NSFW-Alphabet. Уильям/Майкл

      Уильям несильно любил праздновать свои дни рождения. Когда тебе за сорок, жизнь перестаёт быть сотканной из шариков и тортов. Каждый раз и без того тусклый октябрь становится всё тусклее и тусклее прежнего — что же тут праздновать? Майкл, конечно, считает иначе. Его заводная манера кружит голову, разгоняя ставшее таким родным облако рутины, висевшее над отцом весь год. Хотя, скорее, это было вовсе не облако, а самая настоящая туча, как те, что сейчас медленно плывут за окном.       После ужина Майкл наспех споласкивает всю посуду, хотя Уильям и грозится ему, что придётся всё перемывать, на что сын отмахивается:       — Если ты так желаешь, я помою её ещё раза три, но!.. — он поднимает руку с прямым указательным пальцем, — сделаю это только после того, как покажу тебе подарок.       Уильям складывает руки на груди.       — Что же там такое, что не может ждать и этого?       Майкл хитро улыбается. И Уильям чувствует, как его буквально вырывают с корнем из зоны комфорта.       — Жди здесь, — говорит Майкл, когда они добираются до спальни.       Уильям непонимающе всматривается в темноту коридора. За время ожидания он вполне может домыть посуду. Но прильнувшие к низу челюсти губы выбивают эту мысль начисто.       — Хорошо?       — Жду. — Голос покрывается пеленой невозмутимости, и Уильям опирается спиной на стену напротив входа в комнату. Полоска света между полом и закрывшейся дверью тусклая — Майкл включил ночник. Слышится звук отодвигаемого ящика комода, после чего следует какая-то едва улавливаемая возня, разобрать которую уже сложно.       Уильям поднимает и опускает плечи на вздохе, чувствуя, как тает на коже тепло чужих губ.       — Входи! — глухо звучит за стенами спальни. Наконец-то.       Уильям дёргает ручку, делает шаг за порог и…       …млеет.       Майкл расположился на кровати. Одна рука покоится на тяжело вздымающейся обнажённой груди, другая — на одеяле, едва сжимая. В том же волнении подрагивают его колени, облачённые в тёмные капроновые чулки.       — Ты всегда меня удивлял, но чтоб так…       Майкл обильно перетирает губами, манит рукой к себе, облизываясь опять и качая бёдрами. Сквозь полупрозрачную ткань видно, как понемногу крепнет его член.       Уильям, сам не замечая того, как оказывается рядом, ставит одно колено на кровать, нависая сверху.       — Ты очень постарался ради меня. — Он ласкает щеку Майкла, мягко проходясь по той большим пальцем. В штанах становится тесно, когда глаза отмечают, что обычно невозмутимое, как у него самого, лицо внизу краснеет уже даже от этого.       Майкл всегда смотрит на него так, когда хочет соблазнить. Может, он думает, что это не очевидно, а может — косит под дурачка. Но желаемое он так или иначе получает. Он улыбается.       — Нравится? Или… — губа наигранно прикусывается, — я могу отправиться домывать посуду?       Уильям приоткрывает рот, чтобы ответить, но Майкл разрывает зрительный контакт, отползая. Осмелев, он переворачивается, показательно выгибает спину. Усмехается, выглядывая из-за плеча:       — Вид сзади.       Глаза приковываются по очереди к каждой из его родинок на спине. Он подобрал бельё идеально — оно слишком аппетитно облегает его ягодицы — в прямом смысле, у Уильяма и вправду начинает скапливаться слюна. Золото кружевных узоров поблёскивает в свете лампы. Приятный оттенок — не слишком вульгарный и не слишком тусклый. Идеально подходящий Майклу.       