Одиннадцатичасовой полёт лишил Джеюна всех сил. И всё же, кажется, это именно он шумел больше всех, опрокидывая стакан за стаканом на борту битком набитого первого класса. Однако Джеюна это нисколички не волновало. Ровно как и Чонвона, что не переставал лепетать про сломанный перед самым входом в здание аэропорта брендовый розовый чемодан, словно желал, чтобы все, находившееся довольно близко, чтобы услышать его несвязный лепет, разделили его горе. Стоило ли говорить, что всё, что он получил от сидевших впереди пассажиров, было косыми взглядами и сотней закатанных глаз. Казалось, только ребёнок, шумевший так же сильно, как и Ян, разделил его трагедию, расплакавшись так громко, что это начало раздражать даже самого Чонвона. И только Сонхун, не зная, как справиться с нарастающей паникой, что вцеплялась в грудь, не давая возможности сделать полноценный вдох, выпил так много, чтобы уткнуться розовой щекой в холодное стекло иллюминатора (Джеюн не скажет Паку, что тот пускал слюни. Конечно, не скажет…) и отключиться.
Возможно, это был его способ сделать вид, что он не имеет никакого отношения к шумевшей компании. И Джеюн не стал бы винить его за это. И всё же со звенящей головой именно Шим расталкивал Пака, когда им оставалось провести в воздухе меньше часа.
Однако стоило им всем выйти из аэропорта и попасть под палящее солнце Лас-Вегаса, как усталость, наряду со всеми переживаниями (но не чёртовым похмельем!), испарились, оставив сердца колотиться от сладостного предвкушения.
Они оказались в Штатах, потому что Джеюн был настолько удачлив, чтобы закрыть многомиллионную сделку по слиянию компаний раньше, чем того требовали сроки. На самом деле, удача не имела к этому никакого отношения. А вот ночная волокита с бумагами, парочка десятков бессонных ночей и несколько парней-стрептизёров — с которыми юноша лишь снимал напряжение, не больше, не меньше — вот что привело его к очередному успеху. Чонвон не скупился на слова, когда, прочитав столь громкую новость на популярных экономических новостных сайтах, назвал парня «чёртовым трудоголиком и многомиллионным засранцем».
К своим двадцати восьми Джеюн не только смог выстроить компанию из ничего (не без помощи толстых кошельков инвесторов), но и изрядно устать от всего этого. И это было правдой лишь на половину. Достойно было уточнения, что HUSHANCE Холдинг было детищем троих парней из элитной экономической академии-интераната, куда богатенькие родители, в надежде избавиться от собственных «проблемных» сыновей, отсылали своих детей под таким благородным предлогом — изучать финансы и юриспруденцию, чтобы вскоре (очень оптимистичное для Шима слово) взять главенство над компаниями своих родителей. Однако достойно было уточнения и то, что компания, выйдя за пределы одного города всего за два невероятно длинных для Шима года, прочно обосновалась в трёх городах, в каждом из котором расположился свой начальник.
Ян Чонвон, не особо любящий цифры, но любящий надирать задницы за судебные иски, обосновался во главе инчхонского офиса. И в этом был весь Ян. Джеюну давно следовало понять, что не стоило вестись на поводу у невинного личика. Особенно, если вы сидите напротив парня с бумагами в руках, когда у вас есть лишь один вариант — подписать их. Шим не интересовался, как тому удавалось улаживать все дела, — парень не сомневался: у Чонвона были свои методы, однако Джеюн всё же предпочёл бы о них не знать — однако годовое жалование, казалось, говорило всё за самого Шима.
Пак Сонхун, заняв офис в Кванджу, отслеживал все новости, не давая длинным языкам СМИ лепетать всякую чушь. Так или иначе, когда вокруг компании, особенно такой большой, как HUSHANCE Холдинг, крутятся деньги, найдутся те, кто сможет подёргать за тонкие ниточки новостных агентств ради собственной выгоды. Вот только Пак Сонхун был первым, кто дёргал за ниточки, уверяя агентства, что они точно не хотели бы встретиться с Ян Чонвоном вживую. И по большей части они были с этим согласны.
Что до Шим Джеюна, то, возглавив сеульский офис, казалось, он перестал думать о чём-то помимо работы. Джеюн закрывал сделки, оставаясь с большими суммами на счетах — и опять же, всё дело было вовсе не в удачи — и был чёртовым мультимиллионером с глянцевой журнальной обложки, работающим до потери пульса. И ничего из этого, к сожалению или счастью, не было приукрашено.
Определённо, не стоило упоминания, что некогда трое хулиганов — большое преувеличение, как говорил обычно Ян — последние несколько лет встречались лицом к лицу лишь на огромных постерах, развешанных в метро и торговых центрах. Вероятно, именно по этому, закрыв сделку по слиянию двух фармацевтических компаний, над которой они трудились больше года, Шим отдал распоряжение оставить компанию под присмотром совета и забрал слишком воодушевлённых парней прямиком в Вегас, желая по-настоящему отдохнуть. А разве могли они придумать что-то лучше, чем растратить по меньшей мере состояние в казино (вероятно не одном) Лас-Вегаса? Чонвон бы сказал «да», боясь за денюжки компании, но разве Шим спрашивал? Ответ остаётся до боли очевидным.
И вот, после одиннадцатичасового полёта, они ступили под палящее солнце Вегаса, пока кровь закипала о нарастающего возбуждения. И если раньше парни ставили под сомнение идею совместного отдыха, то больше никаких сомнений, какими бы глупыми они не были, не оставалось.
Кажется, Сонхун заголосил первым. Или, быть может, это Чонвон, подталкивая ногой сломанный чемодан, стал первый кричать так громко, прыгая на месте, словно ему было семнадцать, а не двадцать шесть, и он только что трахнул черлидершу, а Пак лишь подхватил его веселье? Джеюн точно не знал. Однако вскоре сам и не заметил, как голосил вместе с парнями, сидя за рулём чёрного кабриолета, взятого на прокат за сумасшедшие деньги (словно он их считал!), рассекая по шоссе на скорости, которую они вряд ли смогли бы себе позволить в городе.
Джеюну следовало бы признаться самому себе, что он скучал по этому: по отдыху, по группе хулиганов и по тому безрассудству, которое они творили. И не было бы неправильно сказать, что он не нуждался в этом. Ведь именно так оно, чёрт его дери, и было! Сонхун неоднократно говорил, что им пора отдохнуть, и сейчас, отбросив все деловые костюмы, натянутые до чего фальшивые улыбки и завлекающее инвесторов притворство, Джеюн готов был согласиться с ним.
На самом деле, это пора было сделать давно.
— Эти развязки приведут нас скорее к самому дьяволу, чем к отелю! — перекрикивая музыку, рвавшуюся из салона автомобиля, ругался Джеюн, выворачивая руль вправо, заезжая на очередной круг.
— А может это ты не хочешь везти нас в отель, а Джеюн-и? — вдруг взвыл Ян на заднем сиденье, упирая локти в кожаную оббивку передних, а после, ущипнув Шима за щёку, запрокинул голову, громко смеясь.
— Ну конечно же! — с широкой улыбкой начал парень. — Только и мечтал остаться с вами в автомобиле. Мы бы могли помочь друг другу скрасить парочку вечерков, — театрально зажав нижнюю губу зубами, Шим глядел на улыбающегося Яна через стекло заднего вида. И не играй бы они в гляделки с Чонвоном, возможно, Джеюн заметил бы, как покраснело сонхуново лицо, когда тот поспешно отвернулся, делая вид, что рассматривал проносящиеся мимо направляющие таблички.
Когда они, наконец, вырулили на Франк Синатра Драйв, Джеюн запрокинул голову, чтобы глядя на мелькающие аккуратно подстриженные пальмочки, заголосить что-то на подобии победного клича, стуча по рулю. Предвкушение царапало грудь, когда они остановились у прекрасно белых колон Дворца Цезарей, что только своим фасадом и огромной территорией, большая часть которой всё ещё оставалась скрытой от восторженных глаз парней, оправдывал каждый потраченный на него цент.
Казалось, парням пора бы уже привыкнуть к окружавшей их роскоши, вот только у Вегаса всё ещё было чем их удивить. И Джеюн не сомневался, что это уж точно не в последний раз, когда им придётся поднимать челюсть с пола. Конечно, не сомневался.
Оставив на парня в фирменной форме ключи и арендованный автомобиль вместе со всем багажом, что после доставят по их комнатам, Сонхун с Джеюном шагнули к разъезжающимся стеклянным дверям, делая вид, что не замечали ни глупых чонвоновых попыток пристать к хорошо сложенному работнику, ни счастливого блеска в глазах другого. Это было совсем не их дело. Именно поэтому, когда Ян оказался рядом, они с Паком лишь переглянулись, скрывая глупые улыбки на лицах.
До счастливого и долгожданного отдыха их отделяла лишь стойка регистрации, находящаяся прям за спиной статуи Цезаря (в джеюновой голове всё крутился один и тот же вопрос: не надоедало ли работникам на ресепшене глазеть днями на пролёт на цезаревскую задницу со всем прочим, довольно точно изображенным на скульптуре?) подтверждение брони трёх номеров и холодный душ.
