***
Вечером выясняется, что служанка Лина мертва. Упала с лестницы и сломала себе шею. Кэт выжимает из себя слезы, когда стюард замка сообщает им эту новость. «Вот же бедная дуреха!» — причитает она, размазывая по лицу слезинку, пока все остальные девушки охают и вздыхают по покойной подруге. Только одна из них сочувствует по-настоящему — Диана всегда была сердобольной, вот и сейчас она оплакивает покойницу, молча утирая сопли. Ну, а Кэт-то плакать чего? Она и знакома с ней всего неделю, ещё не успела подружиться, так, только пару раз поболтали. Спать она ложится позже всех, приходит в общую спальню для прислуги когда все остальные девушки уже спят. Расплетает свои рыжие, как плавленая медь, волосы, поглядывает в окно на чёрное небо, словно чего-то ждет, а затем залезает на узенькую кровать, мгновенно засыпая. Последними её мыслями перед сном становятся слова, сказанные лордами на Малом совете. Война. Сколько же голов слетит с плеч… Утром её будит старшая служанка. Толстозадая Мойра приказывает ей вставать и одеваться, в то время как все остальные ещё крепко спят. — Король приказал принести ему завтрак, — говорит Мойра, и каждое второе слово теряется в её неисчислимых подбородках. — Мне? — Кэт притворяется удивлённой, в ужасе округляя свои серые глаза. — Я ведь полы мою. Посуду мою. — Сказал, что хочет, чтобы еду ему приносила именно ты, — шепчет Мойра ей в ухо. — Только ты поаккуратнее, он… Как бы сказать, захочет взять у тебя большего. У Кэт сердце падает от её слов, она слышала как Эйгон охоч до женщин, неужели и на неё глаз положил? — А кто будет подавать вино на Малом совете?.. Может лучше… — Да ты не бойся, — успокаивающе треплет ее по плечу Мойра, — Ты будешь не одна, я с тобой пойду. Пока ты постель меняешь и еду подаёшь, я камин вычищу. Главное помни свои обязанности, знай своё место. — Знай своё место, — повторят Кэт, несколько раз кивая Мойре. Пока они греют воду для умывания, пока готовят завтрак и несут его через лабиринты коридоров, замок оживает. Густой ночной мрак рассеивается перед яркими солнечными лучами, а гулкая тишина сменяется досужей болтовнёй и топотом сотен башмачков, точно пчелиный рой, разбуженный неаккуратным движением пасечника. Кэт шустренько идёт за Мойрой, держа в руках поднос с яблоками, сыром, свежеиспеченным пирогом из почек и вином. Мойра что-то говорит ей, но Кэт настолько сосредоточена на своих собственных мыслях, что слова кажутся отдалённым эхом, едва ли различимыми под дробным грохотом её собственного сердца. Королю она приглянулась, и это не может не льстить, но все же она бы предпочла подавать вино лордам Малого совета и заниматься привычными делами, такими как мытье полов и стирка белья, а теперь ей даже в город не выйти — придётся каждый раз отпрашиваться у Мойры. — У королевы Хелейны свои служанки, — говорит Мойра, думая, видимо, что Кэт не наплевать. — У матушки нашего короля целая свита слуг, их подбирает её фрейлина, а принцу Эймонду прислуживает паж. Он девушек-служанок не жалует, говорит что все, кого я присылала — дуры набитые, а вот пажа уже второй год держит. Тот ему и еду носит и постель меняет. Кэт вспоминает безжалостный взгляд младшего принца и думает, что хоть в этом ей повезло. Хорошо, что это не он обратил на новенькую служанку внимание. Тот хоть и калека, да в два раза умнее. В королевских покоях стоит душок травяных настоев, оставшийся после предыдущего короля. Шторы все ещё задернуты, но пока Кэт топчется на пороге, Мойра поспешно проходит к окну и распахивает тяжёлые ткани, впуская первые ослепительные солнечные лучи и являя свету божьему сгорбленную фигуру у стола. Оказывается, король Эйгон все это время сидел один, в кромешной темноте, откинувшись на спинку стула и глядя невидящим взором в пустоту перед собой. На его лице Кэт видит какое-то затравленное, растерянное выражение, словно у ребёнка, выпоротого за чужую провинность. Ослеплённый ярким светом, он зажмуривается несколько раз, морщится, а затем замечает застывшую в дверном проёме женскую фигурку. — Дворцовая кошечка, — растерянности как не бывало, губы растягиваются в приторной улыбочке. — Так и будешь там стоять? Под неодобрительный взгляд Мойры, Кэт переступает порог и спешит к широкому столу. Сервирует, кладет ножи и ложки, выставляет ароматный пирог и наливает вино, чувствуя на себе при этом тяжёлый взгляд короля. Иногда, замешкавшись, она поглядывает на него, и в такие моменты восхитительно-голубые глаза Эйгона сверкают триумфом. Ему нравится смущать её, нравится видеть, как краска расползается по веснушчатому лицу до самого чепца, и ему нравится, что она трепещет перед ним. Усеянная перстнями рука молодого короля мельком пробегает по её предплечью, когда девушка подаёт ему столовый нож. Кэт не понимает, что в нём может быть опасного, а ведь её уверяли совсем в обратном. Пожелай она сейчас воткнуть ему нож в глаз, он бы даже