Hope after isolation

Нагито проснулся. Мысленно проснулся, он лежал с закрытыми глазами, и его мозг пытался переварить всю информацию за вчерашний день. Но физически, он не мог пошевельнуться. Тело требовало еще сна, тело болело. Через некоторое время, парень все же проснулся и физически, медленно сев на кровать, он окинул взглядом комнату, и увидел, что Хаджиме видимо уже проснулся, его в кровати не было. Комаэда вздохнул, и на ватных ногах, пошел к выходу из комнаты, которая сразу же вела на кухню. Зайдя, он увидел, как Изуру о чем-то говорит, а Чиаки поддакивает, пока Хината смотрит на них таким взглядом, будто они убили всю его семью. Хотя он будет и не против. Потом этот же взгляд зацепился за белокурого, и на лице засияла усмешка. — Ну что, что снилось? — счастливчика поставили в тупик, но он вздохнул, став задумываться, что же ему снилось. — Я был один на огромном поле, и спал там. Было так спокойноо. — сонно ответил парень, и сел рядом с шатеном. — Ясно. — Доброе утро, Нагито-сан. — подал голос сам Изуру, тепло улыбаясь, от чего Хинату передёрнуло, а Нагито засиял. — Д-доброе утро, Камакура-сан! Можно просто по имени. — Комаэда, как делал с Нанами, схватил ладони брюнета и стал вещать свою тираду. — Хорошо, Нагито. — девушка прыснула в кулак, поглядывая на заботливые глаза Камакуры, и тающего Нагито, который так же продолжал таращится в глаза брюнета. Его сосед стал лишь агрессивнее ковырять еду вилкой, а потом резко встал со стола, и ушел в комнату. Чиаки покачала головой и сказала: — Совсем как маленький. — Комаэда растерянно смотрел на уходящего шатена, жевав рис. О боже — рис! А не противная тухлая каша, с таблетками, которые в итоге превращают тебя в квашню. — Хочешь, Чиаки, я с ним поговорю? — тон брюнета резко стал серьезнее. — Ты слишком много на себя берешь. — Не стоит, всё нормально. — Давай, лучше я с ним поговорю, чтобы потом, у тебя не было никаких синяков. — Нанами встала из-за стола и пошла решительным, твердым шагом в комнату парней, оставив вдвоем Изуру и Нагито в неловкой тишине. Первый долго разглядывал второго, пытаясь прочитать, понять. Пытаясь рассмотреть поближе, пытаясь понять, в каком он состоянии. Второй же неловко и одновременно жадно поедал рис, будто не ел годами, хотя, с какой-то стороны, это можно назвать и правдой. — Вкусно? — нелепо начал разговор брюнет, что белокурый слегка закашлял от неожиданности. — Д-да, Камакура-сан, я премного благодарен вам, что вы выделили рис, такому м-мусору, как я. — Что? Молчание. Не молчи. Говори. Говори! — Ничего, п-простите. — Нагито заткнулся, к нему подсел Камакура и стал поглаживать по голове. — «Ей богу, правда ребенок» — подумал, и закатил глаза брюнет. — Ты личность, ты думаешь, ты говоришь, ты ешь, ты испытываешь эмоции, мусор — это просто мусор, он ничего из этого не может. А ты можешь многое, уяснил? — У Комаэды задрожали губы, и Изуру уже испугался, что сильно надавил, но первый начал плакать и тараторить о том, как он недостоин этих слов, и как он благодарен «Камакура-сану», на что последний довольно хмыкнул. — плачь, если тебе это нужно. — длинноволосый задумался. Настолько должна быть неуравновешенная психика, насколько должно быть сломали этого парня, если он ТАК остро, реагирует на простые слова. Хотя, у всех по своему. Сейчас Камакура без шуток начинает чувствовать лёгкую ответственность, и желание как-то помочь, даже если он и не знает как. А чтобы как-то помочь, надо сначала узнать друг друга по лучше, да? А чтобы узнать друг друга по лучше, нужно начать доверять, да? В доверие этому парнише, наверное, одновременно и сложно, и легко войти. Поэтому Изуру серьезно призадумался, продолжая на автомате гладить макушку Нагито, пока тот снова начал поедать рис, иногда всхлипывая. — Почему ты себя так ведешь? — Чиаки уставила руки в боки, и