Предвкушение разливалось по джеюновой груди, и такое резкое чувство, что сладостью отдавало на языке, было вызвано отнюдь не бедующим холодным душем. И Шим уверен, что не только он это чувствовал. Не только он больше не чувствовал усталости после долгого (адски долгого!) полёта, ровным счётом как не чувствовал больше и похмелья, что буквально означало то, что им вновь стоило выпить. И джеюновы предположения лишь подтвердились, когда они поднялись на лифте на самый верхний этаж, и парни, стоило только дверям отвориться, рванули по устланному красными дорожками полу, толкаясь в мраморно-белые стены, желая добраться до своих комнат как можно раньше.
Шим отворил свой номер ключом-картой, крича парням, чтобы те переставали сходить с ума, словно это в самом деле могло бы их успокоить. Номер за полсотни баксов за ночь оправдывал звание «президентского». В этом у Джеюна сомнений не осталось, стоило только тому ступить внутрь и захлопнуть за собой дверь. Его вещи осторожно стояли у раздвижного открытого ящика, словно юноша, что тянул его чемодан, считал, что Шим в самом деле будет развешивать вещи внутрь, а не вытаскивать те по необходимости из среднего чёрного чемодана. Парень, кажется, в самом деле был глуп, раз считал так. Шим сделал мысленную пометку: напомнить об этом Чонвону.
Парень ухватился пальцами за подол футболки, стаскивая её через голову, параллельно шагая через гостиную, лишь мельком осматривая её, направляясь прямиком в белую ванную. Душ, казалось, — это всё, чего желал Шим в данный момент.
Приезжать в Вегас утром — плохая идея.
Именно об этом думал Джеюн, не зная, чем себя занять, выйдя из ванны. Вероятно, именно поэтому он стал обрывать сначала номер Чонвона, — засранец так и не ответил, что заставило Шима думать, что им таки не растолкать парня до вечера — а после и сонхунов, и когда тот таки поднял трубку, вероятно, включая громкую связь, как делал в большинстве случаев, Шим залепетал:
— Мы либо умрём со скуки до вечера, либо будем как Чонвон, что в данном случае синоним к первому, — скрещивая вытянутые ноги, растянувшись на диване гостиной перед выключенным телевизором, Шим стучал пальцем по подбородку.
— По-моему, ты превращаешься в зануду, Джеюн, — только и бросил парень, а после в трубке послышалось, как загудел фен. Конечно, вечно идеальный Сонхун и без укладки! Шим не знал, что должно случиться, чтобы он это увидел.
— Тогда ты ещё больший, господин Пак, — на улыбке бросил Шим.
Сонхун засмеялся в трубку, не выключая фен, а после короткой паузы сказал:
— В этом ты прав, — и всё же Джеюн уверен почти на все сто, что парень думал иначе. — Можешь посмотреть, что предлагает отель. Просто быть такого не может, чтобы в этом огромном здании не было чем заняться до тех пор, пока Чонвон не оживёт.
— И тут ты прав, дорогой мой друг, — щёлкнув пальцами, заговорил Шим, принимая сидячее положение. Сонхун выключил фен, подхватив телефон, чтобы поднести динамик ближе к лицу. — Но разве я похож на человека, который пойдёт на массаж один? — вдруг спросил Шим, вырывая из сонхуновой груди раскатистый смех. — Потому что нынче это всё, что у них есть.
— И когда это только всегда такой грозный господин Шим начал увлекаться массажами? — казалось, веселью Пака не было предела.
— Как раз потому, что это тебе так это нравится, я забираю твою задницу через пять минут, и мы постараемся убить время лёжа лицом в пол, — проговорил Шим, а после поспешил добавить: — Чёрт! Это звучало ещё хуже, чем должно было, — парень прыснул со смеху, прохрустев шеей.
Сонхун лишь кинул в ответ что-то похожее на «да, ты прав», а после сбросил вызов. Поднявшись с дивана, касаясь голыми ступнями узористого ковра, Шим повернулся к панорамным окнам, подставив лицо под высоко зависшее на небе солнце. Он стоял так по меньшей мере несколько минут, прежде чем вытащил из раскрытого чемодана серые удлинённые шорты и такого же цвета свободную футболку и, нацепив одежду на до этого голое тело, покинул номер, ожидая Пака у лифта.
Тот появился в коридоре через несколько минут с красным после душа лицом (и как только он мог принимать горячий душ в такую невыносимую жару? Джеюну было сложно это понять) в спортивных штанах и белой футболке. Парень остановился прямо напротив Шима, оглядывая того с ног до головы, прежде чем сказал:
— Я позвонил на ресепшен и, на твоё счастье, у массажистов сегодня было на нас время.
— А разве мы не могли просто прийти туда? — изогнув подлетевшую вверх по лбу бровь, спросил Джеюн, несколько раз клацая по кнопке вызова лифта.
— Просиди бы ты ещё полгода в офисе, и, кажется, пришлось бы объяснять тебе, как заказывать еду на вынос, — мотая головой из стороны в сторону, залепетал Пак, а губы его растянулись в улыбке.
— Не пришлось бы. Это и без того делает секретарь.
— Тогда тебе придётся не отпускать секретаря до самой старости, твоей или его, только для того, чтобы он заказывал тебе ужин, — они шагнули внутрь лифта, и Пак выбрал на панели шестой этаж.
— А хорошая идея, между прочим, — хлопая в ладоши, начал парень.
И всё же Сонхун не дал тому договорить, перебивая:
— Нет. Плохая идея. Очень плохая.
— Вот оно что, — многозначительно потянул Джеюн, засовывая сотовый в глубокий карман. Так или иначе, Шим не стал больше возвращаться к этому, а когда прозвучал звуковой сигнал, и двери распахнулись на шестом этаже, спросил: — Тогда, раз ты всё подготовил, расскажи мне, к чему я должен быть готов.
Сонхуново лицо исказило недопонимание, а брови сошлись в одну полоску на лбу, прежде чем парень понял, о чём говорил Шим. Шагнув в коридор, шлёпая тапочками по каменному полу, следуя по указателям, которые должны были привести их прямо в спа, Пак поспешил ответить:
— Возможно, я и не понимаю всего, но оформить простой массаж я всё ещё в состоянии. Нам обоим не помешало бы размять спину после одиннадцати часов в самолёте, — закончил парень, и Джеюн на мгновение подумал, не было бы лучше, если они пойдут разминать затёкшую спину в тренажёрный зал. Однако даже если парень и собирался предложить это Сонхуну, казалось, было уже поздно: парень распахнул перед ним стеклянные двери, за которыми «скрывался» спа салон, и пролепетал: — Прошу.
Знал бы Шим, как выглядело его лицо, когда он ступил внутрь спа салона. Казалось, будь здесь кто-то кроме них и работников, Джеюн бы смог распугать постояльцев одним своим видом. Так или иначе, именно это заставляло губы Сонхуна растягиваться в улыбке, пока тот шёл к девушке за небольшой белой стойкой. Они говорили о чём-то не больше минуты (Джеюн не стал вмешиваться, всё размышляя, не стоило ли ему сейчас в самом деле сбежать), а после, выдав пару белых полотенец, их провели глубь салона, предоставив два кабинета напротив.
— Расслабься, Джеюн. Потому что из-за твоего вида у меня создаётся ощущение, что это не ты будешь лежать лицом в пол, а массажист, при чём совсем не на мягком массажном столе, — бросил Сонхун, стоя в дверях с полотенцем в руках.
В принципе, Шим мог бы согласиться и на такой исход.
Парень закрыл за собой дверь, стянул с себя футболку и лёг на массажный стол. И возможно, подожди массажист ещё минуту, Джеюн с мрачным видом бы дожидался Сонхуна в лобби. Однако тот пришёл, и Шиму оставалось лишь убеждать себя, что неправильно будет просто так растрачивать деньги — и на самом деле это было что-то в стиле Чонвона, не самого Шима, но в тот момент эта мысль казалась единственной правильной. Поэтому он убедил себя остаться.
Кажется, широкоплечий юноша представился, однако Шим пропустил это мимо ушей. Однако стоило только тому обойти его, подтягивая к себе небольшой металлический столик на колёсиках, — Джеюн заприметил его сразу, ведь сложно было не заметить заставленный разными баночками и ёмкостями маленький столик, если он стоит в самом проходе, так и маня споткнуться о него, переворачивая всю эту стеклянную витрину — как Шим не знал, куда деть разбежавшиеся во все стороны мысли. И всё же он, казалось, в самом деле не слышал ничего из того, что говорил парень, растирая на ладонях масло, резкий запах которого раздражал нос.
Как бы там ни было, через полчаса под мускулистыми руками парня из спа салона — как бы это не звучало — Джеюну стоило признать, что массаж (или всё же всё дело было в загорелом парне?) хорошо снимал напряжение. Тем не менее, Джеюн удивился, когда парень попросил его лечь на спину, пока сам вновь поддался к столику за дополнительным маслом — и если у Шима возникало ощущение, что от того количества масла, что на него использовали, он вполне мог протиснуться даже в самую маленькую щёлочку (и благо, речь шла вовсе не за секс), то это предположение не было бы ошибочным. Шим сделал, как было сказано, утыкаясь взглядом в потолок, глядя то на собственное нечёткое отражение в отшлифованной плитке, то переводя глаза на массажиста.
