Если тебе нужно

— Ты не пробыл здесь и 15 чертовых минут, а уже пытаешься наложить на него свои лапы. Ты настоящий психопат, понимаешь это? — сказал Ньют Аве, стоящей рядом с Клайдом на противоположной стороне конференц-зала Хоумстеда.       Томас, Ньют, Рианна, Фрайпан, Минхо, Галли, Рейчел, Харриет и Арис напротив них — хотя по тому, как вела себя Ава, было ясно, что она не считает их численное превосходство проблемой. Или даже угрозой.       Снаружи, на Поляне, Бен и Клинт пытались загнать огромное количество Иммунов, которые появились позади Авы, многие из них выглядели ужасно потрепанными. Они ошеломлены, слишком худы, слабы — но чего можно ожидать от людей, которые так долго находились в коме? Честно говоря, это было чудо, что они вообще двигались. — Сделка была заключена, мистер Ньютон, — язвительно ответила Ава. — Я выполнила свою часть плана, и теперь пришло время Томасу сделать то же самое.       Минхо фыркнул, услышав это имя, но никто больше не успел произнести ни слова, прежде чем Ньют снова вцепился Аве в горло. Томас знал, что ему будет нелегко, но обязательно ли было так усложнять? — Я не соглашался на те условия, которые ты выдвинула, слизняк, и… — Ньют.       Ньют встретился взглядом с Томасом, и тот почувствовал ледяную ярость, таящуюся в глазах. — Я завел нас так далеко, чтобы нас всех не убили, — медленно произнес Томас. — Тебе не кажется, что я заслужил достаточно доверия, чтобы вести нас дальше?       Резкий выдох и то, как Ньют сжал кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев, дали ответ, который Ньют хотел дать, о том, что Томасу нельзя доверять в принятии решений, когда речь идет об его собственном здоровье. В его глазах была тревога, его неестественные движения выдавали мысли, которые проносились в голове, слишком умной для её же блага.       Но он кивнул.       А затем отступил.       Томас почувствовал, как узел в его груди ослаб, хотя это длилось недолго, когда он увидел самодовольную ухмылку на лице Авы. Ему потребовалось время, чтобы успокоиться, прежде чем он полез в карман брюк, достал шприц с лекарством и бросил его в грудь Авы. Она рефлекторно поймала его и озадаченно уставилась на него, прежде чем передать Клайду и придать своему лицу каменное выражение. Боковым зрением Томас увидел, как глаза Ньюта расширились, а плечи слегка поникли. — Мы так не договаривались, Томас, — начала Ава, но Томас перебил её. — На самом деле, да. Ты никогда не уточняла, насколько свежим оно тебе нужно, или даже нужно ли его разбавлять. — Ты попытаешься манипулировать нашей сделкой? — Ава сделала паузу и наклонила голову. — Я придерживался буквы сделки — это маленький трюк, которому ты меня научила. Я не нарушил данного тебе слова, — сказал Томас. — И всё же я предполагаю, что если я попытаюсь сделать что-то подобное, я не могу представить, что это сработает очень хорошо для нашего партнерства, — возразила она. — Это не партнерство, Ава. У меня есть то, что ты хочешь, и поскольку мы оба чертовски хорошо знаем, что если ты попытаешься взять меня силой, я либо сбегу, либо покончу с собой, прежде чем ты получишь то, что тебе нужно… что ж, — Томас пожал плечами в притворном извинении, — похоже, вы действуете в невыгодном положении, поскольку не можете меня подразнить.       Губы Авы сжались, а ноздри раздулись — на другом конце комнаты Рианна открыто ухмылялась так, как, по мнению Томаса, могла бы ухмыляться акула. Клайд, однако, воспользовался молчанием Авы, чтобы задать более прагматичные вопросы. — Этот был сделан в то же время, что и предыдущий образец? Используя тот же метод? — спросил он. — Я решил, что использование подобной выборки лучше всего подойдет для ваших тестов на данный момент — так вы сможете больше сосредоточиться на том, что она вам говорит, вместо того, чтобы пытаться вычислять переменные. — Совершенно верно, — Клайд одобрительно хмыкнул и убрал образец в карман. — Если я смогу довести этот образец до уровня предыдущего, мы действительно сможем многому научиться, хотя, должен признать, я хотел бы задать тебе несколько вопросов о том, почему ты синтезировал его именно так, когда твоя кровь уже была такой мощной. Если ты не возражаешь, конечно.       