Дрянь

      Савиан Грейджой родилась в самый разгар зимнего шторма. Диким ударам волн о корпус корабля вторили крики женщины, мучимой родовыми схватками.       Все солёные жены Алвара Грейджоя рожали на кораблях, в открытом море, вот и эта балаганная актриска, украденная им из Ланниспорта, не стала исключением.       — Ты родила мне не дочь, а креветку! — было первое, что сказал Алвар, когда увидел розовый писклявый комок с черными поначалу, как у всех младенцев, глазами на пол-лица.       Девчонка была крохотной, рыжей, как и её мамаша, и визжащей столь громко, что даже бывалые матросы затыкали уши.       «Подохнет», — говорили повивальные бабы, глядя на щупленькое красное тельце.       «Подари её Утонувшему Богу», — советовали жрецы, припоминая что у Алвара уже были две старшие дочери, а совсем недавно родился ещё и сын.       — Не-е-ет, — качал головой Алвар. — Креветки они живучие. Такие уж твари.       С того дня Савиан Грейджой стали звать не иначе как насмешливо — Креветкой.       Несмотря на дурные предзнаменования, Креветка пережила первый день и первую ночь. Пережила первый год и первую суровую зиму, превратившись из щуплого младенца в тощую диковатую девочку, напоминавшую скорее оголодавшую дворовую кошку, нежели дочь лорда Железных островов.       Всех, кто осмелился шутить над ней, она нещадно колотила, а тех, кто с дуру пытался с ней сюсюкать, она кусала и царапала до крови. Однажды даже прокусила запястье собственной матери, когда та пожелала вплести ей в медно-рыжие локоны цветы.       Когда Савиан исполнилось четыре, маленькую дрянь выпороли за то, что она угрожала наследнику Морского трона. Дальтон сам был виноват, попытавшись высмеять веснущатую физиономию сводной сестры, а та долго думать не стала — выхватила из его рук нож и приставила к горлу мальчишки.       — Я вырежу твой гнусный язык, а потом выброшу тебя за борт прямо через вот это окошко, — с улыбкой предупредила она, кольнув брата лезвием под подбородок.       Так бы все и закончилось, но, к счастью, на вопль мальчика прибежали матросы. Креветку оттащили от брата, мальчику сменили подмоченные штаны, а Алвара Грейджоя известили о том, что его младшенькая дочь — психопатка.       — Скажи-ка мне, дитя, — серьёзно сказал Алвар, оставшись с девочкой в каюте наедине. — Ты действительно собиралась выбросить своего брата и единственного наследника Пайка в море?       Вопрос был первостепенный. Какие уж шутки, если любимому сыну пустили кровь на собственном корабле?       Савиан подняла на него глаза, с возрастом окрасившиеся в глубокий серый цвет, прикинула в уме, сколько сил уйдёт на то, чтобы допрыгнуть до его волосатой руки и укусить… Передумала.       — Конечно нет, — пропела она своим тоненьким голосочком. — Как бы он пролез в это окно? Мне пришлось бы порубить его на кусочки и только зате-е-ем…       Алвар Грейджой от души расхохотался, а затем влепил дочери такую затрещину, что у той выпал её первый молочный зуб.       Уже следующим утром Креветка покинула материнские опочивальни для того, чтобы стать юнгой на корабле своего отца, путаясь в канатах и скребя палубы бок о бок со своим единокровным братом. День за днём они вместе учились вязать узлы и лазать в воронье гнездо, иногда, правда, дело заканчивалось грязными потасовками, из которых оба выходили с фингалами и ссадинами, но в конце концов кровь взяла своё. Дети привязались друг к другу.       Вскоре к их компании присоединилась ещё одна солёная сестра. Ангелис Грейджой была на четыре года старше Дальтона, на пять — Савиан, но характер у девочки был лёгким, практически весёлым, если только она не брала в руки плетку-девятихвостку и не принималась поучать всех и каждого манерам. Мать девочки была одной из побочных дочерей речного лорда, не то Блэквуда, не то Маллистера, однако повадки леди будто бы передались ей вместе с материнским молоком, и девочка уже к десяти годам была способна доказать собственное превосходство красным словом или кожаным хлыстом.       Савиан и Дальтон частенько ходили с отметинами на заднице, если вдруг в речи их проскакивали такие непотребные слова как «шлюха» или «сукин сын».       