Чуя приземляет прыжок на левую ногу—
Только чтобы услышать знакомый звук столкновения руки со льдом.
Всё чувство удовлетворения рассеивается в груди. Вытирая вспотевший лоб рукой, он замирает в центре катка, наслаждаясь холодным воздухом, который неизбежно превратится в равнодушное разочарование. Он находится на катке свыше часа, но ни разу не выполнил что-либо
правильно.
— Что с тобой сегодня? — требовательно узнаёт Коё, когда он оказывается в зоне слышимости. Хотя, не то чтобы она даёт ему время ответить. — Ты не сосредоточен, нетерпелив и проваливаешь каждый прыжок, как будто кто-то гонит тебя. Тебе нужно быть где-то ещё?
—
Нет, — Чуя скрещивает руки на груди.
У него не получается избавиться от навязчивого беспокойства под кожей с тех пор, как проснулся. Катание на коньках помогает. Но сердитые пульсации его нервов только нарастают каждый раз, когда он замечает раздражение Коё в отношении него, которое постепенно превращается в разочарование.
Чуя ненавидит это. Ненавидит чувствовать, что попусту тратит время всех вокруг.
— Тогда что у тебя на уме?
Его пальцы крепче сжимают край ограждения, но он качает головой.
— Ничего.
— Чуя, — снова пытается Коё, и когда он отказывается, она берёт его за подбородок, заставляя посмотреть на неё — хочет он того или нет. — Ты же знаешь, что я хочу помочь, да? — пауза. — Но если ты не скажешь, в чём проблема, я не смогу ничего исправить.
Челюсть Чуи сжимается под её пальцами. Сегодня он вне игры. Такое бывает. Это правда необходимо объяснять? Но это Коё, и она ожидает полного повиновения, если собирается сделать из него чемпиона, так что да, она хочет услышать грёбанную причину его некомпетентности, хотя бы для того, чтобы унизительный процесс её озвучивания гарантировал, что подобное больше не повторится.
— Я плохо спал, — это только наполовину ложь. Он редко довольствуется достаточным количеством отдыха ночью, что никогда прежде не останавливало его от катания. — И это, и стресс… не знаю, но в конце концов я исправлю ситуацию.
Со вздохом она отпускает его и машет рукой в противоположном направлении.
— Убирайся с катка и разберись с этим.
— А? Но мы всё ещё—
— Не волнует, — она пресекает его окончательным тоном. — Ты травмируешься, катаясь таким образом, и я предпочту потерять час вместо двух месяцев вновь, — прежде чем он успевает возразить что-либо, она прижимает указательный палец к большому — условный жест, чтобы заставить его замолчать. — Это не обсуждается. Исчезни с моих глаз, или я отменю и завтрашнюю тренировку.
Ноздри Чуи расширяются, когда он сердито дышит, но, не имея выбора за исключением ухода, он покидает лёд и уходит прочь. За всё время совместной работы они с Коё сталкивались лбами больше раз, чем он может посчитать. Однако, если вопрос касается его безопасности и здоровья, он всегда проигрывает. Что он ненавидит так же сильно, как ценит.
В итоге он оказывается в спортзале, расположенном прямо в комплексе. Если он не может кататься на коньках, то он будет заниматься спортом в надежде, что это сгонит чёртово возбуждение из его тела.
Он занимается на тренажёре для ног, когда на него падает тень.
— Разве ты не должен быть занят прыжками и танцами?
Чуе не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это.
— Альбатрос, — говорит он, и имя звучит как раздражённый выдох. — Почему бы тебе не заткнуться?
— Мэ. Не хочу.
Моментом позже Альбатрос, сопровождаемый Айсменом, появляется в его поле зрения; они местные хоккеисты, двое из его лучших друзей и по совместительству его соседи по комнате. Последний не разделяет такую дикую улыбку, как первый, но, с другой стороны, Альбатрос выглядит экстатичным по отношению ко всему, тогда как Айсмен выглядит безразличным ко всему тому же.
— Нет, реально, что ты делаешь здесь? — кричит Альбатрос обеспокоенным тоном. — Ты никогда не приходишь в это время. Ты всегда говоришь, что занят, когда я спрашиваю!
— Коё выгнала меня с тренировки.
Альбатрос ахает достаточно громко, чтобы весь тренажёрный зал был оповещён.
— Что ты натворил?
— Ничего.
— Конечно. Ведь ничего обеспечивает, что твою задницу вышвырнут вон.
Чуя делает последнее повторение, прежде чем положить голову на тренажёр, позволяя глазам закрыться.
— Не знаю. Видимо, я был слишком безрассуден или что-то типа того.
— Слишком безрассуден, а? — Альбатрос запрокидывает голову и смеётся, когда Чуя хмурится, вслепую хлопая по плечу Айсмен. — Я и говорю! Фигурное катание — слишком скучное занятия для крепкого орешка вроде тебя. Тебе давно пора перебраться в хоккей.
Альбатрос пытается уговорить Чую сменить вид спорта уже три года. Очевидно, безуспешно.
— У меня есть дела поважнее, чем гоняться за ебучей шайбой каждый день, — мямлит он, вставая и перекидывая полотенце через плечо. — И фигурное катание тоже подходит крепким орешкам.
— Верю. Танцы на льду это таааак сложно.
— Я не танцор на льду! И танцы
сложные! Спроси Пианиста!
— Не, спасибо. Я бы предпочёл не слушать очередную получасовую лекцию.
— Тогда заткнись.
— Ни за что. Кто, как не я, будет развлекать тебя? — Альбатрос закидывает руку на Чую.
Чуя полуискренне отталкивает его.
— Отвали от меня. Ты воняешь.
— Как и ты!
— Не так сильно, как ты.
— Кстати, где твоя вторая половинка?
От упоминания Дазая лицо Чуи нагревается. Дазай
не его вторая половинка.
— Откуда я знаю? Я не его ебучий планер.
— Вау, ладно, злюка, — отвечает Альбатрос, поднимая руки. — В плохом настроении сегодня, а? Кстати о нём, это правда, что он встречается с этой красоткой, Цуджимурой?
И вот опять. Последние несколько дней это всё, о чём говорят в КМ. Даже Юан спросила, когда он приезжал вчера домой! Должно быть, есть вещи важнее, чем долбанная личная жизнь Дазая.
— Зачем тебе?
— Я просто удивлён. Я думал, что Дазай, типа, из другой команды.
— Знаешь, не все фигуристы геи, — Чуя закатывает глаза.
— Я не об этом, придурок, — