Чудовище

После спонтанного визита Драко, Гермиона узнала о себе несколько новых вещей: оказывается, она может сильно любить жизнь и быть действительно ужасным человеком.  Прошла целая неделя после того, что они решили у неё дома, а именно: переехать во Францию. Мерлин, она не верила, что действительно согласилась на это сумасшествие! Но все её нутро подлетало и начинало петь соловьем, стоило ей представить, как они будут прогуливаться с Драко по берегу моря. За руку. Вдвоем. Пока их дети будут учиться в школе, в которую можно приезжать на выходные, чтобы увидеться со своими родными. Разве это не было бы замечательным сценарием для дальнейшей жизни? «Утопическим», - тут же поправлял разум. За эту неделю Гермиона изучила вдоль и поперек особенности обучения в Шармбатоне и - она бы в жизни не призналась никому из своих сокурсников в этом - но система магического образования во Франции была куда лучше, чем в их родном и нерушимом Хогвартсе. В школу принимают с восьми (тут Малфой ошибся, видимо, не удосужившись проверить информацию), причем принимают из разных стран: Испании, Италии, Португалии, Германии, Нидерландов, Люксембурга и Бельгии. И до одиннадцати лет обучают языкам, арифметике, литературе (в том числе и маггловской, ну надо же!), искусству; знакомят с магическим миром и этикетом. На последних курсах есть возможность углубиться в изучение окклюменции и легилименции, алхимии и множества других дисциплин. Сказка!  А еще распределение по факультетам происходило по талантам, а не чертам характера, что исключало вражду между факультетами. Скорее, конкуренция создавалась на основе баллов конкретных учеников, а не цвета галстука. А это казалось Гермионе немаловажным фактором, ведь ей очень бы не хотелось, чтобы Рози и Хьюго могли испытывать неприязнь к кому-то только лишь на основе дурацких предрассудков и навешанных штампов. Почему-то именно сейчас ей, как никогда, захотелось для своих детей чуть иного будущего, чем было уготовано ей самой в детстве. Что ждало Рози и Хьюго, если ничего не поменять? Поехать в Хогвартс? И видеться с родителями лишь раз в полгода, а потом и вовсе не видеться? Выпуститься и работать в Министерстве? В магазине с Роном?  Будет чудом, если они уцелеют в родных стенах любимой школы, если учитывать, что преподавательский состав особо не поменялся и никаких важных изменений по части безопасности детей сама школа не претерпела за все прошедшие годы.  В общем, с каждым днём уверенность Гермионы в том, что она уже одной ногой в теплом климате, вдыхает морской бриз, прищуриваясь от солнца и разглядывая самого красивого мужчину на свете, росла и росла, придавая волшебнице колоссальное вдохновение и огромный поток энергии. Она переделала кучу дел на своем рабочем месте, побив собственный рекорд выполненных задач; успела выставить дом на продажу (половину денег, которые она, конечно же, вернет Рону); постаралась поговорить с бывшим мужем об этом, но тот продолжал вести тактику избегания и не замечать её, общаясь с матерью своих детей исключительно при Рози и Хьюго и то лишь информативно-вежливыми сообщениями («Привет/пока/сегодня мы до вечера/завтра я не смогу прийти/приду утром в выходной»); обсудила с детьми вопросы переезда в новый дом (разумеется, пока что без подробностей), и те согласились, ведь в этих стенах без папы они не хотят жить; она встретилась с Гарри в Кабаньей Голове в отдельной комнате, которую им любезно предоставил Аберфорт, спрятав «знаменитостей» от посторонних глаз, и узнала от друга, что Рон живет у Джорджа и работает в магазине, а Джинни пока что не готова с ней общаться («Боится, что при встрече нашлет на тебя Летучемышиный сглаз. Но не переживай, она сначала вспылит, а потом быстро отходит»). Что