Глобальная чистка

Мы спали почти весь день. Проснулись на закате. Даже я увидела, что проникшие в нашу пещерку солнечные лучи очень ярки и зловещего красного оттенка. А означать это могло только одно: буря не прекратится ни сегодня, ни завтра. Ведь как известно, багрово-малиновый закат к шторму. Так что нам остаётся один выход. Солнце закатилось. Инфорд потянулся и сел. - У нас до наступления ночи ещё часа три. Надо поесть. Еды у нас вдоволь так что… Он замолчал и почти сразу же вскрикнул: - Что с тобой? А что, со мной что-то не так? Оказалось, что не так, совсем не так. Когда я, встав, ощутила, что падаю, пришло запоздалое осознание того, что длительное пребывание в обнажённом виде в холодной, пусть даже и согретой пламенем костра, пещере, обычно никому даром не проходит. Инфорд, разумеется, не дал упасть, подхватил и бережно опустил на ложе из водорослей. - У тебя же жар! Давай, вызывай сюда своих друидов, и пусть они забирают тебя с этого проклятого острова, а я уж как-нибудь сам. - Не мели ерунды! – разозлилась я, - если бы я хотела, о ещё сутки назад ушла бы с ними, Мал-Дун же открытым текстом предупреждал, что нас ждёт, но я выбрала тебя. Так что заткнись и подумай лучше, что нам делать и пережить эту ночь. Несмотря на грубые слова и моё, якобы незнание, я отлично знала, что мне делать в эту ночь. Морской драуг закричал в этот раз гораздо ближе к пещере и гораздо раньше, чем вчера. И более того, пару раз мне послышался хруст каменного крошева у входа в пещеру. Но придётся ждать, пока либо уснёт, либо хотя бы отвлечётся Инфорд. Хотя на что тут отвлекаться? Ну, так или иначе, но предпринимать решительный шаг давно пора. Был глухой послеполуночный час, когда я тихо встала и подошла к выходному отверстию. Необходимо было набраться мужества, чтобы переступить порог. - Ты куда? – сонно поинтересовался Инфорд. - Я сейчас вернусь. - Стой! Не пущу! Он вскочил на ноги, забыв о своём увечье и тут же со стоном повалился обратно на охапку водорослей. - Всё равно я не пущу тебя к нему! – попытался он доползти до меня. У него получилось, но я уже шагнула за порог пещеры в стылую крутящуюся и завывающую ночную мглу. - Эй, драуг! Я знаю, чего ты хочешь. Я здесь! Оскальзываясь на камнях я поспешила по узкому гребню над пропастью, по которому пару дней назад ползла сюда. Вдруг чья-то ледяная мокрая рука обхватила моё запястье, затем переместилась ниже и цепко ухватила за ладонь. Второй рукой морской драуг ухватил меня за плечи, вернее, почти обнял и так мы спустились к самой воде, где ждала маленькая лодка. По-прежнему, молча, мы загрузились в неё и отчалили от берега. И только тогда драуг заговорил: - Я подслушивал ваши разговоры весь этот день. И вчера тоже. Я наблюдал за вами не для того, чтобы причинить вред тебе или твоему другу. На этом острове никогда не бывает людей, лишь морские птицы, волны да ветер соседствуют здесь друг с другом. Если бы ты знала, как здесь бывает одиноко осенними штормовыми ночами, когда завывает северный ветер, и волны, высотою с дом, обрушиваются на гранитные утёсы, когда по целым суткам не видно голубого неба, а лишь несутся вслед за ветром низкие сине-фиолетовые тучи и не видать конца бурям. Я поразилась, как складно и поэтично он говорил и заподозрела его происхождение: - При жизни ты был придворным скальдом? - Не знаю, - покачал он головой. – меня зовут Эвинд. - Эвинд – островной ветер. Подходящее для тебя имя. - Да имя у меня скандинавское, но кем я был при жизни не помню. Совсем ничего не помню. Да, возможно, я был скальдом. Помню только, что когда жил среди людей, женщины и мужчины носили совсем иную