Все трое бегали в порту и по отцовскому кораблю, а порой даже Дальтон умудрялся уговорить отца взять их всех на Вече, где они неизменно сталкивались с Альмой Грейджой. Старшая солёная дочь Алвара была девицей на выданье. Тучная, вся в отца, грубоватая на язык и преклоняющаяся перед всем, что было связано с морем. К своим шестнадцати годам Альма уже обзавелась трехмачтовым бригом «Ленивая Грейс», двумя любовниками и внушительным списком портов, в которых успела пограбить вместе со своим дядюшкой. Безжалостная ко всем остальным Альма оставалась верна только одному — своей семье. Эта пухловатая девица, с двуручным топором наперевес, как никто лучше олицетворяла семейный девиз — «Мы не сеем».       Первое, что сказала Савиан, когда встретила свою сестру, было:       — Огромная, как китобой!       Другая бы обиделась за такое сравнение, но Альма только хмыкнула:       — Лучше быть китобоем, чем креветкой, сил-то побольше будет.       В детстве Савиан не любила свое насмешливое прозвище. И хотя много позже, повзрослев, она заставила все побережье Ступеней дрожать при этом слове, в ту секунду девочка вскипела. Огненной молнией она метнулась к Альме и едва не выцарапала той глаза, но, конечно же, силы были неравны. Савиан полетела с утёса прямиком в солёные воды и наверняка утонула бы, но Альма нырнула за ней следом и вытащила мелкую пакостницу на берег. Дальтон и Ангелис резонно заметили, что Креветка виновата сама, раз полезла в драку с сестрицей втрое больше неё. Альма же сказала, что не имеет значения, насколько велик противник — бить надо по болевым точкам, они ведь у всех одинаковые. И Савиан это запомнила.       После случившегося всех четверых детей Грейджой стали все чаще видеть в компании друг друга. Альма учила их править яликом, нырять на глубину, ловить рыбу и, разумеется, драться на топорах.       — Нет лучшего оружия чем то, которое можно метнуть во врага на расстоянии и снести ему разом полбашки.       Семейная идиллия разбилась в одно мгновение, когда один из любовников Альмы попытался соблазнить десятилетнюю Савиан. Маленький, хоть и злобный, ребёнок искренне не понимал, зачем это бородатый мужчина полез ей между ног, но когда тот ещё и рот ей зажал, та терпеть не стала. Она откусила ему все мясо с ладони, а затем, памятуя уроки сестры, ткнула пальцами в глаза и выковыряла белые яблочки, один за другим.       Случилось все это на «Ленивой Грейс», в разгар пьяной ночи, так что первыми обо всём случившемся узнали Альма, Ангелис и Дальтон. Савиан они нашли забившейся в самый угол трюма, дрожащей и перепуганной до полусмерти, насильника — орущим во всю глотку и катающимся по полу от боли.       Старпом тут же послал за лордом Алваром на Пайк, но когда тот наконец добрался до барки, то выяснилось, что наказывать в общем-то и… некого… Младшие Грейджои уже сами разобрались с обидчиком, привязав его вверх ногами к фок-мачте, выпустив кишки и отрезав сморщенный синеватый член. Дальтон же велел оставить ублюдка так до тех пор, пока чайки не склюют с него все мясо.       Одна только Савиан отчего-то не выглядела довольной.       — Я убила человека, отец, — сказала она, и по веснушчатому лицу закапали горькие слезы.       — Вот и молодец! — рявкнул на неё Алвар, разъярённый случившемся, но не умеющий проявлять жалость. — Подбери сопли!       И, сказав это, он залепил ей вторую в жизни оплеуху, так что у девочки выпал последний её молочный зуб.       Стало понятно, что детские развлечения подошли к концу, когда всех четверых детей распихали по разным кораблям и отправили на настоящий промысел. Дальтона отдали на воспитание дяде, и тот забрал его пиратствовать на островах Василиска, где, впрочем, спустя несколько лет погиб и сам. Ангелис осталась на отцовском корабле и вместе они наведывались то на Светлый остров, то к берегам Ланниспорта, а порой даже добирались до Староместа и Арбора, хотя грабить там было куда опаснее.       