Какого было джеюново удивление, когда парень, повернувшись с блестящими руками, опустил руки на его на грудь, сжимая сначала одну, а следом и вторую. И Джеюн уговаривал бы себя и дальше, что это было в порядке вещей (ведь так оно и было), и парень лишь выполнял свою работу, если бы его руки не поползли вниз по его животу, юрко забравшись под резинку шорт. Не стоило упоминания, что джеюнов мозг вот-вот и взорвался бы. И только парень открыл рот, чтобы, по меньшей мере, предупредить, прежде чем сразу ударить юношу по лицу (ведь несмотря ни на что это было первым возникшим желанием), как с щёлканьем отворилась дверь, что с грохотом ударилась о противоположную стену, а в проходе оказался Сонхун.
И ладно бы Пак смутился, предположив, что прервал джеюново приятное время провождение с парнем, что вот-вот и готов был стащить с Шима шорты. Нет же! Пак был зол. Заливался краской от злости и глядел на них таким взглядом, словно так мог бы превратить массажиста в статую, что больше никогда не шелохнётся.
— Мы уходим сей час же, — вдруг резко отчеканил Сонхун, хватая джеюнову футболку с пола. Парень отстранился, а у Шима так и чесались кулаки пройтись пару раз по его челюсти. Пусть, глядя сейчас на Пака, он бы никогда не признался, что находил довольно воодушевляющим шанс перепихнуться с незнакомцем, которого он вряд ли увидит когда-нибудь ещё, на массажном кресле в спа салоне.
Сонхун выглядел разъярённым (если только Джеюну не показалось, и за злостью парень на самом деле не скрывал смущение), а поэтому Шим лишь решил подыграть тому, отмечая, что ему всё же следовало когда-нибудь вернуться сюда, дабы закончить начатое.
Казалось, не захоти Шим уходить, Сонхун бы вытолкал его силой. И хотелось бы парню понимать, почему вдруг парень вёл себя подобным образом. Так или иначе, порядок вещей был именно таков: Сонхун вытолкал его из спа, вжимая пальцы в локоть, кажись, готовый сгореть то ли от злости, то ли от стыда. И ни для одного из этих двух вариантов у Джеюна не было объяснения. Шим пришёл в себя только в лифте, а после молчаливо уставился на Пака, требуя, чтобы тот сказал хоть что-то, что могло бы убедить его не возвращаться к массажисту, намерения которого были предельно ясны.
Джеюн не надел футболку, а его грудь всё ещё блестела от масла, что не давало Сонхуну сосредоточиться. Вероятно, именно по этому он несколько раз лишь открывал и закрывал рот, так не произнеся и слова, прежде чем, наконец, проговорить:
— Если я и говорил по пути сюда, что смогу справиться с простым бронированием, — начал Пак, глядя куда угодно, лишь бы не на Джеюна, пока лифт медленно полз на верхний этаж, — то забудь об этом. Больше никогда не позволяй мне договариваться о чём-то с ресепшеном, пожалуйста. Иначе это будет не последний мой столь красочный позор за все мои двадцать семь лет.
Джеюн не смог сдержать смеха, и теперь, казалось, смущение (вот что это было на самом деле!), застывшее на сонхуновом лице, имело смысл.
— Только не говори, что ты заказал интимный массаж?
— Именно это я, как оказывается, и сделал!
Сонхуну следовало бы сказать давнему другу, что его смех всё так же заразителен, как и раньше. Ведь именно со смехом они вышли из лифта, и Пак не сомневался: парень ещё долго будет помнить это, не забывая напоминать и самому Хуну, пусть тот и будет делать вид, что ничего из этого не было.
Нет. Определённо. Джеюн не станет больше возвращаться в тот салон, что бы он там раньше не думал. Иначе Чонвону придётся иметь дело с большим количеством бумаг из-за судебного иска за домогательство. А Ян это не любил. И не было сомнений, что он вгрызётся в джеюнову шею, если это всё же случится.
Не сложно было предположить, что Ян проснётся только к вечеру — позднему вечеру — и будет не переставая вдавливать пальцы в джеюнову грудь, говоря, что последний стакан виски в самолёте был явно лишним. И Шиму ничего не оставалось, кроме как энергично кивать, соглашаясь во всем, что лепетал парень. Впрочем, ни это, ни то, что Пака пришлось искать коридорами по всему отелю (и что только дёрнуло засранца пойти осматривать отель?) не помешало Джеюну взять карточку, двоих парней и втолкнуть их в казино, проговаривая, что те скажут ему «спасибо», когда веселье закончится.
Музыка ударила по ушам, стоило только им ступить внутрь. Не прошло и мгновения, как вокруг закружили официанты с шампанским на подносах, и Сонхуну буквально пришлось бить Чонвона по рукам, не давая ему возможности выпить. Парень говорил, что купит другу куда лучший алкоголь, чем тот, который раздают на входе, и это, казалось, работало — по крайней мере, Ян больше не выглядел так, словно готов был вцепиться в сонхунову шею.
Возбуждение, смешавшись с восторгом, растеклось по джеюновому телу, стоило парням ступить внутрь. А стоило оказаться за одним из столов, опуститься на обшитые красным бархатом стулья, как предвкушение стало царапать грудь, заставляя парня стучать пальцами по деревянной части стола. Не заметил Шим, как в его руке появился широкий бокал с бурбоном, и как Пак занял место напротив, сидя с такой улыбкой на лице, что словно кричала всем: «Я смогу тебя обыграть». И Джеюн, изогнув одну бровь, ответил парню тем же, пусть и знал: за долгие года в Академии Сонхун не проиграл ни одной игры, в то время как сам парень шёл на рожон, не просчитывая карты. Так или иначе, прошло слишком много лет с того момента, как они окончили Академию, и за это время Джеюн научился блефовать.
Но об этом Сонхуну знать было не обязательно.
Не заметил Шим, в какой момент Чонвон затерялся в толпе. Впрочем, он пообещал себе, что найдёт парня позже (только если случайно наткнётся на него), а сейчас он собирался насладиться игрой и разочарованными лицами дам в лёгких платьях, под которыми, вероятнее всего, спрятаны тонкие бикини, и мужчин, что заняли места рядом.
Когда крупье схватил заранее потасованную колоду, мастерски начав перемешивать карты вновь, Джеюн сделал глоток обжигающего горло напитка. На самом деле, ему бы следовало поесть что-то перед тем, как врываться в казино, и всё же парень этого не сделал. Тем не менее это было не столь важно. Он напьётся. Вопрос лишь в том — когда.
Парень поднял карты, чувствуя на себе сонхунов взгляд.
«Всё так же слишком самоуверен, — пронеслось в джеюновой голове, когда он пробежался взглядом по трём картам на столе и двум, что держал в руках. —
И именно поэтому мне так не терпится надрать тебе задницу, дорогой друг».
Джеюн знал, — прекрасно знал! — что на губах его растянулась самодовольная ухмылка, когда он сделал ставку. И она стала лишь шире, когда Пак, сведя брови к переносице, бросил карты на стол, потирая шею. Ту игру Шим выиграл. Тогда Сонхун сидел с таким видом, словно не понимал ни черта из происходящего, — что заставило Шима на мгновение задуматься, не подсыпали парню чего в его напиток — хотя на самом деле ему следовало бы признать: они лишь давно (кажется, даже слишком) не проводили времени вместе. И пусть, как считал парень, некоторые привычки умирают с трудом, — как, например, Сонхун всё ещё видел, что Шим тёр пальцем по когда-то сломанной переносице, когда нервничал — ему бы следовало признать, что и Шим, и Ян, и даже он сам изменились за эти несколько лет. Этого было не избежать, и всё же это всё равно ощущалось… неправильным. Тем не менее уже после третьего стакана парень больше не думал об этом.
Кажется, Джеюн проиграл лишь дважды, отдав постоянно хихикающей дамочке половину от своего выигрыша за сегодня. Джеюну следовало бы понимать, когда стоило остановиться, пусть азарт и закипал под кожей. И всё же он не дал Паку выиграть и одной игры (или же это сам Сонхун не дал ему даже и шанса?), а поэтому и считал каждую игру победной. Впрочем, поднимаясь со своего места, Джеюн смеялся как никогда раньше. Казалось, дело было даже не в азарте и даже не в возбуждении, что царапало грудь и пускало мурашки по телу. Словно всё дело было как раз в Лас-Вегасе — в городе, который желал осушить ваши кошельки, взамен обещая наполняющее грудь счастье.
Джеюн бы солгал, скажи сейчас, что всё это — не то, в чём он нуждался. Он нуждался в компании старых друзей; нуждался в бушевавшем азарте; нуждался в том, чтобы вырваться из идеального костюма, вместе с тем скинув и маску с лица, что мастерски скрывала все его чувства. И когда это, наконец, произошло, Джеюн был счастлив.
Парень подхватил Пака под руку, ведя на поиски Чонвона. Кажется, тот даже что-то говорил, однако Шим не слышал и единого слова из-за громыхающей музыки (и почему только она была такой громкой?). Он лишь энергично кивал, опрокидывая стакан, чтобы в конце концов осушить тот полностью.
Кажется, только благодаря чуду им удалось отыскать Яна среди всей той толпы, что собралась этим вечером в казино (неужели у всех этих людей так много денег? Шима не покидал этот вопрос). Чонвон стоял у стола с рулеткой, массажируя какому-то юноше плечи, уставившись на бегающий по кругу шарик так, словно это могло помочь тому упасть в нужный ему отсек. Тем не менее, когда они добрались до мокрого Чонвона (кто-то лишь опрокинул на него свой напиток, не больше), тот радостно заголосил, хотя сам и не играл. И всё же стоило им подойти ближе, привлечь чонвоново внимание, как тот постучал парня по плечам, заставив того повернуться лицом к ним.