не успел испугаться. Милый маленький венценосный кролик. Мойра тем временем подтыкает подол белого передника себе за пояс, усаживается на колени и принимается вычищать камин от прогоревших поленьев и золы. Эйгон слышит, как старшая служанка пыхтит и чихает от облака пепла, а когда оборачивается, то тут же натыкается взглядом на пышную женскую задницу. В молодости Мойру ещё называли красавицей, сейчас же она могла посостязаться в размерах с королевской кобылой. — Аппетитно, — скептически хмыкает король, заметив улыбку Кэт. Девушка из последних сил сдерживает смех, пока её руки порхают по ножам, искусно нарезая сыр на маленькие кусочки. — Его величество всегда встаёт так рано? — учтиво спрашивает она. — Я ещё не ложился. Кэт вырезает из пирога верхнюю корочку, так что ароматный пар от теста на мгновение заслоняет от неё осунувшееся лицо Эйгона. Сам король, кажется, не питает интереса к пище. — Мне жаль, милорд. Должно быть по ночам в Твердыне Мейгора ужасно тоскливо. Говорят, тут даже призраки водятся. Эйгон разглядывает её как диковинную глупую птичку. Должно быть, это её пустой треп натолкнул его на такую мысль, но Кэт от этого только лучше. Когда молоденькая дурочка начинает говорить о небылицах, мужчина не может устоять перед тем, чтобы развеять опасения, особенно если желает поиметь её. Это общеизвестный факт. — Веришь в призраков? — на удивление серьёзно спрашивает король, принимая из её рук столовые ножи. Она? Боится бесплотных бледных духов, у которых нет ни силы, ни голоса? Какой же бред. — Ещё как! — округляет глаза девушка. — Это ведь души усопших, если хоть раз увижу — поседею прежде старости! — Что, до сих пор ни одного не видела? — король кивком головы указывает на прядь темно-рыжих волос, выбившуюся на виске. — Хвала Семерым, пока не видела! Никому не пожелаешь такого! — Твоё счастье, что призраков тут не водится. Но… — тут Эйгон наклоняется к ней, так что и Кэт приходится слегка присесть. В нос бьёт запах вербены и ячменного эля. — Может, у тебя есть предложение, как я мог бы развеять тоску по ночам? — КЭТ! — резко врывается в их тесный мирок Мойра. — С БЕЛЬЁМ ПОМОГИ. Это не просьба. Кэт уверена, что если сию же секунду не бросится к широкой кровати на помощь второй служанке, то Мойра просто испепелит девушку взглядом. Испепелит, а потом ещё и смешает прах с навозом, чтоб неповадно кокетничать было. Но король за неё вступается: — Она еще не закончила, — одной рукой он ловко подбрасывает зелёное яблоко прямо в руки Кэт. — Почисти. Ну, королевские приказы не обсуждаются! Даже лорды ему подчиняются, что уж говорить о простой челяди. Пока Мойра занята белоснежными простынями, Кэт, явно довольная, принимается срезать тонкую кожуру с яблока. Нарочито медленно она вертит фрукт в руках, так что узкая глянцевая шкурка скручивается в упругую спираль. — Ловко у тебя получается, — хвалит Эйгон. Льстивые слова, ответ на которые должен быть столь же приторным и заискивающим. — Ну что вы, мой король, — смущается Кэт. Он просто пока не видел, что она ещё умеет. Увидел бы — предпочёл прикрыть свои яйца кольчугой. — Вы слишком добры к своим слугам. Но Эйгон даже не подозревает, а потому терпеливо наблюдает за рыжеволосой девчонкой, внимательно изучая её розовенькое лицо. — Какие ещё таланты в тебе таятся? Он ждёт, что Кэт догадается об истинном смысле вопроса. Контекст скользит красной нитью сквозь каждую его фразу. И Кэт догадывается. — Шить умею, — отвечает она. — Вышивать, штопать. Косы умею плести, матушка научила, и бусины в них вплетать. «Какая идиотка!» — восхищается Эйгон. «Главное не спугнуть», — думает Кэт. «Вот же кобель», — ругается про себя Мойра, сворачивая белоснежный хлопок в увесистый куль. Когда яблоко оказывается полностью очищено, а сладкий яблочный сок стекает по тонким пальцам служанки, Эйгон уверен, что если сейчас прикажет ей слизнуть капли, то это зрелище будет для него весьма возбуждающим. Все портит только эта толстуха, что вздыхает и пыхтит, как кузнечные мехи. Будь Кэт в его покоях совсем одна — утро стало бы куда приятнее. Возможно, после всего ему удалось бы и поспать хоть немного. Хоть пару часов без кошмаров и смутного эха грядущей войны. Девушка протягивает ему оголённый плод, но он даже не двигается. — А теперь нарежь его. И Кэт нарезает, удерживая яблоко на ладони и погружая лезвие в мякоть под опасным углом. Одно неловкое движение и девчонка пустит себе кровь, однако она даже не смотрит на нож. Только в ясные аквамариновые глаза короля. Оба понимают, что согласие достигнуто. — Ваша матушка велела передать вам доброго утра, Ваше величество. И третий взгляд пресекает эту невидимую связующую цепь. Мойра возникает подле стола практически из воздуха, с настойчивой учтивостью расширяя пропасть между двумя собеседниками. — Кэт, простыни, — последний удар, чтобы уж наверняка. Ворох белых простыней практически с головой укрывает