ххх
Напротив кабинета директора стоит ряд из трёх стульев и старый разросшийся фикус в углу, листья которого помяты, потому что вечно лезут в проход. Они занимают по месту через сидение, с противоположных концов. Хэ Тянь — вытянув свои длинные копыта вперёд и забросив одно на другое. Гуань Шань — широко расставив колени и прислонившись головой к прохладной стене. Один слегка растрёпанный, ровно дышащий, на вид невозмутимый. Другой — как потасканный по всем городским канавам драный кошак. Рукава спортивки растянутые и посеревшие от пыли. Вата в левой ноздре пропитана влагой, фонящей железом. Переносица мерзко пульсирует в середине лица подобно качающему кровь насосу. Болит. Будет болеть дня три, минимум. Эта мысль молниеносно окатывает Гуань Шаня новой волной ненависти. Мало того, что зацепился с этой паскудой, так ещё и умудрился по щам от него отхватить. Позорище. Как же это бесит. — Петух. Вот теперь… полегчало немного. По левое ухо доносится вялый фырк; словно бы Хэ Тяню слишком впадлу разговаривать с ним, снисходить до столь ничтожного смертного. Но, всё-таки, не сдерживается, отвечает. Тут уже дело принципа. — Чмо рыжее. — Уёбок конченый. — Припизднутое быдло. Гуань Шань дёргает верхней губой, отворачиваясь к коридору. Давит ледяной гладью банки чая из автомата на нос. Хэ Тянь в то же время потирает отёкшую скулу, сверля глазами стену перед собой. Замолкают оба. Правильно, чё. Любезностями обменялись — можно и помолчать. Мыслей нет. Желания собачиться дальше — тоже. Только какая-то мутная досада внутри, оттого, что дрались, по сути, из-за какой-то херни, а проблем теперь будет хоть половником жри. Но зато Гуань Шаню дышится проще. Пусть и ртом, но проще. Сразу отпустило вдруг, внутренние бесы разом угомонились и спят. У него всегда так бывает после хорошего махача. Спустя минут пять их обоюдно-гробового молчания на фоне галдящей перемены с нижнего пролёта лестницы раздаются грузные шаги, которые каждый ученик в этой школе безошибочно узнает из тысячи. Когда директор поднимается на второй этаж, то в проходе сначала показывается выпирающее пузо, обтянутое светло-серой рубашкой, а потом всё остальное. Увидев его, Гуань Шань и Хэ Тянь вскакивают со стульев и теснятся в сторону, открывая проход. Мужчина категорично оценивает их по очереди из-под линз квадратных очков, после чего отпирает кабинет, распахивая дверь внутрь широким взмахом руки. — Ну проходите, молодые люди. Тон его голоса, по понятным причинам, ничего хорошего не предвещает. Об этом Гуань Шань подумал бы, если бы его голос хоть когда-то предвещал хоть что-нибудь хорошее. К директору Кану он наведывался практически как к себе домой, и ни один такой визит не заканчивался для него приятными новостями. Впрочем, как и для самого директора Кана. Он заходит первым, по пути ощутимо задевая Хэ Тяня плечом, и становится рядом с рабочим столом. Хэ Тянь неспеша проходит за ним, останавливаясь в метре от него. Кабинет у Кана небольшой, но вполне приличный. С большим книжным шкафом, с мягкими сидушками на стульях. Воздух пахнет новой бумагой и лаком для дерева. Обманчивый комфорт. Закрыв за ними дверь, директор стягивает очки и со скрипом падает в кожаное кресло. — Итак, — вздыхает он, облокачиваясь локтями на стол и сцепляя толстые пальцы в замок, — завуч Мао оповестила меня о том, что вы подрались на школьном дворе. На высказанное им заявление никто не отзывается и не изъявляет желания поднять глаза. Директор Кан укоризненно качает головой, рассматривая их сложные лица. — Так, ну с тобой, поганец, мне всё ясно, — небрежно отмахивается, обращаясь понятно к кому. Гуань Шань шумно выдыхает носом и уводит взгляд в окно — на птичек. — Но ты, Хэ Тянь?! Ты-то как умудрился с этим хулиганьём связаться? Ты же один из наших лучших учеников! Ты должен быть выше подобного безобразия!.. Гуань Шань упирается языком в десны, проглатывая разъедающее его раздражение. Ну естественно. Он же у нас «Главная гордость класса». «Выдающийся отличник». «Пример для подражания». Аж блевать тянет от этих вечных облизываний. Так и сказали бы сразу, что его обеспеченная семейка школу баблом периодически спонсирует. Сам Гуань Шань со школьными звёздами дел не водил и водить не планировал. Однако молва об этом типе с успехом обошла всю параллель