— Этот парень просто монстр! Он не проиграл и одной игры! Разве так вообще возможно? — кричал Ян то ли от переполняющей его радости, то ли из-за всё ещё громкой музыки. И всё же не заметить широкую, почти во все тридцать два зуба улыбку на порозовевшем лице было не возможно. — Это Сону, кстати, — опомнившись, сказал после парень, указывая на юношу, что, встав со своего места, не позабыв забрать свой выигрыш, вытянулся в полный рост, оказавшись чуть ниже Сонхуна.
Джеюн кивнул, протягивая ладонь дабы пожать холодную руку парня, а после, стоило тому только глянуть на Яна, как в его взгляде буквально читалось: «У тебя костюм что, вшит прямо в душу? Очень профессиональное знакомство в столь непрофессиональном месте, Шим Джеюн». И парень уверен: вырвись бы сейчас эти слова изо рта друга, то тот, наплевав на все приличия, не забудет отвесить Шиму несколько хороших шлепков. Джеюн почти в этом не сомневался.
Так или иначе, названный Сону протянул руку, чтобы осторожно сжать джеюнову и уже через мгновение отпустить. Сонхун лишь похлопал парня по плечу, с широкой улыбкой на лице, называя своё имя.
— Не обращай на него внимания, он всегда такой, — бросил Ян, беря в охапку тело Сону. И когда только они
так сблизились? — Кажется, пошурши сейчас кто-то документами, то он побежит на этот звук, — закончил он, тыча в сторону Шима.
— Только попадись мне, Ян Чонвон! — закричал Шим, кидаясь в сторону друга, разливая оставшийся бурбон по полу. Джеюн гнался за Чонвоном вокруг Сону, то и дело что хватая парня, щекоча того за бока, вырывая из груди звенящий смех.
Кажется, Сонхун был тем, кто схватил Джеюна, не давая тому возможности добраться до парня. И всё же это не помешало Чонвону корчить рожицы, прячась за спиной Кима.
— Вы собирались уходить? — спросил Пак, поглядывая на наручные часы.
— Как будто здесь есть ради чего оставаться! — вдруг взвыл Ян, и Джеюн поднял руку вверх, соглашаясь с ним. — Однако, — начал Чонвон, играя бровями, — наш замечательный новый друг, — он вновь обхватил руками парня вокруг талии, прижимаясь к его груди лицом, — обмолвился, что как раз собирался на вечеринку, и я собирался пойти с ним, спрятавшись от вас двоих, — обводя пальцем двух парней напротив, лепетал Чонвон, сведя брови к переносице, словно его мучила головная боль. — Но раз вы всё-таки нас нашли, как жаль, между прочим, думаю, мы можем пойти вместе. Верно? — Джеюн не был уверен, стоило ли ему говорить, что обжимаясь так с парнем в казино, он в самом деле был похож на фанатку, текущую от любого слова кумира. Шим рассудил, что лучше он оставит это при себе.
Сону одобрительно закивал, щекоча Яна, а тот лишь довольно захлопал в ладоши.
А потом они оказались на улице. Прямо в фонтане. И чья это только была идея? Ким что-то кричал, тыча в бок Яна, а Джеюн лишь расходился громким смехом снова. Он потянул Пака за собой, заставив того упасть на его грудь и промокнуть до нитки. Так или иначе, Шим не помнил, как они вылезли из фонтана, — помогли ли им Чонвон с Сону или засранцы были слишком заняты друг другом, и они с Хуном выползли сами? — а когда хоть немного пришёл в себя, то обнаружил, что они расположились на задних сиденьях такси, ловя на себе возмущённый взгляд водителя. Шим пообещал, что постарается не забыть дать несколько сотен долларов чаевых, как минимум, чтобы извиниться за мокрые после них сиденья.
Кажется, Джеюна всё же укачало по дороге. И теперь он был даже рад, что не ел перед выпивкой. И всё же, когда они прибыли к одному из сотен аккуратных домиков в Вегасе, буквально вывалившись из такси, игнорировать своё восхищение для Шима больше возможным не представлялось. Всё это: громкая музыка, растворяющиеся в вечернем воздухе световые огни, радостные крики — напоминало ему о том, что они устраивали в Академии. Ведь даже несмотря на запреты и строгие правила, они устраивали вечеринки (инициатором которых по большей части был Чонвон), на которых порой даже сами не появлялись.
И всё же сейчас, стоя перед небольшим забором, Джеюн чувствовал сладкий привкус ностальгии на языке. И парень уверен: повернись он сейчас к друзьям, посмотри он на их лица, то увидел бы те же самые чувства.
Они шагнули на территорию под громкие вскрикивания толпы. Джеюн огляделся вокруг, чтобы увидеть наполненный людьми бассейн, всюду разлитый алкоголь, большие колонки, что были так предусмотрительно отставлены подальше от бассейна, из которых и рвалась та оглушительная музыка, импровизированный бар, в котором, Шим почти уверен, ничего не осталось. Лишь раз обернувшись, чтобы увидеть, что Сонхун всё также следует за ними, парень зашагал за Кимом, с точностью повторяя его шаги, не желая ступать на не пойми от чего мокрый газон. Вчетвером они оказались у стойки с алкоголем, буквально отбирая последнюю полную (и благо не разбитую!) бутылку с водкой. Сону запрыгал на месте в победном танце, тряся сосудом над головой.
— Если сейчас вы скажете, что не пьёте, — начал Ян, уставившись взглядом на Сонхуна, — боюсь, мне придётся окунуть ваши задницы в бассейн, чтобы вы осознали свою ошибку, — и стоило только словам сорваться с алых губ Чонвона, как Шим энергично закивал, соглашаясь со всем, что он предложит.
Но разве мог он поверить, что в конце концов они всё-таки не окажутся в бассейне, битком набитом незнакомцами? Это мало было бы похоже на Ян Чонвона. Особенно на нисколички не протрезвевшего Чонвона. И стоило нескольким рюмкам обжечь горло, как идея упасть в прохладный (надейся Шим, продолжай надеяться) бассейн больше не казалась такой странной.
Не стоило упоминания, что джеюновы щёки горели, и, казалось, жар этот полз вниз по шее, охватывая грудь. И стоило только ему оглядеться, стараясь сфокусироваться на лицах друзей, почти заставляя себя перестать смеяться, как отрицать, что последний глоток, что больше не обжигал горло (на джеюново несчастье и сонхуново счастье), был, правда, лишним, больше возможным не представлялось.
Шим точно не помнил, в какой момент они выпустили из рук бутылку, вероятно, уже пустую к тому моменту. Так же, как не помнил, в какой момент остановился он у каменных бортиков бассейна, держа в охапке сонхуново тело, готовясь кинуть того в воду. Так или иначе, Сонхун вцепился в Деюна так, словно от этого зависела его жизнь, а когда Шим постарался отклеить от себя разгорячённое тело, почувствовал, как кто-то хватает его за плечи сзади, толкая прямо в воду.
На чонвоново счастье бассейн был глубокий.
Ведь стоило только Шиму вынырнуть из-под толщи воды, с сипением хватая ртом воздух, как он потащил за собой и Яна, схватив того за ногу. Казалось, крики, смешанные с бранью, разнеслись на несколько улиц вперёд. Впрочем, парня это нисколички не волновало.
— Вы на кой чёрт мне Яна намочили? — взвыл Сону, останавливаясь так далеко от бассейна, чтобы точно понимать, что его не смогут затащить в воду те, кто находился в нём. — Он должен был быть мокрым не из-за этого! — театрально вскидывая руки, кричал Ким, не скрывая своего веселья.
Ян вытянул руку, показывая парню средний палец, чтобы после с плеском и разлетевшимися во все стороны каплями ударить ладонью о воду, чувствуя жжение от удара, что заставило его руку покраснеть. Чонвон закатил глаза, указывая в сторону Сону, словно так и говоря, что это была его вина.
— Ну не злись, Чонвонни, — Шим не сомневался: алкоголь развязал язык не только Ким Сону, но парень упорно продолжал твердить обратное. Шим лишь сделал вид, что поверил.
— Вытаскивайте свои задницы оттуда, — заголосил парень, упав на траву. — Я собираюсь забрать Чонвонна танцевать!
Шим усмехнулся, поглядев на ничуть не удивлённого Чонвона. Парень не сомневался: в конце концов, кто-то кого-то трахнет, и вопрос был лишь в том — кто кого. Впрочем. Джеюн счёл идею понаблюдать за трясущимся (по другому это было назвать сложно) под громыхающую музыку пьяным Чонвоном довольно заманчивой. Вероятно, именно по этому он опустился на один из десятков белых лежаков, закинув руки за голову и скрестив ноги в лодыжках, наблюдая и за тем, как Сонхун занял место рядом, пока с его одежд стекала вода.
Джеюн на самом деле чувствовал совсем не лёгкое опьянение, однако совсем не знал: нравилось ли ему это чувство лёгкости, разливающееся по телу тёплыми волнами, заставляющее задуматься, мог ли он всё ещё контролировать себя или нет. Впрочем, Шим не желал придавать этому особого значения.