ж. «И на том “спасибо”». Всё омрачалось лишь тогда, когда Гермиона начинала думать, каким образом ей удастся очутиться в своей новой жизни. Да-да. Астория. Гермиона не знала, какой миссис Малфой человек, но короткого общения с ней на период тех самых судьбоносных выходных в поместье, которое арендовал Гарри, ей было достаточно, чтобы отметить, что она умна, приятна в общении и легка на подъем. Астория обладала той магнетической женской силой «очаровывать не очаровывая». Гермиона таким врожденным талантом похвастаться не могла. Она никогда не ревновала, не воспринимала её как соперницу, так как не претендовала на Малфоя всерьез. Конечно, иногда завидовала статусу супруги, но уж точно не желала этой красивой и утонченной женщине смерти.  Тогда, у неё дома, после того как они с Драко все же поддались очередной вспышке страсти (Мерлин, бедный кухонный стол!), а после ютились в гостиной на двухместном диване, он поведал ей о родовом проклятии. И что Астория перестала принимать поддерживающие зелья, намеренно ухудшив свое и без того плачевное состояние. И когда Гермиона спросила, зачем той это понадобилось («Ведь это же чистой воды самоубийство!»), то Малфой пожал плечами и, погладив гриффиндорку по голове, настойчиво попросил: «Грейнджер, забей. Иногда нужно просто принять чужой выбор и не лезть со своим героическим желанием всех спасти».  Понятное дело, что после такого ответа с дальнейшими расспросами пришлось повременить.  Девушка не знала, какое конкретно проклятие у рода Гринграсс, но смогла восполнить пробелы в информации с помощью министерских документов и архивов. Правда, всё, что ей удалось выяснить, так это то, что у их рода такой вид проклятия, который активизируется в крови, приводя к постепенному отказу органов. Соответственно, человеку требуется каждый день принимать зелья для очищения крови, чтобы приостанавливать болезненный процесс «увядания». С такой «болезнью» (при должном внимании и лечении) можно было прожить около десяти лет, после появления первых признаков. На данный момент именно эта цифра считалась максимальным зарегистрированным порогом выживаемости.  Гермионе было жаль. Правда. Её разрывало изнутри от того, что сын Драко потеряет свою маму (рано или поздно) в столь юном возрасте. Это ужасно-ужасно несправедливо! Темная же сторона её души тихо нашептывала ей: «А если Астория чудесным образом исцелится, то можешь забыть о своем Малфое и вашем гнездышке на берегу Франции. Потому что чистокровные не разводятся - они становятся вдовцами». На этом и строилось главное противостояние развернувшихся баталий внутри Гермионы Грейнджер.  Ей хотелось той жизни, которую она уже себе нарисовала (и, Мерлин, чего уж греха таить, уже успела присвоить), но не такой ценой.  Должен быть какой-то другой выход, просто пока что она не видела, какой именно подходит для них. Но, как говорится: "Qui quaerit, reperit". Они с Драко пересекались еще дважды в Министерстве на собраниях их «секретного» подразделения, после чего успевали обмениваться лишь короткими новостями в укромном пролете между её крылом и той частью, где располагался овальный кабинет. Констанции ни к чему было замечать её слишком уж частое приватное общение с главным экспертом по темно-магическим артефактам, да еще и приправленное Заглушающим заклятием (о котором несложно догадаться, если из кабинета из раза в раз не доносится ни малейшего шороха). А новости со вчерашнего дня оставались все теми же: состоянии Астории стабильное, Драко пока не может отлучиться в Париж, хотя ему необходимо присутствовать на одной сделке, а Гермиона… А что она? Просто ждала, причем - неизвестно чего конкретно. Работа по поимке главного преступника буквально кипела. Поттер раздавал указания новеньким