Camel

Квартира Уэйда Уилсона, в которой он обосновался достаточно, в отличие от своих еще, ну скажем, десяти таких же квартир, насквозь пропахла неприятным чувствительному обывателю запахом табака. Каждый угол этого засранного жилища пропах въедливыми смолами. Дэдпул на работе и дома, как выяснилось, не совсем один человек. То ли это его очередная личность пробивается, то ли он банально устает от этого красного костюма. Руки Уилсона всегда ощутимо дрожат, когда он не сосредоточен на выстрелах и точëных ударах ножом прямо в жизненно важные точки человеческого тела. Возможно, если бы он курил немного меньше в далеком прошлом, то ему бы не пришлось сейчас ебать свои и без того выебанные во все чертовы щели мозги. За окном неспеша кружили снежинки, отражая солнце. Красивый блеск от них на карнизе привыкший к серым будням Уэйд попросту не замечал. Ему было и без того до смерти хуево, не хватало еще осознания того, что близится новый год, а значит, его метаниям без сна не будет конца еще один долгий год его скучной жизни. Вы наверняка спросите: «какого черта квалифицированный убийца, с огромной кучей заказов на плохих парней, скучает в своей квартире? «. И я вам отвечу: не всегда все так прозрачно, как может казаться. Не всегда человек без образования не забивает себе голову отвратительными мыслями о сексе, убийствах, самоубийстве и прочей дребедени, которой была действительно забита доверху разным хламом мыслей голова Уилсона. Его тошнило от одной мысли о том, что этой рутине не будет конца. [Автор решил, что может переписать характер Уэда?!] {У него кишка тонка для подобного. Скоро же Новый, мать его, Год! Это значит, что мы снова проведем его в самом улетной баре «Сестры Маргарет», накидаемся до зеленых слоников перед глазами, пустим в ноздри самый ядреный кокс из всех на земле и. } — То есть, все как всегда… — бубнит Уилсон, откладывая свои горячо любимые сигареты «Camel» на подоконник, и сокрушается от одной только мысли, что его существование бессмысленно настолько же, насколько чистить мандарины от альбедо. {Но мы можем еще потрахаться с Несс! } [Мы и так делаем это каждую ночь, это не особое событие.] {Попросим ее надеть костюм деда-мороза-паука? } […] [Пиздец, Желтый.] Первая затяжка. Мысли никуда не уходят. Становятся тревожнее, мучительнее. Уэйд знает, что никотин не снимает гребанный стресс, не очищает мысли, не проясняет рассудок, а лишь усугубляет положение, ради секундного ощущения легкого головокружения. Следующая затяжка уже не дает никакого эффекта. Белый и Желтый лишь начинают громче спорить о самом сексуальном персонаже из «Hello Kitty» под его черепной коробкой, вызывая сильнейшее желание отправиться в забытие парой пуль в голову. Руки начинает трясти сильнее, кружка кофе в его руке вслед за пальцами беспорядочно маячит перед носом, вызывая раздражение. Но он держится. Ему не над кем сейчас подшутить, некому отвесить пару гейских шуточек и некуда спустить все свое разочарование от подобных мыслей. Со спины кто-то подкрадывается, запуская наманикюренные пальчики под футболку с Человеком-пауком. Уэйд делает усилие над собой, чтобы не ударить, а того гляди чего похуже с нарушителем его тягостных мыслей. Ванесса не заслуживала к себе подобного отношения. В конце концов, она даже взяла его фамилию, за неимением своей собственной. Проститутки редко оформляют себе права, особенно, если в этом нет острой нужды. Нет, они не были в браке. Да, обменялись кольцами, но никаких штампов. Особенно, учитывая то, что Уэйд не может себе позволить заиметь постоянные документы. Вернее, у него есть права со старой фотографией того