i know i bend and i break all my promises

То, что сначала отталкивало его от Джордана, начало с непоколебимой силой притягивать. Он уверял себя, что ему казалось, что он просто привык к нахождению рядом с кем-то и что это просто несуразица. Как он, Оливер, который плевался от псевдо-психологически-личных разговоров, вообще мог полюбить делиться своими мыслями? — Джорд, ты уверен? Легче слона научить танцевать, — с недоверием озирается на парня, пробегающегося по клавишам фано. Казалось бы, ничего сложного не было, но сомнения все же одолевали. Они занимаются уже месяц, а прогресса до сих пор нет. Эта затея начала казаться Оливеру дурацкой. Зря он вообще подумал, что из этого может выйти что-то дельное. — Уверен, — длинные пальцы останавливаются на первой октаве, а взгляд — на часах. Мэтт обещал заглянуть вечером. Оборачивается на Оливера и одним взглядом предлагает начать занятие, — к тому же я действую исключительно в интересах группы. Немного слукавил, потому что интересы группы совпадали с его собственными. Вокал мог бы раскрепостить зажатого Оливера, придать ему больше уверенности, и позволил бы сбросить невидимый груз, который он нес на своих плечах. К тому же изначально эта идея принадлежала совсем не ему. Сайкс первым завел разговор на эту тему, чем поразил Джордана, его дело было за малым — только согласиться. — Только обещай не убегать после того, как я открою рот. — Ты себя недооцениваешь. — Что? Уже готов от меня сбежать? — Если бы и хотел, то просто так бы уже и сделал после первого раза, — опять закатывает глаза — привычка, приобретенная за последний месяц. Сколько раз Фиш заводил глаза под лоб, когда Сайкс плевался сарказмом в ответ на простые человеческие вопросы, которые ему либо никогда не задавали, либо которые он отвык слышать в отношении себя, сосчитать трудно. Он уже изучил все защитные механизмы Оливера, без труда мог их парировать, не обращая внимания, — Не думаю, что все так плохо. Любого можно научить петь, и ты не исключение. Нужно просто корпеть над этим. Быстрого результата не будет. — Лучше уж недооценить себя и обрадоваться, если все же получится, чем переооценить и расстроиться в случае своего провала. Вот она. Философия Оливера Скотта Сайкса во всей красе. А сам философ стоит, сокрушившись над неподдающейся ему распевкой. — С таким настроем мы явно далеко не уедем. Что с тобой сегодня такое? В ответ лишь шуршит краем зажатой между пальцами хлопковой футболки, любезно одолженной ему Фишем, впрочем, как и весь остальной гардероб. Оливеру хотелось перевести вопрос обратно, кинув что-то вроде: «Нет, ответь ты мне, что с тобой такое? Почему ты такой раздражающий всей этой правильностью и уверенностью в своих действиях, а? Почему ты, блять, всегда знаешь, что делать? Почему я ни черта не знаю об этой гребанной жизни? Почему я не могу быть уверенным в том, что будет завтра? А главное, почему мне хочется тебе верить? Почему мне хочется идти за тобой? Почему?». Но Джордан не понял бы. С ним было все в полном порядке. Дело совсем не в нем. Дело в Сайксе, скулящим внутри от разрывающей потребности быть как можно ближе и как чаще рядом и быть одновременно нигде и никем. Дело в Сайксе, заблудившимся в лабиринте собственных мыслей и желаний. Быть равнодушным. Быть холодным. Быть в безопасности. Быть далеко и быть близко. Быть понятым. Быть окрыленным. Быть естественно, а не синтетически живым. Быть пламенным. Быть нужным. — Мне страшно. — Страшно начать? Страшно учиться? Страшно что? Фиш хмурится, меж бровями появляется морщинка. Явно не въезжает. Смотрит на парня тем своим допытывающим льдом голубых глаз так, что хоть