Дрянь

      Шаги у Кэт парящие. Даже когда девушка держит корзину с мокрым бельём, тянущую её маленькое тело весом тяжелой ткани к земле, та двигается легко. На лице задорная улыбка, хитрющая, как у лисицы, задравшей хозяйскую курицу.       Мойра топает впереди, укрывая Кэт своей мощной тенью от ослепительного полуденного солнца. Пылинки витают в воздухе над их головами, оседая на пышных чепчиках и щекоча носы. Россыпь веснушек подергивается, когда молоденькая служанка утыкается лицом в ладонь и чихает. Мойра, конечно, слышит это, но молчит, здоровья не желает. Последние дни она вообще смотрит на Кэт настороженно, хотя девушка ни в чем не провинилась. Живёт как все, спит как все, говорит то же, что и остальные. Ну, почти. Однако умудренная годами служанка что гончая — уже взяла след и теперь глаз с девушки не спускает.       Этим утром короля в покоях уже не было — ещё до рассвета в тронном зале созвали вельможных подданных. Двум рыцарям была дарована честь носить Белые плащи, а остальным только дай повод для ликований.       — Этот сир такой красивый! — рассказывала потом служанка Эттель, которой посчастливилось одним глазком взглянуть на церемонию. — Вот, Марстон Уотерс не такой хорошенький, как Белгрейв, но ему тоже идет белый цвет. Пригоженький…       — Это тот, у которого бородка клином до самого пупка? — невзначай уточнила Кэт, разрывая зубами вяленую жёсткую сливу и с аппетитом глядя уже на вторую, такую же.       — Скажешь тоже, — весело отмахнулась Эттель. — Ничего не до пупка, только до вóрота! Красивее него только сам король!       — А я вот видела, как он вчера ночью на конюшне кобылу драл, — улыбку Кэт прятала за широким ободком деревянной кружки. — Рыцарская борода о кобылий круп так и терлась!       — Ты все врешь! — причитали тогда и другие служанки, сливаясь с Эттель в один оскорбленный хор. Ну точь в точь, как девственницы в борделе.       Кэт прижала руку к сердцу:       — Клянусь Матерью! — заверила она, разом превращаясь в праведницу. — У меня брат септон в Хейфорде, я чту «Семиконечную Звезду»!       И с той минуты сир Джайлс Белгрейв уже никому не казался «пригоженьким».       Бедняга.       Ну, как бы то ни было, а сейчас Кэт схлопывает влажные простыни. Развешивает их сушиться под просторным навесом гладильной и сбрызгивает толикой мятного масла, чтобы упругой королевской заднице было приятнее на них почивать. Служанок разделяет несколько слоев чистого хлопка, обе жмурятся от яркой белизны солнечных бликов. В серых, с тёмными крапинками, глазах Кэт отражается вид Черноводной. Для девушки в новинку глядеть на спокойную водную гладь, без диких волн и хлестких порывов ветра. Это почти красиво. Почти похоже.       — Так и будешь столбом стоять? — Мойра врывается в безмятежное спокойствие своим сварливым басовитым голосом. — Кэтти, надо быть порасторопней.       — Да, да… — кивает девушка, но мысли по-прежнему блуждают где-то далеко.       Она послушно следует за старшей служанкой, кланяется лордам, кланяется леди. Ланнистеру не кланяется. Тот спешит на Малый совет, сияя золотым львом, искусно вышитом на широкой груди.       — Вина! — слышит она его рёв.       Обе спускаются в закопченную кухоньку, где повара и кухонные мальчишки уже откупоривают пузатый бочонок дорнийского вина. Добавляют в вино каплю мёда, дают подышать, расставляют филигранные серебряные кубки.       В уголке мышкой притаилась Диана. Девушка сидит молча, сгорбившись над рыбной похлёбкой. Жидкая косица выглядывает в просвете между платьем и чепцом, припухшие глаза иногда поднимаются на Мойру, но девочка тут же затравленно возвращается к созерцанию рыбьих голов в супе.       — Хорошо, что ты тут! — одобрительно кивает Мойра, пока Кэт протирает потемневшие серебро подолом фартука. — Подашь вино на Малом совете, сегодня они чего-то рано начали… Некогда искать Эттель. Поднимайся, поднимайся, ну что ты как неживая!       Диана так и замирает с ложкой в руках:       — Я?       Кэт делает вид, что ужасно занята работой, но губы поджимаются в тонкую ниточку. Не от досады, нет. Просто ей действительно смешно, а засмеяться никак нельзя.       — Нет, пастух Финн! — всплескивает округлыми руками Мойра. — Конечно ты! Давай, давай, потом поешь. Шевелись.       Диана поспешно вскакивает на ноги и на лице у неё мелькает тень страха. Нет, ужаса! Девчонка сейчас заикаться начнёт.       — Есть же Кэт. Пусть она…       — Кэт — личная служанка Его величества, у неё другие обязанности! — Мойру не заботят детские оправдания. — Давай, давай, поднос в руки и вперёд.       Толстозадая служанка отдаёт приказы не хуже Лорда-командующего. Даже поварята от неё разбегаются, вот и Диане не остаётся ничего другого, как подчиниться. Но спасение для неё приходит, откуда не ждали:       — Лёд-то, олухи, забыли! — причитает Мойра и невероятно быстро ныряет в закрома погребов. С подобным рвением она и зубами сможет отколоть от глыбы ледяную крошку.       Диана стоит напротив Кэт, испуганно смотрит, как та тщательно проверяет на свет чистоту посуды. Серебро блестит в свете очага.       Но вот взгляды их встречаются. Обе внимательно смотрят друг на друга, а затем рыжая служанка склоняет голову набок и медленно указывает испуганной девочке на нечто, что лежит у неё за спиной.       Понимание настигает Диану моментально.