самого чувака, похожего на Райана Рейнольдса, но теперь его лицо — находка для любителей пощекотать себе нервишки. А менять фотографию, накладывать на себя ярлыки, когда ты всемирно известный убийца в красном трико — самая, что ни на есть, глупость. Руки Несс скользят выше, неприятно холодя пышущую жаром израненную кожу. Уэйд морщится. Знает, что прикосновения любимой должны быть приятны в любом случае, но он не боится обидеть Ванессу: она попросту не видит его лица со спины. Он боится, что она заметит, как сердце не бьется в агонии от ее присутствия. Боится, что она заметит холод в его глазах, безразличие, вовсе не напускное. Дэдпул неравнодушен ко всему! Но он не мог смотреть на Несс теми самыми щенячьими глазами. Глотая горький кофе без сахара, Уилсон аккуратно убирает ее руки, скорее из рефлекса, прикасаясь к ним губами и уходит, оставляя кружку на подоконнике. — Уэйд?.. — тихо спрашивает девушка, неловко сжимая пальцами свой шелковый халатик, подаренный им на их очередную годовщину. — Я выпил кофе и выкрил сигарету, мой пердак сейчас просто взорвется, Несс! — выпаливает Дэдпул, ускоряя шаг и забегая в уборную. Его желудок и кишечник больше ничего не способно расстроить. Но Ванессе об этом знать не обязательно. Он просто хочет побыть один на своем обожаемом толчке с наклейками из Kinder'а. {Какого хера вообще Kinder стали класть в подарок не игрушки, а гребанные наклейки с какими-то диснеевскими чудовищами?! } [Это принцессы, идиот. Ты же должен знать, сам их обожаешь.] {Это Уэйд их обожает. Для меня они все — противные маленькие сучки, которые выскочили замуж за богатеньких папенькиных сынков. } [Ты просто ревнуешь. До сих пор не смирился с тем, что Эльза не нашла себе хахаля? Или с тем, что Анна трахается с этим неотесанным Свеном?] Желтый тактично отступил, не зная что возразить Белому. А Уэйд тяжело вздыхает, опуская голову на свои руки. Ему очень хотелось побыть одному. Хоть где-то. Хоть когда-то, вашу ж мать. Дома — прилипчивая Ванесса, рассчитывающая на то, что когда-нибудь у них появится малыш Тодд, или как там она хотела его назвать; в голове — бесконечный трëп Белого и Желтого; на работе — просьбы не убивать и прочая хуйня, которая замолкает на пару секунд — дальше опять Белый и Желтый начинают сраться, выискивая причины, чтобы побесить Уилсона еще. — Когда же я, блять, побуду в гребанном одиночестве, — едва слышно шепчет Уэйд и слышит стук в дверь. — Уэйд! Все в порядке? Ты там уже час сидишь! — снова Ванесса. {Когда она уже заткнется? Нам даже посрать без ее участия нельзя? } [Судя по всему, ей скучно без блядства.] {Давайте просто убьем ее. Никому не нужную шлюху даже искать не будут. } [Я впервые услышал здравую мысль от тебя.] Уэйд открывает дверь со спущенными до колен штанами и смотрит на Несс, как на прокаженную. Его брови опущены к переносице, он не готов сейчас слушать ничего кроме малышки Бритни Спирс. Вы вообще слышали о ее истории?.. — Можно мне хоть на секунду остаться одному? — почти рычит Уилсон, сжимая ручку до треска. — Но, Уэйд… — Ванесса сглатывает, не ожидая подобной реакции от возлюбленного, и сжимает свои маленькие кулачки, — Ты сидел там час, я беспокоилась! Мы же семья, почему ты хочешь скрыться? Уэйд натягивает свои серые спортивные штаны и смывает чистую воду. Ему не нужно было в туалет, вы же помните? — Блять, ты моя сестра или мамашка, чтобы обо мне беспокоиться? Я не сдохну, даже если очень захочу. Даже если меня засосет в этот гребанный унитаз. Даже если меня расщепить на ебучие атомы, я, блять, буду жив. Хватит уже ходить за мной хвостиком. — Уэйд хлопает дверью туалета, и всем своим