Выживание

      В 7:16 Скарамучча, уже проснувшись, надев школьную форму и более-менее нормально причесавшись, так как запутанные волосы уже довольно сильно его бесили, сидел на кухне и пил только что приготовленный чай. Он был несладким и довольно даже противным, так как это был самый дешёвый, какой только продавался в магазине, чай, а сахара впринципе у него дома не было никогда. В животе протяжно урчало, однако юноша знал, что в холодильнике пусто. «Надо будет сегодня хотя бы макарон купить... И спрятать их обязательно. А то мать сожрёт их в качестве закуски для пива вместе с каким-нибудь новым своим другом,» — решил он, сжимая рукой живот, дабы заглушить этот звук. «Жрать хочу... Невыносимо просто... По дороге в школу где-нибудь пирожок куплю или что-нибудь другое,» — мелькнуло в мыслях брюнета, когда он уже допивая чай. К слову, питался он в основном всякими пирожками из ларьков, причём самыми дешёвыми. Деньги парень копил, да и впринципе не любил тратиться.       Вдруг дверь на кухню отворилась. — Сынок! — послышался знакомый голос, и Скарамучча, тут же обернувшись, увидел свою мать, сияющую улыбкой, однако с ещё не особо трезвыми глазами, в сопровождении какого-то мужика. — Знакомься! Это Виталий, — женщина повернулась к своему знакомому. — Это мой сын, его зовут Скарамучча. Ты уж не волнуйся, он славный и тихий мальчик. Мешать нам ни за что не будет. — Мам, что он делает в нашей квартире? — с недоверием кладя на того мужчину и вспоминая про банку кофе, спросил юноша. — Скорее всего, теперь он будет жить с нами! — мать парня вновь подняла глазки на этого Виталия. — Так ведь, Виталь? — эти слова она чуть ли не промурлыкала, что показалось её сыну мерзким. — Та шмара тебе и не нужна, я получше буду! — Я ещё на прошлой недели бросил ту женщину... И да, я перееду к тебе, дорогая. А твой мальчик и вправду кажется славненьким! — ответил мужчина, слегка обняв женщину перед ним.       После этой речи, а особенно после слов «дорогая» и «перееду», мир Скарамуччи будто бы резко распался не мелкие осколки, склеить которые уже невозможно. «Стоп... А отец мой? Я, конечно, понимаю, что он никогда дома и не был... Ну, праздники исключение... Но всё же...» — недоумевал он, тупо глядя на этого Виталия. Рот его слегка приоткрылся, однако юноша этого даже не заметил. В его глазах была пустота, пропасть... И ими он смотрел на тех людей, которых захотел бы теперь навсегда вычеркнуть из своей жизни. «Ненавижу...» — лишь это было в его мыслях.       В реальный мир его вернул голос того мужика: — Скарамучча, ты хочешь ещё вопросы задать? А то так глазами смотришь... — Ненавижу... — прошипел Скарамучча, вставая со стула. — Ты что-то сказал? — спросил Виталий, который ничего не услышал, так как парень ту фразу чуть ли не прошептал. — Я сказал: ненавижу! — крикнул юноша, со злобой глядя на свою мать и их, к сожалению, нового сожителя. — Я ненавижу всё это! Я ненавижу всех вас! — Скарамучча! — вдруг женщина отошла от своего нового кавалера, подошла к своему сыну и ухватилась за его воротник так, что тот чуть ли не задыхался, а после зашептала. — Ты что себе позволяешь, мелкий подонок? Не позорь нашу семью перед Виталием! Он тебе теперь новый отец! — Не отец он мне! — Скарамучча вырвался из её хватки. — И никогда он мне отцом не будет! — Сейчас же извинись перед ним! — сказав это, мать юноши тут же обернулась в сторону того мужика. — Виталь, ты прости уж, что так вышло... Честно, он никогда себя так не вёл! — пролепетала она слащавым голоском и вновь повернулась к своему сыну. — Успокойся, Скарамучча. — Да не буду я спокоен! — брюнет нервно схватил себя за волосы, чуть ли не выдирая их. — Сколько таких, как он, было, мам!? Сколько таких ещё будет!? Я ненавижу всё это! Я ненавижу видеть каждый день твои пьянки и незнакомых людей в доме! Я ненавижу твой алкоголизм! И Виталия твоего ненавижу! Я знаю, что он точно такой же алкаш, как и ты! Я знаю уже наперёд, что ты снова испортишь мне жизнь всем этим! Я уже всё знаю! — парень перевёл взгляд, что до этого упирался в пол, обратно на свою мать и вновь увидел её ещё не до конца протрезвевшие глаза. — И даже сейчас... Даже сейчас ты не до конца трезвая! Даже сейчас ты не до конца человек! — он оторвал свои дрожащие руки от волос и одной из них показал на Виталия. — Мам, да разве я всегда многого просил!? Я просто хотел хоть раз увидеть дома моего настоящего отца, а не какого-то незнакомого мужика, как он! Я просто хотел хоть раз увидеть тебя реально трезвой! — Скарамучча убрал руку и прижал её к своей груди, будто бы просто ища, куда её деть. — Я просто хотел хоть раз быть нужным тебе, мам! Я просто хотел нормальную семью! Однако даже после таких слов ни совесть, ни хоть какое-то материнское чувство, ни просто человечность в его матери не проснулось. — Да если бы ты знал, кто твой отец, ты бы о своих словах пожалел, мразь малолетняя! — как