***

      Кэт натягивает чепец едва или не по самые брови, желая скрыть каждый локон рыжих волос. Слишком уж они яркие, запоминающиеся, а ей и без того внимания хватает. Прежде чем оказаться в поле зрения стражников, она замедляет шаг, склоняется к кувшину, наполненному ароматным вином, и… Смачный плевок стекает по стеклянному горлышку, без следа растворяясь в алом напитке.       — Доброго дня, храбрые сиры! — приветствует она караульных у дверей зала Малого совета. Ей не отвечают. Ну и ладно, Кэт не гордая.       Девушка толкает двери плечиком, просачиваясь в приоткрывшуюся щель. Атмосферка, надо сказать, стоит напряжённая.       — Харренхолл взял! — доносится до неё визгливый голос Ланнистера. — Мы потеряли самую большую крепость Речных земель. Ни кораблей, ни союзников, а теперь ещё и ваша семья предала корону, лорд Стронг!       Он даже не замечает, когда перед ним ставят наполненный до краёв кубок. Пей, храбрый лев, пей и не подавись.       Стараясь быть ещё незаметней, чем есть, Кэт направляется к королеве-матери. Ступает бесшумно, мягко перекатывая вес с пятки на носок. Но Алисенте сейчас и дела нет до той, что подаёт напиток — слишком дурны последние новости, принесённые вороном с запада.       — Лорд Ларис, мне очень жаль, — устало выдыхает она, массируя кончиками пальцев припухшие веки. Изумрудные серьги путаются в каштановых прядях женщины. — Вы потеряли родовые владения.       — Потеря не так страшна, миледи, если, в конце концов, это послужит нашим интересам, — качает головой калека. Слова его предназначены всем собравшимся, но вот взгляд неотрывно скользит за служанкой. Ему не нравится присутствие чужого человека за столом переговоров. — Вы ведь помните, о чем я вам говорил?       Королева-мать непонимающе изгибает изящные брови, принимая из рук Кэт позолоченный кубок:       — Что? — она ловит взгляд Стронга, косится на тихую проворную служанку, и, кажется, понимает паучью ловушку. — Вы говорили, что…       — Что перерезать горло принцу Деймону сможет виночерпий, — напоминает мужчина. — При правильной расстановке приоритетов…       «Жуткие вещи творятся в головах обделенных», — думает про себя Кэт, съеживаясь под тяжёлым взглядом мастера над шептунами. Ей хочется слиться со стеной, стать невидимкой, но вместо этого девушка направляется к последнему оплоту своего спасения. Эйгон уже протягивает руку за кубком.       — Ваше величество, — шепчет она, склоняясь в поклоне. Очень жаль, что простое серое платье больше смахивает на мешок, и король не может разглядеть те части её тела, которые совсем недавно не прочь был пощупать. — Сегодня простое дорнийское, прошу меня простить.       Ну давай. Глотай этот крючок, тебе ведь и самому надоело нудное сборище лизоблюдов. Ты ведь должен понять, что фраза предназначалась лишь тебе, верно, мой король?       И Эйгон вступает в игру:       — Нет тебе прощения, кошечка, — одними губами шепчет он, но Кэт прекрасно все понимает.       Словно издалека девушка слышит разглагольствования Ланнистера:       — Но против Веларионов одного виночерпия маловато будет.       И чей-то серьёзный голос ему отвечает:       — Триархия согласилась на наше предложение, флот у нас будет, не сомневайтесь. Шарако Лохар не откажется поквитаться с королём Ступеней.       — Арборское лучше пить перед сном, а не ранним утром, — она специально ставит перед королём пустой кубок и уже потом тонкой струйкой подливает ему вина.       — Хорошо подмечено, — соглашается Эйгон и сдвигает своё колено так, чтобы касаться колена Кэт. Обоим от этого прикосновения становится чуть жарче. Зрачки Кэт расширяются.       — Да, вот только поговаривают будто у берегов Эстермонта видели флот Грейджоев. Два галеона под флагом Красного Кракена, — вклинивается в общий разговор сир-дорниец. Его голос Кэт хорошо запомнила, даром, что рот он открывает реже, чем член из штанов достаёт.       — Кажется, у тебя только что появилась новая обязанность, — продолжает Эйгон, хитро глядя на Кэт. — Принесешь мне арборское. Сегодня. После полуночи.       Ничему его жизнь не учит. Хотя кто знает, может он вообще ничего не вспомнил из той ночи, когда уснул на полу. Кто там ему принёс вино, кто убирал — молодому королю и дела до этого нет.       — Как пожелает Его величество, — уголки девичьих губ дергаются, едва не выдав улыбку. Такая покорность Эйгону по вкусу.       Кэт семенит к следующему лорду, обходя стол по кругу.       — Этого не может быть, — говорит сир Отто, терпеливо ожидая когда девушка подаст ему напиток. Горло у него точно ссохлось от бесконечных споров и обсуждений. Эти юнцы так и норовят отбросить осторожность, выступить армией на Драконий Камень, не понимая, что войны выигрываются дипломатией, а не грубой силой. — Дальтон Грейджой не поведёт свой корабли через весь материк только для того, чтобы постоять на задворках чужой осады. Отказал нам, откажет и принцессе Рейнире.       — Или… — своим спокойным голосом лорд Стронг привлекает больше внимания, нежели криком. — Поговаривают, будто бы сестры Красного Кракена промышляют пиратством на Ступенях, они могли бы встать на её сторону.       Сир Ланнистер фыркает. Перебивает, отбрасывая глупые домыслы:       — Эти сучки грабят порты по всему побережью! Трем стервам и дела нет до чужих войн, они охочи только до золота. Ещё налей!       Последние слова предназначаются Кэт, и девушка, едва не подскочив от неожиданности, бросается к разгоряченному собственными обидами мужчине. Шустренько подливает тому вина, удивляясь, когда это он успел все вылакать, если практически не замолкает. Надобно иметь два рта, чтобы и столько говорить, и пить одновременно!       — Что за сестры? — холодно спрашивает принц Эймонд. Вот кто молчун, так молчун — три слова за все время.       — Креветка, Камбала и Китобойное судно, — объясняет Ланнистер. — Так их называют. Три шлюхи, что наплодил предыдущий Грейджой. Похуже своего брата.       — Леди Савиан, леди Ангелис и леди Альма, — вкрадчиво продолжает Ларис Стронг. — Три сестры, два галеона. Мы не можем исключать возможности того, что две из трёх присоединились к чёрным.       Кэт сглатывает вязкую слюну. Два боевых корабля могут нанести серьёзный ущерб стенам столицы. Если эти женщины в действительности так кровожадны, как вещает сир-лев, то опасность грозит всем жителям города.       — Ну это точно не Китобойное судно! — ухмыляется Ланнистер. — Гадина такого размера, что ни один галеон её не потянет.       За исключением него самого, над остротой никто не смеётся. Лорды только переглядываются, ожидая пока стихнет очередной взрыв хохота. А жаль, шутка-то хоть и плоская, зато смешная.       Кэт направляется к Кристону Колю, когда королева-мать подаёт голос:       — Нам нужны все союзники, какие ещё не примкнули к Рейнире. Тиреллы, Баратеоны, Талли, все! Великие и малые дома.       Сир Кристон строго смотрит на Кэт, даже не притронувшись к предложенному кубку. Ах, да, ты же на службе. Вот про него-то она и запамятовала! Ну зато имя выучила. Следующий на очереди одноглазый принц, что так недобро разглядывает собравшихся. Несговорчивый. И веет от него стылой зимой. Он замечает Кэт, а на лице отчётливо проступает презрение. «Опять ты», — читает она его мысли.       — Я отправлюсь в Штормовой Предел по первому же твоему слову, матушка, — заверяет он, но Алисента отчего-то медлит.       Сын её — человек надёжный, но больно вспыльчивый. Упаси Семеро, ещё начнет переговоры с угроз.       — Мы сделаем лучшее предложение, — с осторожностью продолжает она. — Ты должен заполучить руку одной из четырёх дочерей лорда Борроса.       — Я помню, — согласно кивает Эймонд и выхватывает из рук Кэт кубок прежде, чем та успевает его наполнить. Несколько алых капель орошают чистый передник служанки, расползаясь длинными подтеками.       — Любая подойдёт, Эймонд. Посватайся, женись и лорд Боррос вручит твоему брату Штормовые земли. Но в случае неудачи…       Кэт отступает назад, стараясь кувшином прикрыть испорченную одежду. Мойра шкуру с неё спустит, когда увидит! Только вчера же выстирала, а уже успела заляпать!       — Неудачи не будет, — заверяет младший принц. — Я получу девчонку, а Эйгон — Штормовой Предел.       На несколько мгновений в зале воцаряется умиротворенная тишина. Никто из присутствующих не сомневается в том, что сильный союзник у них будет. Обязательно будет, и никакой Деймон Таргариен или сестры Грейджой им не помешают!       Последний лорд терпеливо ждёт своё вино, ни единым словом не выказывая раздражения. Мастер на шептунами даже выдавливает из себя самую любезную улыбку из своего арсенала, но Кэт от этого только передёргивает.       — Напомни-ка мне, как давно ты прислуживаешь в замке? — елейным тоном спрашивает Колченогий, глядя как дрожат мозолистые руки девушки.       — Второй год, милорд.       Ларису Стронгу нравится ложь этого мышонка. Он терпеть не может тех, кто обманывает неуклюже, глотает собственные слова как ядовитую слизь, мямлит и прячет глаза. Эта девка врет отменно. Ему обязательно стоит к ней приглядеться получше, когда будет свободное время.       Прежде чем наконец покинуть зал Малого совета, Кэт ещё раз оборачивается полюбоваться на молодого короля. Эйгон выглядит отрешенным: ему сложно лавировать в бушующем море тактик и стратегий. Но и признать свое неведение он не может — глава Семи Королевств, как-никак. Ему все кажется, что каждый нутром чует его никчёмность.       Девушка облегченно прикрывает за собой двери и косится на двух истуканов.       — Жарковато, да? — беззаботно жалуется она, прекрасно зная, что караульные проигнорируют и эти её слова. — Ещё часа три вам тут стоять, не меньше. Только начали.       Молчат. Молчат, но по бородатым лицам расползается уныние и безысходность. Какое приятное, однако, чувство порождает это выражение мировой скорби в глазах стражников!       Довольная Кэт направляется вниз по ступенькам, все ещё ощущая на языке приятное послевкусие лжи. А вот если бы поздоровались… Но тут дверь вновь со скрипом распахивается, и девушка слышит поспешные шаги. Неужели закончили? Какая жалость.       На лестнице появляется принц Эймонд. Его тёмный силуэт высвечен солнечным светом, так что на долю секунды Кэт ослеплена яркими бликами. Чёрное пятно на безупречно белом фоне.       Он быстро спускается, не сводя с девушки взгляда, и Кэт хочется спрятаться. Тело подчиняется первородному инстинкту — убежать от опасности. Или сделать вид, что бежишь от опасности, пока с лица младшего принца не исчезнет это выражение необузданного гнева.       — ТЫ! — отчеканивает он. — ОПЯТЬ ТЫ! Подслушивала?       Он с силой толкает Кэт в спину, не позволяя ей сбежать. Девушка оказывается в ловушке между холодной стеной и разъяренным королевским братом. Да что с ним такое? К чему такие грубости?       — Куда не посмотрю — везде ты! Из сотни слуг именно тебя выбрали мелькать на Малом совете? Ещё и в покои короля пробралась, — совсем чуть-чуть и Эймонд, кажется, свернёт ей шею. — Какое подозрительное совпадение!       — Я делаю то, что мне приказывают! — девушка закрывается от него подносом, как щитом. — Разве это моя вина, что…       — Что ты вынюхиваешь? — перебивает её Эймонд. — Отвечай, пока я даю тебе шанс!       