белый флаг поднимай. Неудивительно, что эту битву Оливер проигрывает. — Мне страшно, потому что, кажется, я к тебе привязался. Встревоженно встречается взглядом с Джорданом, а внутри ноющее чувство, не дававшее покоя, начинает тлеть, поднимаясь выше по горлу искорками, разогревающими голосовые связки. Будь, что будет. Вечное бегство от себя по кругу закончится здесь и сейчас. Он сказал прямо и правдиво то, что крутилось в голове пару недель уж точно, как только он начал замечать его запах не только вокруг, но и на себе. Он стал частью гребанной квартиры Джордана Фиша, впитав в себя аромат закатного бриза и едва уловимые ноты пряного лесного шалфея. Он пытался стереть его мочалкой, пытался выветрить, пытался перекрыть сигаретами, но он словно влез под кожу, прочно основавшись на новом хозяине. Джордан наблюдал за расчесанными руками Оли, неумело старавшимися перебрать сыгранную им гармонию, ошибочно принимая за остаточное от употребления. Долго ворочаясь в попытках уснуть, Сайкс потирает глаза и все же поднимается с дивана. Нет, так он точно съест себя изнутри. Из-под закрытой двери виднеется тонкая полоска света, ведущая в комнату Джордана. — Спишь? — вопрос скорее риторический. — Ты чего вскочил? — навстречу спрашивает, выглядывая из-за ноутбука. Ему потребовалось еще пару секунд, чтобы сфокусировать взгляд, выудив из этой темноты силуэт Оли, стоящий в проходе. «Прошло пару часов, а он поменял только позу», — подмечает Сайкс, а сам проходит и присаживается на краешек кровати. Он не знает, зачем, собственно говоря, решил побеспокоить Джордана. Наверное, все же нужно поделиться. — Да не спится что-то, — честно признается, одергивая норовящую закататься штанину. — Мысли лезут? — Типо того. Пойдем чай попьем? — неловко проявляет инициативу, переводя взгляд с так интересовавшей его штанины на Джордана. Невооруженным глазом было видно, что его что-то гложет. Фиш не был ярым любителем чая, но какие-то запасы на кухне имел. Да и пропустить одну-вторую кружку за день, до конца так и не допивая, стало традицией на двоих. Но не сегодня. — К черту чай, там есть пиво в холодильнике. Он закрывает ноутбук и снимает наушники, откатываясь на стуле от рабочего стола. Сколько бы он не бился над сведением, оно ни в какую не идет. В глаза будто песка насыпали, а спина давно уже попрощалась с ним. Оливер вывел парня из анабиоза: если бы не он, то Джорд точно бы еще просидел пару-тройку битых часов, так ничего все равно и не закончив. «Спасибо», — мысленно благодарит Сайкс за его проницательность. Переместившись на кухню, Джордан молча ставит напротив Оли жестяную банку. Он не будет начинать разговор первым. Он не будет докапывать Сайкса и не будет пытаться залезть туда, куда ему лезть не стоит, ведь чужая душа — потемки. От Оливера нельзя было чего-либо требовать против его воли — получится в стократ хуже только себе. Его можно понять лишь не словесно. В руках появляется зажигалка, и Фиш закуривает прямо в комнате, бросая на стол пачку. Отходит к окну и затягивается, доставая до самых легких, с облегчением выдыхает. Да, это действительно то, что было ему необходимо. Смотрит куда-то в никуда, оставляя мрачного Сайкса за спиной. Говорить не в глаза всегда проще. — Сегодня ей было бы шестнадцать. Оборачивается и смотрит выжидающе, но не давит, скорее с любопытством. Очерчивает взглядом чуть подрагивающий острый подбородок и потрескавшиеся губы. — Кому? — Моей сестре. Ровно десять лет прошло с ее смерти. Он смачивает горло холодным пивом. — Оли, я сожалею твоей потере. Я не знал, что у тебя была сестра. — Это моя вина. Если бы не я, то она была бы сейчас жива. Я