аврорам, заваливая всех поручениями до критической точки. Но так как почти каждый молодой сотрудник жаждал выделиться перед Избранным, то результаты они получили гораздо быстрее, чем за все время с того момента, как учредили отдел. Гермиона сегодня целый день провела в кабинете и повторно просматривала все материалы дела. Ей лучше думалось одной, чем во всеобщем галдеже и ажиотаже, и Гарри прекрасно знал об этом, отправив ей всё необходимое с запиской: «Что думаешь, Гермиона? Посмотри на это, как будто впервые. Жду». В ее личной «библиотеке» было тихо. Спокойно. Гриффиндорка неторопливо просмотрела еще одну папку, к сожалению, содержащую колдографии с мест преступлений. Она прочитала отчеты, не желая разглядывать ужасающие кадры, но её затошнило даже от сухого перечисления фактов в протоколах. «Нет, мне действительно не место в Аврорате», - в который раз подумала Грейнджер, когда отложила эту папку, отпив воды из стакана и интуитивно беря следующую, самую тонкую из всех оставшихся. Отчеты последних дней. Теория Малфоя оказалось ближе всех к реальности. По собранным данным, преступник все это время готовился к созданию конкретного артефакта - Венца Тьмы. Для чего? Ритуалы, при которых можно было использовать данный магический предмет, пестрили своим многообразием, но Гермиону зацепило всего лишь два: «Возвращение утраченной Души в пятиэлементный мир», «Одушевление неодушевленных предметов: как связать Душу с материальным объектом». И её интуиции эти строки совсем не понравились. Что-то подсказывало Гермионе, что тут не рядовой случай. Не только личная выгода, в стиле «вернуть погибшую возлюбленную» и так далее. Здесь крылось что-то масштабное и грандиозное, учитывая, как аккуратно и, явно следуя собственному плану, действовал их подозреваемый «оборотень». Точно ли он действовал один? Действительно ли главный преступник - оборотень, или их намеренно пустили по ложному следу, оплатив такое убийство наемнику? Гермиона еще раз просмотрела все отчеты. Свела в график время появления в продаже украшений, интервал между поставками новых проклятых ювелирных изделий, сопоставив все с лунным календарем. «Нашла!», - ликующе произнесла она, но приказала себе не радоваться раньше времени. Гермиона старательно перепроверила все по кругу, получив те же результаты: их Создатель работал педантично и строго по плану. Игнорируя полнолуния в принципе. И отдых. «Он может пить зелья, Грейнджер», - скучающим голосом Драко проговорил мозг, и Гермиона почти что взвизгнула от очередной догадки. Это слишком высокий уровень в зельеварении. Нужно либо обладать соответствующими навыками (а таких волшебников осталось на всю Англию меньше четырех точно), либо покупать конкретное зелье в больших количествах на черном рынке. «Или это все же оборотень-наемник, и тогда…», - меланхоличный тон Малфоя, внезапно поселившегося у нее в голове, был наглейшим образом прерван ее собственным внутренним голосом. «Но это всё равно существенно сократит диапазон поиска!» Гермиона махнула палочкой, и из её кончика плавно выскользнула игривая выдра, принявшаяся тотчас же весело бегать по комнате. Видимо, состояние хозяйки та улавливала особенно тонко. — Передай Гарри Поттеру следующее: «Гарри, срочно ко мне! Есть догадка!». Спас… Не успела гриффиндорка поблагодарить своего зверька, как выдра моментально просочилась сквозь стену и исчезла из виду. *** Естественно, Гарри Поттер оказался не менее воодушевлен этой версией, чем сама Гермиона. Он порывисто отдал сразу несколько приказов, делясь с подругой дополнительными сведениями, не указанными в отчете. — Ты кому-то не доверяешь в команде? - с подозрением спросила гриффиндорка, отчего-то заранее вооружившись недовольным тоном, на случай, если Гарри