Его наставник, сир Кристон, как-то раз сказал: душа юной девицы точно сдобная булочка, нежная и мягкая. Жаль только что со временем она черствеет. Говорил он, конечно, про шлюху-Рейниру, а Эймонд делал вид, что не понимает истинную подоплёку подобного красноречия, однако сравнение это запало принцу в память. Сейчас он смотрит на Кэт и чётко понимает, что эта булочка не просто зачерствела. Она прогнила насквозь.       — Молчишь… — угрожающе тихо шепчет он. — Слишком часто я стал замечать тебя подле моего брата.       Кэт обиженно смотрит в пол, её светлые ресницы слегка подрагивают. Вот-вот пустит слезу.       — Я вино по замку разношу, а вы меня уже и в грешницы записали, — отвечает она, и вроде бы действительно боязливо умолкает. — Это вы меня преследуете, а не я вас. Ничего я не вынюхиваю.       Эймонд видит, как быстро бьётся жилка на её шее, как стекает капелька пота в ложбинку между ключиц, а затем и дальше, к маленькой округлой груди. Он напугал ее. Эймонду кажется, что стоит ему прислушаться, и он непременно различит грохот её сердца под прутиками-ребрами. Где-то на периферии сознания возникает мысль, что они стоят непозволительно близко, как если бы он решил облапать девку. От этого становится омерзительно. Эймонд — не его брат, и безродные служанки не по его долю. Грязь с золотом не мешают.       — От тебя за версту разит ложью, — твердит одноглазый принц.       — Это мята, — пожимает плечами девушка.       Кэт незаметно подаётся вперёд, но взгляда не поднимает. Пусть думает, что пристыдил, а она тем временем сможет посмотреть — встал или не встал? Все мужчины одинаковы по природе, а девственники и того проще. Покажи им спелый персик и скажи, что это женский зад, так потом замаешься персиковый сок с постели вытирать.       «И что же тебе не жилось спокойно?» — думает Кэт. — «Читал бы и дальше свои книжки, так нет же…».       — Мне нужно идти, милорд, — тараторит она и прижимается к нему грудью, словно в попытке избежать неприятного прикосновения, но… Ох, как она неуклюжа, какая досада, налетела острыми сосками прямо на стройное мужское тело. Во-о-от же растяпа, ещё и мазнула мягкими полушариями по его предплечью, так чтобы принц в полной мере смог ощутить отсутствие жёсткого корсета. Нет, ну грешно так смущать эту невинную одноглазую овечку!       И Эймонд теряется от подобной близости. Он глух к чужим насмешкам, его не пугают острия мечей, направленные в сердце, он спокоен при виде крови. Но вот женское тело для принца — неизведанная стихия. В свой первый раз он был так смущён…       — Ещё раз увижу на Малом совете — закую в кандалы! — выплёвывает принц ей вслед, и это не пустая угроза. Второго предупреждения не будет.       Когда Кэт скрывается в бесчисленных коридорах замка, в воздухе все ещё витает слабый аромат мяты, отутюженного чистого белья и… страха. Эймонд не понимает, какая часть этой смеси кажется ему столь привлекательной. Там, где Кэт коснулась его грудью, кожа все ещё горит.       А служанка бежит. Бежит, что есть сил, опасаясь, как бы принцу не взбрело в голову догнать её и действительно бросить в подземелья. Один — беспросветный пьяница, второй — буйнопомешанный! Какие ещё пороки таит в себе кровь драконов? Хотя…       Тут она резко останавливается. Мысль проносится в голове молнией, настолько быстро, что Кэт не успевает осознать её до конца. А что, если… Это ведь все решает. Возможно, ей стоит убить двух зайцев одним ударом топора?       Все еще обдумывая эту возможность, Кэт бредёт в кухонные чертоги. Там душно, жарко и пахнет чесноком, но девушка все равно счастливо улыбается. Не-е-ет, мозгами она точно пошла в отцовскую породу! Кровь не водица.       И тут же хлесткий удар по лицу швыряет её обратно в реальность.       — Я разве тебе велела вино нести?! — шипит на неё Мойра, занося ладонь для очередного удара. — Разве тебе сказала?! Вечно ты шастаешь там, где не просят!       Приплюснутый чепчик старой служанки напоминает капюшон разъярённой кобры. Кэт зажимает рукой красный след на щеке. Пальцы привычно складываются в кулак, острые костяшки готовы вбить в горло толстухе собственную ругань вместе с осколками зубов. Слез нет, серые глаза совершенно сухие, вот только злобные. Но Кэт вовремя останавливает себя. Она же просто служанка, сирота, дочь рыбака и серая мышка. А мышки не ломают носы старым сукам.       — За что? — хнычет девушка, и лицо её мигом орошают горячие слезы. — Я… Да я же… Диана не смогла. Она порезалась!       — Это ты её порезала? — не унимается Мойра.       — Нет! Она осколками все руки изрешетила, сама у неё спроси, я помочь хотела. За что ты так со мной?!       Слова её сливаются в один заунывный вой, сопли текут по подбородку, и Кэт утирает их фартуком. Мойра вроде бы остывает, но все еще до конца не верит новенькой девушке:       — А ну пошли. Я сама у Дианы спрошу.       Зареванная Кэт шагает след в след за толстухой, жалобно поскуливая и оправдываясь. Диану они находят в кладовых — та осторожно перебирает луковицы, отбирая заплесневелые от свежих. Руки у девушки перемотаны льняными тряпицами, через которые проступают кровавые полосы. На туфельках все ещё виднеются следы подсохших бурых капель.       — Да, — говорит она. — Я уронила глиняную миску и поранилась осколками, кровь хлестала, как из свиньи… Кэт помогала мне, вон и сама испачкалась. Прости, Кэт, не хотела испортить.       Диана приглаживает заляпанный фартук своей подруги, слово показывая, как сильно сожалеет. Мойра тоже замечает длинные красноватые подтеки на переднике Кэт — а ведь и вправду, похоже, помогала… Женщине становится стыдно, и за пощёчину, и за неоправданные упрёки. Она девочку до слез довела, а ведь та, наоборот, как лучше хотела. Зря на неё наговаривают другие служанки, завидуют, небось.