должен был оказаться на ее месте. Парень стучит короткими ногтями по железной банке в руках, рассказывая словно давно забытый кошмар, который однажды случился с ним и запомнился на всю жизнь. — Мы не знаем, что бы тогда было. — Было бы все по-другому. Она бы была жива. Не было бы сгоревшей от горя матери, не было бы меня, скатившегося в никуда. Не было бы всего того дерьма, которое произошло. Всем было бы лучше, если бы я просто, блять, не облажался и уследил за ней. Она бы не попала под машину. Она бы была сейчас жива. Стеклянный взгляд направлен куда-то сквозь Джордана, сквозь кухню, вообще сквозь всего. Оливер пятится назад в свой панцирь. — Ты не можешь ничего вернуть, Оливер. Винить себя бессмысленно, ты сам был мальчишкой. Прошло десять лет, ты должен отпустить ее. Случилось то, что случилось. — Знаешь, я думал, что время лечит. Нихера оно не лечит, а только лишь разъедает дыру внутри еще больше, медленно убивая. Мне кажется, что с каждым годом становится все хуже. Я бесполезно проебываю свою жизнь, ища себе оправдания. А… Лили, — тише срывается имя с его губ, — она могла бы прожить насыщенную и интересную жизнь. Ей бы открылись все горизонты. Она…была талантливой. — Послушай, — окурок гаснет в пепельнице, а Джордан опускается на корточки напротив стула Оливера, — время нельзя повернуть вспять. Ты не можешь жить прошлым, игнорируя настоящее. Все, что ты можешь сделать для своей сестры — пронести память о ней в своем сердце. Фиш аккуратно накрывает своей ладонью татуированную руку. — Не думаю, что она обрадовалась бы, увидев тебя таким горестным. Ты занимаешь исключительно свое место, даже не смей думать о том, что это не так. Наконец, Сайкс поворачивает голову к парню, словно выныривая из-под оглушающей толщи воды. Ватное тело не хочет слушаться. Оно хочет окаменеть, никогда больше не двигаться, чтобы его хозяин не совершал больше никаких ошибок. Оливер слышит, как Джордан продолжает наговаривать как мантру, поглаживая большим пальцем чуть ниже ладони. Чувствует, как он разгоняет застоявшуюся в венах кровь, а Фиш чувствует под слоем его татуировок старые шрамы и единственное, чего желает, — чтобы они исчезли навсегда. — Живи ради нее. Помни ее и продолжай двигаться вперед. Тогда ее жертва будет не напрасной. Нельзя хоронить себя с умершими, понимаешь? Фиш слегка тянет на себя его руку, чтобы Оливер вышел из оцепенения. Сайкс коротко кивает в ответ, обращая ореховые глаза не сквозь, а на парня. Чуть сжимает Джордановскую ладонь и ощущает, что его держат наплаву, не дают упасть обратно. — Спасибо, — одними губами шепчет, выдавливая из себя подобие улыбки, — я постараюсь. Ради нее. Джордан поднимается, притягивая Оли к себе, обнимает, готовый отдать весь тот свет, что оставался внутри него самого, готовый обречь себя на вечную тьму. Сайкс закрывает глаза, касаясь острым подбородком чужого плеча, и робко обвивает руками спину Фиша, методично выдыхая. Лишь сейчас он понимает, как он изголодался по простому человеческому теплу. Ему уютно в руках Джордана. — И я привязался к тебе, Оливер, — как что-то само собой разумеющееся произносится Фишем. Так просто и так открыто. Ему нечего скрывать, он уже давно все озвучил. Он разобрался в себе. И, кажется, настал момент для Оливера разобраться в себе и своих чувствах. — Ты поменял меня, и я не понимал в какую сторону. Мне казалось, что я стал уязвимее, согласившись во время ломки поехать с тобой. Но сейчас я знаю, что стал сильнее, благодаря тебе. Ты вытащил меня с того света. Спасибо тебе за все. Я до конца жизни твой должник. Джордан, — взгляд парня, сквозящий гранитной твердостью, смягчился при