младшую служанку. Мойра выходит из покоев первой, придерживая дверь для Кэт. Та идёт неуверенно, едва не ломаясь под тяжестью постельного белья, а вдогонку им летит новый приказ: — Принеси тёплой воды с мёдом! — Эйгон сидит, уткнувшись в тарелку с нарезанными яблоками, перебирая желтоватые дольки, но так и не попробовав ни одной. Кэт уже открывает рот, чтобы ответить, но её перебивает Мойра: — Хорошо, Ваше величество! Белые плащи морщатся от зычного громкого голоса старшей служанки — не дело ей орать на весь замок, когда можно молча выполнить приказ. Кэт уже давно заметила, что здесь вообще придерживаются негласного закона тишины — громко разговаривать тут могут только титулованные мужи, да и им лучше бы не смеяться. Да, смеха в Красном замке явно не хватало. Понятно почему короля так тяготят эти мрачные стены. Когда они возвращаются в кладовые за медом, Мойра машет на Кэт рукой, давая понять, что та свободна. Веселье закончилось, теперь её ждут прачки, затем раскалённые утюги, починка одежды и чистка королевских сапог. Ну и мытьё полов, куда без этого. На пути к восточному крылу, там где уже вовсю кипятили чаны с водой и готовили щелок, Кэт натыкается на другую служанку. Диана замирает, когда обе девушки сталкиваются практически нос к носу, несколько капель воды из таза выплескиваются Кэт под ноги. На простеньком лице девочки читается удивление, она явно хочет о чем-то спросить Кэт, но все не решается. Мнёт свой передник в кулачках, кусает губы, но молчит. Кэт холодно смотрит на эту недотепу, потом медленно поднимает руку и прикладывает к уху указательный палец. Диана кивает. Обе расходятся.***
Даже с наступлением ночи в замке не становится тихо: служанки хихикают со стражниками, грумы и конюхи вполголоса салютуют тосты во здравие, а кони тем временем нервно всхрапывают. В кухнях кипит жизнь — повара режут и щиплют кур, моют котлы и чистят очаги. Высокородные леди украдкой крадутся по лабиринтам коридоров в покои своих любовников. Тишина стоит только в Твердыне Мейгора, где отныне поселилась королевская чета. Кэт тихо, как мышка, выскальзывает из постели, когда все остальные девушки уже крепко спят. Ночи в этом году стали длиннее, предвещая скорую зиму, так что темно становится задолго до полуночи. Девушка натягивает платье, натягивает передник, натягивает чепец и раздумывает, не взять ли плащ, но в последний момент отмахивается от этой идеи. Карман ее оттягивает нечто тяжёлое. Никто не обратит внимания на новенькую служанку Кэт, если она прямо сейчас покинет комнаты для прислуги и прошмыгнет мимо сонной стражи. Она даже знает каким путём идти, чтобы не наткнуться на караульных. Волосы завязаны в тугой узел, башмачки без каблуков — чтобы не стучали по мостовым, движения быстрые и аккуратные. Как удачно, что этим путём ходит лишь она, да ещё какие-нибудь запоздалые пьяницы! И ровно на этой мысли Кэт слышит мужской голос. Из-за угла выходит тот единственный человек, которого она и хотела бы встретить и не хотела бы одновременно. Король Эйгон неразборчиво напевает себе под нос кабацкую песенку про торговку Молли, прищелкивает пальцами себе в такт и удрученно смотрит на пустую деревянную кружку в своих руках. Узнавание, однако, происходит моментально. — А вечер перестаёт быть скучным, — хмыкает он, пока Кэт склоняется в низком поклоне, восхваляя всех Богов, что уберегли её от мысли надеть плащ. Тогда Эйгон начал бы задавать вопросы, ответы на которые ему не стоит знать. — Ты меня не видела, договорились, кошечка? Незачем моему деду и матери знать, где я провожу вечера. — Милорд проводит вечера в своём собственном замке, — соглашается Кэт. — Где я вас и видела, а если вдруг сиры и лорды удостоят меня своим вопросом, я, конечно же, отвечу, что Ваша милость направлялся в свои покои из септы. Вы молились за душу отца, как и подобает верному сыну. Я все правильно поняла? Эйгон слушает быстрый поток слов, часть из которых пролетает мимо ушей из-за обилия алкоголя. Поправляет свой мятый плащ и мешковатую рубаху, пока все его внимание уходит на то, чтобы удержать равновесие. — Сира Кристона Коля тут не видела? — Нет. — Вот и отлично, — удовлетворенно кивает Эйгон. — Пусть дальше меня ищет на улицах. А… А вот ты… Какого чёрта тут делаешь? Это моя тайная тропа. — В кухне свечи закончились, попросили принести из запасов, — девушка растерянно озирается и врёт своему королю без зазрения совести. — Тогда и мне поесть принеси, — отмахивается Эйгон. — Можно карпуна… — Каплуна, — машинально поправляет девушка. — Или что-нибудь грибное. Но только не зелёные яблоки! В глазах уже рябит. — Четверть часа, мой король. Я сейчас же разбужу повара. — Нет, стой. — Эйгон слегка дёргает её за чепец, так что тот съехал набок. Избыток вина явно повлиял на его координацию. — Я не против холодных блюд. Только захвати вино, а то… — он опускает кружку горлышком вниз и на пол падает