Воля к жизни

      Действовать придется вслепую. Сделает это — и назад дороги не будет. Даже после начала этих отношений была возможность отступить. Извиниться перед ним, сказать, что совсем не готов, что боишься за жизнь и не сможешь взять на себя ответственность за двоих. Саша бы понял. Их пути бы разошлись, и каждый по итогу винил бы себя за слабость и невозможность повлиять на ситуацию. А после стали бы винить мир и систему за то, что она такая, какая есть.       И даже теперь можно одуматься и прийти каяться властям. Но лучше умереть, чем признаться, что собственноручно отключил систему, оставляя муляж — горящий красный диод — и находиться под следствием. Казнь грозит в конце каждого из его путей, вопрос лишь в том, насколько мучительной она будет.       Конец декабря. Очередной поздний вечер.       Как же далеко он зашел.       — Ты со мной?       Если Саша скажет «да» — это будет означать побег. Преступить закон и избежать осуждений со стороны людей.       — Еще можно отказаться. — продолжает Ярослав.       Скажет «нет» — они расстанутся. Дальше будут разные города, разные проекты, и одна на двоих тоска о том, чего так и не свершилось. Сердце будет бесконечно ныть от разлуки, но он сможет все стерпеть, если Саша выберет это сам.       На третий вариант он не согласен. Продолжить встречаться и постыдно прятаться в тени — не для него.       Ярослав боится услышать отказ.       — Давай уже.       Первый раз они в Сашиной квартире. Первый и последний. Больше нельзя возвращаться домой. Больше нельзя называть место жительства домом. Дом — это там, где безопасно.       Саша поворачивается спиной к нему в геймерском кресле. В голове мелькает мысль, что это безумие.       Нужно делать не глядя. Тяжесть ответственности за две жизни сразу тянет вниз. Ярослав берет со стола плоскую отвертку и опасается задеть что-то важное острым концом.       У корпуса оператора две части — верхняя и нижняя. Посередине ломанная линия. Она позволяет при необходимости проникнуть внутрь чем-то тонким.       Шторы плотно закрыты. Сейчас в каждой второй квартире зашторены окна. Света нет — он бесполезен. Или даже будет мешать. В темноте проще заметить, что красный диод потух. Огонь оператора не горит, а значит, они свободны.       Нетвердой рукой он находит его лицо, пока глаза уставились в стену. Нельзя смотреть. Под пальцами отросшая челка. Саше все равно, как он выглядит. Саше плевать, что будет дальше.       Ярослав не хочет признаваться, что боится. Один щелчок до цели, и это страшно. В самом деле, что будет дальше? Саша не думает об этом, ему ведь без разницы. Он не видит будущего. Говорил же, у них его точно нет, но у кого-то другого — может быть. У кого? У людей?       Реальность ощущается как никогда настоящей. Раньше это было легко — плыть по течению с легким сердцем, занимать себя делами, а сейчас есть четкое осознание того, что происходит, где и с кем. Но при этом он не имеет ни малейшего понятия о том, что случится в следующий час.       Они сейчас в Сашиной квартире. Ярослав держится за спинку его кресла свободной рукой. Неподвижный взгляд застыл на стене напротив. Под пальцами оператор. Верхняя часть его корпуса, диод и нижняя часть. Ломанная линия.       Ярослав не сможет спокойно жить дальше, если навредит ему. Никто не знает, насколько болезненно будет отключать оператор.       Вслепую найти углубление, вставить отвертку и потянуть на себя. Лампочка погаснет. Это так просто, а он никак не может решиться.       Это последний раз, когда придется действовать на ощупь. Больше не нужно будет тайком передавать записки. Гасить свет уже ни к чему. Свобода на вкус как Сашины губы. Больше нечего опасаться. Ни лишних звуков, ни друг друга.       Плоский конец с тихим скрежетом проходится вниз по оператору и натыкается на мелкую выемку. Отвертка входит внутрь слишком резко. А если она задела кожу?       — Все нормально?       — Ага. — отзывается Саша.       Рука сжимает холодный стержень. Он хочет видеть, что делает. Один взгляд вниз — и оператор убьет их обоих. Сначала он подаст сигнал. После дрогнет его рука и острие заденет Сашу. Смотреть нельзя.       Взгляд по-прежнему на обоях его стен. Ярослав собирает всю свою смелость по крупицам для еще одного усилия. Он тянет на себя. Отвертка туго идет — значит, наткнулась на рычаг.       Отвечать и бороться не только за себя, но и за того, кто последовал за тобой.       Пальцы наверняка побелели. Лишь бы не задеть Сашу.       Щелчок.       Отвертка вылетает сама собой и ранит острием большой палец. Глубокая царапина. Останется шрам.       Он перешел черту.       Диод больше не горит красным. По фалангам вниз стекает кровь.       — Все. — выдыхает Ярослав.       Он отходит на шаг и наконец смотрит на Сашу. Лампочка действительно не светит. Оператор отключен. Это конец.       Все закончилось или началось? Что в итоге случилось?       Что он наделал?       Короткая ранка пульсирует.       Саша оборачивается на него и видит, как красный разбивается о пол, как из протекающего крана.       — У меня где-то были пластыри.       Это первое, о чем думает партнер. Иногда кажется, что Ярослав его не заслужил.       — Потом.       Он протягивает ему отвертку. Наконечник запятнан кровью, которую Саша оттирает кончиками пальцев. Саша согласен даже оставить его кровь на себе.       Они меняются местами. Довериться — значит позволить ему делать то, что он делает. Доверять — это быть уверенным, что он не навредит.       Оператор ощущается как часть лица. Нарост на виске. Саша все видит. У него выходит аккуратнее. Сталь проходится внутри корпуса. То же, что скрип вилки по тарелке. Заставляет душу беспомощно сжиматься.       Кажется, что когда он переключает рычаг, череп может внезапно треснуть. Или что кожа оборвется от натяжения раньше, чем оператор сдастся.       Щелчок.       И может вдохнуть свободно.       Все закончилось.       Все точно сработало.       Саша опускает руку не на его плечо, но на спинку кресла за ним. Ровно так же, как это делал Ярослав пару минут назад.       — Ты как?       Ярослав поднимает на него глаза. В полумраке едва ли видно его лицо. Ни одного лишнего огня. Раздвигать шторы совершенно не хочется.       — А знаешь, я… — негромко отвечает он. — Рад тебя видеть.       Сейчас спокойно как никогда. Есть что-то интимное в этом положении, когда неспящий наблюдатель мертв.       Справились.       Саша такой, какой есть. Отныне ни одного слова, сказанного, чтобы себя не выдать. Только честность.       На кухне Ярослав позволяет заклеить себе порез пластырем. Он усмехается от мысли, что это жертва во имя новой жизни.       Когда соберутся уходить, придется все же включить диод. То, чем пользуется правительство — оператор горит красным, но сам он не работает.       — Я столько херни тебе наговорил. — виновато улыбается Саша. — Прости.       Сквозь тонкий тюль светят уличные фонари. Рыжеватый свет падает на его лицо. Вместо ответа сейчас бы наконец дотянуться до него и обнять. Чтобы все было нормально, как у людей. Чтобы неполноценность не впивалась шипом в грудь.       Ярослав стоит в его толстовке. Нет никакого желания с ней расставаться. Он протягивает руку, но замирает на одном месте. Чем сильнее он хочет коснуться, тем толще стена между ними. Сквозь нее не пробиться. До Саши каких-то несколько сантиметров, и чем ближе, тем страшнее.       Он ждет тепла от его присутствия рядом, а натыкается на леденящий душу страх. Холод течет по венам, достигает сердца и заставляет прекратить попытки. Ярослав отходит на пару шагов назад.       Осознание приходит слишком поздно.       Паразит никогда не лежал на поверхности. Убрать его недостаточно. Он пророс в мозг слишком глубоко. Контроль куда серьезнее, чем кажется.       Столько было сделано, и все оказалось напрасно. Это уже травма.       Что же теперь будет? Все было зря? Это неизбежная гибель, по сути, ни за что. Он закрывает лицо ладонью и не замечает, как Саша подходит ближе.       — Можно?       Его оператор отключен. На корпусе видны полосы царапин. Он приглашает в объятия.       Ярослав может разве что отрицательно помотать головой. Не нужно, не сейчас. Еще рано. Саше проще. Он старше и ему все равно на весь мир, но с одним исключением. Он же согласился на это. Он согласился на риск умереть в ближайшее время. Через три дня их объявят в розыск. Через неделю, возможно, настигнут. А возможно нет. Никто не знает, что ждет впереди.       Саша отступает.       Отсюда нужно уходить. Нужно бежать в столицу. В мегаполис, где сложно найти даже тех, кто не прячется. Эти трое суток еще можно переждать, освоиться и все обдумать. Граница закрыта. Здесь как в запертой от всего мира на железный замок клетке. Перемещения возможны только внутри страны, для остального нужен план.       Если пересечь границу — будешь убит людьми по ту сторону? Никто не сможет ответить, действует ли там контроль операторов, и кто там живет. Насколько они жестоки? Будут ли они шокированы, когда увидят непохожих на себя?       — Посмотри на меня. — просит Саша. — Все будет нормально.       Ярослав не хочет признаваться, что чувствует себя у края пропасти. Не хочет говорит о своей растерянности. Саша наверняка сам все видит.       Дышать с ним одним воздухом, держать его руку, смотреть прямо в глаза, быть совсем рядом и негромко рассказывать о чем-то очень важном — в самом деле невозможно?..