будто бы игнорируя все остальные слова своего сына, крикнула женщина. — Да вот именно, что я даже не знаю нормально своего отца! А ты уже водишь в наш дом мужика какого-то и говоришь, что он мой новый отец! Да таких, как он, в нашем доме больше десяти было как минимум! И ты ещё его любишь, да!? Он тебя дорогой называет, ты ему про переезд говоришь... Любишь, да таких уродов, как он, ты уже сотни любила! И разлюбила уже много таких! Иначе бы я не видел каждый день нового мужика или бабу в нашем доме! Иначе бы я своего батю видел! Иначе бы жизнь моя нормальной была! — парень срывал голос, крича эти слова. Виталий лишь с презрением глядел на него... Он был на стороне его матери. В конце концов, не выдерживая этого, по его мнению, слишком сильного неуважения к женщине, мужчина крикнул, надеясь на то, что в такой обстановке на него хоть кто-нибудь обратит внимание или услышит: — Не смей так оскорблять свою мать! Мать юноши услышала эти слова и благодарно кивнула головой. — Да твой настоящий отец в тюрьме сидел! И ты, учитывая, какая ты мразь с малых лет, также сядешь! Я потому с ним и развелась, да только тебе, идиот, никто говорить этого не стал! Не хотели, чтоб ты его путь тоже проходил, криминалом становился! Да только напрасны были все те притворства! И напрасна, видимо, была вся моя та доброта к тебе! — крикнула она, вновь подходя к своему сыну. — Доброта!? Да не было никогда доброты! В жизни моей я ни разу её ни от тебя, ни от кого другого не видел! И всё... Всё из-за того, что ты алкоголичка! Да лучше бы я и не рождался в такой-то семье! Лучше бы тебя вместе с моим отцом посадили! И плевать мне на то, что сидел он! И плевать мне, кто он сейчас! Я лишь хочу нормальной семьи! Я не хочу видеть ни тебя, ни твоего Виталия! Я просто хочу, чтобы всё это кончилось! И я ненавижу вас всех! И каждый день своей тупой жизни ненавидел и буду ненавидеть всегда! — после этих слов он оттолкнул от себя женщину, что попыталась вновь схватить его за воротник, и выбежал из кухни. Юноша даже не надевал ботинки и куртку, в одной лишь рубашке и штанах, даже без носков, открыл дверь и покинул квартиру. Скарамучча просто не хотел никого из них видеть... Он просто хотел нормальной жизни без всего этого.       Спустя минуту он уже выбежал из подъезда. Мысли в голове путались, в животе урчало, деньги прихватить с собой он не успел, а горло сильно болело из-за всех тех криков. «Блять... Ненавижу всё это!» — мелькнуло в его голове, когда тот, бежа по холодной улице с босыми ногами, хотел лишь одно — побыстрее скрыться от своего дома. Некоторые прохожие, видя парня, с удивлением глядели на него, а после тут же вновь шли туда, куда направлялись, уже теряя его из зоны видения.       Скарамучча не видел перед собой никого... Ни прохожих, ни машины, ни листья, опадающие с деревьев, ни здания... Ничего и никого. Он был в своём мире... В мире нескончаемой боли и вечных несправедливостей существования... Вновь существования, не жизни. Она будто бы умерла сейчас.       Юноша не знал, куда ему идти. В школе, скорее всего, на него посмотрят, как на сумасшедшего. Возможно, даже выгонят, отправят домой... А дома больше нет. Есть лишь противное место, в которое не хочется возвращаться... И идти «домой» больше некуда.       «Мона...» — вдруг это мелькнуло в мыслях Скарамуччи, но он и сам сначала не понял, причем тут Мона. Вдруг его осенило: «Точно, Мона! Я могу пойти к Моне! Я ведь знаю, где её дом! Она поймет... Она всё поймет! Она поможет, поддержит... И... И всё будет хорошо хотя бы на миг!» И он направился к дому своей любви.       Девушка жила далеко от парня, поэтому на этот путь ушло чуть ли не пол часа. Скарамучча уже не чувствовал своих ног из-за холода, а его итак не греющая, лёгкая рубашка была мокрой из-за того, что он по дороге упал в, к счастью, не особо грязную лужу. Придя к её квартире, он задался вопросом: «А что, если она уже в школе? Куда мне идти тогда?» Однако отворилась дверь квартиры Моны, и вдруг из неё показалась сама она. — Скарамучча? Что ты здесь делаешь? — вдруг донёсся до него голос, что был сейчас для юноши спасением. Он посмотрел на неё пустыми глазами, однако в душе был рад одной лишь встрече с ней. — Прошу... — лишь это смог выговорить охрипший Скарамучча. — Что случилось? — не понимающе, но так по-доброму спросила девушка, сжимая в руке свой портфель. Она глядела на него удивлёнными, но нежно смотрящими глазами, что как будто бы были созданы лишь для него. — Помоги... — это было последнее слово, сказанное парнем перед тем, как он потерял сознание и упал на лестничную площадку, ударившись заодно и головой об неё. — Скарамучча! — тут же от шока и испуга за своего возлюбленного крикнула Мона, подбегая к нему. — Что с тобой? Скарамучча! Но он не отвечал... И тогда девушка взяла его за плечи и, хоть ей и было очень тяжело, потащила к своей квартире, понимая всю ситуацию.