последняя красная капля. — Закончилось. Мне, понимаешь ли, тяжеловато заснуть без… — Золотое или красное, Ваше величество? — Кэт смущённо опускает голову. Лишь бы только он не заметил вспыхнувшей искорки в её серых глазах и не догадался обо всём. Эти дворцовые лорды такие проницательные. — М-м-м. — Эйгон всматриваться в её лицо, довольный тем, что девчонка не строит из себя непроходимую дуру. — А ты расторопная. Давно работаешь? — Неделю. — Кэт старается, чтобы её голос звучал смущённо. — Неделю. И как это я раньше тебя не приметил? Когда Кэт встречается с ним взглядом, ей кажется, что король действительно очень голоден. Вот только вместо привычного пирога готов откусить кусочек от нее. — Четверть часа, — девушка забирает у него кружку и пятится назад, выставив деревянную посудину перед собой точно щит. — Я все принесу. Тот медленно кивает, не отрывая от худенькой служанки глаз. Кэт знает этот взгляд. Видела его не раз от матросов, от других рыбаков. Да даже от собственного дяди. Интересно, как она сможет это использовать? Когда она возвращается в королевские покои с подносом, доверху набитым разной снедью, Эйгон стоит у камина. Бледные длинные пальцы короля тянутся к огню, точно желая схватить пламя. Он нехотя оборачивается, и Кэт видит на его лице все то же потерянное выражение. Возможно, он вообще забыл, что послал новенькую служанку за вином, а может просто не успевает вовремя натянуть привычную маску самодовольства. Девушка останавливаться на пороге, не зная, позволено ли ей войти или король уже передумал и сейчас прогонит её. — Поставь, — голос у него измученный, хриплый, но он тут же откашливается. — Поставь на стол! Ну вот и прежняя уверенность! Кэт семенит по широким притоптанным коврам, пока Эйгон наслаждается последними секундами одиночества и покоя. Под аккомпанемент звона столового серебра она слышит шаги за спиной. Шатающиеся, неуверенные. Эйгон пьян. — И что же ты мне принесла? — последнее слово он намеренно тянет, заглядывая на поднос через её плечо. В нос бьёт запах кислого дешёвого вина и приторных курений, которые в ходу на Шёлковой улице. «Был у шлюх», — догадывается она. — Вчерашняя козлятина, — констатирует он. Ей щекотно от его тёплого дыхания и Кэт борется с желанием почесать шею. Ну или хотя бы чуть отойти. Правая рука девушки тут же ныряет в карман фартука, нащупывает тяжёлый предмет. — Ещё хлеб, сыр и маслины. И вино. Вы не сказали, какое надо, и я взяла то, что покрепче, — она тараторит, мысленно уже догадываясь, каким будет следующий приказ короля. — Красное. Арборское. — Эйгон легко выхватывает у нее кубок, делает хороший глоток и тут же морщится. — Выдержанное. Молодец, покрепче так покрепче! Скажи, Кэт, ты когда-нибудь пила са-а-а-амое дорогое вино Вестероса? Девушка отрицательно качает головой, перебирая столовые приборы, перекладывая их с места на место — что угодно, лишь бы занять руки. Наигранно беспечный тон короля немного беспокоит её, но все же пока что Эйгон полностью соответствует её ожиданиям. — Нет? — продолжает он. — Это нужно немедленно исправить! Литавры, барабанная дробь, леди и лорды затаили дыхание — дворцовая кошечка пробует роскошь на вкус! Пей! Пьян, явно пьян! Кэт облизывает пересохшие губы, не зная как подступиться. — Я же служанка, Ваше величество, — объясняет она. — Я не могу пить на службе, меня выгонят. Я ещё даже жалование не получила. В весёлых глазах Эйгона появляется толика недовольства. Всего на мгновение, едва заметно, но жестокость порой берёт над ним верх. Пальцы с силой вдавливаются в кубок. — Ты забылась? — улыбка медленно сползает с лица молодого короля, но тут же он понимает, что напугал девчонку и она вот-вот рванет прочь из его покоев. — Хорошо, давай так. Ты отравила вино. — Что?! — Кэт тут же краснеет до корней волос. Удивительно, как это вообще возможно? Краска стыда морской волной накатывает на остренькое перепуганное личико. — Да как? С чего? Откуда бы я?!.. Вовсе нет, клянусь! Что вы такое говорите! — Ну тогда пробуй. Раз не отравила, значит бояться нечего. Кэт обречённо вздыхает и берёт кубок из рук своего короля. Подносит к губам, сладкая жидкость едва касается её языка, и девушка делает вид, что сглатывает. Нужно поморщиться? Или лучше изобразить восхищение? — О, Боги! — она прикрывает рот ладошкой, незаметно вытирая красную полосу над верхней губой. — Как будто цветы распускаются у меня во рту! Эйгон довольно хмыкает, забирает кубок обратно и одним махом опустошает его. Кэт тут же подливает ещё, а король пытается сфокусировать взгляд на её рыжих волосах. Вот эта прядка, на её виске, ему особенно нравится. Как славно будет натянуть ее на кулак, когда он… — Не все короли такие щедрые, — он нанизывает на нож кусок козлятины и кладет в рот. Ест прямо так, с ножа, как будто нет никакого риска случайно ткнуть себе в глаз. — Тебе повезло, знаешь? «Ещё чуть-чуть, — думает Кэт. — Нужно