и даже другие ступени — соответственно, хотел он того или нет (нет), но тоже оказался в курсе. И Гуань Шаню очень не нравились те потоки избыточной информации о незнакомом человеке, которые постоянно лились в его несчастные уши. «Хэ Тянь снова победил в общем забеге между школами». «Хэ Тянь закатил на каникулах такую отпадную тусовку». Хэ Тянь это, Хэ Тянь то. Удавиться можно. Спасибо, хоть лично сталкиваться с ним не приходилось — что было неудивительно, учитывая, в насколько разных кругах они двое вращались. Как небо, чистое и безоблачное, и земля, в которой копошились дождевые червяки и растекалась грязь. Не приходилось до сегодняшнего инцидента. Хэ Тянь смиренно склоняет голову, сжав запястье рукой. Вы посмотрите на это воплощение кротости и послушания. У Кана этот выпендрёжник ведёт себя как лапочка, а на площадке кулаками только так махал. Гуань Шань даже растерялся слегка, не догоняя, как такой мажор, никогда за свою жизнь нормально не дравшийся, смог запросто его завалить. По пацанской гордости это конкретно так ударило. — Простите, директор Кан. Произошло недоразумение. Обещаю, подобное больше не повторится, — от зубов чеканит Хэ Тянь. Двуличный говнюк, — про себя выругивается Гуань Шань, мечтая поскорее свалить отсюда. Компания, мягко говоря, не самая приятная. И трёп беспонтовый. Наказали бы уже и отпустили по своим делам. Ему ещё на подработку ехать. — По-хорошему, мне следовало бы отстранить вас обоих от уроков. В особенности тебя, Мо Гуань Шань, — он бросает на директора тяжёлый взгляд исподлобья. Конечно, в особенности его. — Однако, на ваше счастье, у завуча нашлась идея получше. Завуч Мао, в общем-то, была неплохая тётка. Может, и любила иногда поистерить, но старалась обойтись малой кровью, разобраться в конфликтах с минимальным ущербом для всех, в отличие от своего достопочтенного руководства. Кана заботила лишь репутация его драгоценной школы, то, насколько до блеска отполированной она выглядела по сравнению с другими. Поэтому-то он Гуань Шаня на дух и не переносил. Таким отбросам места здесь не было. А вот зараза Хэ Тянь как раз вписывался идеально. Только директор не думал, не гадал, что лучшие ученики тоже, зачастую, оказываются теми ещё выродками. — Говорят, если собаку долго колотить палкой, то собака к палке привыкает. И это не та дисциплина, которой мы хотим учить наших подростков. Тем более, если она бесполезна. И поскольку на тебя, Мо Гуань Шань, запреты никакого эффекта не оказывают, то мы зайдём с другой стороны. Хэ Тянь, — Кан деловито покашливает и зачем-то принимается деловито перебирать бесконечные бумажки на столе, — в качестве наказания за драку будешь оставаться после уроков и помогать Мо Гуань Шаню с успеваемостью. Мы посчитали, что твои знания как раз пригодятся для того, чтобы подтянуть его низкие оценки. Мо Гуань Шань — в качестве наказания ты будешь прилежно отсиживать дополнительные занятия с Хэ Тянем. До тех пор, пока я не увижу результатов вашей совместной работы. Стоящий сбоку Хэ Тянь на несколько секунд замирает, будто к полу примороженный. Немо распахивает рот и в недоумении хмурит тёмные брови, словно как-то не так расслышал, словно показалось. Гуань Шань и сам резко просыпается, таращась на директора как на неопознанное инопланетное явление. — Чего?! Выпаливают почти одновременно. Кан изображает глупое выражение на лице. — Я непонятно выразился? — Но… — Хэ Тянь запинается, подаваясь вперёд, — директор, думаю, это не лучшее… — А я думаю, что ты не хотел бы, чтобы мне пришлось звонить твоему старшему брату и рассказывать ему о случившемся, не так ли? — сердито отрезает Кан, оставляя Хэ Тяня хлопать глазами в полной растерянности. Затем он смотрит на Гуань Шаня, уже не так терпеливо и ни разу не уважительно. — А ты, обалдуй, наверняка не захочешь, чтобы я снова вызывал твою мать на личную беседу. В последний раз она, бедная, прямо передо мной расплакалась. Всё из-за тебя и твоих выходок! Гуань Шань чувствует, как от услышанных слов в глотку падает булыжник. Ублюдок. Да что он понимает. Наплёл ей, как всегда, какой-то херни, до слёз довёл. А теперь сидит тут и обвинениями разбрасывается. Просил же его, как человека, домой не сообщать, не тревожить её по всяким пустякам. Разобрались бы по-тихому, сами. И что, послушал