хотя бы малейшим взмахом ресниц даст ей понять, что речь идет о Малфое. Но тот помотал головой, поясняя, что это элементарная процедура: не все материалы хранятся в одном месте на момент расследования (Гермиона смела предположить, что это очередная привилегия для Избранного). — А ты думала, что я Малфоя подозреваю? - Поттер сложил руки на груди и строго оглядел высокопоставленную сотрудницу Отдела магического правопорядка. - Он, конечно, не вызывает у меня доверия. Но не настолько. Что-то щелкнуло внутри. Трудноуловимое послание, робкий импульс. Гермиона постаралась распознать его, но язык сконструировал слова и выпустил их в свет быстрее, чем до ее разума успел дойти смысл сказанного: — Гарри, я уеду. Инстинктивно девушка прижала ладонь ко рту, словно можно было бы спрятать вылетевшую фразу назад, спрятав её глубоко в гортани. Поттер округлил глаза и проморгался: — Не понял. Куда «уедешь»? «Какая ты дура, Грейнджер!». Гермиона с мольбой в глазах взглянула на друга и умоляюще прошептала: — Гарри, это пока что только идея… Мне даже не очень понятно, как это реализовать… Но зря она понадеялась, что заведенный от расследования аврор откажет себе в дополнительной практике ведения допроса, раз уж такой случай представился сам. — Ты хочешь уехать из Лондона? Куда? Рон знает? — Гарри! - отчитала она его своим самым возмущенным тоном, какой только у неё был в запасе, но Поттер больше сделал вид, что смутился, чем испытал стыд на самом деле. - Рон со мной не разговаривает, о чем ты! — Да. Я… - Гарри почесал затылок, опуская изумрудные глаза и избегая смотреть на свою разъяренную подругу. - Знаю. Вне всяких сомнений, они обсуждали это. Развод. Измену. Совсем недавно, судя по проступившему-таки смятению на лице Гарри. Мерзкое скользкое чувство пробежало у неё по позвоночнику. — Вы общаетесь. Конечно, - утвердительно проговорила она, прямо физически ощущая, как ей перемывают кости. Гермиона замолкла на полуслове, но взяв себя в руки, преувеличенно бодрым тоном продолжила говорить. - Это очевидно. И здорово! Конечно же, вы же лучшие друзья. Хорошо, что Рону есть, с кем всё… обсудить. Не найдя ничего лучше, Поттер молча плюхнулся на диван и потянулся пальцами к угольно-черным волосам, взъерошив их. Он всегда делал подобным образом, когда старался привести мысли в порядок. Конечно, Гарри оставался её другом, но Гермиона не могла остановить стихийную силу, разбивающую их отношения и сводящую тонкое, невидимое глазу - но четко ощущаемое сердцем - доверие на другой, более низкий уровень. Внешне всё вроде бы осталось точно таким же, каким и было секунду назад, но что-то с неприятным тихим скрежетом поменяло свой курс, и в комнате резко похолодало. На душе гриффиндорки осел плотный осадок с отвратительным запашком. Грейнджер взяла в руки папку и принялась остервенело перебирать бумаги в попытке найти что-то, что поставило бы разговор на конструктивные деловые рельсы. «Угораздило же тебя поделиться! Мерлин! Как можно быть такой глупой?». Действительно, чего она ожидала? Что Гарри будет хлопать в ладоши, обнимет её и скажет: «Как здорово, круто, Гермиона! Удачи вам с Малфоем, всей душою за вас!». Так это должно быть? Разумеется, нет. Так зачем надо было открывать рот? Гермиона ругала себя, на чем свет стоит, пока не услышала бесцветный голос с дивана: — Знаешь, я ужасный эгоист. Хочу, чтобы вы с Роном были вместе, потому что… ну, знаешь. Мне было бы удобно. Мужчина горько усмехнулся и поднял на неё свои кристально-честные глаза, на дне которых плескалась разлитая по травяным радужкам боль. Неподдельная боль за всех, кто оказался в этой ситуации. Только Гарри так умел: чувствовать вину и ответственность за каждого, кто даже просто оказывался в его поле. Должно