поднажать всего капельку, и он распахнет перед ней свою душу. Откроет рот». — Вы — лучший король, который мог быть у Семи Королевств, — говорит она и смотрит на него снизу вверх, слегка испуганно, слегка затравленно. Слегка влюблённо. Она тренировалась утром перед зеркалом. Похоже, что Эйгон удивлён. Перестаралась? Вот черт. — Вы ведь… — она слегка пожимает плечами. — Знаете свой народ. Вы бывали на улицах города, видели, что нам нужно. Именно такого правителя я бы желала видеть на троне. — Врешь, как дышишь, — горько усмехается Эйгон ей в ответ. — Не вру! — а в голове её звучит только одно: «Старайся лучше». — Я была на вашей коронации, ваш народ любит вас! Эйгон вдруг становится слишком уж серьёзным, смотрит на служанку внимательно, впитывает каждое её слово. А Кэт заливается соловьем: — Ваша сестра… Я знаю, что вы думаете. Нет, простите меня, Ваше величество, лишнее болтаю. — Нет, продолжай, — приказывает он. Девушка краснеет ещё пуще прежнего, теребит руками полоску чепца, машинально наматывая на палец тот самый непослушный локон. — Я знаю, что ваша сестра пошла против вас. Вы думаете, что простые люди предпочтут её, что она представляет для вас угрозу. Вам ведь так сказали? Эйгон недобро прищуривается, но Кэт ловко подливает ему ещё вина, словно предлагая расслабиться ещё чуть больше. Прежде чем продолжить, девушка дожидается, пока король сделает несколько глотков. — Ваш дед, да? Все в городе говорят про корабли из Дрифтмарка. Про осаду. Но я в это не верю. У Веларионов не хватит кораблей осадить весь город. — Ну и дурочка же ты, — снисходительно качает среброволосой головой Эйгон. Язык его уже заплетается. — Кораблям ничего осаждать не надо, они просто перекроют торговые пути из Королевской Гавани, и вот тогда оголодавший народ начнёт винить во всём меня. — Так… Постройте другие корабли. Я слышала Ланнистеры живут на горе из золота, пусть одолжат вам деньги. Эйгон впихивает ей в руки кубок, кивком давая понять, чтобы та отхлебнула. Кэт послушно подносит медную чашу к губам. — Ланн’стры не дадут ни’дной золотой монеты за просто так. Наоборот, только требуют и требуют. Сейчас вот запросили четверть казны. Спрятать хотят. На вс’кий случай. Не надо быть мудрецлм, чтобы понять, что обратно мы этих денег не получим. Кэт снова подливает вино, пока опьяневший король набивает рот мелким виноградом. — Ты откуда такая умная взялась, м? — Я родилась в Королевской Гавани, Ваше величество, — с мягкой улыбкой поясняет девушка. — Отец был стеклодувом, они долго не живут, вы же знаете. А матери и не было никогда, сбежала в Пентос с купцом. — Личиком в мать пошла? — Да, мой король. — Кэт снова незаметно кладёт руку в карман, а потом тут же достаёт обратно. — Я бы Ланнистерам ни гроша не доверила! Уж лучше в браавосский банк прятать, я слышала это место понадёжнее, чем львиный карман. Девушка так мило и так глупо хихикает, что Эйгону и самому хочется рассмеяться. Как же он скучает по тем временам, когда его окружали такие вот хорошенькие стеснительные дурочки. — Не ты одна так думаешь, Железный банк тоже будет хранить свою четверть. — Вот видите! Значит не такая уж я и глупая. Эйгон, шатаясь, подходит к ней все ближе и ближе. Ему не даёт покоя эта её рыжая прядь на виске, которую девчонка постоянно поправляет. Он уже представляет, как сожмет её, оттянет. Прежде, чем войдёт в новенькую служанку по самые яйца. Член в штанах твердеет от этой мысли. — Может мне тебя сделать мастером над монетой? — в глазах у него все плывёт, и единственным якорем для сознания становятся её серые глаза. Серые, как воды Закатного моря. Вечно бушующее и сулящее гибель. — Ваша милость, я пойду, — тут же спохватывается девчонка, когда он зажимает её между столом и своим телом. — Никуда ты не пойдёшь, — нет, ему вовсе не показалась довольная улыбка на её лице. Дворцовая кошечка будто специально дразнит его, трепыхаясь в руках. Он быстро задирает ей платье и вжимается бёдрами между её ног, гадая каким окажется это юное тело. Будет ли она нежна и невинна или отбросит напускное смущение? Он не был бы против, если она решит оседлать его. Кэт крепко стискивает зубы и все пытается вырваться из хватки короля. От вони кислого крепкого вина её мутит, но Эйгон будто нарочно дышит ей в лицо, пытается поймать губы и поцеловать, пока Кэт ужом вертится на столе. Ну все же шло так хорошо! На кой черт он полез целоваться! — Мой король, я… — она не успевает договорить, Эйгон стискивает ей грудь через платье, впивается в губы мокрым поцелуем и тут же сжимает бёдра, раскрывая их для медленных ленивых толчков. — НЕ СЕЙЧАС! — она отталкивает его и тут же сжимает что-то в своём кармане. Что-то длинное и острое. На лице ни капли волнения. Ой, ну вот можно же было поболтать чуть подольше?! Так она, может быть, и согласилась бы, вот только эта винная вонь… Кэт уже делает шаг королю навстречу, мышцы напряжены до