У мужчин нет альмы

      Альма вскакивает посреди ночи и тут же смотрит на свои ладони, надеясь что-нибудь на них увидеть или разглядеть, но кроме лунного света на них нет ничего. Она прижимает ладонь к задней части шеи и ощущает липкость на коже.       — Что? — раздаётся шелест простыни, и сзади неё на футоне садится Дазай. Альма не отвечает, смотрит на свои руки и ловит себя на мысли, что в комнате холодно.       — Кошмар.       — Опять? Расскажи.       Альма усмехается.       — Что-то ты слишком часто стал просыпаться в моей постели.       — У тебя подушка лучше, — беззастенчиво отвечает Осаму. Альма хмыкает и встаёт, одёргивает длинную майку и подходит к окну, прижимаясь лбом к холодной поверхности. По коже ещё ползут мурашки, но Доленс сосредотачивается на ощущении прохлады.       Дазай, судя по звукам, выбирается следом. Подходит к ней и, встав позади, кладёт ладонь на живот, а подбородок удобно умещает в ямочке между шеей и плечом.       — Энамото советует плохие эмоции заменять хорошими.       Она хмурит брови.       — Здесь тонкие стены.       — Разве меня такое когда-либо останавливало? — шепчет ей на ухо Дазай, а после прижимается губами к шее.       — Нет.       — Но сейчас, Доленс, как бы я тебя не хотел, тебе нужно не это.       Прежде, чем она успевает понять или ответить, Дазай легко подхватывает её на руки и несёт обратно, довольно аккуратно опуская на футон. Они ложатся друг напротив друга, и их взгляды встречаются.       — Спи, — говорит он.       — А ты?       — Всё равно мне рано вставать, — Дазай опирается о локоть, пробегаясь пальцами по её плечу. — У Куникиды новая придурь — утренние дежурства.       — Что, будешь охранять мой сон? — она усмехается.       — Не веришь? Меня иногда интересует не только твоё тело.       — Спасибо, — отзывается Альма, устраиваясь поудобнее. Ладонь Дазай оставляет на её плече, и его прикосновение горячее, но так похоже на отцовское, такое же тепло, и Альма прикрывает глаза, сосредоточиваясь на этом ощущении и проваливаясь в сон.