его кто-нибудь? Последнее, чего Гуань Шань хотел — чтобы мама плакала. Но это… это какой-то бред. — Отказываюсь, — цедит он, впившись короткими ногтями в ладони, — придумайте что-то другое. Я с этим вот, — брезгливо косит в сторону Хэ Тяня; тот отвечает ему не менее едкой ухмылочкой, — заниматься не буду. Директор Кан массирует висок по кругу указательным и средним. — А тебя никто и не спрашивает. Это мой ультиматум. Либо вы оба сейчас соглашаетесь на озвученные условия, либо будем с вами иначе говорить. Они переглядываются, мысленно посылая друг друга в самые далёкие ебеня. Но на деле — что ещё оставалось? Гуань Шань и так стоял на краю пропасти, давно и покачиваясь на пятках. Час из суток, проведённый в обществе самовлюблённого мудачья — не самое худшее, что ему приходилось выносить за время своего бренного существования. Но и соглашаться так просто Гуань Шань не станет. Ни за что не выскажет вслух своё однозначное «да». Как и не высказывает Хэ Тянь. У них дело принципа. Пусть даже их принципы теперь никакого смысла не имели. — Что ж, если возражений больше нет… — кивнув, скорее, самому себе, директор откидывается на спинку кресла и вскидывает ладони, — всё. Свободны. Дополнительные занятия начнёте с завтрашнего дня. По заданиям и кабинету уточните у своих учителей и завуча Мао.ххх
Как только звенит звонок, он срывается с места, забрасывая пять минут назад собранный и застёгнутый рюкзак на плечо. Учитель истории успевает лишь открыть рот и разочарованно вздохнуть ему вслед. Мчась до лестницы в конце коридора, Гуань Шань бегло сверяет время на телефоне: половина четвёртого. Нужно усраться, но успеть до четырёх, иначе грымза снова вычтет из зарплаты за опоздание. А учитывая, что за смену он и без всякого вычета получает сущие копейки, опаздывать нельзя ни в коем случае. Помимо всего прочего, в последнее время Чи Ю со своей шайкой начал подозрительно часто ошиваться в их квартале, что могло значить одну вещь: очень скоро ему снова понадобятся бабки. Толкнув входную дверь, Гуань Шань вылетает из корпуса — но ровно за момент до того, как его нога опустится на ступень, его тащит назад. Оглянувшись с решительной готовностью вломить тому попутавшему берега смельчаку, который посмел его задержать, он закатывает глаза и стискивает зубы, когда видит опостылевшую смазливую рожу. — Собрался куда-то? — буднично интересуется Хэ Тянь, одной рукой прижимая ко рту сигарету, другой вцепившись в его рюкзак, — у нас с тобой сегодня запланированная каторга в сто девятом, не забыл? — Отвали. Мне сейчас не до твоей фигни, — рявкает на него Гуань Шань. Вырывает лямку рюкзака из длинных пальцев, дёрнув плечом., и накидывает капюшон толстовки на голову, убираясь восвояси. Надо же, не забил-таки на наказание. А он было решил, что богатеньким типам никакой закон не писан. Какой послушный мальчик, ёпт. — Да постой ты… Гуань Шань прибавляет скорости и возле ворот едва не переходит на бег — на случай, если Хэ Тянь удумает за ним увязаться. Однако самопровозглашённый Повелитель Старшеклассниц, кажется, и сам не шибко горит желанием протирать штаны с тем, кому было откровенно до лампочки, какую чушь он там собрался впаривать. Вот и замечательно. Поездка на метро и дорога до магазина занимает около двадцати минут. Гуань Шань успевает съесть припасённый на обед сэндвич с беконом, прислонившись к поручне и бездумно глядя на то, как городские улицы проносятся перед глазами за окном летящего вагона. Ему нравились такие моменты — когда можно было ни о чём не думать. Просто стоять, втыкать куда-то вдаль и ждать, пока не объявят нужную станцию. Отключить свой беспокойный мозг хотя бы на эти недолгие минуты. Вывеска круглосуточного с неприхотливым названием «Белый Карп 24» маячит по правую сторону улицы ядовито-синим цветом. По вечерам она загорается мигающими лампочками, отражающими свет на ближайшие витрины. По выходным Гуань Шань иногда брал ночные смены; ночи в магазине, как правило, намного тише и уютнее дней. Работается легче, буйные покупатели заявляются нечасто — да и, к тому же, с такими кадрами он научился добазариваться. Начальству всё равно было глубоко насрать на то, что у них работает школьник: дешёвая рабочая сила и плюсом можно ездить по ушам сколько угодно. Гуань Шаня эта тема пока не