***

      Запястья все ещё пахнут мятным маслом, которое она стащила из гладильной утром. Запах непривычный, но до того свежий, что Кэт сама утыкается носом в нежную кожу с прожилками венок, и полной грудью вдыхает тонкий аромат.       Девушки готовятся ко сну: некоторые читают молитву на ночь, кто-то терпеливо штопает чулки, а другие, наоборот, раскинулись на кроватях в надежде побыстрее уснуть.       Мерное течение вечера нарушается внезапно. Грохот десятков ног эхом раздаётся по коридорам, двери раскрывают пинком, так что кованые ручки с треском врезаются в стены. Каменная пыль оседает на холодный пол.       Кэт делает вид, что напугана, как и остальные девушки. Она жмётся к Эттель, в то время как Диана жмëтся к ней самой. Ещё какая-то темноволосая служанка прячется под одеялом, чтобы скрыть свою неподобающую наготу. В глазах стражников они выглядят стайкой зашуганных гусынь. Вот и славно.       Мужчины грубо переворачивают хлипкие перины, вытряхивают из подушек перья, так что те белой пеленой оседают на головы служанок, проверяют каждый уголок тесных комнат. Все происходит в полнейшей тишине, никто и пикнуть не смеет. Никто не знает, что они ищут.       Когда обыск закончен, в дверном проёме появляется лорд Стронг. Его железный ботинок оставляет длинные дуги царапин, когда мастер над шептунами останавливается в середине комнаты.       — Мне искренне жаль, что пришлось потревожить вас в такой поздний час, — врёт он. — Мне не доставило это удовольствия, но из покоев принца Эймонда пропал редкий валирийский свиток. Наследие его предков. Прошу, если кто-то знает, где он — поделитесь со мной.       Тишина. Никто слыхом не слыхивал про этот свиток, куда им.       — Очень жаль, — недовольно морщится лорд Ларис, но заметив пристальный взгляд Кэт, тут же догадывается, что девушке есть что сказать. Просто не при всех.       Да, милорд, новенькой служанке есть что тебе поведать. Другие девушки слишком взволнованы, чтобы заметить, как одна рыженькая кошечка юркает вслед за стражниками.       — Не хочу наговаривать, милорд, — смущённо шепчет она ему в ухо. — Но несколько дней назад мальчишка спрашивал у меня, где можно найти в городе книготорговца.       — Что за мальчишка? — хищный паук разом оборачивается учтивейшим дворянином. — Поверьте мне, ваша верность не останется незамеченной.       Глаза Кэт жадно сверкают. Может он и золота ей отсыпет за эту информацию?       — Паж, господин. Который в услужении у Его милости, — доверительно сообщает она, уже представляя, как золотая монетка отяготит её карман. — Я ещё подумала, зачем ему книги, если он и читать-то не умеет. Вот и запало в память.       Он ещё выпытывает у неё: что она ответила? А что ответил паж? А точно ли он, а не видела ли она сама свитка?       Но Кэт отвечает быстро и чётко, ничего не скрывает, от ответа не уходит. Она ведь просто бедная служанка, милорд, ей только на приданое скопить, но честным трудом, она ведь набожная!       Ларис думает, что недооценил девушку — она вроде бы не дура, зато как хорошо притворяется ей. И золото любит, сразу понятно. Возможно, она сможет хорошо вписаться в его паутину, сплетённую из чужих секретов и сплетен. Возможно, даже не запутается в ней сама.       — Спасибо, — говорит он прежде, чем уйти. — Уверен, ваша хорошая память послужит нам и короне на славу.       «Будь уверен, так и есть», — мысленно отвечает ему Кэт и склоняется в поклоне.       Неполная луна проступает в ясном звездном небе, близится час летучей мыши. Вот-вот наступить полночь.       Она идёт к Эйгону без вина, зато в фартуке и чепце. Эта одежда обезличивает её — сир Кристон Коль, охраняющий этой ночью покои молодого короля, запомнит только служанку, но не её лицо.       Сир-дорниец пропускает её без лишних вопросов, наверняка король предупредил его не чинить препятствий ночной гостье. И, конечно же, гвардеец доложит обо всём праведной королевской матушке… Кэт раздражена — придётся ещё и с этим разбираться. А ведь Эйгон не дитя малое, сам мог бы хоть палец о палец ударить, чтобы прикрыть свои связи. Последствия сами себя не разгребут.       Впрочем, весь гнев испаряется с лица девушки мгновенно, стоит только зайти в сумрачные, душные покои короля. Самого Эйгона не видно. Тишину нарушает только потрескивание поленьев в камине. Из высоких окон струится блеклый лунный свет, освещая беспорядочно разбросанные на столе гранатовые шкурки и миску со свежей иссиня-черной ежевикой. Жаль, что подобных редкостей не было в предыдущий её визит, Кэт уже представляет, как кислые ягоды лопаются у неё на языке.       — А ты не из робких, да? — доносится до неё спокойный голос короля.       Эйгон сидит на кровати, прислонившись к высокой балке балдахина. Освещение такое скудное, что в своём темно-зеленом дублете он практически сливается с зелено-темной тканью занавесей. Даже тень его на полу кажется отливает зеленью. Про себя Кэт подмечает, что цвет этот ему не идёт. Как, впрочем, и ей не идут серые прислужьи обноски.       — Почему Его величество так решили? — мягко спрашивает она.       Эйгон пробегается по ней усталым взглядом. Взглядом без единого намёка на возбуждение. Это серьёзно беспокоит девушку — она не нянчиться пришла, пусть ищет покаяния у своего духовника, а не у нее.       — Ты пришла с пустыми руками, — прищурившись, поясняет Эйгон. — Без предлога. Нужно быть либо очень смелой, либо очень глупой.       Пару неспешных шагов, и она уже у подножия кровати, перед ним — своим королем. Девушка стоит прямо напротив него, глядя на светлую макушку. Вином от него сегодня не пахнет, а дублет застегнут под самое горло, так что несколько пуговиц впились в кожу. Точь в точь туго затянутый ошейник — не стащить, не привыкнуть. А Белый плащ за дверью приковывает к замку получше любых цепей.       — Почему только одно? — Кэт плавно опускается на пол, усаживаясь между коленей Эйгона и опираясь на них острыми локтями. Подбородок девушки покоится на переплетённых пальцах, она смотрит на молодого короля снизу вверх, ожидая его реакции. — Почему нельзя быть и смелой и глупой одновременно?       — На такое способен только он, — кивок в сторону двери. Не слишком-то высокого мнения он о своём защитнике.       Кэт обдумывает каждое слово, выстраивая ответ так, чтобы привести разговор к желаемой теме. Трезвых людей разговорить куда сложнее, но даже они не всегда держат язык за зубами.       — Так может нам с ним стоит поменяться местами? — глупо хихикает она. — Я буду носить белый плащ, а он чепец и фартук. Мне бы пошлó?       А вот, наконец, и на лице Эйгона появляется улыбка. Меланхолия отступает перед красочной картиной Лорда-командующего с метлой в руках. Эйгон тянет за тесьму на затылке Кэт, стаскивая чепец и, заодно, выдергивая несколько рыжих волосков.       — Иди и предложи ему это сама, — отвечает король. — Посмотрим, насколько ты смелая.       Звучит как вызов, и Кэт даже почти соглашается, предвкушая, как покраснеет дорнийская физиономия сира Кристона, когда тот услышит предложение. Но она здесь не для этого.       — Этого желает Ваше величество? — шепчет Кэт, молясь, чтобы Эйгон ответил именно так, как она задумала.       — Нет, — отвечает Эйгон. Именно так, как она задумала. — Я желаю, чтобы ты сняла с себя эти тряпки.       Прекрасно! Словесная удавка затягивается все туже и туже.       — Может быть таким будет первый королевский указ? Только представьте. Все служанки ходят в прозрачных платьях. Или другие лорды не одобрят?       — Моя мать придёт в ужас, — усмехается Эйгон.       — И Десница тоже! — Кэт прижимается лбом к бедру Эйгона и беззвучно смеётся. — Зато сир Ланнистер поддержит, и лорд Стронг… Хотя нет, он так сварлив, что чего доброго и на вас виночерпиев натравит! Или на меня.       — Колченогий слишком часто угрожает. — Эйгон кладёт руку Кэт на голову, зарываясь перстнями в мягкие девичьи волосы. — Не бойся его. Он опасен лишь на словах, а на деле все его угрозы — лишь пустословие. Бесполезный хромой прихвостень.       Кэт так благодарна ему, что хочется прямо сейчас сорвать с него этот уродский дублет и вознаградить хорошим оргазмом. Девушка заглядывает ему в глаза, выискивая в чертах красивого юного лица короля малейший намёк на ложь или неуверенность. Но он говорил правду.       Есть нечто будоражащие в том, как Эйгон смотрит на неё: спокойно, даже немного отчужденно, но попытайся она сбежать — это пробудит в нем дремлющего дракона.       — Правда? — улыбается она, ластясь к нему как кошка. Дыхание опаляет внутреннюю сторону мужских бёдер, и глаза Эйгона темнеют от возбуждения. В нём просыпается голод. По крайней мере Кэт сейчас нравится так думать.       Удушливое возбуждение, как тени, сгущается в королевских покоях, концентрируясь между рыжей служанкой и среброволосым королём. Некоторое время они просто смотрят друг на друга, пока не становится очевидно, что нелепые разговоры более не нужны. В их головах уже мелькают картины того, что они могли бы сделать этой ночью друг с другом.       — Развяжи, — это приказ.       Кэт смиренно распутывает череду узелков на мужских штанах. Его настрой ей понятен, она знает, что будет дальше, но не торопится.       — Начинай.       Кэт медленно обхватывает рукой его член у основания, ощущая, как горяча бледная кожа с бугорками вен. Медленно проводит языком по всей длине, облизывая каждый выступ и плотно сжимая губы. Эйгон дрожит от столь медленных движений, его дыхание становится тяжелым и громким.       Кэт пытается заглотить член почти полностью, и Эйгон ощущает, как головка его члена касается ее нёба, продвигаясь все глубже и глубже. Сидя на коленях и раскачиваясь взад-вперёд, служанка то ускоряется, то замедляет темп. Сладко причмокивает и постанывает, активно работая языком. То облизывает ствол вдоль всей его длины, то вновь жадно обсасывает головку и снова пытается заглотить почти целиком. Ее пальцы легко скользят по всей его длине, вырывая короткие мужские стоны. Девчонка так хороша, что и не подумаешь, будто она невинна.       — Остановись, — выдыхает он, тут же поддевая Кэт за подбородок.       Его изучающий взгляд уверенно скользит по раскрасневшемуся личику, заставляя служанку краснеть от смущения. Кэт замирает, боится пошевелиться, но ее выдают чуть приоткрытые губы, словно бы жаждущие большего. Король не привык отказывать себе в удовольствиях, но иногда стоит немного подождать, чтобы все было еще желанней и слаще.       — Ты сейчас разденешься для меня, — говорит Эйгон, лениво откидываясь на кровать и опираясь на локти. — А потом разденешь меня. Можешь сделать это так медленно, как сама захочешь.       Кэт смущенно опускает голову, словно бы стыдится происходящего, но затем на её лице мелькает хитрое выражение. Девчонка перекидывает рыжие волосы на одно плечо и принимается перебирать пальчиками шнуровку платья, стягивая его через голову и оставаясь в одной простенькой хлопковой нижней сорочке.       Кэт из всех сил старается не рассмеяться ему в лицо. Он решил, что может командовать ей? Вот этот, который даже топор поднять не может? Так и быть, она подыграет, тем более, что ей самой хочется попробовать эту королевскую шлюшку. Оставить бы на этом миловидном лице пару ссадин или укусов. Хотя такое лицо — грех попортить.       Его серебристые волосы прилипли ко лбу, капельки пота стекают по вискам, и Кэт понимает, что ей нестерпимо хочется слизнуть их языком. Эйгон жадно следит за ней взглядом, приоткрывая рефлекторно рот каждый раз, когда складки ткани обнажают одно бледное плечо девушки, затем второе, а затем и маленькие острые грудки с ярко-розовыми сосками. Кэт снова скользит рукой вниз по впалому животу и медленно, дразняще, спускается вниз. Опускает ночную рубаху к бёдрам, так что та повисает на талии, а рука движется дальше вниз. Под юбку, между разведенных ног.       Король чувствует себя так, будто готов броситься и разорвать служанку на куски, но он с усилием прижимает ноги к полу и манит девчонку к себе на колени.       — Больше… мне нужно больше.       