телом жмет Ванессу к стене, заставляя отступать все дальше под взором наполненных непонятной темной дымкой глаз, — Займись уже чем-нибудь. Найди себе работу, убери срач в этой квартире, купи себе конструктор лего и собирай себе в удовольствие. То что мы с тобой встречаемся, не делает нас единым целым, усекла? Дай мне уже глоток свежего воздуха. Ванесса никогда раньше не видела Уэйда таким. В его глазах плескалась сталь, такая же холодная и смертоносная, что и его катаны. Страх не давал ей пошевелиться. Она просто не верила, что таким может быть еë Уэйд. Ее мужчина, дарящий на годовщину колечко из McDonald's, любящий тактильность, объятия и жаркие поцелуи до полуночи. За своими воспоминаниями она не заметила, как Уилсон переоделся в свой в какой-то мере смешной костюм, если бы он был на ком-то помимо Уэйда. Но Уэйд выглядел сейчас опаснее некуда. Ванесса скрылась в крохотной гардеробной за своей спиной и слышала, как тяжелые берцы создают ощутимый грохот по квартире. {Так эту сучку! Может до нее наконец дойдет, что мы — убийцы, а не сладкие пирожки, которых нужно купать и подтирать попку! } [Она не желала нам зла. Уэйд все испортил.] {Да ладно тебе, ты же со мной согласился! Признай уже, что она нас всех заебала своим сюсю-мусю! } [Признаю. Но мы поступили плохо.] — Да завалитесь уже тоже. Мороз обжигал щеки и слегка щипал задницу под спандексом. Утеплиться было бы неплохой идеей. Сшить себе хотя бы один зимний костюмчик было бы чудно. Только пока желания заниматься выкройкой и прочим дерьмищем, как стандартная русская бабуля, не было никакого желания. Как и разговаривать сейчас с кем-то. Даже с самим собой. Даже голосами в собственной голове. Не время, не место. Ноги несут его куда-то, он сам не знает. В бар идти тоже нет никакого желания. В конце концов, до праздника еще многовато времени! Ноги тянут его прямиком на здание Верховного Суда, где, ну точно, его никто не достанет. Взобраться наверх не стало проблемой. Уэйд за годы спецназа и не такому был обучен. Желтый восхищался Уэйдом, как собой. Хотя по сути он и есть Уэйд, просто какая-то его дрянная часть. Спустя пару минут, расстояние в пару десятков метров преодолевается с поразительной скоростью. Уилсон падает на забетоннированную крышу, раскинув руки в стороны. Своеобразный косплей на рождественскую звезду на елке. Мгновение тишины сладко отдалось где-то меж позвонков, плавно перемещаясь к его макушке. А потом над головой пролетело нечто красочное, пусть и в тени неосвещенной крыши было едва заметно. Рядом с ним приземлился Человек-паук. Его обожаемый и желанный. Его спасение от этого бренного мира. Но сейчас было не время и не место для шуток. Да и настроение ни к черту. Не хотелось обижать Паучка безосновательными выпадами в его сторону. Он не заслужил. Да и Ванесса, на самом деле. За мечты и надежды нельзя осуждать никого. Но Уэйд осуждал. Осуждали и голоса в его голове. Питер скептично осмотрел лежачего Дэдпула и молча опустился рядом. Не лег, просто сидел рядом, словно обдумывая что-то важное для спасения мира от какого-нибудь Таноса или очередного обезумевшего от несправедливости русского. Точно чего-то из этого. Дружелюбного соседа не должно было волновать ничего, кроме спасения людей. Уэйд так думал. Первые пару минут Уилсон нервно стучал пальцами по бетону, ожидая, что Паук что-то скажет. Начнет опять причитать и сделает из безмятежного прослушивания диалогов в голове очередную проблему. Нарушит это спокойствие. Но Паркер молчал, расслабленно опустив плечи. Да, он хотел поговорить. Но тишина со стороны Дэдпула не позволяла открыть рот. Не время. Не место. Прежде