То, как глаза Клайда перебегали с Авы на Томаса, делало неясным, у кого именно он спрашивал разрешения; однако, судя по тому, как Ава стиснула зубы, Томас предположил, что это он. — Да, чувак, — вздохнул он. — Как только мы найдем, где вам всем переночевать, мы с вами сможем сесть и обсудить это. — Не нужно, Томас, — железный блеск засиял в голосе Авы, когда она, очевидно, вновь обрела голос. — У нас есть жилье под лабиринтом, которым мы будем пользоваться.       Все звуки и движения в комнате резко прекратились, поскольку все глэйдеры сосредоточили своё безраздельное и открыто враждебное внимание на Аве, а девочки не сильно отставали. — Ты ударилась или что-то в этом роде? — спросил Минхо. Он сделал два шага вперед и сжал ладони, не сводя с неё взгляда. — Ты, должно быть, здорово обалдела.       Томас рад, что Минхо заговорил — он слишком ошеломлен, чтобы сформулировать предложение, кроме прилива неверия и кислой желчи, которые пришли вместе с гневом. — Ну, а где ещё ты ожидал, что мы проведем тесты? — Ава улыбнулась Минхо. — Как ты хорошо знаешь, на Поляне, конечно, нет необходимого оборудования.       Ньют выглядит так, будто если бы открыл рот, чтобы произнести боевой клич, то издал бы его вместо этого, но Рианна избавила его от необходимости реагировать. — Последнее, что я проверила, люди не проводят экспериментов во сне, сука. Ты можешь поваляться в грязи вместе со всеми нами или наглотаться свинца, прежде чем доберешься до входа в лабиринт, — сказала она. Её тон ровный, уверенный и смертельно серьезный. Томас почти решил согласиться с ней, но всё же промолчал и отчаянно попытался обдумать, над чем работала Ава. — Как ты вообще планируешь туда спуститься? — спросил Галли, сидя верхом на своем стуле. — Если лифт для тебя слишком грязный, я не могу представить, что ужасный туннель слизи был бы намного лучше.       Слишком поздно Томас понял, что это то, чего она ждала. — Я использую дверь и лестницу за ней, если вы не возражаете, — сказала она с притворной невинностью. — Нет.       Томас переключил своё внимание на Минхо, который, очевидно, решил, что это стало последней каплей. — Прошу прощения? — спросила Ава. — Здесь нет двери, — проворчал Минхо. — Три года. Три года я бегал по этому дерьмовому лабиринту и отслеживал каждый шаг, каждую трещинку в камне. Здесь нет двери. Мы не пропустили ни одной двери.       Он выглядел так, словно всё его чувство собственного достоинства зависело от того, что Ава лгала им, но Томас знал её. Он видел победу в том, как она держалась, как её лицо смягчилось от сочувствия. — Разочаровывает, не так ли? — улыбнулась она. — Когда тебе доказали, что ты не так хорош, как думаешь? Я могу заверить тебя, что на самом деле есть дверь, которую ты пропустил. Но ты должен был это сделать, если это поможет. Я с радостью укажу тебе её, если хочешь.       Тело Минхо дернулось от сдержанности, необходимой, чтобы не повалить её на землю, хотя Томас ценил его самообладание. Однако в тот момент Томас решил, что, если Ава останется на Поляне, они все закончат убийством; или, что еще хуже, ей удастся расколоть их. Томас уже видел, как другие смотрели на Минхо — их веру так легко поколебала мысль о том, что такая простая вещь, как дверь, существовала все это время.       Раньше это было простительно, когда выходом было буквально прыгнуть в пропасть, на которую никто в здравом уме не решился бы. Но дверь?       Это было нечто совершенно другое. — Ава.       Все посмотрели на Томаса, но его глаза были прикованы к Аве в попытке точно передать, насколько он серьезен. — Да? — мягко сказала она. — Ты и твои ученые будете спать внизу, как и планировали, — сказал Томас. Он поднял руку, останавливая протесты, которые, как он знал, последуют. — Но я хочу, чтобы ты помнила. Эти двери закрываются? Появляется Гривер? Мы видим хотя бы одного жука стукача? Я возьму этот нож, — Томас вынул нож из наручных ножен и поднял его так, чтобы лезвие попало на свет. — И я разорву свою сонную артерию, истеку кровью и отправлю вас всех прямиком в ад.       