Сказки выпивших вампиров

— А теперь наступила моя очередь рассказать сказку, — произнёс Мариус, удобно устраиваясь в кресле и рассматривая своих слушателей. — А, может быть, я хочу рассказать свою историю первым, — обиженно произнёс Арман. — Амадео, ты ведь это сейчас мне назло сказал, — утвердительно произнёс Мариус. — Совсем не назло, — ответил Арман, недовольно наморщив лоб. — Я могу забыть свою сказку, пока ты будешь рассказывать о себе, эгоист. И я давно не Амадео. — Так, — сказал Лестат, которому надоели их вечные ссоры. — Мариус, начинай. Принц я или кто? Жили-были я, Мариус Римский и Амадео. Жили мы в то время в Новом Орлеане в одном из моих домов. Нежданно-негаданно после очередной ссоры Амадео перестал со мной разговаривать (впрочем, ссоримся мы довольно часто, но такого никогда не было). И решил я тогда попросить у него прощения, но не словами, а действиями. Думал да гадал, что можно подарить моему злобному сокровищу и решил, что нужно найти очередную жертву и привести её к нам в дом. И вот нашёл я в баре молодого алкоголика, который совершенно не соображал, где он находится. Я пригласил его к нам домой, правда, очень боялся, что он испортит мои кресла, ибо несло от него, аки из сортира. Зажёг я свечи, повсюду раскидал лепестки роз, посадил алкоголика на кухню и приготовил два бокала для крови. Пришлось мне разыскивать Амадео по всему дому, но, наконец, я нашёл его, смотрящего какой-то глупый женский сериал по телевизору. — Эй, я такое не смотрю! — воскликнул Арман, стукнув кулаком по столу. — А со мной смотрел, — протянул Луи и получил от Амадео гневный пинок под столом. — Амадео, я приготовил для тебя ужин, — сказал я ему. — Пойдём со мной. Арман как ни в чём не бывало продолжал смотреть очередную слезливую сцену в своём сериале и не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Тогда я тронул его за плечо, но он сбросил мою руку. Наверное, Амадео специально ждал, пока у меня лопнет терпение. И оно у меня лопнула. Я ничего ему не сказал и пообедал наедине. Правда, алкоголик оказался не особенно вкусным. На следующую ночь я снова стал думать над очередным сюрпризом. Мне пришло на ум, что можно нарисовать его любимых Сибель и Бенджи и я попросил их немного попозировать мне. Они с радостью согласились, особенно Бенджи, который заявил, что ещё ни разу не видел как работает настоящий художник. Мне удалось нарисовать их за одну ночь. И к рассвету мой портрет был уже готов. Я принёс его в покои Амадео и, положив на кровать, стал ждать появления моего ангела. Но этот гад не соизволил явиться. Как я и предполагал, ему всё рассказали Сибель и Бенджи. И я остался его караулить до ночи. Но, когда я соизволил открыть глаза, портрета уже не было в покоях, впрочем, как и самого Армана, с которым мне так и не удалось поговорить. Окончательно разозлившись, я начал думать над третьим сюрпризом, надеясь, что после него мой обиженный возлюбленный станет со мной разговаривать. Я вспомнил, что Амадео любит музыку, классическую музыку. Тогда я взял в круглосуточном магазине диск с записями концертов. И принёс я его домой. Амадео сидел на кухне и о чём-то мило беседовал с Луи, которого пригласил к нам без моего ведома (видимо, так не хотел со мной разговаривать). Я молча положил диск перед своим возлюбленным. — Ну, и долго ты будешь молчать? — спросил я. Амадео надул губы и ничего не ответил мне. Я взял за подбородок его голову и заставил смотреть себе в глаза. — Может, скажешь на что ты обиделся или будешь молчать, как тупые девушки в твоих тупых сериалах? — снова спросил я. Но Амадео с упорством осла игнорировал все мои попытки к примирению. И тогда я окончательно разозлился. Мне пришлось прямо при Луи призвать учительский хлыстик (о котором ничего не знал мой вредный ангелочек) и отхлестать его как следует. Вот тогда у него и прорезался голос. — Прости, господин! — воскликнул он после очередного удара хлыстом. Тут и сказочке конец. А какой из всего этого вывод? А вывод такой: нужно было сразу его отхлестать, а не заваливать подарками. Таким, как он, нужна твёрдая рука. — Кто бы говорил, — пробурчал себе под нос Арман, но предпочёл открыто не спорить с Мариусом, видимо, опасаясь хлыстика.