чем начать жаловаться на свои проблемы, решения которых он своей умнейшей, по крайней мере среди Мстителей, головой не мог найти, нужно было это обдумать. Обдумать в тишине. С тем, кто не даст почувствовать себя одиноко, даже в этом легком безмолвии. Время летело слишком незаметно в этой тишине, непривычно быстро. Внутренние часы подводили. Уилсон не смотрел на Паука, а тот, кажется, даже не дышал, стараясь не нарушить тишину. Уэйд даже не сразу понял, что голоса в голове стихли и в уши бил лишь шум безупречного Нью-Йорка с его вечными грабежами, убийствами и похищениями. Но если Человек-Паук здесь, то и нью-йорские бандиты решили дать им маленький выходной. Над их головами уже засияли звезды. Несколько часов они молчат и не двигаются. Просто наблюдают за сменой дня и ночи. За бесповоротным изменением всего мира вокруг. Молча. Питер не был бы Паркером, если бы не прочувствовал этот момент и не пропустил через себя всю ту груду эмоций, что Дэдпул сейчас испытывал. Они не говорили. В этом не было никакой нужды. Просто Паук чувствовал каждой клеточкой своего тела напряжение, исходящее от Уэйда. А может просто потому что наемник непривычно молчал и даже не поздоровался, натолкнуло его на мысль, что сейчас нужно просто помолчать. И действительно помогало. Мысли о личных конфликтах рассеивались, ветерок сильнее холодил ребра, а небо окрасилось из красного в темный, почти черный цвет, выделяя белоснежные звезды на ясном после снегопада небосводе. — Уэйд? — наконец нарушает тишину Паучок. Он едва слышно прохрипел после долгого молчания, Уилсон едва расслышал его. — Да? — также хрипло и сдавленно отвечает Дэдпул, откашливаясь и садясь так, чтобы видеть хотя бы маску Питера. — Что-то случилось? Ты хочешь поговорить об этом? Этот вопрос не вызвал раздражения. Слегка ввел в ступор. {Почему все постоянно хотят узнать что с нами не так? Где мы были? Кто мы, блять? Можно хоть немного одиночества?! } [А разве мы не хотим вывалить груз хоть на кого-нибудь? Мы вообще с кем-то по душам разговариваем?] — Не хочу. — игнорируя доводы голосов, Уэйд тяжело вздыхает. Паук кивает и они продолжают молчать. Сложно подпустить к себе кого-то, когда этот человек даже не удосужился назвать свое имя. А Уэйду сложнее вдвойне. Он даже людям без масок не открывался. Не открылся Ванессе, не поговорил с ней о том, что сам чувствует. Уэйд принимает всë, но ему страшно открыться в ответ. Страшно стать уязвимым. Страшно показаться слабым. Он не знал, что его безупречный Человек-Паук испытывал то же самое. Не знал, что его руки нервно трутся друг о друга вовсе не в попытке согреться. Не знал, что малыш-Паучиш каждый день был на грани срыва из-за ненавистной тайны личности. Вдруг тишина вновь рушится: Питер начинает напевать мотив «Last Christmas», а Уэйд удивленно вскидывает брови. Кажется они впервые столкнулись со своими скрытыми чертами. Паркер впервые слышал лишь шум города, вместо бубнящего Уилсона над ухом, а наёмник впервые услышал от Питера песню. Ну, вернее, легкое мычание, ведь голоса у мальчишки явно не было, зато был превосходный музыкальный слух, судя по тому, как ему удавалось без слов воспроизводить мелодию. Может ему этот чудила Старк мини-магнитолу сунул в костюмчик?.. Легкий мотив, на самом деле. Но Уэйд чувствовал его по-другому. Чувствовал Паркера сильнее, чем того хотели бы они оба. И Паучок вдруг откашливается, смущенно отворачивается, оправдываясь: — Просто суперслух… Ну, знаешь, услышал и решил напеть… Уэйд улыбается под маской и встает, утягивая за собой юношу, смущенного и отчего-то оробевшего. Всего мгновение и из подсумка показывается