быть, сейчас ему действительно тяжело: стоять между двумя лучшими друзьями, а, возможно, и выбирать. — Ох, Гарри… - Гермиона подскочила со своего места, вихрем пронеслась через весь кабинет и неловко, чуть ли не свалившись на самого Поттера, если бы тот вовремя не подскочил на ноги, упала к нему в раскрытые объятия. Она невесомо гладила его по спине, успокаивающе приговаривая: — Гарри, ты здесь вообще ни при чем… Здесь нет твоей вины. Ни капельки. Понимаешь? Она подняла на него глаза, но мужчина лишь вздохнул, отрешенно глядя перед собой. — А вдруг я мог бы тебя отговорить? Тогда, когда мы были в курятнике? «О, Мерлин». Ей придется это произнести вслух. Внутренне сжавшись от страха, Гермиона зажмурилась и, спрятав лицо в темную мракоборческую форму, выговорила, словно бы это были ее последние слова перед прыжком с Моста Европы: — Гарри, все случилось задолго до нашего с тобой разговора. Ты бы не смог меня отговорить, всё уже… Это только моя ответственность. Не твоя. И не Рона. Сковывающий мороз прошелся по легким, добравшись до горла, и Гермиона замолчала. Светлое теплое чувство от соприкосновения с Гарри начало постепенно таять, по мере того, как друг медленно отдалялся, аккуратно отодвигая её от себя в сторону, но при этом продолжая крепко обхватывать плечи. — Гермиона, ты…? - он остановился на полуслове, но и без дополнительных примечаний очевидный контекст прорвался сквозь его потрясенный тон. Гарри Поттер не хотел верить, что его подруга - законченная… кто? Изменщица? Безнравственная? Падшая женщина? Гриффиндорка храбро - насколько могла - подняла глаза, столкнувшись со стеклянным взглядом своего единственного близкого друга. Взявшаяся из ниоткуда решимость довести все дело до конца, сорвать уже мучивший ее годами «пластырь», помогла Гермионе открыть рот и достаточно четко произнести: — Я изменила ему до свадьбы, Гарри. Вот так. «Теперь можешь ненавидеть меня. Бросить. Что хочешь». Тело начало подзнабливать от проступившего адреналина. Захотелось упасть прямо там, поддавшись возникшей дрожи в коленях, но пальцы Гарри на её плечах все еще удерживали ее тело в относительном балансе. Пока что. В дверь постучали, но Поттер приказным тоном тут же рявкнул: — НЕ СЕЙЧАС! После чего стук моментально угас, словно нарушитель их спокойствия упал замертво. Гермиона, не смея даже вдохнуть, ожидала вердикта. Вынесения самого важного приговора. К сожалению, её сердце разламывалось на куски и опадало, как пожухлые лепестки слетают с розы, уже заранее зная, что произойдет дальше. Плечи окутал прохладный воздух, когда Гарри убрал от неё свои руки. Тяжелым взглядом он обвел сведенное в болезненной судороге лицо подруги и, сурово сведя брови, неумолимо произнес: — Гермиона. Я не могу тебя осуждать. — Но?… - это звучало поистине жалко, даже умоляюще. — Но мне нужно… время. Переварить. Она ожидала, что он обогнет её и вылетит из кабинета, но Гарри все еще стоял, пригвозжденный к месту, точно на него наслали Парализующее заклятие. Значило ли это, что у неё все же есть крохотный шанс оправдаться? Хоть как-то восстановить свою репутацию перед другом? Чувствуя себя мелкой тварью, недостойной даже взгляда такого порядочного человека, как Гарри Поттер, Гермиона осторожно проговорила: — Гарри, я просто такая дура. Зеленые глаза вернулись к её лицу, внимательно сканируя каждую мимическую морщину, наверное, на предмет лжи. Но терять было нечего, а соответственно, врать - тоже. Она все равно уедет. Уедет, и начнет новую жизнь. Так почему бы не быть честной с тем, кто дорог её сердцу, как никто другой из друзей? И, как в последний раз, она набрала в легкие побольше воздуха и, стараясь не смотреть в глаза Поттеру, отошла к дивану и, поддавшись слабости в ногах, присела. — Я