* * *
Джеюну, вероятно, не следовало пить вчера столько, сколько он выпил. Быть может так, он не просыпался бы с головной болью, что словно вцепилась в его загривок, желая мучить парня целый день. Быть может, тогда в следующий раз он не будет закидываться алкоголем, который плохо переносит. Впрочем, звучало это не особо убедительно.
Так или иначе, раскинувшись на мягких простынях, — и как он только тут оказался? — Шим гортанно стонал, хватаясь за голову. Сейчас он в самом деле пожалел, что они оказались в Вегасе, а не на окраине небольшого городка в Британии — быть может, тогда его глаза не резало бы яркими лучами солнца. Впрочем, вряд ли иной город смог бы спасти Шима от кошмарной головной боли и надоедливого писка в ушах.
Если день и мог начинаться хуже, чем с похмелья, тогда этот день будет знаменоваться концом света. Джеюн в этом уверен.
Кажется, Джеюну в самом деле потребовались все силы, накопленные, вероятно, за слишком короткое время сна (словно ему не привыкать!), чтобы подняться на кровати, и сложив ноги по-турецки, упереться ладонями в мягкий матрас, желая, чтобы комната перестала вращаться, словно сумасшедшая. Потребовалось какое-то время, прежде чем Шим наконец смог спокойно смотреть вперёд, при этом видя хоть что-то перед собой.
Впрочем, не прошло и мгновения, как он пожалел, что его зрение пришло в норму.
Джеюн провёл по лицу ладонями, сильно надавливая на глаза, словно от этого силуэт перед ним мог бы исчезнуть. Парень даже подумывал ударить себя разок по щекам, с надеждой на то, что всё, что он видел, растворится в воздухе. И тем не менее, его желаниям сбыться было не суждено.
Сонхун стоял в нескольких метрах, шурша чем-то на небольшом мраморном столе (разве в их номере был такой столик?). Пак стоял там, напевая что-то себе под нос, кажется, даже немного пританцовывая (Джеюн вряд ли смог бы сейчас понять, двигались ли сонхуновы бёдра в такт с тем мычанием, рвавшемся из его рта, или это была лишь игра его воображения). Пак стоял напротив. Голый. И Шим не был уверен, что он когда-либо в жизни готов был это увидеть. И всё же он рассмотрел бежевый фартук, который, может, и прикрывал сонхуново голое тело спереди, а вот его голый зад, цепляться взглядом за который Джеюн не переставал, был открыт для всех, кто желал бы его увидеть. Вот только, судя по всему, Джеюн был единственным в комнате. И он совсем не желал того видеть (отчего же тогда, Джеюни, тебе пришлось поправлять простыни на бёдрах, словно желал скрыть что-то?).
Слова вырвались из джеюновой груди наполовину криком, наполовину рёвом:
— Пак Сонхун! — заголосил он, оглядываясь по сторонам. Сонхун обернулся через плечо, и Шим точно не был уверен, что пугало его больше: множественные пятна на его шее или та довольная улыбка, что растянулась на сонхуновых губах. — Оденься, черти тебя бы драли! — ругательство сорвалось раньше, чем Джеюн смог бы сообразить. Впрочем, ему не стоило притворяться правильным мальчиком, пока он не в обществе Костюмчиков. — Кажется, после этого мне придётся промывать глаза с кислотой.
Сонхун прыснул со смеху, хватая рубашку, которую Шим так яростно кинул в него мгновением ранее. И всё же, казалось, прикрываться тот совсем не спешил. Если вообще собирался. Словно того бежевого фартучка — и где он его только взял? — было достаточно.
— Я бы предпочёл, чтобы это делал ты, — Сонхун бросил это так спокойно, словно такие ситуации происходили каждое утро. Пей бы сейчас Джеюн что-то, определённо поперхнулся бы.
Джеюн активно заморгал, обескураженный всем происходящим. Они, конечно, с Паком были близки. Но чтобы
настолько… Джеюн не готов был это принять. Как минимум потому, что это грозило очередной головной болью, потерей партнёра (и речь только о работе!) и, скорее всего, как результат выше перечисленного — скачком на бирже. И отнюдь не вверх. Готов ли Джеюн был заплатить такую цену? Ответ остаётся очевидным.
— Не неси чепухи, Сонхун, — говорил Шим, стараясь сосредоточить взгляд только на сонхуновом затылке. Получалось почти с трудом. И хотел бы Джеюн с этим хоть что-то поделать.
Шим не знал: был ли он рад, или то разочарование так сильно царапало его грудь, когда Пак повернулся с двумя чашками ароматного кофе в руках, стремительно приближаясь с кровати, на которой он сидел. Сонхун опустил фарфор на прикроватный столик, а как блюдце со звоном ударилось о стеклянную поверхность, толкнул Джеюна в плечо, наваливаясь верху, прижимая свои бёдра к джеюновым. И парень ни черта не успел поделать, — ему бы следовало соображать куда лучше, особенно после пьянок — когда алые сонхуновы губы опустились на его в мягком поцелуе. Парень готов был поклясться, что буквально чувствовал улыбку на сонхуновых губах.
Ему потребовалось время, чтобы наконец осознать происходившее. И стоило тому произойти, стоило току пройтись по всему телу, — благо возбуждая создание, а не что-то другое — как парень схватил Сонхуна за плечи, отклеивая тело его от своего, чтобы после оттолкнуть того на подушки рядом, схватить за запястья и навалиться сверху. Вот только к сонхуновому разочарованию — не для очередного страстного поцелуя. Впрочем, стоило лишь бросить короткий взгляд на Шима, как больше не составляло труда понять: тот до сих пор не ударил его по лицу только потому, что был слишком долго знаком с ним. Но даже это не смогло стереть ту широкую улыбку с сонухнового лица.
Он заломил бровь, прежде чем сказать:
— Кажется, это что-то новенькое, Джеюнни, — залепетал Пак, касаясь языком правого клыка. Шим затаил дыхание.
— Новенькое? — ещё немного — и Шим будет злиться. И почему только Пак вёл себя таким образом? Дразнился непойми почему и был так доволен? — Если я сломаю тебе нос сейчас, то это будет считаться «новеньким» в наших с тобой отношениях? — Шим говорил вполне серьёзно, пусть даже и он, и сам Сонхун знали: он не сделает этого.
— Отношениях? — Пак наклонил голову вбок, играя бровями. Что-то настойчиво упиралось в джеюново бедро, однако парень был слишком зол (кажется, это было не совсем так, однако подобрать лучшее слово Шим не мог. Не сейчас, по крайней мере), чтобы обратить на это хоть какое-то внимание. А следовало бы.
— Ты перестанешь вести себя как заноза в заднице?
— Разве что только в твоей.
Вот опять!
Нет, Джеюн берёт свои слова обратно. В самом деле, он его ударит! По крайней мере, если тот вкинет что-то похожее ещё раз.
Сказать, что Джеюн не понимал ни черта из происходившего — не сказать ничего. Он почти чувствовал себя обманутым, а предвкушение чего-то, к чему он, определённо, не был готов, обжигало грудь. Поведение Сонхуна было странным. Даже больше, чем странным. И у Шима не хватало терпения, чтобы осторожно расспросить обо всём.
Кажется, Джеюн слишком много думал; настолько погрузился в ненужные объяснения своей злости, что упустил тот момент, когда Пак смог высвободить одну из рук, чтобы после опустить её на его шею и вновь подтолкнуть его лицо к своему, желая получить свой утренний поцелуй. Сонхун осторожно сминал губы, буквально слыша, как громыхало джеюново сердце под рёбрами. Ещё немного, и, кажись, глаза Шима вывалились бы из орбит — настолько сильно они округлились, стоило Паку повторить то, что выбивало другого из колеи.
А после Джеюн больше не медлил: смахнул руку парня со своей шеи, да с такой лёгкостью, словно тот вообще не сопротивлялся, прикусил сонхунову губу, ощутив на языке металлический привкус крови, а после рывком отстранился, прижимая шею Пака согнутой в локте рукой к подушкам.
— Да какого чёрта, Пак Сонхун? Что, мать твою, на тебя нашло? — Шим больше не сдерживался ни в высказываниях, ни в том, чтобы говорить не на повышенных тонах. Казалось, злость, смешавшись с негодованием, бурлила под кожей. И Джеюн больше не мог (не желал) сдерживать всё внутри себя. Пришло время разобраться со странным поведением Пака. В противном случае это сведёт его с ума. — И раз уж так, то кем ты себя возомнил, господин Пак?
Если бы взглядом можно было бы плавить предметы, Джеюн бы испепелил Сонхуна под ним. И перестанет тот улыбаться во все тридцать два зуба? Разве он не в том положении сейчас, чтобы беспокоиться за свою жизнь. Видимо, Пак думал иначе.
Пак с гортанным смешком откинулся головой на подушки, уставившись прямо в джеюновы глаза.
— Тогда, — он замолк всего на мгновение, а губы его растянулись в хитрой улыбке, прежде чем он продолжил: — Посмотри сюда, — Пак кивком головы указал на свою левую руку, однако сам не повернулся, только и делал, что уставился на джеюново лицо.