В комнате раздалось несколько тихих вздохов, и Томасу пришлось заставить себя не смотреть на Ньюта, а вместо этого выдержать взгляд Авы. Она старательно не показывала никакой реакции, но её выдавало полное отсутствие таковой. Когда прошло слишком много времени без ответа, Томас крепче сжал лезвие и прищурился, глядя на неё. — У нас есть взаимопонимание? — тихо спросил он, хотя в тишине комнаты почувствовал, как его собственный шепот эхом отдается у него под кожей. — Да, — Ава коротко кивнула, а когда заговорила, её голос был ровным.       Я думаю, Ньют действительно может убить тебя, сказала Рейчел в его голове.       Я чувствую его ярость отсюда, согласился Арис.       Томас по-прежнему избегал взгляда Ньюта.       Заткнитесь, вы оба.       Дверь замурована в камне под участком стены, на который сам Томас раньше остановился, чтобы посмотреть, в разделе, на котором с гордостью говорилось: Программа Оперативного Реагирования: Общемировая Катастрофа       Потому что, конечно, на двери должна быть чёткая надпись.       Они все решили проводить Аву и взрослых, которых она привела с собой, до двери, и по пути Томас, насколько это было в его силах, отвечал на их вопросы о том, как он изготовил пузырек с лекарством, который они несли с собой. Когда они подошли к двери и Ава нажала последнюю букву «А» в «Катастрофа», дверь ушла в камень и открылась, Томас посмотрел на Минхо, который выглядел так, как будто его вот-вот стошнит.       Только когда дверь за ними снова закрылась, Минхо вскрикнул и ударил кулаком по камню, который снова встал на место.       Никто не сказал ни слова, и Минхо зашагал к Поляне впереди группы.       Каким-то образом, не прошло и часа, как Томас обнаружил, что стоит на страже вместе с Ньютом возле норы Гриверов.       Конечно, он понимал, как это произошло, было единогласно решено, что, несмотря на угрозу Томаса, никто не доверял Аве, Бену и Галли потребовалось меньше пяти минут, чтобы придумать систему предупреждения, которая включала в себя одновременное дежурство нескольких команд Глэйдеров, но рассредоточенных по тропинке от ямы до самой поляны. У каждого из них были костры и копья, и цель состояла в том, чтобы, если Гривер покажется, была сложная система быстрых метаний горящих факелов, чтобы передать сигнал.       Пока, конечно, Арис не указал, что они могли бы просто поставить одного из телепатов на стражу, и если что-то случится, они могли бы предупредить остальных. Томас поклялся придумать в будущем что-нибудь, что позволило бы Бену и Галли играть с пылающими копьями, чтобы компенсировать то, что из всего их изобретения было высосано веселье.       Ньют просто решил, что это прекрасная возможность поговорить с Томасом наедине, то есть накричать на него так, чтобы никто не мог услышать, и внезапно он и Ньют оказались на первом дежурстве, несмотря на то, что они были единственными людьми, которые имели хоть какое-то представление о том, что может ждать их в будущем и как этому противостоять.       Томас не уверен, что он чувствует по поводу того факта, что никто, казалось, не слишком беспокоился о потере Томаса и Ньюта в одночасье.       Даже тогда Томаса выбило из колеи не возвращение в лабиринт. Он потратил добрых пятнадцать минут на поиски тел их погибших друзей или смятых куч техники, которые отмечали павших Гриверов, но ничего не нашел. Всё, что осталось от их битвы за побег — это несколько трещин и царапин на камне, не было даже пятен крови.       Томас не в первый раз в Лабиринте ночью, но это первый раз, когда Ньют так долго находился в его присутствии, не говорив с ним.       Томас больше не мог этого выносить. — Ты можешь что-нибудь сказать?       Ньют взглянул на Томаса, прежде чем тот отвел взгляд и снова уставился в бездну. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — он пожал плечами. — Ты расстроен. — Да. — Почему? — Тебе нужен чёртов список? — Если это поможет, тогда… — Томас пожал плечами. — Ты просто не понимаешь, не так ли? — Ньют немного пожевал губу, прежде чем покачать головой. — Что делают со мной все эти твои выходки, угрозы, твоё вопиющее пренебрежение к собственному здоровью, эта прискорбная тенденция начинать думать о «высшем благе»? Что я при этом чувствую? — Ты сказал, что это заставляет тебя чувствовать, но… — Я думаю, что в этом может быть проблема.       Томас в замешательстве покачал головой. Ньют оказал ему любезность, уточнив. — Слова на самом деле не помогают действовать, не так ли? Для тебя это все твердые действия и опыт, так было всегда. Слова — это всего лишь слова, пока что-то не сделает их реальными, — сказал Ньют.       Томасу потребовалось время, чтобы подумать об этом, но в каком-то смысле Ньют был прав. Ничто не было реальным, если он не мог сделать это осязаемым, почувствовать это самому. Но это не слишком помогло Ньюту, учитывая обстоятельства. — Ньют, я точно знаю, через что ты пройдешь, если я умру, хорошо? Я это уже пережил. Единственное отличие заключается в том, как и в том факте, что у нас над головами нависло гигантское «что, если», — сказал Томас. — Я не говорю о невозможности твоей смерти, любимый, — пробормотал Ньют. — Я говорю о словах, которые ты произносишь, о том, как ты их произносишь, и о том, что это заставляет меня чувствовать. Ты просто не понимаешь, что то, как ты командуешь… неприемлемо. Я говорю, что это никак не поможет вам понять.       Прежде чем Томас успел разразиться гневом, Ньют повернулся к нему с выражением, которого он никогда раньше не видел. — Но я думаю, что могу показать тебе.       Это было единственное предупреждение Томаса, прежде чем губы Ньюта оказались на его губах, и его вдавило в каменную стену позади него.       В считанные секунды под неистовым нажатием кончиков пальцев Ньюта на его бедра и сводящим с ума скольжением языка Ньюта по его собственному языку Томас полностью забыл, о чём они говорили. Они тяжело дышали, когда плоть соприкасалась, Томас потерял всякий разум, кроме Ньюта, и позволил себе уступить потребности, которая росла внутри него.       Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать, что пальцы Ньюта покинули его бёдра — и что руки Томаса теперь связаны над головой, зафиксированные на месте толстыми лозами, которые обвивали его. Томас хотел задавать вопросы, бороться с этим, но Ньют был неумолим в своем преследовании. Он бросился вперед и продолжил атаку на рот Томаса своими губами, использовал руки, чтобы схватить Томаса за задницу и тереться друг о друга в безумном темпе, за которым Томасу было трудно угнаться.       Поцелуй длился до тех пор, пока Томас не забыл усомниться в неподвижности своих рук, а когда он снова ослабил бдительность, то обнаружил, что губы Ньюта оторвались от его губ. Он был согнут пополам, возился на земле, и Томас почувствовал, что его ноги связаны лианами таким же образом, как и руки. — Ньют…       Но снова Ньют поцеловал Томаса, и Томас забыл о своем беспокойстве.       Пока Ньют не отошел и Томас не потерял его из виду в темноте — Ньют погасил их факел, или спрятал его, или что-то еще — и Томас остался задыхающимся и связанным в темноте. — Ньют? — позвал Томас.       Он извивался в своих оковах и задавался вопросом, как вообще оказался в таком положении, но прекратил борьбу, услышав голос Ньюта слева: — Похоже, ты оказался в положении, когда мог пожаловаться, мог остановить это в любой момент, но ты не знал, что тебе это нужно.       Потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем говорил Ньют, но как только он понял, его сердце чуть не выскочило из груди. Ньют собирался заставить Томаса чувствовать то, что чувствовал он, проходить через то, через что проходил он, всякий раз, когда Томас снова менял правила.       И это эффективно.       Ему даже в голову не приходило расспрашивать Ньюта до тех пор, пока его ноги не были уже связаны — или это было неправильно, не так ли? Он хотел схватить его за руки, но Ньют просто рванулся вперед и не дал Томасу ни единого шанса. Но Томас пошел на это, потому что это был Ньют.       