предела, глаза холодно сверкают… И тут Эйгон сгибается пополам и… заблевывает дорогие ковры. Крепленое вино выходит из него вместе со вчерашней козлятиной и мелким зеленым виноградом. Зелёного на полу теперь так много, что позавидовала бы сама королева-мать. — Запейте, — невозмутимо предлагает Кэт, протягивая Эйгону кубок с вином. Тот быстро запивает и от этого становится ещё хуже. Голова у него совсем идёт кругом. Ноги не держат. Молодой король ещё раз выташнивает из себя все, что только что выпил, и тут же падает на пол в пьяном беспамятстве. Глаза беспомощно закрываются, он ещё что-то бормочет, но это такая чушь, что Кэт только закатывает глаза. Переборщила. Надо было дать ему поесть. В наступившей тишине слышно только, как потрескивает огонь в камине, да как сопит в пьяном сне Эйгон Таргариен, второй своего имени. Девушка нетерпеливо постукивает ноготками по столешнице. Нет, убирать все это она и не подумает, пусть Мойра завтра сама разбирается. Кто же знал, что самый главный пьяница столицы не умеет пить? Слáбо, Ваше величество, очень слáбо. А может вино дерьмовое? Естественно дерьмовое, каким ещё может быть это виноградное пойло? Кэт деловито подходит к распростёртому сопящему телу и носком туфельки подталкивает подбородок короля, так что голова его перекатывается вправо. Бесполезно. Спит. — Ва-а-аше вели-и-ичество, — тянет она, как заботливая нянька похлопывая его по щекам. — Где четвёртая часть? Утёс Кастерли, Браавос, что еще? Но Эйгон даже глаз не открыл. Лежит, как лежал, только прилипшие к лицу серебристые волосы колышутся в такт глубокому дыханию. Кэт рассматривает его во сне, практически любуется. Красив, ну правда, красив! Ни в какое сравнение с теми мужчинами, что окружают её. Тонкие валирийские черты, изящно изогнутые губы. Не будь он весь заблеван, она бы его поцеловала. Девушка недовольно возвращается к столу, рассматривая пёстрое разнообразие фруктов и сыров, мягкой козлятины, буханки белого хлеба. Не стесняясь, она поворачивается спиной к красавцу-королю и принимается за еду: отрывает пальчиками кусочки мяса, ломает твёрдый сыр, отщипывает хлеб и с удовольствием жуёт. Простые ингредиенты раскрываются на языке разнообразием вкусов… Не то что рыба и каши, к которым она привыкла с детства! Маслины солоноватые, но в сочетании с сыром становятся идеальным блюдом. Какие, однако, пентошийцы молодцы, хороший товар поставляют! — ТЫ ЧТО ЗДЕСЬ ЗАБЫЛА? Маслина пошла не в то горло и Кэт закашливается. Принц Эймонд стоит в дверном проёме, сложив руки за спиной и сверля девушку глазами. Глазом. Всего одним, но и этого было достаточно, чтобы ей захотелось немедленно сбежать на другой конец замка. — Я… Я… — она честно пытается выдавить из себя объяснения, но маслина стоит в горле комом. Служанка пару раз хлопает себя по груди, откашливается. — Тут король… Он… — Я спрашиваю, ты что здесь забыла? — Его величество попросил принести еды и вина, — девушка виновато косится через плечо. Он ступает мягко, танцующим шагом опытного фехтовальщика. С каждым словом угрозы в его голосе прибавляется. — Короли не просят, а приказывают. Руки из фартука вытащи. Что ты нам прячешь? Нож? — Нет! — Кэт удивленно округляет глаза, руки мелко дрожат, как от испуга. Этому она научилась у Дианы. — Это просто гребень для волос. Вот, посмотрите. Девушке кажется, что взамен выколотого глаза принц приобрёл дар ясновидения. Этот, в отличие от своего братца, сможет прочитать каждую мысль по малейшей перемене в лице и голосе. Но она ведь просто служанка Кэт, что в ней может быть опасного? Эймонд презрительно рассматривает костяной гребень девушки. Обходит вокруг неё, всматривается. Как будто бы даже обнюхивает, от чего девушке становится совсем уж не по себе. — Почему руки в мозолях? Ты дворцовая служанка или матрос с корабля? — принц одним быстрым движением коршуна перехватывает её за запястье. Рассматривает огрубевшую девичью ладонь сам и заставляет взглянуть и Кэт. Девушка смущённо сжимает пальцы в кулак, так что зубцы гребня больно впиваются в кожу. Нужно что-то ответить, а не молчать, как тупица. Принц явно заподозрил её, хотя, возможно, допрос — обычная манера общения этой одноглазой девственницы с женщинами. — Я во дворце всего неделю. — Кэт тянет руку вниз, но принц не позволяет, так и удерживая запястье. — До этого работала вместе с отцом. Он рыбак. Поставлял рыбу на королевский стол, вы наверняка её тоже ели. Окуни, треска. Однажды щуку выловил. А я ее чистила, корзины плела, блесну точила. Вот и… Она красноречиво умолкла, надеясь, что Эймонд понятия не имеет о сложностях жизни простого люда. Рыбачка Кэт стала служанкой Кэт, разве не убедительно? — Что «вот и»? — нетерпеливо выспрашивает принц. — Отец умер, а жить на что-то нужно ведь, матери помогать. Она видит плохо, сама корзины только плетёт на продажу. — А с королевского стола воровать где навострилась? — Эймонд мельком