виде Фиша, озадаченного пламенной речью, — я не хочу уходить. Я хочу остаться с тобой. Забитая рука перебирает вихри его темных волос, а потом спускается на щеку, поросшую щетиной, оглаживает точеную скулу. Фиш поднимает взгляд на Оливера, не смея перебить. Он еще никогда не видел его таким полным уверенности, поэтому затаил дыхание. Ресницы подрагивают, а в ушах шумит кровь. После того случая он больше не вторгался в личные границы Сайкса, а старался держаться дальше, быть просто фоном, заглушающим его одиночество. Вот, мол, смотри, Оли, я существую и всегда готов тебя поддержать вне зависимости от обстоятельств, но никогда не нарушу дозволенного, если ты сам того не захочешь. — Джордан, ты мне не безразличен. И я наконец-то это понял. Я не могу игнорировать твое нахождение в моей жизни. Ты близкий для меня человек. Он не может поверить, что только что услышал от Сайкса. Нет, он точно спит. Но рука, мягко оглаживающая его щеку, возвращает к тому, что все, что происходит здесь и сейчас, действительно реально. Он нужен Оливеру, как и Оливер ему. Убеждаться в этом не имеет смысла — Оли говорит от чистого сердца, и этого достаточно Джордану. Опять взгляд глаза в глаза. Но больше никаких пряток от себя или бегства по бесконечному кругу. — Оли, — Фиш кладет свою руку поверх, поднимаясь сам, и шумно сглатывает, — ты не поверишь, как я хотел это услышать. — Мне сложно выразить то, что я чувствую. Я боюсь, что опять натворю глупостей. Я натворил их уже сполна и боюсь втянуть в них тебя, зная, как трудно тебе пришлось. Я не хочу, чтобы прошлое повторялось. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Кажется, я и сейчас творю глупость. Джорд, ты не заслуживаешь та-… Но Фиш не дает ему закончить, перебивая. — Просто попробуй довериться мне, пожалуйста. И я пообещаю, что не позволю их тебе совершить. Ты удивительный человек, Оли. Такой многосложный и такой простой одновременно. Парень осторожно опускает руки на лицо Оливера, и вся переполнявшая Сайкса смелость испаряется в то же мгновение. Он вдруг вытягивается в струнку и цепляется подрагивающими пальцами за локоть Фиша, но испуганный взгляд не отводит. Тактильный контакт заставляет щеки налиться алым. Джордан же читает его как открытую книгу и хочет заверить в обратном. — Мы должны хотя бы попробовать. В голове проносится тысяча «если» и «но». Оливер посылает их все к черту. Ореховые глаза верят каждому слову Джордана. Его Джордана. — Я хочу довериться тебе. Сердце делает сальто. Горячие губы Джордана неспешно накрывают губы Оливера. Ресницы дрожат, а самого парня размазывает больше, чем от кетамина. Он цепляется за плечи Фиша как за спасательный круг и ощущает, что одна рука перемещается на его спину, поддерживая. И по грудной клетке расползается тепло. Поцелуй искрится нежностью, воскресающей в душе Оливера, и незапятнанностью только-только зарождавшейся любви меж ребер, готовых треснуть в любой момент по швам от переполнявших их эмоций. Джордан проводит невидимый след вдоль его скулы, еле-еле касаясь кончиками пальцев, словно боясь, что прямо в его руках рассыпится бесценное сокровище, не оставив и следа. Восхитительно мягкие губы Оли кажутся ему на вкус цветочным медом. Где-то на фоне что-то трезвонит. Волнами дрожи расходится чувство незнакомого, но в то же время, черт возьми, такого правильного. Все словно встало на свои места. И Сайкс это ощущает каждой трепещущей клеточкой тела, пока Джордан целует его так чувственно. — Спасибо, — Фиш шепчет в губы, прижимаясь лбом ко лбу Оливера, смущенно улыбавшегося своей самой очаровательной улыбкой. В коридоре раздается звонок. Черт, точно, Мэтт.