хотела делать правильные вещи. Быть правильной. Поступать так, как нужно. Но… Гарри. Я лишь отравила жизнь всем. И себе, и Рону. Даже тебе, - Гермиона опустила голову, глядя на свои сцепленные в жутком напряжении пальцы, и уже тише продолжила. - Но я боялась сделать то, чего я хотела. Боялась осуждения. И… столько лет, Гарри. Я украла у себя и Рона столько лет. — Но он был счастлив с тобой, разве нет? - смягчившись от ее откровения, немного недоуменно произнес Гарри, и только сейчас Гермиона решила взглянуть на друга. Он искренне не понимал. Или отказывался поверить в совсем уже очевидное. И с удивительной жестокостью для такой нежной темы, Гермиона ответила: — Не думаю, что можно быть счастливым с тем, кто любит кого-то другого. Это всегда ощущается, Гарри. Всегда. Раньше, она бы задохнулась в рыданиях, силясь ввернуть подобный монолог. Но сейчас слез не было. Лишь горечь от давней утраты, с которой ты уже успел смириться и о которой лишь изредка вспоминаешь с глубокой печалью. Поттер хранил вдумчивое молчание. И Гермиона не вынесла такой длинной паузы, вновь беря инициативу в свои руки: — Я не могу тебе объяснить это, понимаешь? Просто так произошло. Что-то щелкнуло, когда мы встретились. Я… старалась этому сопротивляться, но по итогу, как видишь, сдалась. — Это он хочет сбежать? - подозрительно спокойно, словно бы речь шла о том, стоит ли им заказать по еще одной чашечке кофе, или обойтись уже выпитым, проговорил Гарри, впиваясь в неё своим пронзительным взглядом, а Гермиона застыла, начисто проглотив свой язык. - Вы уже обо всем договорились, да? Если бы прямо сейчас ее поразила молния, то мало того, что Гермиона посчитала такое событие куда менее непредсказуемым, чем то, что сейчас выдал ей Поттер, но и стало бы куда легче, ведь так она бы умерла на месте и избавилась ото всех трудностей разом. Почему-то то, что в своей голове она видела, как шанс вырваться и расправить крылья, заточенные под темными железными путами долгие годы, после этих вопросов приобрело совершенно иной окрас и перспективу. Теперь Гермиона ощутила себя настоящей преступницей, которую уличили в инсценировке похищения детей. — Гарри, - попробовала она приструнить в своей типичной манере своего друга, но вышло неубедительно, так как голос предательски дрогнул, взлетев на пару октав выше. Взгляд Поттера потемнел. Теперь он, словно бы нанятый на бессрочную службу адвокат Рона, сухо и безжалостно проговорил, словно зачитывая юридическую формулу: — Гермиона, я тебя не узнаю. Неужели ты не понимаешь последствий, если даже я их вижу? — Мы обсудим это, когда я действительно куда-то соберусь ехать. А пока, Гарри Поттер, даже не начинай этот разговор со мной в подобном тоне! Она грозно поднялась с дивана, прикладывая колоссальное усилие, чтобы разозлиться на Гарри, но эмоции тоже не подчинялись ее воле. Вместо желанной ярости, которая бы пресекла дальнейшее обсуждение, на неё накатила снежная лавина из страхов, до этого мирно спящих на самой глубине ее сознания. А что, если у них не получится? Что если её не возьмут работать в Министерство? Что если и там всем станет известна скандальная история «Героини войны»? Что если Малфой не сдержит слово, что если он бросит её там одну с двумя детьми? Он ведь неоднократно делал так: говорил одно, а делал... Перед глазами пронесся забытый эпизод, почти запылившаяся картинка под слоем времени, с устрашающе перекошенным лицом Драко, крепко сжимающим её горло. Как она сможет вернуться в Лондон, когда все здесь будут уже, наверняка, в курсе интимных подробностей её жизни (реальных и выдуманных)? Кто примет её назад? Как она сама себя примет, если окажется растоптанной и сломленной? «Ты доверяешь мне?», - робкий шепот всколыхнулся воспоминанием