Шим осторожно перевёл взгляд на сонхунову ладонь, почти осознавая: что бы он там не увидел, судя по сонхуновому выражению лица, это норовит разрушить с таким трудом возведённые стены спокойствия. Это и произошло По крайней мере, Джеюн не знал, чем был тот треск, который он так отчётливо слышал и буквально ощущал острой болью за глазами.
На левом безымянном пальце Пака красовалось золотое кольцо. Рядом, на правом джеюновом было точно такое же ярко поблёскивающее на свету золотое кольцо.
Шим готов был поверить во что угодно, но это было выше его сил. В тот момент не было значения, лежал ли Сонхун под ним голым, прижимался ли Шим своими бёдрами к возбуждённой плоти. Не имело значения, как сильно билось его сердце о рёбра.
Джеюну следовало пожалеть о принятых решениях. Вероятно, о всех, что он принял за последние двадцать четыре часа.
И всё же он не знал, смеяться ему или плакать. Было ли это похоже на шутку — Джеюн всей душой желал, чтобы это было именно так. Было ли у парня хоть одно объяснение радостному лицу Сонхуна? Ответ остаётся очевидным.
Какое-то время Шим глядел на окольцованный палец (свой или Сонхуна — не имело значения), а после, маша головой из стороны в сторону, подорвался с места, оставив Пака лежать с закинутыми под шею руками и наблюдать, словно он смотрел старенький ситком и совсем не волновался.
Шим несколько секунд яростно глядел по сторонам, прежде чем не выдал то, что вертелось на языке:
— И что это за чёртов номер?
— Мы сняли его уже утром, — бросил Сонхун, скребя пальцами по переносице.
Джеюн знать не хотел, на кой чёрт они остановились где-то ещё, так и не доехав до Цезарь Палас. Всё, что имело значение, — сертификат с чёртовой золотой печатью (или, чёрт его дери, она должна быть красной?), который он либо не найдёт здесь и смачно пройдётся кулаком по сонхуновому лицу за такую глупую шутку, либо который всё-таки найдёт и в этот раз будет бить по лицу себя. В принципе, ни один вариант не прельщал Джеюна.
Голову пронзило колкой болью, когда он ступил босыми ступнями на пол из дорого камня, и та становилась лишь сильнее, стоило ему начать делать шаг за шагом в сторону столика, за которым минутами ранее Сонхун готовил кофе. Если это то, о чём думает Шим, то Паку следовало бы спрятать его как можно лучше, а раз уж не сделал этого — не винить Джеюна за грубость, когда он наплюёт на долгие дружеские отношения и хорошенько отметелит парня.
Шим подцепил ламинированную бумагу (ну конечно! И когда они только успели?), пробегаясь глазами по слишком витиеватому шрифту несколько раз, впервые за всё своё существование пожалев, что он умел читать.
«Свидетельство о браке»
Слишком большими золотыми буквами было написано вверху по центру документа. Шим поджал губы, борясь с желанием притронуться к ноющим от боли вискам. За глазами что-то неприятно затрещало, когда ком подкатил к горлу. И всё же Джеюн старался держать всё под контролем. И эмоции в первую очередь.
«ХХ дня ХХ месяца 20ХХ года
в Лас-Вегасе, штат Невада
Шим Джеюн
и
Пак Сонхун
Взяв друг друга за руки, в присутствии друзей поклялись жить в любви и оберегать друг друга.
В подтверждение и в ознаменование этого обязательства они оставляют подпись ниже».
А ниже Шим видел свою подпись. И не знал он, что раздражало его больше: то, что рядом стояла сонхунова подпись, и начиная с этого момента документ о браке имел юридическую силу, или то, что его подпись стояла над строкой «Невеста».
Насколько же он был не в себе, чтобы расписаться на этом?
— Жёнушка, — вдруг начал Сонхун, вынудив Шима повернуться к нему лицом с таким видом, словно он вот-вот и набросится на парня. Впрочем, тот был не против. — Теперь ты моя жёнушка, Шим Джеюн, — Хун улыбался так широко и так искренне, что это буквально вызывало боль в джеюновой груди.
Джеюн стукнул по столешнице с такой силой, что, казалось, грохот услышали в соседних комнатах. Сонхун же почти не дрогнул. Не забеспокоился даже тогда, когда Шим вновь оказался рядом, почти заставляя себя не врезать парню по лицу.
Джеюн не решает вопросы кулаками с момента его последнего года в Академии. Ему пришлось повторить это несколько раз, чтобы в результате шумно выдохнуть, разжимая кулаки.
— Может вместо того, чтобы драться, продолжим то, что начали? — залепетал Сонхун, одной рукой указывая на Джеюна, второй проходясь по опухшим алым губам.
О чём только думал этот парень?
Продолжи он в том же духе, и это буквально сведёт его с ума. И, к сожалению, не в самом хорошем смысле.
— У нас есть одно, — начал вновь парень, когда Шим не пошелохнулся; он обвёл того изучающим взглядом, прежде чем продолжил: — А вернее, два незаконченных утренних дела.
Что с этим парнем было не так?
И всё же стоило только словам сорваться с сонхуновых губ, как Шиму пришлось оглядеть себя, чтобы понять: если Пака хоть немного прикрывал бежевый фартук, то сейчас Джеюн, сгорбившись, сидел голым. Игнорировать произошедшее больше не представлялось возможным (словно это до этого было так).
— Иди к чёрту, Пак Сонхун! — думай Джеюн чуть лучше, выпалил бы эти слова резче, прежде чем сорваться с места, скрываясь за — черти! — наполовину прозрачными дверьми ванной (разве сейчас не подходящее время, чтобы убить того, кто это придумал?).
Скрыться (убежать, словно щенок) — одно из глупых решений за последнее время. И всё же Шиму нужно было переварить всё это. Кажется, именно поэтому, усевшись на край сауны, он мысленно возвращался к моменту, когда всё пошло по наклонной (очевидно, только для Джеюна, Сонхун же выглядел вполне счастливым).
И сейчас Шим бы с радостью предпочёл амнезию.
Когда они вылезли из бассейна во второй раз, до этого вдоволь намотревшись на танцы Яна с Кимом, просто пьяными назвать их было сложно. Они шумели, стараясь удержать равновесие на мокрой траве, опрокидывали стакан за стаканом, а когда ноги, в конце концов, стали подкашиваться, парни завалились вчетвером прямо на газон. И не беспокоило их больше, отчего тот был мокрый и липкий.
Хотелось бы Джеюну предположить, что без одежды он оказался именно из-за того, что та испачкалась. И всё же он знал, что дело было совсем не в этом (разочарование вцепилось в грудь своими острыми когтями).
Всё казалось слишком сумбурным.
Шим точно не помнил, в какой момент они сорвались с места. Не помнил и то, как они собрали свои вещи, как покинули совсем не опустевшую к средине ночи территорию частного (съёмного, вероятно) домика. Однако Джеюн хорошо помнил, как они шли вниз по улице, — слишком долго, чтобы это запомнить — ловя презрительные взгляды немногих прохожих. Впрочем, он бы соврал, скажи, что это хоть чуточку его беспокоило.
Тогда они остановились у одного из пабов. Шим готов был отругать себя за это. Так или иначе, кажется, они так и не завалились внутрь за новой порцией выпивки (парень бы расцеловал Кима, если бы помнил, кто не дал им войти внутрь), а нырнули в какой-то переулок. Чонвон голосил песни — такое сложно было забыть. Ровно как и то, что после пришлось убегать от не менее пьяных девушек, которые не поленились догнать Яна, чтобы сообщить ему и без того известную правду: когда он пьян, поёт он паршиво.
Кажется, когда ночь стала растворяться в лёгких ранних утренних лучах солнца, Шим, облокотившись на Пака, смеялся так громко и раскатисто, словно у него была лишь одна такая возможность. Возможно, так оно и было. Однако Джеюн, как и остальные парни и новый знакомый, были счастливы — возведённые джеюновы стены самоконтроля были не настолько высоки и прочны, чтобы можно было отрицать это.
Так или иначе, Джеюн слишком хорошо помнил (осознавал ли?), как они остановились у позолоченных ворот одной из брачной канцелярии слишком шумного Вегаса. И как только они там оказались? Или следовало бы задать дугой вопрос: кто их туда привёл? Джеюн готов был поверить во что угодно, лишь не в своё безрассудство.
Щёки запылали, стоило Шиму втянуть воздух через раздутые ноздри с почти жутким сипением, рвавшемся из груди.
Подсвечиваемая вывеска брачной канцелярии слишком сильно била по глазам. И следовало бы Шиму ещё тогда заподозрить неладное, а не голосить во всю о том, до чего же безвкусно выглядело здание. Впрочем, тогда, Джеюн предпочитал думать, он был слишком уставшим и слишком пьяным, чтобы понять хоть что-то.
Кажется, они ввалились в канцелярию рано утром. Их встретили (помнил ли Джеюн, кто оказался настолько несчастен, чтобы встречать их?), провели в фойе, попросили подождать. Сону о чём-то говорил с Чонвоном, Сонхун сидел рядом, уставившись на Шима скучающим взглядом. И это заставляло Джеюна задать себе один простой вопрос: правда ли тот скучал или лишь притворялся незаинтересованным?
Шим помнил, как их провели вглубь здания, как они остановились у небольшой стойки. А дальше…
Видимо, они показались дамочке, что вынесла свидетельство о браке, кажется, через час ожидания, довольно трезвыми и довольно влюблёнными, чтобы заключить брак. Шим не знал: было ли к лучшему то, что он всё никак не мог вспомнить, как подписывал договор, или нет.