притворно надула губы. — Потому что твой ПАРЕНЬ — мудак! — Парень? Он адекватный, и когда я рассказывала про твои закидоны, понимающе отнёсся к этому, сказал, что поможет, что поможет найти психиатра, психотерапевта, психолога. Тебе всех троих надо. — злость Чиаки сама кипела, но она спокойным и низким тоном, говорила с Хаджиме. — Почему он пристает к Нагито? Он педик что ли? — Нанами ахнула, теперь она поняла нить разговора, суть дела, и спокойно улыбнулась. — Так ты ревнуешь Нагито-куна и меня к Изуру. — Такие люди, как Изуру, обычно сначала очаруют, а потом насилуют и убивают. — шатен нахмурился, ломая в руках цветной карандаш. — Это ты с кого пример взял? С себя? — снова послышалось агрессивное сопение со стороны друга. — ты пойми, он пытается помочь как тебе, так и Нагито-куну, которому оставил большой след в психике, один человек. Он не выдерживает. — Я не виноват! Я не в чем не виноват! Это все он сам! Ложь. Хаджиме, ты прекрасно знаешь, что ты виноват. Голос внутри Хаджиме кричит, как есть на самом деле, и в сердце что-то сжимается, когда он видит разочарованный взгляд Чиаки, которая встаёт с табуретки, и подходит к двери. — Хаджиме, если ты начнёшь свои представления на Нагито-куне, или Изуру. Я придумаю, что с тобой сделать, чтобы ты не причинял не кому вред. Я не шучу. А когда подделаю все документы, я их отдам, и ты улетишь на все четыре стороны. Пойми, я забочусь о тебе. Треск. Что-то снова разбилось внутри шатена, и он невольно сжал свои кулаки. — Говоришь, как мамаша. — Я готова ей стать, если ты после этого закончишь свои выкрутасы. — Нанами открыла дверь, и скрылась. Хаджиме зарылся руками в волосы, и тяжело вздохнул. Ему плохо. Плохо. Плохо. Плохо!!! Плохоооо!!!!!!! Парень взял цветной карандаш, и стал рисовать на бумаге всякие каракули, чуть ли не разрывая ее. Когда вернулась Нанами, она была удивлена такой сцене, но пожала плечами, хитро улыбаясь и подмигивая брюнету. — Спасибо за еду, Камакура-сан. — белокурый любопытно глазел на этих двух, а потом пошел в комнату к Хинате. — Ты поговорила с ним? — Изуру стал собирать грязную посуду со стола, и складывать в раковину. — Поговорила. Строго, как бы мне этого не хотелось. Я не хочу его контролировать, и реально выдвигать кандидатуру мамы, наставника, мы с ним ровесники, и мне не комфортно, но с ним, по другому, нельзя, ну не понимает он. Он настолько проникнулся ненавистью к тебе, и к окружающим его людям. Я его побаиваюсь, без шуток. — розоволосая вздохнула, грустно надувая губы. Нагито аккуратно зашел в комнату, и удивился. По всей комнате были разбросаны рисунки с разными каракулями, и сидящий Хаджиме на кровати, который злобно уставился на него, пока Комаэда неловко улыбнулся, и стал аккуратно собирать все рисунки, в одну ровную стопку, кладя на стол, за ним пристально наблюдал шатен, потом резко выдав. — Ты красивый. — Ч-что? — белокурый оторвал глаза от пола, и в ответ уставился на Хинату. Он ждет подвох. Ему трудно верить на слово. Он хочет верить, что это искренне. Он пытается. — т-тебе что-то надо? — Нет. С чего мне должно быть что-то нужно? — разговор катится не туда, он выглядит как оправдывающийся школьник, ему хочется снова взять все в свои руки. Снова взять власть над НИМ. Хаджиме резко встаёт и берет за шиворот черной, помятой футболки Комаэду, которого бросило в дрожь, его глаза нервно бегали по лицу шатена, который резко отвесил пощечину, и выпустил Нагито, который схватился за щеку и отскочил. — Ч-что я опять сделал не так? — Хината опомнился, и прочитал эту мольбу в глазах, прочитал эту жалость и поджал губы, подходя к белокурому и начиная шептать ему на ухо. — Ты МОЙ. ТЫ мой. И не чей больше, ты меня понял? — Ты моя вещь. Хината быстро прижал к себе счастливчика, пока последний находился в недоумении, и пытался как-то отойти, но не мог. Не