Пятнадцатилетняя Ангелис отличалась ловкостью и зорким глазом, а потому часто проводила дни в вороньем гнезде, высматривая торговые галеи и лордовские богатенькие каравеллы. В те же годы она обзавелась собственным прозвищем — Камбала. Прозвал её так сам отец, потому как девочка всегда стояла на мачте либо спиной к солнцу, либо одним боком, а оттого и загорела только с одной стороны. Под этим прозвищем она и стала известна по всему западному побережью.       Креветку и Китобойное судно же оставили вместе, наказав отправиться в северные воды, где младшая и старшая устраивали набеги на скудные земли Каменного берега, Родников и Медвежьего острова. Альма по-прежнему учила сестру править кораблём, составлять морские карты, приносить жертвы Утонувшему Богу. Учила плясать с топорами и пить, не пьянея. А самое главное — учила красть самое дорогое.       — У каждого человека есть нечто ценное, но это не всегда золото. Ворвись хоть в сам Винтерфелл, вынести оттуда больше, чем уместится в руках ты не сможешь, но вот если возьмёшь наследника… Тогда за него дадут золота хоть в вес всего нашего корабля!       Маленькая Сави запомнила это. Спустя много лет то же самое она скажет и Чёрной королеве, когда причалит к Драконьему Камню на своём собственном корабле с флагом Красного Кракена. Они не могут украсть для королевы трон, замок или драконов узурпатора, но могут украсть нечто гораздо более ценное.       Когда ей исполнилось четырнадцать, лорд Алвар умер от горячки, и все четверо его детей воссоединились на Пайке. К тому времени Дальтон уже превратился в Красного Кракена, а все сестры владели собственными кораблями. Альма — огромной неповоротливой галерой все с тем же названием, Ангелис — длинным краденым бригом «Нос по ветру», где паруса всегда были чёрными, а матросы весёлыми и шумными, а Савиан быстроходным галеоном «Королева-рыбачка», чьего капитана она протащила под килем за то что он отказался покинуть корабль.       Три девушки стеной встали за брата, когда жрец Утонувшего Бога усомнился в его правах на Морской трон в силу юного возраста. Альма отрубила ему язык своей секирой, Ангелис исполосовала девятихвосткой с шипастыми концами, а Савиан проткнула горло костяным гребнем, найденным где-то на просторах Темнолесья и ласково именуемого «кошачьей лапкой».       Китобойное судно, Камбала, Креветка и Красный Кракен на корню пресекли любые распри, дабы привести железнорожденных к богатству и славе. Как писали потом мейстеры, первое время они действительно ни в чем не нуждались и жили за счёт награбленного ранее, отдавая предпочтение скорее удовольствию войны, нежели сложностям обогащения. Но затем все чаще и чаще леди Альма стала заговаривать с братом о добротном боевом флоте, а леди Ангелис намекала на слабость дорнийского побережья, куда легко могли нагрянуть разбойничьи отряды. Савиан же грезила Закатным морем и уговаривала брата отправить экспедицию к островам Рейнис, Висеньи и Эйгона. Но, как пишет архимейстер Хейк, в жизни Красный Кракен любил лишь три вещи: море, меч и женщин, а потому отказал сёстрам и во флоте, и в экспедиции, но разрешил отправиться в Дорн.       На протяжении всего последующего года Ланниспорт, Старомест, Арбор и Дорн страдали от быстрых и кровожадных набегов дюжины кораблей во главе с Камбалой и Креветкой. Все награбленное они отправляли брату, оставляя себе лишь самые изящные и диковинные вещицы.       Так у леди Ангелис появился белый ворон, гогочущий жутким стариковским смехом и выкрикивавший угрозы пленникам. Сам Джейсон Ланнистер однажды в завязавшемся бою слышал хриплое: «Намотать кишки на мачту!» и прочие грязные высказывания о его матери, слетавшие с клювика альбиноса.       К недовольству Камбалы, отборным ругательствам птицу научила её младшая сестрица, полюбившая белого ворона, но отказавшаяся забрать его себе. Савиан предпочла оставить из награбленного иного рода вещицу — солёного мужа. Тот согревал ей постель до самых Ступеней, пока рыжеволосая девушка не заприметила другого матроса и не продала супруга лиссенийцам за золотой дукат. Месяцем позже они напали на тот самый порт, и юноша был убит её собственным топориком, нелепо прилетевшим ему в лоб.       Очень, очень, очень неудачно получилось.       