крохотный приемник, подписанный «Wade» корявенькими красными буквами. Слегка повозившись с радио-волной, на которой крутили олд-скульные песни из темного американского прошлого. Уилсон наконец находит эту же песню и ставит приëмник на крышу, подхватывая Паука под лопатки одной рукой, а другой взяв его ладонь в свою. Питер удивленно распахивает глаза, а умный костюм отражает это на линзах. Вдруг система загорается красным: «Обнаружена опасность: тахикардия! Выберите действие: сообщить мистеру Старку или отключить сигнал. " — Отключить сигнал! — вопит Питер, чувствуя как обжигает его щеки. Уэйд не обращает внимания и начинает неспешно вести, прикрыв глаза. — С-стой! Уэйд, я не умею! — Питер неловко перебирает ногами, опустив голову. — Тш-ш, — склоняясь к уху Паучка произносит Уэйд и прижимает его теснее, к своей горяченной груди, — Положи руку мне на плечо и шагай следом. И не болтай, а то я начну переживать о том, что ты решил отнять у меня мой хлеб, малыш. Воздух застревает где-то поперек горла. Жаркие объятия и плавные движения под рождественскую музыку расслабляли и в то же время заставляли сердце заходиться в мощных, частых ударах и дышать, как загнанная лань. Рука скользит по предплечью Дэдпула вверх, останавливаясь на крупном плече. Шаги стали даваться проще — Уэйд вел превосходно, держал спину ровно, как подобает бывшему спецназовцу. А Питер уже давно позабыл каково это — танцевать с кем-то в паре. Неспешно танец стал расслабленнее, их движения были более расслабленными, плавными. Несмотря на всë свое волнение, Паркер отдавался танцу и неловко посмеивался, когда случайно наступал на носок Уилсону. Но тот даже не чувствовал, крепко обнимая и не отпуская до самого конца. Ни одной пошлой шутки за сегодня, стоит заметить. Окружение размывается, Паук смотрит, будто бы, сквозь маску Дэдпула, завороженно замечая крохотные дефекты после сражений. А Уилсон смотрит, как в линзах Человека-Паука отражаются городские огни, не в силах отвести взгляд. Мелодия заканчивается, сменяясь «Pretty Woman» Роя Орбисона. Питер уже хотел было осторожно отстраниться, чтобы не раздражать ни себя, ни Уэйда своими неумелыми попытками танцевать. Однако у Уилсона на этот счет было иное мнение. Резко он тянет Паука на себя, обнимая за талию и начинает мурчать текст, закручивая юношу в новый, более динамичный танец. Их руки сцеплены, но Уилсон вертит Питера, как ему только захочется: отталкивает, заставляя едва не упасть и сделать судорожный вздох, а после вновь тянет на себя за руку, прижимая плотнее, чем было до этого. — You look lovely as can be! Are you lonely just like me?.. — поет он, а после вновь заставляет Паркера крутиться вокруг своей оси. Руки Паркера слегка дрожат, как и он сам. Танец идет сам собой. Откуда-то от души. Он двигается вместе с Уэйдом на втором куплете уже так, словно ждал этой песни весь вечер в караоке. Они поют негромко, но достаточно, чтобы слышать друг друга. Их дыхание сливается воедино и это ничуть не отталкивает. И когда песня заканчивается, они замирают, долго глядя друг на друга, пока не заходятся в заразительном смехе. И ничуть не стыдно перед теми, кто мог слышать и видеть их танец. Пусть видят, что два супергероя танцуют и радуются жизни, несмотря ни на какие проблемы. [Желтый? Ты жив?] {Я… } [Я тоже поражëн… Наш Паучок так двигается, что сложно отвести взгляд.] {Погоди, ты назвал Паука НАШИМ?! Ты не собираешься прочитать нотацию о том, что мы уродливые, глупые и в принципе не достойны его?! } [Может позже? Неужели мы не можем помолчать еще пару минут? Они кажутся счастливыми.] {Я впервые не хочу довести Уэйда до