мог, не потому что его крепко держали. А потому что не хотел этого. Его губы расплылись в странной улыбке, и он постыдно отвел взгляд, пока Хаджиме с недоумением таращился на него. — есть возражения? — С-совсем нет. — «Хината-чан» хотел отвесить еще раз пощечину, и посильнее, хотел морально, но физически, так же не мог, просто в ответ таращась на личико Нагито, который скованно улыбался. — Если расскажешь кому-то из этих двоих, что я тебя ударил, уйдешь со мной в могилу, ясно? — Я никогда и не говорил. — Ага. — уголки рта на лице Комаэды поползли вниз, и шатен вздохнул. — Милый. — Хаджиме выплюнул эти слова, состроив недовольное лицо, Но за то, счастью спутника, не было предела, надо будет шатену привыкать к таким словечкам, если он хочет снова вернуть расположение Нагито. ЕГО Нагито. Всё крутится так быстро и сбивчиво, Хината не может ничего понять. Его Нагито стал приветливо улыбаться ему, Чиаки окидывает его оценивающим взглядом, а потом так же тепло улыбается, этот парень, Изуру, часто спрашивает о самочувствии, возиться как с ребенком, допросы какие-то устраивает, это задражает. Он не может привыкнуть, он не может принять все это. Возможно, Хаджиме осознавал, что ему трудно будет заново принять жизнь, после изолятора. Ему трудно отвыкать от злых медсестер, от белых халатов, от белых, мягких стен, от той самой библиотеки, в который он всегда сидел и читал книгу, для всех, но на самом деле писал план побега. Библиотека. Шатен недовольно сморщился. В библиотеке происходило слишком много, как и в самом изоляторе. Ему страшно, что теперь вся жизнь — только в его руках. Ему страшно, что теперь его никто не успокоит в приступе ярости, и он может убить даже кого-то. Ему страшно, делать что-то самому, а не когда ему все приносят, ему страшна взрослая жизнь. Парень в недоумении таращился на Нагито, который тепло улыбался, который сидел напротив Изуру, и что-то завороженно слушал, когда он помогает Чиаки готовить. Ему неприятно слышать, как ласково контактирует он с Камакурой, с каким уважениям к нему относится, пока на Хаджиме ему плевать. Пока Хаджиме просто псих не нормальный, да? Пока для Хаджиме лучше улыбаться и не показывать свою слабость, чтобы не побил, да?! Почему никто не может понять Хаджиме?! — Может, мне стоило тогда, подорвать себя вместе с изолятором, чтоб душа моя была спокойна. — абсолютно безразлично сказал Хината, снова утыкаясь и рисуя свои «шедевры». — Н-нет, ты что..? С ч-чего такие мысли? — шатен уставился в грустные глаза Комаэды, он не понимал, что в них творится, но иногда он побаивался его. Побаивался его приступов. Как тогда. — Да так, просто мысли в слух. — Хинате было интересно, побежит ли этот мусор успокаивать его, как тогда. Он слишком застрял в прошлом. Он хочет вернуться в то время. Не во время, когда он был в изоляторе, и буквально выживал там. А когда Комаэда был миленьким и податливым. Когда он наивно любит Хаджиме. — Я м-могу чем-то помочь? — Да, можешь, можно я тебя ударю? — шатен стеклянными глазами уставился на парня, который в ту очередь сжался, и отвел взгляд. — Я опять с-сделал что-то не так? — Совсем нет, я предлагаю тебе наоборот, стать полезным. — Ты же хочешь быть полезным, м? — Хината выучил больные точки белокурого, за что радовался, что хоть какой-то осадок еще на нем работает, пока второй слегка задрожал. — Хочу. — Мой милый мальчик. — Хаджиме выплюнул эти слова, снова, но то что «мой» и «мальчик», были сладкой правдой. Парень приблизился к кровати Нагито, где он лежал, и медленно сел рядом, пока Комаэда отложил книгу. Хината стал поглаживать счастливчика по щеке, пока тот жалостно прикусил губу, и не выдержав, Хаджиме треснул со всей силы пощечину, губу прикусили еще сильнее, и пошла кровь. — не уродуй себя, слышишь? Куда уж еще больше. — шатен стал поглаживать эту же щеку, но