в голове. Гермиона должна была поставить на карту всё, приложив недюжинную силу характера к реализации такого судьбоносного решения в своей жизни. Но такой выбор ей совершать не впервой. — Я надеюсь, что ты это не всерьез. Потому что если ты уедешь, то ты оторвешь своих детей от их семьи. И ради чего? Ядовитое жало от брошенных слов в её адрес, больно пронзили солнечное сплетение, и Гермиона почти что взвизгнула, на ходу оборачиваясь к Гарри и выставляя свои собственные «клыки» в качестве защиты: — Перестань! Я не хочу слушать нотаций от человека, который своей-то семье не уделяет должного внимания! Бум. Тонкие нити разорвались окончательно под натиском большого взрыва от озвученных слов. Кромешная тьма от гнетущего и вязкого молчания, окончательно остудила Гермиону. Но было поздно. Карие глаза широко распахнулись в полнейшем ужасе от осознания того, что именно она выпалила, а когда взгляд напоролся на слегка потерянного Поттера, то душа её ушла в пятки. — Гарри… - надломленно прошептала она, ощущала ком из острых шипов, раздувавшийся с каждой секундой до неимоверных размеров. - Я не хотела… Избранный мрачно глянул на неё из под круглых очков и кивнул своим мыслям. — Я понял тебя, - бездушно произнес он, разворачиваясь и собираясь покинуть ее кабинет. «Нетнетнетнет!» - набатом молотило в голове, и Гермиона стремительно подскочила к мужчине, после чего, как самая приставучая в мире фанатка, прилипла к его бицепсу, отчаянно стараясь остановить единственного в ее жизни человека, принимавшего её со всеми червоточинами. — Гарри, простименяпрости, - на одном дыхании прохрипела она от вырвавшихся наружу слез и задохнулась соленой водой, когда Поттер аккуратно, но настойчиво сбросил ее руки с себя и, не поворачиваясь, стальным голосом произнес: — Мне не хочется сейчас с тобой говорить. Извини. И как только аврор покинул её кабинет, то Гермиона позволила себе заскулить от разрывающих её чувств, а затем и вовсе громко расплакаться. *** Игнорирование со стороны Гарри проживалось гораздо хуже, чем безразличие Рона, когда тот заявлялся на порог их дома, чтобы забрать или привести детей назад. Прошло два дня, и Гермиона ощущала себя почти что спятившей. Она чувствовала острую необходимость получить прощение со стороны Гарри, но зная непростой характер друга, понимала, что это может случиться очень и очень нескоро. Или не случиться вообще (если учесть все имеющиеся «вводные данные»). Малфой не появлялся ни в Министерстве, ни в гостиной её дома (хотя камин был открыт для его посещений). Он даже не прислал ей ни одного письма за это время, что несколько напрягало и без того взвинченную девушку. Гермиона именно сегодняшним выходным днем, половину которого она провела вместе с Рози и Хьюго, осталась одна, так как не поехала вместе со всеми на ночевку «к бабушке с дедушкой», сославшись на плохое самочувствие. Что было относительной правдой, ведь гриффиндорка в действительности чувствовала себя прескверно. Предоставленная самой себе, она слонялась без дела в огромном доме. Сил выполнять домашние дела не было совершенно, хотя Гермиона и подбирала по инерции кое-какие разбросанные вещи, но только лишь для того, чтобы вяло перекинуть их на спинку близстоящего стула. Не способная более дожидаться фантомного появления Драко в её гостиной, Гермиона кое-как собралась, напялив на себя растянутую толстовку и джинсы, и вошла в зеленое пламя камина. Очутившись на Косой аллее, девушка побрела по улице, заворачивая в хорошо знакомый переулок и спустя несколько минут, и подошла к полюбившемуся ей местечку, укромно скрытому от посторонних глаз. Ничего не изменилось. Казалось, эти стены застыли во времени. Только отсутствовала душистая ель - помнится, она стояла во-он