истерики. Это что, терапия Человеком-Пауком? } [Просто мы — лишь удвоенные чувства Уэйда.] {Прекрати ломать концепцию гребанных голосов в его голове! Мы же, вроде как, независимые! } [Мы — фоновый шум, который отвлекает читателя от прочтения плода фантазии шестнадцатилетней дурехи, мечтающей о любви двух мужиков в красных костюмчиках, больше похожих на стриптизеров, чем на героев комиксов.] {БЛЯТЬ! ЗАВАЛИ СВОЙ ЕБАСОС! Меня устраивает здесь всë, кроме твоей блядской страсти отнимать у меня работу, счастье и личную жизнь! } [Она напишет и про нас фанфик, такими темпами.] {ПОЧЕМУ ТЫ ЛОМАЕШЬ ЧЕТВЕРТУЮ СТЕНУ, А НЕ Я?! } — Ты здорово танцуешь! Твоя сладкая попка прекрасно двигается! — Питер смеется, легонько отпихивая от себя Уэйда и подходя к краю крыши. Он аккуратно присаживается, и оборачивается на Уилсона, хлопая рядом с собой. Приемник продолжает концерт старыми американскими песнями, но уже гораздо тише на расстоянии. Снова это приятное молчание. Но стоило Уилсону опуститься на край, голова Паучка опустилась на его плечо и с его уст сорвался облегченный вздох. Сердце пропустило легкий удар. Недолго думая, Дэдпул опустил свою ладонь на голову Питера, скрытую за маской. Теперь действительно атмосфера и настроение располагали к общению. Паркер немного помолчал, но всë же начал, перебирая в своей руке пальцы другой руки: — Знаешь, я думал, что мне нужно вывалить все свои проблемы на тебя, стоило мне увидеть, как ты без дела валяешься тут, — Уэйд хохочет, с нажимом гладя его по голове. — Ну так вываливай, Паучок. Ты же знаешь, я весь твой. — Правда?.. — тихо спрашивает Питер, поднимая голову на Дэдпула. Они долго смотрят друг на друга. Слишком долго, чтобы это было позволительно друзьям или коллегам. Руки Паркера потеют, ему становится страшно. Не от взгляда Уэйда, — он его не видит, — а от желания снять эту маску и почувствовать хоть немного тепла. Хоть маленькую крупицу, которую Мэри Джейн давать не собиралась. Не хотела, что было ее правом. Но кажется, порой стоило бы помогать несчастным. Если бы она не была занята собой слишком долго… Нет, это не должно обижать Питера! Но все равно, их отношения катятся в яму из-за Человека-Паука и из-за журналистской натуры Эм-Джей. Это не только ее вина. Им обоим не до отношений. Не до нормальных отношений со всеми этими прогулками в парке, кормлением уточек и нежным сексом по вечерам после работы. Интереснее погрузиться с головой в работу, чем в проблемы, которые накопились за всë это время. Хотя Питер действительно жаждал ласки и любви от своей девушки. Он безумно скучал и по объятиям, и по поцелуям и по блядскому сексу. Примерно то же самое ощущал Уэйд. Сами того не зная, они испытывали схожие эмоции, несмотря на кардинальное отличие их быта и характеров. Думая о Ванессе, о ее прекрасных картинах, Уилсон едва не пропустил момент, когда пальцы Паркера опасно приблизились к его маске. — Ты не понимаешь на что идешь, Паучок. Я не собираюсь тащить тебя домой, когда тебе поплохеет, — сжимая тонкое запястье шепчет Уэйд. — Если ты просто ищешь утешения, то я не лучший кандидат. Помнишь, да? Бессмертный убийца, который занимается грязными делами грязных дядек. — Я знаю. Питер резко вырывает руку из захвата и поднимает маску до носа прежде, чем Уилсон успеет хотя бы недовольно промычать. А после поднимает свою, тоже до носа, и прижимается своими пухлыми, влажными губами к тонким, вовсе не красивым губам Дэдпула. Что в нем может привлекать? Ничего. Действительно ничего, кроме его неоспоримой харизмы, ужасно сильного тела и. Только его поразительного умения драматизировать. [И сколько вы этого ждали?] {БЛЯТЬ!!! Я