одежду, не такую как сейчас. Женщины заплетали две косы, а иногда и третью вокруг головы. Мужские и женские платья меньше отличались друг от друга, все носили длинные волосы, золотые и серебряные браслеты, серьги и кулоны. Но только знатные. - Ты описываешь девятое столетие. Именно так одевались скандинавы того времени. Значит, сейчас тебе как минимум тысяча двести лет. Разве драуги так долго живут? - Возможно, я же дожил. - Скажи, Эвинд, а что ты делаешь здесь, у этих безлюдных берегов? - Когда-то они не были безлюдными. Когда-то этот остров входил в состав Оркнейского архипелага, позже был отбит в битве ирландцами и стал принадлежать этой стране, хотя на нём после битвы не селились люди. Лишь магические народы жили здесь: роан, шелки, банши, мы, драуги, фэйри и другие. Но со временем и они ушли, и остался только я. Почему я не ушёл вместе с другими? Не знаю. Наверное, потому, что это моя родина, по крайней мере, много лет этот остров был моей родиной. И я прошу, умоляю тебя, побудь со мной эту ночь. Нет, не как любовница, а как собеседник. Несколько столетий я прожил в одиночестве. Ч многое могу поведать тебе о прошлом и о будущем. Прошу тебя. - Конечно, я побуду с тобой. Вообще-то сперва я хотела вспылить, сказав, что он мне не оставляет выбора. Но его голос звучал так жалобно, а в словах таилась такая неприкрытая тоска и горечь, что у меня язык не повернулся упрекать его. Эвинд причалил к небольшой шхере в видимости острова и помог мне выбраться из лодки. Следующие несколько часов мы просто говорили с ним о его жизни, о тех столетиях, которые он пережил, о людях и других расах, приходящих и уходящих с «его острова», о песнях и сагах, которые они слагали и пели, о таинственных силах природы и человеческой души. Пытливый и трезвый ум этого древнего существа поразил меня. И когда ледяной рассветный ветер стал пронизывать до костей, я сказала: - А как смотришь на то, чтобы пойти работать в школу магии в этом измерении. Там обучаются студенты, много преподавателей, тебе не будет так одиноко. - Ты предлагаешь мне жизнь среди живых?! От удивления он едва не сверзился в воду с шершавой скалы, на которой мы сидели. - Ты предлагаешь это мне?! - А что в этом такого? Мой друг Инфорд, например, работает там преподавателем и счастлив. Ты, если хочешь, можешь пойти помощником егеря по устройству жизни подводного мира. На территории школы есть огромное озеро, там живут русалки и тритоны. Когда-то жило огромное морское кто-то вроде вашего Кракена, правда, они его называли гигантским кальмаром, но по слухам, его уничтожили ещё лет двадцать тому назад. В школе преподаёт русалка. Правда, она не из местных, скорее, даже не русалка, а Ундина. Я, честно говоря, плохо разбираюсь в особенностях русалочьих кланов. - А хочешь, я покажу тебе свою подводную жизнь? – спросил он. - Ещё спрашиваешь. Конечно, хочу. Только как я?.. - Главное, держись за мою руку, пока не опустимся на дно, и ничего с тобой не случится. Мы снова сели в лодку, и она стала погружаться на морское дно. Я крепко вцепилась в руку Эвинда. Оказалось, что можем даже разговаривать. Видимо, Эвинд применил какие-то свои чары. Опустившись, он, не сходя с места, протянул руку и сорвал огромный пучок длинных-предлинных бурых водорослей. Зубами и одной рукой он быстро переплёл их, сделав подобие крепкой верёвки, которой и обвязал нас за пояса. Теперь мы могли не держаться за руки, и при этом были связаны. А потом он вдруг сказал: - В тебе живёт новая жизнь. Мёртвое семя твоего друга позволило тебе жить под водой, и под землёй. Если бы ты захотела, ты могла бы дышать и без этой зачарованной