оглядывается на брата, подмечает, что тот все ещё дышит, и тут же теряет к нему интерес. Кэт едва не выдаёт себя улыбкой. Ага. Не так уж он за короля и переживает, другой бы бросился поднимать брата с пола, а не служанок допытывать. Теперь осталось понять, во что лучше поиграть. Кто она: наивная простушка, что угодила в сети порочного дворянина или предприимчивая девица? Эймонд не создаёт впечатление доброго человека, скорее наоборот. Если Кэт начнёт сейчас хныкать и жаловаться, это ещё больше разозлит принца. — А кто ворует? — нахально вскидывает она свой вздернутый носик. — Его величество сами мне предложили, пока не… Все равно потом свиньям на корм пойдёт, а утром новые блюда приготовят. Чего добру пропадать. Оливки и пшеница для того и растут, чтобы их есть, а не в помойное ведро выбрасывать. Эймонд прищуривает свой единственный глаз и улыбается, вот только улыбка его не добрая, совсем не добрая. Он демонстративно отодвигает стул, едва не придавив подол платья Кэт, и садится, вытягивая свои длинные ноги. — Подкрепилась? — обманчиво ласково спрашивает он, и у Кэт мурашки ползут по спине от столь резкой перемены. — А теперь убирай. Принц кивает на заблеванный пол, и всего на долю секунды на лице Кэт проскальзывает отвращение. Девушка брезгливо морщится, перебирая в голове варианты увернуться от приказа. Рот её беззвучно открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на сушу, желудок подступает к горлу от одной только мысли, что ей придётся прикасаться к этому руками. — Что застыла? — выгибает он бровь. — Служанок для того и нанимают, чтобы они убирали, а не за господами ели. Воду возьмёшь из умывального таза. Кэт стоит молча, разглядывая масштабы предстоящей работы. Неведомый его дёрнул зайти именно в этот момент, не иначе! Лучше бы прогнал. — Так… Мыло бы взять. Это её последняя попытка выкрутиться, и она с треском проваливается. Эймонд видит всю смесь эмоций на лице девушки, ощущает и отвращение, и недовольство, и лёгкую толику страха. Вот только ему это доставляет одно лишь удовольствие. — С мылом помоешь завтра, — он склоняет свою среброволосую голову набок, явно довольный происходящим. Кэт обречённо плетется к умывальному тазу. Там и мыло есть, вот только оно дорогое, пахнет розами и вербеной, купленное для елейной королевской кожи. Недолго думая, девушка кидает белый ароматный кусочек в воду — раз уж ей придётся убирать это дерьмо, так пусть хоть руки пахнут потом как у леди. Она садится на колени подле спящего короля и принимается вытирать полотенцем его лицо. Можно было бы проделать все в обратном порядке — сначала ковёр, а потом уже Эйгон, но Кэт отчего-то чувствует… М-м-м… Как бы это назвать? Признательность, что ли? Эйгон был с ней мил, а вот этот… Служанка бросает недовольный взгляд на младшего братца. Вот ему бы она ещё и плюнула в его высокомерную рожу. Эймонд с лёгкостью считывает её мысли по резким движениям, по поджатым губам. Служанка нахальна. Нахальна и по-своему хороша, понятно, что его брат нашёл в этой девке. Уж не просто так она оказалась в его спальне ночью. — Вчера ты была на Малом совете, а сегодня уже в личных покоях короля. Не слишком ли высокий полёт для дочери рыбака? Кэт усердно трет ворс, держа тряпицу двумя пальчиками. — Я служу в замке, милорд. Моего желания не спрашивают, приказывая когда и куда идти. — Кто тебя нанял, такую пронырливую? Моя мать лично подбирает слуг. — Меня подруга порекомендовала, мы с ней в детстве на одной улице жили, — отвечает девушка, потуже затягивая чепец. — Она тоже служит в замке, вот и меня пристроила. По комнате разливается благоуханный аромат вербены, и Эймонд понимает, что девчонка взяла то самое мыло, что им продают втридорога лиссенийские купцы. А губа у девки не дура, другая бы поостереглась вообще в покои короля заходить. — Мой тебе совет, дочь рыбака: не стоит. — Эймонд вдруг замолкает, раздумывая, а нужно ли вообще продолжать этот никчёмный разговор. Но девчонка оборачивается к нему. Ещё совсем молоденькая, может даже его ровесница. Целая жизнь впереди. Курица, что возомнила себя лисицей в курятнике. Кэт выжидающе смотрит на принца своими внимательными серыми глазами, точно ждёт божественного откровения. И Эймонд сдаётся: — Не стоит заходить в покои моего брата ночью в одиночестве. — Да у меня и выбора-то… — НЕ СТОИТ. Заходить в покои моего брата в одиночестве, — с нажимом повторяет Эймонд, надеясь, что дальнейшего объяснения ей не потребуется. Принц знает, что случилось с Дианой. Принц знает, в какие места любит захаживать его брат. Принцу не чуждо милосердие. — Поняла, — скорбно кивает девушка. Молча Кэт вытирает мокрые руки о фартук и так же молча встаёт с колен. Эймонд наблюдает, как служанка силится приподнять пьяного короля, тянет того к кровати, запыхавшись от усилий, но сам попыток помочь не предпринимает. Он не ожидает, что у такой тощей девки хватит сил