не знаю? Может с того момента, как увидели Паучка?! } [Это жалость. По тому, как Уэйд вел себя и без слов понятно, что все херово. Человек-Паук просто решил нас утешить. Или утешиться самому.] {… } [Молчание затянулось.] {Нет, я не верю, что Паучок может нас так грубо использовать! } [Ты знаешь, что это так.] {НЕТ! ТЫ ВЕЧНО ПЕРЕВОРАЧИВАЕШЬ ВСЕ С НОГ НА ГОЛОВУ! } [Просто автор уже семь страниц не может принять своего графоманства и продолжает писать это отвратное чтиво.] {Заткнись Белый, просто закрой свой рот! Это моя работа ломать четвертую стену! } Не получив ответа на свой поцелуй, Питер отстраняется, готовый отправиться на паутине куда угодно, но подальше отсюда. Позор. Стыд. Как он вообще мог до подобного докатиться?! Из-за проблем в отношениях? Или потому что Уэйд всегда привлекал его своим смущающе-пошлым юмором? Но ведь Уилсон всегда твердил, что обожает его, что любит! Почему он не ответил на поцелуй? В чем, блять, дело? — В чем дело, Уилсон? — внезапно даже для самого себя вспылил Паркер. Не стоило сердиться на человека, который просто не хотел целоваться. Может, момент был неподходящий?.. Или Уэйд просто шутил всë это время? Но Пит не был сейчас в состоянии совладать с сосбой. Перевозбужденный подросток — страшный диагноз. Сложно совладать со своей неловкостью, со своим стыдливым румянцем на щеках… Руки дрожали слишком сильно, чтобы Дэдпул этого не заметил. — Ни в чем? — его голос звучит слишком равнодушно. Сердце Питера ухает куда-то в пятки, и он не в силах сдержать свое смущение. Щеки рдеют, голова неприятно гудит. Судорожный вздох срывается с его губ и Паучок растерянно потирает шею, отворачиваясь от Уэйда, будто только что открыл дверь занятого туалета. Уэйд опускает свою маску, как-то особенно меланхолично глядя куда-то вниз, вместо того чтобы взглянуть в глаза Питеру. Пожалуй, это было одним из самых ужасных испытаний, что пришлось пережить за сегодня. Даже нехватка ласки не могла оправдать Паука. Желание использовать Уэйда не должно выходить за пределы черепной коробки. Но он позволил выйти им наружу, смутив себя самого и, наверняка, Уилсона. К тому же было до безумия стыдно за свою несдержанность, он же рациональный паучок! Ни секунды без расчета, ни мгновения без недовольства глупыми шуточками со стороны друга. И ведь действительно, Уэйд был его другом и дальше слишком жарких объятий (с вечно норовящей ухватиться за задницу рукой) они никогда не заходили, да и Дэдпул не изъявлял такого желания, кроме как на словах. Он шутил, бесстыдно пялился, но никогда не смотрел на Питера как-то по-другому, с каким-то чувством. Хотя, за маской этого и не видно. Но и тешить себя какими-то пустыми надеждами не стоило. Впервые в жизни Паркеру захотелось напиться. Страшно напиться и уснуть где-то на сутки, а лучше и вовсе не просыпаться. Вдруг Уэйд просто кладет ладонь ему на макушку и отстраняется. Как-то особенно осторожно, будто действительно боится обидеть, задеть. Питеру все равно сложно принять невзаимность. Слишком сложно. Нос начинает щипать, даже не столько из-за отвергнутого почти-признания, сколько из-за нерушимой доброты Уилсона по отношению к нему. Этот человек убивал и будет убивать людей, но он стал незаменимым другом и близким человеком за всë то время, что они проводили вместе. Да, он рушил всë на своем пути. Даже гребаные устои Паука, его мораль. Задание с обезумевшим дядькой, похожим на Санту, Питер честно не помнил его имени, полностью снесло к чертям идеал, к которому он стремился: он попробовал наркоту, присутствовал при азартной игре, не пытался никому помешать совершать преступления и в