не ударял, просто гладил, глупо таращившись на скованного Нагито. — Нагито. — М-м? — Не уходи от меня. — Комаэда прыснул в кулак, за что крепко получил по виску. — Что случилось, Хината-чан? — снова удар по другой щеке, сильнее предыдущих, он стал давать пощечину в две щеки по очереди. Правая. Левая. Правая. Левая. И по носу лбом. Потекла кровь на руки Хаджиме. — Нагито. — в ответ издались всхлипы, по белой коже парня стекали хрустальные слезы, которые переливались с кровью. — Ч-что? — Заткнись. — Комаэда устало вздохнул и потянулся за салфетками, скомкав и запихнув себе в нос одну, шатен сообразил, и тоже взял несколько салфеток, неловко вытирая лицо спутника. — ну, хоть кожа перестала быть настолько белой. Ты же не злишься на меня? — Конечно, нет. Я же сам р-разрешил себя бить. — Ты полезный мальчик, хвалю. — эти слова заставили сиять плачущего белокурого, который стал быстро убирать слезы, и прижался к Хинате, который невольно лег рядом с Комаэдой. Изуру аккуратно заглянул в комнату, а потом быстро закрыл дверь, хмурясь рядом стоящей Чиаки. — Это у них всегда такие отношения? — Да. — Это отвратно. — помягче пытался выразиться парень, отводя взгляд. — Это скорее странно, и нездорово. Но поменять их отношения друг к другу будет довольно сложно, я уже пробовала, стало только хуже. — Нанами с виноватой улыбкой на лице, подошла к клетке с кроликом, и стала его кормить, шуточно тыкая его в носик. — Ладно, думаю, нам не стоит волноваться об этом, они взрослые люди, ей богу. — девушка лишь мило хмыкнула, пока Камакура обнял ее со спины. — Да, взрослые. Хината рассматривал красные следы от ударов, на щеках спящего Нагито, и думал, как выкрутиться из ситуации. Упал сам? Возможно. Ударил себя сам? Тоже возможно. Побил Хаджиме? Да, сто процентов! Других вариантов быть не может. У них в «отношениях» происходит жесть сильнее, чем в сериалах, которые он смотрел с родителями, будучи совсем маленьким. Где он ей изменил, а он оказался ее братом, а она его матерью и так далее. Все было гораздо сложнее в реально жизни. Шатен в последнее время несёт такой бред, он чувствует такое смятение. Может, это из-за того, что он до сих пор боится погони за ними из изолятора? Их повесят на листке бумаги с надписью «пропал псих/розыск»? Или он действительно параноик, как сказал Комаэда, который уже молча таращился на Хаджиме, которого передёрнуло от неожиданности, он слегка отодвинулся от белокурого, пока тот СНОВА вопросительно изогнул бровь, неловко улыбаясь. — Что ты на меня так смотришь? Что-то нужно? — Н-ничего, честно! — парень опешил, став оглядываться, не зная куда деть свои глаза, Хината просто вздохнул, мысленно ругаясь на счастливчика, который вывел его из рассуждений, не суть. ЭТОТ пристальный взгляд напрягал. Хаджиме, соберись. Он тряхнул головой, чуть не ударившись об стену, кровать была узкой и предназначена для одного человека, шатен чуть ли не падал с нее, тогда Нагито задумчиво пристав, наклонился к кровати, и стал ощупывать ее, потянув за какой-то ящик и выдвинув ее еще немного, дальше мешала тумбочка. За то Хината больше не падал, и спокойно лег рядом, на него СНОВА уставилась пара любопытных глаз, и он просто кивнул, неловкий зрительный контакт прекратился. Нагито не понимал, что он хочет. Он что, падает? Выдвинуть кровать надо, значит, где тут кнопка. Словно по команде наклонился белокурый, осматривая кровать. Как же тут пыльно, Комаэда ненавидел пыль, ненавидел свою слабую аллергию на нее, и надул губы, сдерживая чих. Белокурый потрогал свои волосы, дабы убрать челку с глаз, и решил впервые обратить на себя внимание, он уставился в глаза Хаджиме, осматривая себя, как выглядит со стороны. Пока второго это пугало, и он думал о чем-то философском, Комаэда думал о своем внешнем виде. Он действительно выглядит как ходячий труп. Как