В тот момент, когда в Королевской Гавани Таргариены сидели на семейном ужине и произносили тосты во здравие друг друга, сестры Грейджой обосновались у берегов Эстермонта и бились об заклад, на каком из островов действительно отыщут сапфиры.       Черноволосая Ангелис хотела доплыть аж до Дрифтмарка, что, впрочем, однажды и сделает, а вот медно-рыжая Савиан мечтала лишь о самом быстроходном судне, способном выдержать бури и шторма, и пересечь Закатное море, дабы повторить путь Алис Вестхилл и добраться до Асшая.       Так или иначе, сходились они на том, что схлестнуться с Морским Змеем им все равно придётся, или ради золота, или ради лучших кораблей. Там бы, пожалуй, они и умерли (так ли просто одолеть один из лучших портов Вестероса?), но тут в их судьбу вмешался случай. А вернее сказать — Танец Драконов.       Когда принцесса Рейнира узнала о том, что брат её Эйгон узурпировал трон, то в небо взлетели сразу несколько дюжин воронов, несущих послание — встать под её знамёна. Долетевшая до Железных островов птица передала послание Грейджоям, и Дальтон пришёл к старшей сестре за советом. В руках у него было два письма: от короля и от королевы, но вот какое из них сулило большую выгоду, он уверен не был. Грабить Ланниспорт? Да они и так уже вынесли из него все, до чего дотянулись. Присягнуть Эйгону? Да ведь корабли за седмицу не перебросить к востоку, а ведь какая была бы нажива…       Альма посоветовала принять предложение Рейниры, но написать ещё и «нашим младшеньким». Они поближе. Пусть рассудят, какая сторона принесёт больше выгоды и примкнут к ней, но сделают это тайно, чтобы ни один из драконов не решил отомстить им в случае победы.       Креветка и Камбала как раз бились об заклад, кто из них выпьет больше, прежде чем заблюет всю палубу, когда к ним на борт сел чёрный братов ворон и загадил чистые лаковые доски.       — Я бы против брата, конечно, не пошла, — заплетающимся языком вымолвила Ангелис. — Но это не значит, что женщина не может править!       — Не значит! — пьяно подтвердила Савиан, наконец сфокусировав взгляд на лице сестры.       — Но Красный замок-то набит золотом… — продолжила та.       — Набит! — кивнула Сави.       — Так что?       Савиан цокнула, опрокинула ещё стаканчик эля, а затем решила:       — У каждого человека есть нечто ценное, но это не всегда золото. Золотишко мы любим, не поспоришь, но ведь берем-то мы его для того чтобы построить корабли. Так зачем нам посредники, если можно получить напрямую? Отправимся к Чёрной королеве, встанем на её сторону, а взамен потребуем корабли с Дрифтмарка. Самые быстроходные и маневренные. Чтобы можно было пересечь Закатное море.       После этого «Нос по ветру» и «Королева-рыбачка» причалили к Драконьему Камню в тот самый момент, когда Рейниру только-только короновали. Новая вестеросская королева приняла двух посланниц с кракенами на акетонах в тронном зале, где девушки в первую очередь склонили колено, а уже затем высказали своё предложение. Король-консорт, юные принцы и Малый совет выслушали их в гробовом молчании, вот только соглашаться не спешили. Креветка и Камбала напряглись.       — Спорим, я кого-нибудь из них поимею? — шепнула Ангелис на ухо сестре, решив, видимо, что обстановка слишком уж накалилась и нужно её развеять.       Савиан хохотнула, но приняла вызов, который прекрасно укладывался в её собственный план.       — И как же вы поможете нам, имея при себе всего горсть захудалых кораблей, но требуя взамен дюжину лучших? — вдруг спросил король-консорт, внимательно разглядывая наглых девушек.       И тогда Креветка шагнула вперёд и рассказала в деталях все то, что намерена сделать, дабы Чёрные выиграли войну, а дети Железных островов получили свою награду. Королева удивилась, её дети ужаснулись, а Порочный принц остался в восторге.       — Неужели вы совсем не боитесь призраков, леди? — усмехнулся он. — Убиенные души, должно быть, толпами следуют за вами и жаждут отомстить.       Она? Боится бесплотных бледных духов, у которых нет ни силы, ни голоса? Какой же бред.       — Призраков не существует, — елейно пропела Савиан.       — Мы с Пайка, Ваша милость, — поддержала Ангелис. — И верим только в Утонувшего Бога.