конечном счете поддакивал наемнику в его «справедливом» решении отрубить этому дядьке палец за проигрыш. Но даже так, Уэйд никогда не пытался намеренно разбить в пух и прах всë то, что Питер долгие годы пытался выстроить в своей голове, он просто был рядом в очень важные моменты жизни. И сейчас он рядом, осторожно гладит Паркера по голове и молчит. Не кричит, стремясь вырвать кадык бессовестному нарушителю его личного пространства; не шутит, пытаясь задеть побольнее. Он просто рядом, когда это нужно. — Скажи хоть что-нибудь, чтобы я не чувствовал себя так ужасно, — лепечет Питер, опуская маску и прикрываясь ладошками, неприлично маленькими, в сравнении с уэйдовскими загребущими руками. Он кажется Уэйду таким хрупким и ранимым сейчас, несмотря на полный набор упругих, сильных мышц под этим костюмом. Даже сильные мужчины, вроде Человека-Паука, могут быть хотя бы минутку слабее, могут позволить себе ненадолго отпустить этот стальной стержень внутри и поддаться искушению или страданию. Мужчинам это не чуждо. Это чуждо самому Дэдпулу. Это не в его стиле. Он не знал, как сгладить углы этой ситуации. Он не предатель. Ни Ванесса, ни Паучок не достойны предательства. И Уэйд не предаст. Не подставит к их голове пистолет, угрожая выстрелить, и не ранит злым словом. Правда, сложно обдумывать, когда в твоей голове вечно бубнят два голоса, и бубнят вовсе не то, что хочешь сказать ты. — Ты знаешь, что я не тот человек. Да, я бы трахнул тебя при первой же возможности, — начинает Уэйд, на что Питер недоверчиво выглядывает из своего ладонного укрытия, — Но я не могу себе этого позволить. Ты пример для подражания для многих людей, ты человек слова — идеал, короче. Твое место среди людей, ты должен им помогать. Большая сила — большая ответственность! А я убийца и псих, и у меня вроде как есть девушка. Я не хочу предавать ее, предавать тебя и даже себя. Типа, знаешь, это как нассать на могилу своего кумира — верх кощунства! Короче, ты уловил мысль, да? Я люблю тебя, больше всего этого мира нахуй! Но порочить твое доброе имя не буду точно. Тем более не буду связывать тебя отношениями с собой. Это ж, блять, невыносимо. Я сам себя иногда не выношу! {Эй! Нельзя говорить такие вещи Паучку! Мы так никогда его не трахнем! } [А ты думаешь он бы хотел потрахаться с чуваком, похожим на жухлое авокадо прямиком из задницы какого-нибудь черта?] {Ну, мы харизматичные. } [Этого явно недостаточно.] — Да, ты прав, Уэйд. Извини, я не думал… — Питер был поражен тем фактом, что у Уилсона есть постоянные отношения. Это никак не укладывалось в его паучьей башке. — Ну. Что у тебя есть девушка. — Я сам в шоке!.. — начал Уилсон, продолжая свою тираду бессвязного монолога, на который реагировать уже было невозможно, а наемник и не ждал ответа. Питер улыбнулся. Неловко, зажато, как-то не по-настоящему. В животе что-то неприятно зазиждилось, завертелось, прорываясь к сердцу. Пальцы немели, а легкие потертости на костюме, грозящие превратиться в крупные дырки, стали, кажется, гораздо четче. Паучьи навыки проявлялись даже в таких мелочах… И это точно не от накрывшей паники, нет. Только воздуха почему-то стало предательски мало. Уэйд продолжал трещать, как и голова Паркера трещала по швам. Привычных мурашек по спине от ощущения приближающейся опасности не было. Было такое ощущение, будто все паучьи инстинкты вышли из-под контроля юного носителя. Еще мгновение и его вырвет. И наверное, это часть его мутантской жизни. Но сейчас ощущалось так, будто его вот-вот опустят в кипяток. Или уже опустили. — Мне надо идти, — промямлил Паучок, рассеянно поднимаясь с парапета и припадая к стене.