там, когда Гермиона (тогда еще Уизли) пряталась здесь от реальности в последний раз. — Ох, здравствуйте! Сначала не узнала, Вас давно не было видно! Вам чай, как обычно? - рыжая девушка лучезарно улыбнулась ей, по-видимому, действительно радуясь внезапному возвращению старой гостьи в родные пенаты. Гермиона вымученно улыбнулась, и прошелестела «да». Она быстро уселась за свой столик, благо, тот оказался пустующим, и, когда все та же молоденькая волшебница принесла ей заказ, быстро спросила: — У вас есть сова? Мне нужно отправить два письма. Сотрудница вежливо улыбнулась и произнесла заученное «это будет стоить два галлеона», на что Гермиона смиренно проговорила: — Да, конечно. Она вынула золотые монеты из кармана - так делал исключительно Гарри, вечно нося крупные суммы в карманах брюк, о Мерлин - осознавая, что это просто ужасно нелепое расточительство. Но разбираться или сбивать цену ей не хотелось от слова «совсем». При воспоминании о друге и том, что она неосознанно скопировала его привычку, вновь стало больно. И потому, послушно выложив за всего лишь два листа пергамента и чернила аж целых два галлеона, Гермиона скорее принялась писать. Сначала - Гарри, потом - Драко. Она исписала две стороны одного жалкого листа пергамента («Надо было взять с собой бумагу!»), свернув его и передав девушке с указанием адресата. И молясь, чтобы это письмо миновало руки ревнивой Джинни, попав прямиком к Гарри, и приступила к следующему. Белизна лежащего перед ней пергамента слепила глаза. На ум не шло ни-че-го. Абсолютная пустота. Ей хотелось так много высказать этому обаятельному мерзавцу за все дни его отсутствия, что сейчас всё настолько перемешалось в голове, что на гриффиндорку напал банальный ступор. Она поднесла перо к бумажной поверхности и неуверенно вычертила:

«Драко! Как ты?»

Глядя на свой убористый почерк, Гермиона недовольно поморщилась, осознавая, что написанное выглядит как-то глупо. И унизительно-жалко. Но, поборов свой страх показаться какой-то не такой, она принялась выводить одну букву за другой.

«Понимаю, это странно, что я тебе пишу, но меня не покидает какое-то нехорошее предчувствие. Поэтому хочу поинтересоваться, все ли с тобой в порядке? Ответь, пожалуйста, как только сможешь.

Г.Г.»

Не став перечитывать лишенную какого-либо здравомыслящего контекста записку, она аккуратно свернула бумагу и вновь передала её сотруднице кафе. Пока Грейнджер пила свой чай, глазея на сменяющих друг друга посетителей и накручивая себя иллюзорными ответами на её бумажные излияния, к ней устремилась рыженькая волшебница, на ходу растягивая рот в услужливой улыбке. — Один из джентльменов уже ответил, - задорно подмигнула она, и ретировалась. Гермиона хотела даже хлопнуть себя по лбу, ощутив опаливший ее щеки жар от стыда, ведь последнее, чего бы она хотела, чтобы её поведение трактовали, как корыстный выбор между двумя мужчинами (причем, с весьма громкими фамилиями), как вдруг все ее мысли хаотично разбежались при виде знакомых витиеватых букв на обратной стороне того же пергамента, что она отправила полчаса назад. Гермиона в шоке уставилась на письмо, не в силах даже разогнуть вцепившиеся пальцы в бумагу, которая гласила:

«Астория пришла в себя. Пока не могу писать. Тебе тоже не стоит. До встречи. Свяжусь позже.

Д.М.»

Ни капли тепла. Ни грамма нежности. От строк сквозило раздражением. Ощущая себя униженной, навязчивой любовницей, игрушкой для утех Драко Малфоя, которую легко можно задвинуть подальше на полку, когда появляются дела поважнее, гриффиндорка скомкала письмо, пряча его в карман толстовки. Это добило её окончательно. Чувствуя, что вот-вот развалится на части, Гермиона прилегла на прохладную поверхность стола, пряча свое лицо в сгибе локтя.