Что же творится у него в голове…       Рука бездумно обхватывает его тонкую лодыжку и тянет на себя… Останавливается. Нет, будет иначе. Уильям залезает на кровать целиком, подбираясь лицом к ягодицам. Оглаживает кончиками пальцев бедро — наклоняется ближе и невесомо кусает. Не успевает Майкл толком среагировать, как Уильям мягко толкает его в бок и переворачивает на спину.       Он мягко улыбается, прикладывая руку к его груди — Майкл едва слышно ойкает — и отмечая в ней бешеный пульс.       — Волнуешься? Или уже настолько завёлся?       В ответ ему, выраженно сглатывая, пожимают плечами. Уильям дёргает уголками губ, лаская приятную кожу в том же месте.       Майкл закрывает лицо ладонями (за ними успевает отметиться смущённая улыбка), и Уильям на автомате склоняется ближе к ним. Целует в тыльную сторону, пробует отнять от лица хоть одну, за которой скрывается ещё больше покрасневшая щека. Руки обвиваются вокруг его шеи — желанно и одновременно неуверенно, пальцы массируют затылок, играются с отросшими прядками. Уильям наклоняется ниже.       Когда их губы соприкасаются, в нетерпении обсасывая друг друга, обнимающие предплечья давят на шею. Уильям оглаживает каждый участок чувствительного тела. Его бледные ладони так восхитительно смотрятся на фоне смугловатой кожи, покрытой веснушками, каждую из которых хочется потрогать, что Уильям и делает. Целует, прихватывая зубами ключицы, звонко спускаясь к торсу. Подолгу засматривается на кружева на белье.       Золотистое, всё в узорах — лишь они прикрывают налившийся кровью ствол, торчащий из-под верхней резинки. Уильям громко сглатывает, поднимая глаза на Майкла. Тот глядит заворожённо и чересчур выразительно сводит брови, стоит поцеловать его в кончик головки. Длинные худощавые пальцы при этом дёргают за чулок, получая в ответ тихий-тихий стон. Губы Майкла, пухлые очертания которых обычно ой как заметны, сжаты теперь в тонкую полоску. Его тонкая рука тянется к макушке Уильяма, но останавливается, когда он слышит ставший бархатным от возбуждения голосом:       — Кончишь, ни к чему не прикасаясь?       Майкл краснеет. Облизывает губы, показывая на секунду особенно пухлую нижнюю. Кротко кивает. Его вздымающиеся плечи дрожат.       Он стонет, когда язык Уильяма касается его сквозь шершавое бельё. Пальцы проходятся по всей длине ног через тонкую ткань чулок, и Майкл втягивает живот, когда одно из его коленей оказывается на чужом плече, а другое отводится в сторону так, что спина напрочь перестаёт держать, вынуждая прилечь и придерживать тающее тело одними только выставленными назад локтями. Чёлка небрежно падает на один глаз, но сейчас на неё слишком плевать.       Он смотрит. Смотрит, как острые крепкие зубы прихватывают чулок на бедре, норовя порвать, поддевают бельё, дразняще тут же отпуская и шлёпая его краем по стоящему члену. Уильям облизывает головку, — Майкл давится воздухом — прохладными пальцами подцепляет край чулка и, слегка приспуская его, впивается в кожу на бедре, отчего та наверняка нальётся фиолетовым. Обычно он так не делает.       Только когда его разум выбивает напрочь.       Шумно и продолжительно Майклу дышат в бедро, вынуждая немного поёрзать. Уильям поднимается и подбирается к нему поближе. С мягкой улыбкой наслаждается тающим лицом: рот приоткрыт, брови жалобно сведены к переносице. Нога на плече дрожит. Подбадривая, ладонь широко гладит её много и много раз, побуждая расслабиться.       — Ты такой очаровательный у меня, — хрипло отмечают в шею, целуя колено, разгибая ногу, насколько это возможно, облизывая икру под вырывающийся из глотки скулёж. Горячие губы обволакивают каждый сантиметр нежной кожи груди. Уильям возвращается обратно к губам. — Особенно когда я тебя трогаю. Ты такой трогательный.       