Так или иначе, когда они вывалились из брачной канцелярии, ночь всё сильнее стала уступать утру.
Шим точно не был уверен, почему они не вернулись в Цезарь Палас и остановились в отеле, пройдя всего несколько кварталов от канцелярии. Возможно, у них не оставалось ни желания, ни сил на то, чтобы возвращаться в снятый отель. Возможно, кто-то был слишком не в себе, чтобы подумать о том, чтобы вернуться. И на самом деле ничего из этого было не важно. Важно было лишь то, что стоило им только снять номер на двоих, стоило потерять из виду Яна с Кимом, как всё лишь стало набирать обороты.
Они были в лифте. Тот медленно полз на двенадцатый этаж. Сонхун слишком хорошо держался на ногах.
Тогда Пак развернулся на месте, осторожно шагая к уставившемуся в одну точку Джеюну. И всё же Хун готов был поклясться: он не делал ничего из того, на что не был согласен Шим. И сейчас именно эта мысль буквально пульсировала в джеюновой голове.
Сонхун долго смотрел на Шима, остановившись напротив. Джеюн слишком долго не решался поднять глаза. Однако стоило ему это сделать, стоило заметить, как сонхуновы губы растянулись в улыбке, как Пак больше не собрался ждать. Тогда он поддался вперёд, опуская свои губы на алые джеюновы, осторожно (Шим бы принял это за нерешительность, но только не теперь) целуя.
Он ответил.
Шим запустил руку в сонхуновы волосы, подталкивая лицо Пака ещё ближе к своему.
И не было важно, цеплялся ли Джеюн кольцом за сонхуновы волосы, когда оттягивал те у корней, проталкивая свой язык в рот парня, ровно как в той же степени не имело значения, открывались ли двери несколько раз на нужном этаже, выставляя парней на всеобщее обозрение (словно рано утром кто-то бы покинул свои номера!).
Шим не думал. Он готов был это признать. И всё же…
— Разве это в самом деле было так, Шим Джеюн? — вопрос повис в воздухе ванной комнаты, резонируя от пустых полок и широких окон.
Хотел бы Джеюн это признавать или нет, он знал: он хорошо — до чего же, мать вашу, хорошо! — понимал, кто был перед ним. Все оправдания, которые он искал, — чушь собачья! Эта мысль почти заставила парня задохнуться.
Мог ли он в самом деле пойти на это? Переспать с давним другом? Судя по всему, ответ оставался до чего очевидным.
Они ввалились в номер, не удосужившись включить свет. На самом деле, следовало бы порадоваться, что они не разнесли его к чёртовой матери. Тогда Шим не думал. Он подхватил Сонхуна под ягодицы, сажая на небольшой стеклянный столик у двери, зажимая упругое тело парня между собой и небольшой вазой с цветами, что врезалась в сонхунов позвоночник. Джеюн больше не целовал нежно (словно начиная от лифта он делал это!) — его губы врезались в сонхуновы, а зубы царапали нежную кожу, когда Шим подцеплял нижнюю губу Пака, оттягивая её, чтобы после со слишком громким причмокиванием вобрать её в себя.
Подхватив парня на руки, оторвавшись от его губ лишь для того, чтобы осторожно коснуться вздувшейся на шее вены и опуститься ниже, Шим зашагал в темноте, и не было толком важно, куда он шёл. Джеюнова грудь часто вздымалась и опадала, пока сонхуново сердце слишком (слишком!) сильно билось о рёбра, почти причиняя боль. Пак тяжело втянул словно разряженный воздух через раздувшиеся ноздри, запустив пальцы в мягкие пряди на джеюновом затылке. Шим тяжело шагал вглубь номера, буквально заставляя себя не думать ни о чём.
И как бы он не уговаривал себя (ни тогда, ни сейчас), что не было важно, кого он целовал, и кто извивался под его руками, на самом деле парень до чего хорошо осознавал: Пак Сонхун был перед ним. Это давний друг из Академии извивался под его руками, кусая губы до крови.
Это Пак, черти б его драли, Сонхун был тем, кто первым коснулся его губ.
Джеюн лишь позволил всему этому случиться.
Ровно как в той же степени именно Шим позволил зайти дальше.
Тогда Джеюн повалил Пака на холодную длинную столешницу, примыкая губами сначала к порозовевшей щеке, а после осторожно осыпал короткими поцелуями лицо парня, пока, наконец, не нашёл подрагивающие сонхуновы уста. Тогда не заметил Шим, как рука его остановилась на подоле футболки, как потянула её края вверх, касаясь плоского живота и линии редких волос внизу. Пак усмехнулся, — чёртов засранец! — стоило холодным дженюовым пальцам поскользить вверх по его телу, но стоило тому скрутить один из розовых сосков, стоило слабо щёлкнуть по второму, как губы, растянутые в ухмылке, округлились, а из горла вырвался протяжный стон.
Джеюн не отводил взгляда. Ни тогда, когда Сонхун поспешил прикрыть рот ладонью, — словно те стоны были чем-то постыдным, а не желанным — ни тогда, когда тот обхватил джеюнову кисть, буквально заставляя разжать пальцы на его покрасневшем соске. Шим глядел испытующе. И Пак видел вызов, совсем неспрятанный Шимом за таким типичным для парня притворством. И Сонхун не мог понять: выводило ли его это из себя или те чувства, растекающиеся ядом в груди, были истинным восхищением.
Сонхуну казалось, что он запутался, но это не имело значения. Ни тогда. Ни сейчас.
Он поддался вперёд, хватаясь за воротник цветастой джеюновой рубашки лишь для того, чтобы уставиться в блестящие глаза, а после прошипеть прямо в губы Шима:
— Я в самом деле не в настроении сегодня мучить тебя, Шим Джеюн, — слова сорвались с сонхуновых губ почти грубостью. И пусть парень сгорит в огне ада, если скажет, что ему это не нравилось.
— Да ладно? — издёвка совалась с губ слишком легко, и всё же Шим продолжил: — Даже если я сделаю так?
Ещё мгновение — и Сонхун готов был пожалеть обо всём сказанном. Ведь стоило только словам покинуть джеюновы губы, как одна из его рук скользнула под шорты, накрывая слишком явно возбуждённую плоть и небольшое мокрое пятно на ткани.
Шим надавил сильнее.
Пак сцепил челюсти до скрипа зубов.
А стоило джеюновым пальцам резво коснуться кромки трусов, стоило стянуть шорты разом с нижним бельём и обхватить рукой пульсирующий член, как Сонхун предпочёл бы пожалеть лишь об одном: почему этот момент не настал раньше.
Возможно, всё дело было в столь горячем и в то же время столь холодном (к нему, во всяком случае) Джеюне. Возможно, всё дело было лишь в нём самом. Впрочем, ни сейчас, когда большой палец Шима надавливал на розовую головку его члена, ни когда-либо раньше это не было важно.
Пак прогнулся в спине, вдавливая пальцы в джеюново плечо. С губ сорвался отчаянный стон. Было ли очевидно, что он проигрывал в их неназванной игре? Вполне. Его и это устраивало.
Шим надавил на головку, дёрнул рукой вниз, оттягивая кожу, и не смел отрывать взгляда от до чего идеального сонхунового лица. А после глаза Пака загорелись — золотой огонь окрасил карие глаза. Пак поддался вперёд. Джеюново сердце пропустило удар, когда сонхуновы губы накрыли его, вовлекая во влажный грубый поцелуй. И Шим охотно ответил, смазывая большим пальцем капли предэякулята, заставляя розовую головку члена блестеть в слабом утреннем свету.
Придерживая за одеревеневшую спину, Шим подхватил Сонхуна вновь только для того, чтобы, сделав пару широких шагов к кровати, опустить парня на простыни, впиваясь пальцами в молочную кожу на бедре Пака. Он водил пальцем по чёрным, въевшимся в кожу чернилам на сонхуновом бедре. Татуировка была сделана в последний год в Академии — у Джеюна с Чонвоном имелись похожие — и уже немного поблекла, однако даже сотрись она совсем, Шим всё равно смог бы разглядеть неровные буквы, витиеватые линии и красноречивое для спокойного Пака слово «хаос» намертво отпечатанное на его коже.
Тогда это было пари. Тогда это Джеюн выбирал татуировку, а стоило ему проиграть следующее (несколько месяцев спустя), как Пак отплатил ему той же монетой. Именно поэтому на его левом боку под рёбрами красовались красные чернила и расплывчатое слово «пристрастие» размерами гораздо больше, чем Шим тогда предполагал.
Сонхун тяжело дышал, словно только что окончил борьбу с кем-то. Впрочем, он и вправду боролся. Только противостоял он той буре чувств и эмоций, что буквально грозила свести его с ума. Пак протяжно застонал, лёжа под пристальным взглядом и ощущая нежные джеюновы пальцы, осторожно обводящие чёрные буквы.
— Пора заканчивать с этим, Джеюн, — вдруг выпалил он, и голос его звучал до чего сдавленно. — Ты либо вернёшь свои блядские руки туда, где они были раньше, либо я заставлю тебя.