напрягала, и он не возникал. В его случае разбрасываться работой вообще было непозволительной роскошью. — Явился, наконец, — вместо приветствия кидает грымза, отрывая свою огромную грудь от кассы и выходя из-за прилавка, — давай пошустрее, первая через пару минут уходит! Гуань Шань роняет на ходу тусклое «здрасьте, понял». Рассчитывать на то, что эта женщина когда-нибудь запомнит имена собственных сотрудников, было бесполезно. У неё это всегда был либо «первый», либо «второй», либо «предыдущий». Ну а Гуань Шань, понятное дело, сразу стал «рыжим». Удобно, сказать нечего. — Где морду опять расквасил, сорванец? Всех посетителей мне так распугаешь! — да они скорее от её утробных верещаний в страхе разбегутся. Он проходит в подсобку, где переодевается в форменную футболку и брюки. Сменщица Го Ин, поправляющая распущенные из пучка волосы у зеркала напротив двери для персонала, поворачивается и кивает ему с учтивой улыбкой. Гуань Шань молча кивает ей в ответ. С другими работниками он пересекался лишь на пересменке, поэтому отношения с ними складывались поверхностные — и не сказать, чтобы его это особо парило. Нацепив бейджик на кармашек, он выходит в зал и встаёт за кассу. Грымза уже развела активную деятельность, приводя полки в порядок и чуть ли не с лупой бродя между рядов — мало ли, пятнышко какое на полу найдёт. Случались дни, когда вместо неё работать выходил её двадцатилетний сын. С ним Гуань Шань ладил куда охотнее: этот чувак никогда не дёргал по пустякам и делился сигаретами, когда звал на перекур. Специально для себя Гуань Шань сигареты не покупал — продавать без документов не хотели, да и денег лишних на то, чтобы гробить свои лёгкие, у него не было. Но тут действовало незыблемое правило: дают — значит бери. От халявы только дурак откажется. Сегодня была среда, а среда традиционно являлась днём, когда все покупатели приходили на нервяках и поголовно куда-то спешили. Поэтому Гуань Шань ещё на подходе к магазину морально приготовился к тому, что придётся утихомиривать возникающую очередь и считать чеки быстрее обычного. На его везение, начальница сама успела порядком замотаться, так что к нему придираться не стала. Несмотря на все недостатки, работа в «Карпе» была не такой уж плохой. Этим летом, к примеру, он подрабатывал официантом — вот где была реальная жопа. Носишься часами от стола к столу без перерывов, как загнанная лошадь. Выдыхаешься, как ездовая псина. Платили ненамного больше, поэтому оно того не стоило. Уж лучше терпеть возмущённые вопли грымзы, чем головную боль и ежедневное лизоблюдство (серьёзно, Гуань Шань просто физически не мог так часто улыбаться). В магазине рабочее время текло хоть и медленнее, тоскливее, зато куда спокойнее. В первой половине он стоит на кассе, методично пробивая помидоры, замороженную пиццу и цветастые бутылки с газировкой под монотонный писк сканера. Позже меняется с хозяйкой и обновляет ряды, меняя продукты на новые со склада и переставляя те, что, каким-то невероятным образом, вновь оказались на другом конце полки. Солнце постепенно садится, напоследок заливая зал ярко-оранжевым светом и закатываясь куда-то под стеклянные верхушки зданий. Из колонки над входом негромко играют попсовые хиты, заказанные анонимными слушателями по городскому радио. А в восемь вечера, под самый конец смены, валяющийся в кармане брюк мобильник настойчиво вибрирует, оповещая его о новом сообщении. [Змей]: Подваливай через полчаса на стоянку. Без опозданий. Бритому тоже свистни. Гуань Шань поджимает губы, уставившись на экран так пристально, будто оно могло бы испариться под его взглядом. В мыслях просит у вселенной, чтобы произошло какое-нибудь чудо, из-за которого у Шэ Ли вдруг отшибёт память и он позабудет о его существовании хотя бы до завтрашнего утра, и ему не придётся никуда идти. День был чудовищно долгим. День вымотал его так же, как и день до, как и день за день до. Гуань Шань с такой надеждой представлял, как закончит работу, вернётся домой, примет быстрый душ и завалится спать пораньше. Но время идёт, а чуда не происходит. Поэтому спустя двадцать минут он всё же принимает суровую реальность, закрывает смену, спрятав тонкий конверт с купюрами во внутренний карман на молнии, и, притормозив на выходе из магазина, торопливо набирает Цунь Тоу.