Мельтешащие пальцы теребят сосок, пока губы снова влажно и несдержанно обхватывают чужие, а язык обводит их контур. Между отстраняющимися друг от друга лицами тянется тонкая нить из слюны.       Майкл замирает на полувздохе, а Уильям возвращается к его возбуждению и спускает белье. Бёдра подаются навстречу.       Язык, поддразнивая, облизывает ствол. Нога на плече сгибается сильнее и давит стопой на спину, согнутыми пальцами водит по линиям складок кофты.       — Ноги, — командует, изображая вредный тон, Уильям, и Майкл глухо хнычет, чувствуя губы где-то ещё, но не на своём растущем желании. Дыхание обволакивает кожу совсем близко — на стыке бедра и паха, но этого так мало. И Уильям это прекрасно знает.       Горячим кончиком языка он облизывает нежное место и благосклонно скользит им выше — и вот незадача: когда тот снова касается вен, Майкл оплошно снова давит вздрогнувшей стопой на спину. Уильям, облизываясь, напирает на бедро и отводит ногу в сторону, прижимая к кровати точно так же, как и второе. Вдобавок он решает его прикусить и вызвать новый несдержанный «ах».       — Милый. — Он не знает, зачем с улыбкой шепчет это, сминая напряжённые мышцы под пальцами и медленно погружая член в рот.       Майкл раскрыт настолько, что уже кажется: дальше некуда.       Губы подрагивают. Глаза моргают в сбивчивом темпе.       — Мне так тяжело смотреть… — он дёргает бёдрами и давится новым вздохом, — но я знаю, что ты любишь, когда я смотрю на тебя…       Бесконечные движения сводят его с ума. Его сводит с ума даже собственный хриплый голос — это очевидно.       Крепкие мышцы под сжимающими их руками становятся податливым мармеладом.       Уильям удовлетворённо хмыкает, посылая вибрацию по стволу и опускается, наконец, до конца.       — П-папочка… — хнычет Майкл, жмурясь от нарастающего ритма, и выгибается, услышав ответный стон, проходящийся сию же минуту новой волной по его члену. Губы на нём ускоряются, ласкают по всей длине слишком резко, чтобы не захлёбываться воздухом.       Уильям выпускает его изо рта с громким пошлым звуком, и мутный взгляд замирает на слюне, вытекающей из его рта. Он целует бёдра, пачкая напрочь все чулки. Майкл скулит, сжимая простыню в кулаке.       — Иди к папочке. — Чужие брови вскидываются в удивлении, и Уильям и сам поражается, насколько завело его это слово. Но оно ему дико нравится.       Он обхватывает Майкла руками, сажает себе на колени, и, расцеловывая плечи и шею, принимается быстро водить ладонью по члену. Прерывается лишь раз — на то, чтобы спустить свои штаны вместе с бельём. Собственное возбуждение ощущает свободу в полной мере.       Майкл давится стонами, дышит прямо в лицо. Пробуя уловить ритм, водит рукой по неукоснительно требующему внимание чужому стволу.       — Ты просто умница.       Уильям пробует поймать его губы — хочется придержать голову за подбородок, но вместо этого он обнимает за талию, притесняя к себе и фиксируя дрожащее тело.       Вскрикнув запредельно высоко для огрубевшего юношеского голоса, Майкл бурно выплёскивается. Его руки, обмякнув на миг, продолжают дёргаться на члене Уильяма. Взмокший лоб укладывается на плечо.       В груди замирает низкий стон, когда Уильям изливается следом — звуки Майкла слишком сводят с ума, чтобы не кончить от них.       — Папочка… — задумчиво произносит он, перебирая спутавшиеся кудряшки на затылке. — Буду знать, что тебя это всё так возбуждает.       А вот то, что он уже знает — это то, как краснеет сейчас Майкл, — будучи не в силах найти себе места от стыда, он тыкается носом в плечо.       И обнимает. Крепко-крепко.