Казалось, Пак не понимал ничего из того, что говорил. По крайней мере, Шим убедил себя в этом. И всё же ни то, ни другое не мешало тому сделать следующего: он рывком убрал руки от берда парня, схватил его руки, заводя их над головой, а после, удерживая одной рукой обе сонхуновы кисти, подцепил футболку, потянул вверх, и оставив ту висеть лишь на руках, завязал в плотный узел. Ухмылка растянула губы Шима.
— Тогда попробуй заставить меня, Сонхун-и, — шепотом, наклонившись так близко к уху парня, проговорил Шим, не скрывая собственного веселья.
Пак только и сделал, что открывал, а после со стуком зубов друг о друга закрывал рот, не произнося и слова. Был ли удивлён парень видеть такого Джеюна? Это ещё мало сказано.
И всё же, когда он наконец собрался с мыслями, — словно это вообще было возможно, пока сердце громыхало так громко, что парень слышал эхо от ударов в ушах — Шим упёрся руками в сонхуновы бёрда, и, резко развернув, приспустив шорты, оголив светлую кожу, со звонким шлепком опустил руку на одну из ягодиц. И когда же острая боль проходилась сонхуновым телом, заставляя парня поджать пальцы на ногах, Шим накрывал ладонью покрасневшее место, растирая, поглаживая шелковистую кожу лишь для того, чтобы вновь несильно ударить.
Возбуждённый джеюнов член тёрся о бедро парня, пока его пальцы настойчиво скользили меж сонхуновых ягодиц, а сам он затаивал дыхание. Сонхун чувствовал, что почти задыхался. Он впился пальцами в плечо Джеюна, не сдерживая больше ни удивлённых вздохов, ни срывавшихся с губ стонов, что звучали в унисон с новым ударом по нежной коже.
Влажными губами Шим целовал сонхуновы лопатки, пока пальцы порхали над покрасневшим местом. А потом их тела словно склеились. Шим подхватил парня за бёдра, заставляя того коленями упереться в матрац, положив голову на руки, прогнувшись в спине. Джеюн оказался слишком близко и в то же время слишком далеко от Сонхуна (парень убедил себя, что желал видеть эмоции, изменяющие джеюновы черты лица, а не собственные руки и белые простыни). Кажется, Пак тогда что-то сказал. Джеюн точно не уверен. И всё же, закатив глаза, парень дёрнулся навстречу бёдрам другого, а в груди разлилось предвкушение.
Тогда возбуждение, смешавшись с томным предвкушением, закололо джеюново тело, заставив конечности несильно подрагивать. А после Шим стянул с себя одежду, не беспокоясь ни о том, в каком состоянии она будет наутро, ни о том, где он должен был оставить её, а Пак дёрнул бёдрами навстречу джеюновым, намеренно задевая возбуждённую плоть.
Казалось, в джеюновой голове плясало слишком много мыслей, однако ни за одну он не смог бы ухватиться. Казалось, словно не было важно ни кто был перед ним (хрена с два!), ни то, что будет дальше, когда солнце зависнет высоко на небе.
Шим собирался сделать ошибку, прекрасно осознавая её. Шим собирался сделать ошибку, прекрасно осознавая, что он будет первым, кто себя осудит за это.
Однако обхватив ладонью сонхунов член, трясь о розовую от ударов кожу ягодиц Пака, он не думал ни о чём из этого.
Парень протяжно простонал, запрокинув голову, когда Хун, прикрыв глаза, прикусил ткань футболки, наивно пологая, что они могут быть услышаны. Джеюну оставалось лишь усмехнуться. Одной рукой придерживая парня за плоский живот, второй водя вверх-вниз по сонхуновому члену, — кажись, совсем не обращая внимания на то, как сильно дрожал сам парень — ведя дорожку из поцелуев по позвоночнику, периодически осторожно проводя языком по старым шрамам.
Шим тяжело дышал, пока приглушённые стоны заполнили всю комнату и весь джеюнов разум. И парень не готов был сказать, звучали ли его стоны вместе с сонхуновыми хрипами и всхлипываниями или нет. И пусть, казалось, ответ был очевиден, парень не собирался думать об этом.
Сонхун задыхался, давясь собственными стонами, пока Шим продолжал то увеличивать, то ослаблять давление руки на его члене. В нём, казалось, всё словно переворачивалось вверх тормашками, и больше не было ни притворства, ни скрытых чувств — только сейчас, казалось, они были честны друг с другом. Только сейчас, казалось, они были настоящими. Однако Пак не был настолько наивен, чтобы предполагать, что ему (им) не придётся разбираться с последствиями. Их прежние отношения, определённо, разломились на миллион кусочков ещё в том лифте. И Паку оставалось лишь надеяться, что всё обернётся так, как он того желал.
Тем не менее, когда джеюновы губы опустились на заднюю часть его шеи, когда Пак почувствовал царапающие зубы и новое давление на его члене, когда Шим нова надавил на уретру большим пальцем, стон, сорвавшийся с его губ, был почти оглушительным.
А после что-то в нём словно оборвалось. Задрожав, поджав пальцы на ногах, закинув голову назад, Пак что-то выкрикнул, прежде чем член затрясся в джеюновой ладони, и прежде, чем Джеюн позволил ему кончить. Хун тяжело дышал, чувствуя, как волосы липнут на влажный от пота лоб, чувствуя, как Джеюн не прекращал стимулировать его ровно до тех пор, пока его ноги не подкосились.
Шим не дал тому упасть, а голос, прозвучавший прямо в сонхуново ухо, звучал почти оглушительно:
— Невежливо, Сонхун-и, заставлять старших ждать, — пролепетал Шим, и Пак готов был поклясться, что чувствовал на своём затылке прожигающий взгляд.
И парня не нужно было просить дважды. Развернувшись, он сел на сложенные под собой ноги и потянулся к блестящему от смазанных капель предэякулята джеюновому члену. Не думая дважды, он прильнул к головке, проводя по ней языком. Не думая дважды, обхватил губами пульсирующую плоть, надавливая языком на уретру. Не думая дважды, взял глубже, впиваясь одной рукой в оголённое джеюново бедро, второй тянясь к паху (благо, импровизированный узел из футболки на его руках немного ослаб, позволив ему сделать это).
И кажись, Джеюн отправился на сами небеса, когда Пак, глядя прямо в глаза, надавливал языком на возбуждённую плоть, рукой оттягивая кожу у основания. И в тот момент Шим не думал ни о чём, кроме того, как же блядски хорошо это было.
Из его горла вырвалось что-то неясное, когда одна из рук потянулась к сонхуновым волосам, начав перебирать пряди, лишь немного надавливая на его затылок в немой просьбе. Глаза Шима закатились, когда Пак вёл языком по уретре, когда опускал губы на вздувшиеся вены, когда исподлобья тот глядел на него так, как не глядел на него никогда ранее.
Сонхуновы пальцы впились в джеюново бедро, заставляя тело дрожать и вынуждая парня собрать все оставшиеся силы, чтобы устоять на ватных ногах. Сердце Шима так сильно стучало в груди, что это почти приносило боль. А потом, стоило только Сонхуну оставить лёгкий поцелуй на розовой головке его члена, стоило вновь взять тот глубже, как парень, вцепившись в волосы Пака, излился тому в горло, только тогда вновь осознав, что, возможно, ему следовало пожалеть о принятых решениях. Так или иначе, когда парень отстранился, лишь напоследок оставив влажный поцелуй на татуировке под рёбрами, Джеюн в который раз наплевал на всё.
Они не говорили. И тогда, откинув грязные простыни, Шим завалился на матрац без сил. Всё это, определённо, было больше, чем он мог позволить себе справиться с.
Хотелось бы сейчас Джеюну вцепиться
вчерашнему себе в глотку и надавать тумаков. Возможно, тогда бы не произошло ничего из того, чего бы он пожелал не помнить. Шим завыл, глядя на своё отражение в зеркале, скребя затылок — почти до крови, парень уверен. Кольцо напоминающе блестело на пальце.
— Черти! — выпалил он, почти царапая ногтями кулаки, чтобы не ударить по зеркалу.
Шим старался оставаться спокойным. Честно, старался. Но выходило с трудом. Прошло по меньшей мере пять минут, прежде чем он перестал тяжело дышать, разъярённо глядя на себя, и наконец смог ступить за двери ванной, почти ожидая увидеть Сонхуна напротив. Однако Пак лежал на кровати, поднявшись на локтях, и молчаливо наблюдал. И Джеюн в самом деле не знал, что было хуже: то, что тот молчал, или если бы тот заговорил.
Впрочем, это больше не было важно, когда кто-то забарабанил по двери так, словно на этаже начался пожар, и все должны были покинуть здание. Шим бросил настороженный взгляд в сторону Сонхуна, прежде чем бросился к двери, пальцами прокручивая замок, рывком отворив дверь. Чонвон переминался с ноги на ногу, топчась на месте, крутя кистями. Стоило только Джеюну встретиться с испуганными глазами парня, стоило тому удивлённо ахнуть, как сердце подскочило к горлу.
— Блядь, оденься и за мной, — буквально приказом сорвались с чонвоновых губ слова.
Шим оглядел себя, бросился от двери, подхватывая свою одежду с пола, в спешке натягивая её на себя.
Сонхун ничего не сказал. Лишь молчаливо провожал взглядом, и прекрасно понимал: Шим Джеюну нужно было время, чтобы всё понять.
И Пак готов был дать ему столько, сколько потребуется.