верёвки. Но тебе с ней будет спокойнее. Пойдём. И мы пошли. Меня поразил огромный подводный грот в основании острова, в котором и жил Эвинд. Дно вокруг было усыпано цветным красно-бурым песком и мелкими ракушками моллюсков. Раковины покрупнее украшали клумбы из камней, в которых росли кипы водорослей и каких-то подводных растений, названий которых я не знала. Весь подводный двор озарялся морскими звёздами, чьи фосфорические тела излучали мягкий зеленоватый свет круглые сутки. Ведь на такой глубине было очень темно даже днём. Не знаю как, но я видела их свечение. Возможно, потому что сама была в этот момент не совсем человеком. Сам грот был украшен фигурками древнескандинавских богов и морских существ, изнутри его поддерживали колонны, вытесанные явно руками человека. У противоположной от входа стене грота был вытесан альков с удобной постелью из водорослей и мягких серебристых листьев, явно земного, но магического происхождения. - Это водный остролист, - пояснил на мой вопрос Эвинд. – я много растений привёз из дальних стран как реального мира, так и того, который вы зовёте мистическим или мифическим, ведь я могу существовать сразу в обоих измерениях, и для меня в них нет никакой разницы. Мы болтали с ним ещё долго. Я даже немного согрелась. Здесь, под водой, было не так холодно, возможно, сказывалась глубина. Ведь известно, что в осенне-зимние месяцы на глубине гораздо теплее, чем на поверхности. Где-то за кучевыми облаками уже давно сиял день, а я, утомлённая спала в алькове доброго Эвинда. Когда я проснулась, Эвинд приподнёс мне мастерски сделанную трость из шести полых трубок, выточенных из моржовых клыков и прочно соединённых моржовым усом. Рукоять трости Эвинд выпилил из китовой кости, а наконечник в виде морской звезды из бивня нарвала. Также он облочил меня в юбку из китовой кожи и топик-бюстгалтер из той же кожи, с чашечками-раковинами, выложенных изнутри мягким гусиным пухом и прошитых какой-то тонкой кожей. Ого, за мной так ещё никто не ухаживал. Только вот Эвинд даже и не думал за мной приударить. Он просто решил сделать мне приятное, первому живому существу, встреченному им за долгие годы вынужденного одиночества. Когда мы под руку вошли в пещеру, день уже перевалили за полдень. На Инфорда м буквально наткнулись у самого порога. Похоже, он так и пролежал все эти часы здесь, ожидая меня. И мне вдруг почему-то стало стыдно. Из-за чего бы? Ведь мы с Эвиндом ничего такого не делали. Да и делали бы, это ничего не значило. Инфорд мне ни не парень, ни жених, ни любовник. Да у нас был секс. Но трудно удержаться двоим взрослым людям, полностью обнажённым и вынужденным долгие часы проводить вместе. Тем более, что оба мы одиноки и вообще… вот это самое «вообще» и не давало мне покоя. Почему-то сейчас, стоя об руку с одним живым мертвецом перед лицом другого, влюблённого в меня, я чувствовала себя как-то гаденько. Вырвав руку из руки Эвинда, я бросилась в самый дальний угол пещеры и замерла там, схватив почему-то лежащую на каменному полу пещеры, арфу, оставленную, теперь я понимаю, нарочно, Молдвином. Рассеянно я касалась струн между тем, как глаза наполнялись слезами. За что? А и вправду, за что? Инфорд ничего не сказал, когда я вернулась. Он молчал, но это молчание сказало мне больше слов. Он презирал меня, считая… Я не слышала, как дрались двое мужчин, не слышала, как подошёл ко мне сзади Молдвин, и осознала я себя только тогда, когда на плечи мне легли руки Маил-Дуина, а Молдвин взял за руку. - Нам пора! – спокойно произнёс он. И я почувствовала, как окружающее мгновенно переменилось в секундном ударом сердца и головокружении.