Его член ноет и отчаянно просит к себе прикоснуться, но Кэт по-прежнему молчит — изводит его. Она прикрывает ресницы, откидывает голову назад и, наконец, погружает пальчики в себя. Двигает ими медленно, а вот дышать начинает намного чаще.       Эйгон тянет ее за волосы вверх и Кэт послушно залазит к нему на колени, прижимаясь всем телом. Простецкая служаночья одежда серой лужей остаётся лежать на ковре. Девушка широко раздвигает ноги, животом вдавливает член короля в торс, замыкая его между двумя телами и, наконец, ее губы накрывают рот Эйгона. Тот укладывает руки ей на бедра и еще ближе прижимает ее к себе, заставляя приподняться и буквально вжаться горячей влажной кожей в его член.       — Если ведешь себя так смело, милая Кэт, значит правила тебе объяснять не надо, так?       У нее нет шанса ответить. Эйгон искусно играется с языком девушки, то вбирая его в свой рот — поощряя, то прикусывая — наказывая за излишнюю самонадеянность. Лишь когда девушка сама начинает проявлять инициативу, отвечая на поцелуй, он дает слабину и стонет.       Ей нравилось чувствовать эту силу, примеряя её на себя, когда она возвышалась над ним, слегка покачиваясь, терлась о него, шепча, что он может трогать её где угодно.       — Это. Только. Начало, — отчеканивает Эйгон, крепко обхватывая Кэт за шею, легко стряхивает её с себя на кровать и тут же ложится следом, подминая под себя тощее тело служанки.       Разведя ноги Кэт шире, он устраивается на коленях между ними и наслаждается видом её покрасневших от возбуждения и смущения… скул. Ладони захватывают девичью талию, и, немного приподняв, Эйгон входит в неё резко, полностью заполняя и, не дав привыкнуть, начинает двигаться. Почти рычит, каждый новый его удар бедрами заставляет её сжиматься вокруг его плоти.       — Бля-ять… я хочу, чтобы ты стонала… постоянно, — он оттягивает ее соски, и Кэт выгибается, понимая, что готова беспрекословно подчиняться ему. — Черт, — его голос одновременно наполнен лаской и похотью, и Кэт на самом деле не понимает, как это может сочетаться.       — Тебе больно, — продолжает он, словно исповедываясь. — Я не люблю причинять боль, меня воротит от этого, но… так легче. Легче ненавидеть себя. Все ненавидят, нужно ведь дать им повод.       Эти слова не должны были её тронуть, Кэт вообще глубоко наплевать на чувства короля, но отчего-то сердце на мгновение пропускает удар. Она понимает, каково это — вечно прозябать под давлением чужих упрёков. Король Семи Королевств кажется ей совсем ещё юным мальчиком.       Его откровение искрами жалит тело изнутри, и девушка тянется к нему, тянется, чтобы запечатлеть непривычно нежный для обоих поцелуй.       Кэт даёт возможность Эйгону почувствовать свою беспомощность и беззащитность в его руках. Он впивается пальцами в её плоть так сильно, будто собирается оставить по всему её телу синяки от прикосновений. А девушка только сильнее под ним ослабевает. Горячие губы ласкают ее грудь, слегка покусывая и посасывая соски, нежные руки ласково трогают и нажимают на те точки, от которых жар яркими волнами разносится по телу.       — Смотри на меня, — тихо шепчет мужчина, обхватывая ее острый подбородок. Король оттягивает нижнюю губу Кэт, большим пальцем размазывая слюну и побуждая девушку открыть рот шире. Сильная рука держит волосы, заставляя откинуть голову назад. — Стыд может быть возбуждающим.       Эйгон все сильнее вбивается в неё бёдрами, и тут же наклоняется к её лицу — тонкая нить слюны тянется с губ короля к её, стекая на язык и в глотку. Эйгон обхватывают пальцами девичью шею и легка сдавливает, сосредоточенно наблюдая, как Кэт жадно хватает воздух.       — Глотай, кошечка.       Для неё это открытие. Возбуждающее, острое, пронзительное открытие — оказывается даже ей может быть приятно подчинение. Кэт медленно сглатывает вязкую слюну и хрипло выдыхает. Зрение затуманивается от слишком сильных эмоций.       — Так по-блядски стонешь, — не прекращает Эйгон в пылу наслаждения. — Настолько нравится быть моей личной игрушкой?       Он врезается в нее сильно. На грани отчаяния и дикого, необузданного желания, и Кэт выгибается, цепляясь за него пальцами. Ещё совсем немного…       Эйгон наслаждается её беспомощностью, наслаждается тем, как эта девчонка беззастенчиво стонет, принимая его, но позволить ей кончить? Он ещё не наигрался. Нет.       Он резко отстраняется и рывком переворачивает ее на живот, тут же пристраиваясь между разведенных бёдер. Заставляет прогнуться в пояснице и опять входит резко, сильно и грубо. Ее соски трутся о простыни, а импульсы удовольствия скручивают внутренности.       Эйгон наматывает длинные рыжие локоны на руку, так что девушка вынуждена запрокинуть голову, пока король, упираясь грудью в ее спину, грубо всасывает кожу на хрупкой шее.       — Нравится? — Эйгон упивается привычным звуком влажных шлепков кожи о кожу, вбиваясь в женское тело все отчаяннее и жёстче. — Я задал тебе вопрос! Открой свой чёртов рот и отвечай!       — Да! — Кэт едва ли понимает, что от неё требуется. Ей должно быть страшно, но вместо страха лишь неутолимая, злая жажда, и каждый раз, когда молодой король втрахивает ее в перину, давит на живот, ей хочется плакать от того, как этого мало — и как это хорошо…       Толчки становятся сильнее и более беспорядочными, но Кэт этого достаточно. Она кричит сорванным голосом и кончает, уткнувшись лбом в пуховые подушки. Знакомое чувство простреливающих по телу молний в этот раз ощущается очень сильно.       Эйгон тяжело дышит ей в шею, пока член дергается и изливается глубоко в горячее узкое тело, отмечая её собой. Блаженство струится под кожей, а сердце трепещет в груди. Он падает на девушку сверху, глубоко и рвано дыша, и они оба приходят в себя долгие несколько мгновений, пока воздух толчками поступает в горящие лёгкие.       Кэт надеется, что сейчас Эйгону не взбредёт в голову поболтать. Тело так пропитано сладкой негой, что желания разговаривать нет совершенно, но если уж она начала играть сцену, то из образа выходить нельзя. На её счастье, Эйгон отворачивается, теряя интерес к глупой служанке, и быстро засыпает.       