул тюремный лазарет, а то, может быть, он сейчас лежит на жесткой койке, или вообще на драном матрасе на полу, в окружении больных уголовников…       Когда он будет свободен — согласится ли Бруно пойти с ней в парк на День Независимости, или на какой-нибудь другой праздник? Только бы ее дурацкая любовь сошла на нет к тому моменту… Мирабель обхватила себя за плечи, вспоминая, как ее обнимал tío Бруно, чтобы согреть, и поняла, что готова душу продать, лишь бы он был здесь, вместе с ней.