***

      Скарамучча пришёл в себя через несколько часов. Когда юноша открыл глаза, он увидел, что лежит под пледом на теплом диване в просторной гостиной, а на стуле около него сидела его возлюбленная, нервно смотря на него добрыми и заботливыми глазами. — Наконец-то ты очнулся! — слегка дрожащим голосом воскликнула она, тут же хватая со стола, стоявшего рядом с ней, чашку чая и протягивая парню. — Вот, выпей! Ты должен согреться получше! — Спасибо... — прохрипел брюнет, беря в руки чашку. Только сейчас он увидел, что на Моне уже не было её блеклой школьной формы. Сейчас на ней было домашнее платье чёрного цвета, которое было украшено узорами в виде золотистых звёзд. Ради него она не пошла в школу. Судя по тишине, в квартире кроме них двоих никого не было.       Как только Скарамучча допил чай, девушка тут же забрала у него кружку и отложила её на стол. — Как ты себя чувствуешь? Ты потерял сознание прямо у меня на лестнице! — взволновано спросила она, кладя слегка дрожащую руку на голову парня. Мона была таким человеком, который из-за одной лишь ситуации может волноваться хоть ещё несколько часов... И сейчас было именно это. — Всё хорошо, не волнуйся... — произнёс юноша, хоть ничего и не было хорошо. Он боялся рассказать, что произошло, хоть и понимал, что этой девушке можно знать правду. — Скарамучча, сейчас я в это поверить не смогу, — она бережно взяла его ладони в свои. — Ты в буквальном смысле пришёл ко мне с улицы без куртки, ботинок, носков, в одной лишь лёгкой одежде, так ещё и весь холодный, грязный и мокрый, а после этого упал без сознания прямо на лестнице! А до этого ты сказал мне помочь тебе! Прошу... Прошу тебя, расскажи же, что случилось! Поверь, мне можно доверять. Я приму любую правду. Её голос действовала как успокоительное. Всё волнение Скарамуччи тут же пропало, и он смог выдавить из себя слова, хоть и получалось очень медленно, тихо и хрипло: — Хорошо... Тебе можно знать. Я буду краток... Моя семья не самая лучшая, и сегодня я о ней узнал, услышал и увидел собственными глазами слишком много. Вдруг Мона обвила его голову руками и прижала к себе. Она поцеловала парня в лоб, слегка дрожа от стресса. — Прости... Я не хочу вдаваться в подробности... Да и мне слишком тяжело... — прошептал он, пытаясь обнять девушку в ответ. Получилось не особо умело. — Отдохни. Тебе, как я вижу, слишком больно... — понимающе сказала его возлюбленная, выпуская Скарамуччу из своих объятий. Он лёг обратно на диван, хоть и считал, что не нуждается особо в отдыхе. — Мона... — перед тем, как вновь закрыть глаза, произнёс юноша, и его любовь тут же обратила свой взор на него. — Прошу, скажи, что мы всегда будем вместе... Что ты не оставишь меня одного... Не ломай эти осколки на ещё более мелкие... — Я всегда буду рядом... Всегда! Это моя клятва, Скарамучча, — она снова схватила его ладонь. — Клятва любви! — Я люблю тебя... И вечно буду любить, — сказал Скарамучча, а после сознание вновь покинуло его, оставляя Мону одну.