Несколько минут Кэт блаженно улыбается, закинув руки под голову и свесив одну ногу с края кровати, но затем спохватывается. Некогда ей тут лежать, какими бы мягкими не были таргариеновские перины.       Ноги у девушки приятно дрожат, когда она натягивает платье и завязывает волосы в тугой узел. Что не говори, а ей сказочно повезло: не пыльная работа, приятное общество и твёрдый член между ног в любое время.       Прежде чем уйти, Кэт набирает полную горсть ежевики и тут же отправляет ягоды в рот. Кисло-сладкий ежевичный сок окрашивает губы девушки синеватым цветом, но та не обращает на это внимания. Жуёт с таким удовольствием, будто вот-вот замурлычет.       Раздавив ещё одну ягоду в пальцах, Кэт похлопывает себя по щеке. Растирает фиолетовую жидкость по коже, даёт высохнуть. Пора уходить.       Женские слезы изобрел Бог обмана, не иначе. Как еще объяснить то, что рыцари теряют всю свою доблесть, стоит им только остаться наедине с рыдающей леди? Вот и Кристон Коль теряется, когда Кэт выбегает из покоев Эйгона Таргариена и судорожно всхлипывает, уткнувшись в его плечо. В свете факела он видит кровоподтёки у неё на шее и груди, на скуле лиловый след от удара, а платье совершенно измято.       — Умоляю. Умоляю. Сир, прошу вас, — хнычет она, совсем тихо, на выдохе. — Не рассказывайте никому, меня уволят. Такой позор, мой жених… Я не хотела, я не виновата. Семеро, молю!       Он, конечно, понимает, что случилось за этой дверью. Девочка такая жалкая в этих своих помятых одеждах, личико такое юное. Конечно, она опозорена навсегда. И кем опозорена? Собственным королём! Не стоило ей приходить так поздно.       — Иди к мейстеру, — приказывает рыцарь, но Кэт испуганно мотает головой:       — Нет-нет-нет-нет-нет! Это так стыдно. Прошу, сир, не говорите никому про это. Я не вынесу такого позора!       Сцена душещипательная. Кристон Коль вспоминает ту давнюю историю, когда буквально кожей ощущал на себе презрительные взгляды. Оба опозорены Таргариенами.       — Хорошо, — решается он. — Я никому не расскажу.       Женские слезы изобрел Бог обмана, мужские клятвы — Богиня раздора. До самого рассвета сир Кристон ломает голову над тем, что было бы, окажись королём другой брат.       А Кэт проводит ночь в иных размышлениях, с иными людьми и иными разговорами. Возвращается в покои служанок она только в час волка. Снимает плащ, прячет костяной гребень, распускает волосы. На носочках крадётся к своей кровати, стараясь не задеть голые пятки спящих девушек.       Из темноты коридоров на неё смотрят чьи-то злобные глаза. Эти же глаза следили за ней, когда Кэт покидала Красный замок, эти же глаза видели, куда она пошла.       — Значит всё правда, — шипит Мойра. — А я, дура, не верила. Эттель предупреждала меня, что ты по ночам пропадаешь. Зря только взяла тебя! Завтра же вылетишь отсюда, как пробка, и молись, чтобы жива осталась.       Кэт оборачивается, внимательно слушает поток желчи, льющийся изо рта толстухи.       — И вторая тоже пойдёт на улицу, нечего вам тут вынюхивать! А я-то все думаю, отчего остальные тебя сторонятся, чего принц допрашивает? А оно вон как. Дрянь, она дрянь и есть!       С этими словами Мойра резко разворачивается, так что седые кудряшки взметаются вверх. Кэт видит, как грузно покачиваются её бёдра, когда женщина топает по лестнице, шурша складами платья.       Очень, очень, очень неудачно получилось.       Служанка достает костяной гребень, без лишней суеты выходит в коридоры и направляется следом. Первые лучи солнца пробиваются сквозь оконное стекло.

***

      Чепец плотно сдавливает голову, не позволяя выбиться ни единому рыжему локону на затылке. Она идёт аккуратными мелкими шажками, чтобы ни одна капля вина не расплескалась и не заляпала белоснежный фартук, а то руки-то трясутся.       Из окон доносится мальчишеский визг, столь пронзительный, что уши закладывает. Кэт видит, как стражник на конюшне заносит руку для удара, затем свист и смоченная в уксусе розга опускается на розовый зад принцева пажа. Мальчишка рыдает и вырывается, но стражник сильнее.       — А нечего было воровать! — слышит она гневный окрик.       Да, все верно: нечего было воровать у принца Эймонда редкий валирийский свиток, которым тот так дорожил. Это же надо додуматься! Спрятать краденное в собственной комнатке, среди страниц «Семиконечной Звезды». Как не стыдно, а ведь клялся, что понятия не имеет, кто его туда подбросил. Но хорошо, что лорд Стронг словно бы знал, где искать. Как будто кто-то подсказал ему, кого именно стоит допрашивать.       Кэт с жалостью смотрит на мальчишескую порку, разочарованно качает головой, но радуется тому, как приятно оттягивает её карман монетка.       «Вы можете мне пригодиться, милейшее создание», — сказал девушке королевский паук, вкладывая в ладонь новенького золотого дракона.       «Жаль только, что ты мне уже без надобности», — подумала тогда Кэт, но вслух ответила лишь благодарностью. Мастер над шептунами человек умный, с ним нужно быть начеку.       Кэт несёт королю горячую воду для умывания. Иногда останавливается, если несколько капель переливаются через край, а иногда ускоряется, когда вспоминает, что служанкам платят за расторопность.       Мойра справилась бы с этим куда лучше, но вот беда — женщина куда-то пропала этим утром. Никто не видел, куда она ушла, и никто не знает, когда вернётся. Молодые девушки тихо шептались, не зная, что и думать. Не было ещё такого, чтобы Мойра уходила, никого не предупредив.       Кэт даже у караульных спросила, не видали ли те пухленькую служанку? Да, в возрасте, и волосы такие кудрявые ещё. Да, давно тут служит. Нет, семьи у неё в городе нет.       Не видели? Как жаль.       Девушка проходит мимо королевы-матери, мимо десницы, мимо мейстера, септона и всем кланяется. Кланяется и улыбается. Но ниже всех она кланяется молодому королю, когда заходит в его покои с тазом остывшей, еле тёплой воды.       Эйгон смотрит на её ласковую улыбку и думает, что со служанкой ему повезло.       Кэт смотрит на помятого Эйгона и думает, что член у того отменный.       Утро обещает быть приятным.