на взрослого мужчину, но, к его удивлению, Кэт удаётся подтянуть тело Эйгона к кровати почти на ярд. А по ней так и не скажешь, что сильная. — Не поможете? — пыхтит она, недовольно поглядывая на одноглазого принца. Эймонд поудобнее располагается на стуле, кладёт локти на подлокотники и сцепляет руки в замок, касаясь костяшками узких губ: — Нет. Кэт неподобающе закатывает глаза и малейшее сочувствие к ней мигом улетучивается. Слугам впору кланяться, а не гонор демонстрировать. — Оставь его, — приказывает принц. — Моему брату пойдёт на пользу поспать одну ночь на холодном полу. Завтра я попрошу мать лишить тебя жалования за эту неделю. — За что?! Кэт расслабляет руки и Эйгон сползает обратно на пол, уткнувшись носом в служанкины башмачки. — Ты испортила дорогое мыло. А ещё раз закатишь глаза — пойдёшь из замка на улицу. Ноздри девушки гневно раздуваются, щеки краснеют пуще прежнего, кулачки сминают фартук. Она умеет разыграть негодование, этому её научила бледная шлюха. Кэт хорошо натренировалась. — Теперь пошла вон. Когда Эймонд теряет к ней интерес и отворачивается, Кэт позволяет себе улыбнуться. Ей сказочно повезло, сегодня она разглядела его получше. Младший принц не особо жалует брата, не чужд своеобразного чувства чести. Считает себя обязанным позаботиться о его жизни, но не об удобстве. Строг к себе и остальным, не полез лапать её, не выпил вина. Не позвал стражу. И не задал ни одного правильного вопроса. Самоуверен. Нет, не так. Самовлюблен. — Доброй ночи, Ваша милость, — тихо говорит она, наблюдая за его реакцией. Эймонд не отвечает ей, но когда служанка направляется к двери, бросает вслед: — Я спрошу у Мойры. Посмотрим, подтвердятся ли твои слова. Посмотри, посмотри… Кэт нечего бояться, она ведь просто дворцовая служанка, что моет полы. Когда девушка выходит из покоев Эйгона Таргариена, полная луна только-только появляется над горизонтом.***
На следующий день Мойра подходит к Кэт прямо посреди коридоров. Губы старой служанки поджаты, так что напоминают утиную гузку, а в глазах стоит немой упрёк. — Где ты была ночью? — спрашивает она без предисловий, и у Кэт сердце в пятки уходит. — С-спала. — Мы в замке продажных девок не держим, я тебе что говорила? — Мойра пытается говорить шёпотом, но от гнева начинает шипеть, как масло на сковороде. — Другие девушки сказали, что тебя ночью в комнате не было. Спрашиваю ещё раз, Кэтти, где ты была?! От уменьшительного имени из уст старой толстухи у девушки зубы сводит, но нельзя позволить себе выказать хоть каплю злости или отвращения. Кэт удивлённо округляет глаза. — Король приказал поздний ужин подать, я ведь не могу отказать ему, — юркая ладошка девушки успокаивающе накрывает морщинистую лапу Мойры и та, хоть и нехотя, но снижает градус своего недовольства. — Это-то я знаю, Кэтти. А потом где была? — Женщина заботливо поправляет на Кэт шнуровку платья. — Ну как же так, меня сегодня Его милость Эймонд выспрашивал про тебя, что де, да откуда. Правда ли, что подруга привела. Кэт про себя делает заметку, что младшенький слов на ветер не бросает. Несколько придворных леди горделиво шествуют мимо них, щелкая своими веерами так, чтобы слуги освободили для них дорогу. Обе служанки кланяются и отходят в тень. — Мне скрывать нечего, меня Диана с детства знает! — Кэт сама искренность, губки дрожат от досады. — Хотите, спросите у неё, мы на одной улице росли! Как сестры были! Мойра машет на неё — мол чего спрашивать, и так уже знает. Отец помер, мать хворая. Она и сама так жила в своё время. — От короля ты в час летучей мыши ушла, так? А служанки говорят, что спать пришла только в час волка. Где ты пропадала? — Ну вы же знаете, что я вечером к матушке бегаю. Проведать, как она, не обижает ли кто. Старенькая ведь уже, ну Мойра! Я своё дело знаю, быть тише воды, ниже травы, знать своё место. Вы ведь сами меня этому научили, я что, враг сама себе? Куда, по-вашему, я могла ещё пойти? Я девушка честная, мне ещё мужа искать. Кэт честная, Мойра честная, фрейлина королевы Талия честная, принцесса Рейнира честная, куда ни глянь — одни септы по Вестеросу разгуливают. — Ну хорошо, — снисходительно кивает Мойра, выпуская наконец из своих влажных рук руку девушки. — Без меня к королю больше не ходи, поняла? За одной не углядела, так хоть других уберегу. Про кого это она? Про Диану или Лину? И у какой сучки развязался язык проболтаться, что ночью Кэт в кровати не было? Девушка семенит за старшей служанкой, кланяется деснице, когда обе проходят мимо него на кухни, кланяется сиру Белому плащу с дорнийской физиономией, кланяется лорду-железный-башмак. А вот Ланнистеру не кланяется. Все они не замечают её — спешат в зал Малого совета. Не до того им, чтобы лица служанок запоминать. Кэт заправляет рыжий локон под чепчик, мягко взбивает его руками и теряется среди вереницы остальных служанок, сливаясь с ними в один невзрачный серый поток.