Человек-зверь

Уолда знает, что нарушила что-то очень важное, интимное, личное, скрытое за закрытыми дверями и глазами. Связь, что строилась годами, взращённая в темноте и холоде. Она пришла и разрушила это, отравила своим присутствием. Она – преступница, уничтожившая их семью, и должна понести за это надлежащее наказание. Так говорит ей Рамси, вонзая свой жирный член в её нежное влагалище. Кончик члена тычется в шейку матки, тревожа ребёнка в её утробе. Тот брыкается в руку, поддерживающую её толстый беременный живот. Библиотечные книги проглотят их тихие стоны, шлепки плоти о плоть, рваное дыхание – все это растворится в воздухе и сольется с пылью на верхних полках. Они стоят здесь уже несколько сотен лет, хранят мировое наследие их Дома и других Великих Домов. Они сохранят и их греховный акт. Библиотека всегда почему-то оказывалась местом, где они пересекались, оба ищущие желанного уединения. Уолда раздражает Рамси. Или его мачеха слишком глупа, как о ней говорят, чтобы понять его истинную суть, или слишком добра, чтобы попытаться принять это. Она раздражает его всем. Её приторным дыханием, обжорством, мягким голосом, жирным телом, девичьим складом ума, а главное – заботой, как к собственному сыну. Но он не её сын. Он сын только для одного-единственного человека. Отец. Как много это значит для Рамси. Он никогда не был покорным человеком, но Русе удалось приручить его. Выдрессировать. Рамси больше похож на пса, чем на человека. Его горящие в жестоком экстазе, налитые кровью глаза, прыщавая рожа с пухлыми губами, сальные волосы, сосульками свисающие по обеим сторонам лица, мягкое бледное волосатое тело с мощными ручищами и большим членом. Он не человек. Урод. Он – прах его матери и её мужа, склеенный липким семенем Русе Болтона. Рамси – пёс, которого держат на цепи, на удавке. Потому что стоит Русе отпустить, и его сын сорвётся, впиваясь жёлтыми зубами ему в глотку, разрывая грудь когтями. Он не торопился бы достать его медленно остывающее сердце, нет... Рамси не упустил бы возможности раздвинуть его ребра и сладостно поиметь отца изнутри так, как всегда действовал на него эмоционально. Но теперь это выходит на физический уровень. Рамси сильнее впивается короткими ногтями в толстые бедра Уолды, представляя отца под собой. Хочется. Хочется-хочется-хочется. До боли в яйцах и стиснутых зубах, до прикушенной губы, чтобы заглушить позорный всхлип с именем отца, до ломоты в теле и посторгазменного блаженства, когда не чувствуешь ничего, кроме умиротворяющей лёгкости. Стыд приходит после. Но Рамси никогда не умел испытывать стыд. До отцовского воспитания. Русе иной раз стремился похвалить, а иной и унизить. Показать его место. Что Рамси всего лишь бастард, которому никогда не стать полноценным. Он всегда будет в тени. Пока отец не разрешит ему выйти. И вот тогда он расправит широкие плечи и подомнет отца под себя. Но удавка все равно останется на шее у Рамси. Неважно, насколько хорошо выдрессирован пёс, он все равно остаётся животным. А у животных нет адекватности. Рамси хочется засунуть собственный палец под нож, узнать, каково это, быть обычным человеком. Не животным и не неполноценным, а простым смертным человеком. Почувствовать собственный страх. Узнать, каково это на вкус и запах. Будет ли так же сладко на вкус, как у его игрушек? Даже отец боится его, он чувствует это. Его страх остро приправлен, скрыт за маской холодности и серьёзности. Но он есть. Потому что его отец – не бог, которому он привык поклоняться, он тоже человек, и он тоже чувствует страх. И этот страх из-за Рамси — самое сладостное для него чувство. Разрывать чью-то глотку, жопу, пизду своим членом или разрывать чью-то кожу? Это момент его превосходства, его власти и силы. В такие моменты он наконец-то человек – Рамси Болтон. За влажным трещащим звуком сдираемой кожи слышен истошный нечеловеческий крик жертвы. А потом все замолкает. Спадают маски, и Рамси остаётся стоять перед мёртвым телом. Кровь залила его лицо и руки, глаза горят, а член болезненно набух в штанах, трется о грубый шов. Ничего больше не существует, человеческая жизнь прервалась, и Рамси больше не человек. Никогда им не был.