мусор. Как жалко. Ему сказали не говорить так про себя. Но что поделать? Надо бы подстричься слегка, но это он и сам может, сначала парень думал, чтобы попросить Хинату, но ему ножницы в руки опасно давать. Нагито поэтому и не удивился, когда увидел заклеенные острые углы, или что-то просто острое. Нагито бы подкрасился слегка, покрасил бы кончики каким-нибудь цветом, а то он так выглядит, как старик. Эти морщины, эта гадкая-. Стоп, не время думать о таком. Но помыться не помешает точно, они не мылись хрен знает сколько времени, а с друг другом лежат в обнимку, потому что уже привыкли. — «Теперь ясно, почему Камакура-сан держался от меня на расстоянии, от меня воняло что ли?». — прыснул счастливчик, хотя уже сейчас осуществить свой план, и начал вставать с кровати, в его кисть вцепились. — Ты куда? — Мыться. — под задумчивый взгляд спутника, парень вышел из комнаты и направился к Изуру, который казалось говорил по телефону. Почему казалось? Да, он говорил по телефону, супер строгим тоном. Комаэда как ребенок стоял напротив брюнета, смотря на него и ждя, пока тот договорит. — Да, Нагито? — Полотенце. Можно? — Ой, да, конечно, иди в ванную, я принесу все тебе. Белокурого не надо было просить дважды, он зашел в ванную, и закрыл за собой дверь. Нагито уставился на зеркало, устало разглядывая себя снова. В глазах Хинаты-чана он был красивее. Он не парикмахер, он был в парикмахерской два или три раза за всю жизнь, но пытался вспомнить, как это все делается. Волосы помыть, ага. Расчесать, ага. И ножницы. Резать не прямо, как бумагу, а наискосок. Раз. Прядь падает в ванную. Два. Вторая. Три. Третья. И так далее. Волосы больше не были по плечи, они едва доставали до середины шеи, от этого они стали пушистые и взмыли вверх, словно одуванчик. Он был подстрижен нелепо, парикмахер выколол бы себе глаза, но Комаэде было плевать. Он в жизни не знал, как краситься. Если он просто выльет себе на кончики черной краски, которой пользуется Изуру, все получится? Ох, руки теперь все чёрные, наверное, надо было использовать перчатки. Выйдя из душа, удивленный взгляд Чиаки был обращён на него, пока тот неловко рассмеялся. — Решил сменить имидж? — Как видишь. — М? Но твоя шевелюра выглядит забавно, можешь потом Изуру помочь, подравнять, кое что, всё же, у него длинные волосы, я думаю, он знает как обращаться с волосами. Отправь лучше Хаджиме тоже в душ. — Так и сделаю, Нанами-сан. — Черный тебе к лицу, но, когда спать будешь, лучше подложи какую-нибудь бумагу под голову, иначе вся подушка покраситься. — Ч-что? — Впервые дни, краска может отпечатываться. — розоволосая по доброму улыбнулась — Ладненько, мне на работу надо, я обещала подменить подругу. Удачи, Нагито-кун. — девушка быстро надела сапожки, и распахнув дверь, убежала в свою лавку. Комаэда на пятках развернулся к его комнате. Что скажет Хаджиме? Что он скажет? Неважно, главное, ему самому нравится, верно? Белые коридоры. Свет моргал. Шаги эхом отдавались по коридору изолятора, а Хината быстро побежал от санитаров, чтобы они в очередной раз не в кололи, ему успокоительное, он оглянулся и краем глаза заметил выделяющуюся фигуру, в черный форме и кепке, с синими волосам, парень, наверное. Он сидел и размахивал руками перед каким-то психом, пытаясь ему что-то донести, но у его подопытного, увы, мозги были, уже как квашня. Кхе, идиот. — Хината-чан, ты спишь? — нависающий над ним Нагито, не дал до конца провалиться в сон. И спасибо ему, сон с изолятором, самый наихудший сон, который приготовила ему его голова. — Срань господня! Что с тобой? — Комаэда неловко посмеялся, прям как перед Чиаки, не зная. как реагировать, и его окинули оценивающим взглядом. — удивительно. Но подстригся ты забавно. — забавно. Забавно. Забавно. — с чего ты решил покраситься? Молчание. — Ладно, это не выглядит так уж и плохо.