Сердца Земель Рассвета

- Они конченые, конченые все! Понимаешь - конченые! Брови Фэй дёргались то вверх, то вниз, то вообще углом куда-то влево, и в уголке рта у неё застыла капля слюны. Вывернутые локти трещали, бросая её кисти ломаными жестами в опасной близости от лица Икса. На передних зубах Фэй он видел отпечаток морковной помады, зациклился на нём и никак не мог заставить себя вникнуть в крики. Та смена с полгода назад на башне, когда у него в руках замер паяльник и чуть не превратил микросхему в металлическую лаву, по-новому перекроила Икса, и его мечта как-то невероятно ярко и близко просияла во взгляде, запертом внутри золотой оправы пенсне. Фэй же пустила в ход всю свою горячность - величину абсолютно бесконечную, как научный потенциал Эрудитио, - чтобы рассыпаться в бесполезных веских доказательствах обратного. - У Сидни нет руки! Понимаешь - нет! Какого, ты думаешь, хуя? Они забили на инструкции к полумагическим станкам, и ей разъебало руку лезвием и дорезало материалом пальцы на второй, - голова Фэй, обрамлённая вытравленными до тусклого желтовато-белого волосами, странно дёрнулась. Иксу показались слезы в прозрачных глазах, но всё это слилось в цвет синтетического хрусталя, каким стали в Эрудитио покрывать циферблаты. Часовщице Сидни, вроде бы, именно этими кусками разъебало кисть. - Учёные суки, чтобы звезды их сожгли и прокляли, не смогли трёх строчек про безопасность из себя выжать! - Ты ж любишь Сидни? - зацепился Икс, надеясь сбить Фэй с курса. Бранные крики он не переносил даже тогда, когда у него на губах жил восковой привкус её морковной помады. Слушать, как она поливает грязью очередного учёного или всех их разом, попутно добавляя черноты и безысходности реальной жизни к типичным мечтам сэнхокской молодёжи, забавно было всегда с какой-то горечью. Икс был фантазером, и надежды толпой сбивались в нём, чтоб вместе согреться, как толстые и грустные птицы из книжки про Северную долину, и теплиться дальше несмотря ни на что. Локоть Фэй скрипнул ещё раз, когда она ни с того ни с сего потянулась погладить Икса по голове. - Да уже-то... - она, казалось, отошла от порыва злости. - Похуй на меня! - Икс вздохнул, поняв, что не угадал. - Ты-то куда? Твой Натан тебя... Что с того, что молодой и на мерзкого Руни морщится? Думаешь, лучше чем-нибудь тех, кто наших в шахты отправил? А твой дядя? У него же остались двое, те, кто за ручку ходят по свалке, микросхемы ковыряют. Отправят их следом, не в 1347, так в другую блядскую лабораторию, и старшую, и младшего разом, куски металла спасать, которых тысячу делают за день даже такие, как мы. Не хочу этого... Да мы с тобою, наверное, поляжем, полетим, погорим, задохнёмся! - Фэй глубоко вдохнула и слизала с губ потрескавшийся слой помады, плохой, дешевенькой. Нежданная горькая улыбка поумерила жёсткость её лица. - Когда ты успел-то... С ним хочешь повестись? По-настоящему? Не будь Фэй надежнейшим человеком на всех Землях Рассвета, Икс закусил бы свой язык сколотым зубом: у них в Сэнхоке били таких чем придётся. Ещё средняя техшкола, куда карабкались все относительно одарённые, свела Икса и Фэй за одним столярным столом, и доверие не раскрошило их, а скрепило. Сначала Фэй хотела чаем, который Икс заваривал на своей пустой кухне, пропахшей кулинарным жиром, запить печаль невзаимных чувств к Сидни, и вкус пропал из её рта, заменившись на постоянную брань. Иксу до смешного нравились лоснящиеся страданиями от химического обесцвечивания волосы Фэй и светлые глаза, а Фэй, ещё не так ожесточившаяся, с покровительственной нежностью относилась к его мечтам. Единственный раз в Сэнхоке был настоящий снег, тяжёлыми хлопьями садившийся на ветки деревьев и горы металлолома. Чёлка Фэй стала мокрой гармошкой, а Икс умудрился распороть губу торчавшей веткой, потому что они падали в плоские сугробы лицами вниз. Серая домашняя ночь дождалась их, сохранив прогорклые пакетики в тёмных чашках. Отец Икса работал в ночную, мать уже давно спала в другой комнате, наверняка заснув над вышивкой: свет лампы тонким лезвием лежал на полу под дверью. Фэй не целовала Икса в рваный угол рта, и он не видел её глаз, и всё было до странности хорошо. Они рука об руку заземляли угловатое нечто, когда Фэй сказала: - Хуйня выходит, слушай, - и Икс, вынырнув из мечтаний о работе в лаборатории, кивнул не задумываясь. Порой она выгибала брань так, что точней и острей нельзя было. Растаявший снег впитался в едва живую землю под свалками, а Икс, повертев головой по сторонам, сполна понял Фэй. Выпуск из техшколы подчистую обрубил то, что сэнхокские слухи так любили, но прочнейшая связь двух местных воплощений дерзости, друживших насмерть, так просто не разорвалась. Пока Икс на вечерних курсах осваивал электро-что-то-там, Фэй выучилась делать часы и наглой бессловесной надменностью прикрывать удивлённые рты некоторым учёным. На башне, взвалив на острые плечи руководство бригадой, она таскала блоки и плитки, вертела шестерёнки и ставила стекла от рассвета до заката, ухмыляясь при взгляде на Икса, когда случалось столкнуться на ярусе. Ситуация накалилась, как и его щеки, когда Икс в тысячный раз за пять месяцев обмолвился о маге времени. Он и сам признавал, что в хлам, в лужу размечтался, но яростной вспышки и потока ругани от Фэй в ответ на пару намёков о том, что ночует в апартаментах научного центра, не ждал. По-настоящему? - Да, - Икс с лёгкостью разглядел морщинки на лбу и веках Фэй, недавно отметившей двадцатилетие очередной тяжёлой сменой. - Ну, вроде да. - Вроде, - голос Фэй наконец успокоился, из наждачки став тонким бархатом, который мать Икса вышивала на платье для сестры. Она уже придумала имя - Элис. - Я же вижу, что совсем улетел, но ты думай иногда. Осторожней с ним и со всеми этими... - Фэй явно сглотнула что-то вроде "сволочей" или "уебанов". - И не пялься на него, когда транзисторные системы паяешь, прошу от сердца. - Да ну тебя. Иксу уже кружило голову ожидание позднего вечера: горячей воды, аромата шампуня, который, в общем-то, ему уже почти принадлежал, и рук Натана, настойчиво растирающего антисептики и заживляющий гель по любым порезам. Он знал, что Фэй мыла где-то полы чуть ли не до ночи, чтобы выгадать деньги для Сидни и её семьи. Над их головами сияли звезды, безразличные к соперничающей с ними иллюминации Эрудитио, и шпиль башни, точнее, его неловкий скелет, протыкал небо.