Он доверял Ньюту без тени сомнения.       Впервые за ту ночь истинное беспокойство просочилось в вены Томаса.       Руки ухватились за край рубашки Томаса, задрали её и завязали так, чтобы она больше не свалилась. Ночной холод и камень позади него, не теряя времени, покрыли его кожу мурашками, Томас зашипел от контраста. — Осознание приходит к тебе сначала медленно, потом внезапно, как ныряние в холодную воду, — рассказывал Ньют.       Томас собирался ответить, извиниться, но, очевидно, Ньют ещё не закончил, потому что его губы снова встретились с губами Томаса. В тот раз Томас был осторожен, и поцелуй был медленным, неуверенным, вопрошающим, но даже это заставило жар заплясать по его коже и затуманить разум.       Даже осторожный, даже ожидающий подвоха поцелуй с Ньютом был настолько ошеломляющим переживанием, что затмил все остальное. Он не мог этого сделать, не отдав всего себя любым доступным способом. Но затем его брюки были расстегнуты, и Ньют оторвался от рта Томаса, чтобы упасть на колени с мягким стуком, который был заглушен криком, вырвавшимся из горла Томаса, когда рот Ньюта сомкнулся на его эрекции.       Томас задыхался и стонал, и всё его тело сотрясалось от каждого движения языка Ньюта по всей длине, от каждого завихрения на кончике, от каждой вибрации звуков, которые издавал Ньют, приближая Томаса к забвению.       Томас устал освобождаться от пут — каждая клеточка его существа кричала о том, чтобы он прикоснулся к лицу Ньюта, к его волосам, что-нибудь сделал.       Но он не мог. Его руки и ноги были связаны, бедра прижаты свободной рукой Ньюта, в то время как другая сжимала основание его эрекции и работала в тандеме с его ртом. Как Томас ни старался, он ничего не мог сделать.       Он беспомощен.       Где-то там был смысл, он уверен в этом, но в тот момент он затерялся среди криков удовольствия, которые издал Томас, когда кончил — и когда Ньют проглотил всё до последней капли.       А потом жар рта Ньюта исчез, и Томас остался висеть там, в темноте, один, дрожа от всех мест, которые он обнажил, и последствий своего оргазма. — Ньют… — Томас тяжело дышал.       Его встретила только тишина.       Молчание длилось достаточно долго, чтобы Томас снова занервничал и почувствовал неуверенность в себе и в том, как они относятся друг к другу. Всё, что он хотел сделать, это обнять Ньюта, услышать, что всё будет хорошо, но после того, что только что произошло, Томас не был уверен, что ему здесь будут рады.       Он разрывался по многим причинам: между чрезмерной радостью оттого нового, что произошло между ними, его восторгом от прикосновения Ньюта и всем остальным.       Но в этом и был смысл, не так ли? — Ты уже понял, Томми? — спросил Ньют, внезапно оказавшись прямо перед Томасом. Его голос был таким грубым, что это напомнило Томасу о том, что только что делало это горло, но не настолько, чтобы он не мог сосредоточиться. «Как что-то может быть хорошим, но… путешествие, чтобы заполучить это… и последствия…» Ньюту было трудно сказать, что он имел в виду, но впервые Томас почувствовал, что действительно понимает, о чём говорил другой парень. — Я понимаю, — прохрипел Томас хриплым от его предыдущих криков голосом. — Да, я понимаю, клянусь, пожалуйста, просто освободи меня, чтобы я мог…       Томасу не нужно было заканчивать предложение, потому что Ньют разрезал лианы, удерживающие его на месте, и помог привести в порядок одежду. — Прости, любимый, — прошептал Ньют, неистово и неуверенно. — Это единственный способ, которым я мог думать, я не имел в виду…       Но Томас заставил его замолчать, нежно поцеловав и обняв сильными руками за дрожащие плечи. — Всё в порядке, любимый, — прошептал Томас в ответ, перехватив слова Ньюта. — Я понимаю, мне жаль, я обещаю…       И Томас принялся за работу, показывая Ньюту, насколько сильно Томас заботился о нём и насколько всё будет хорошо. И как сильно он его любил.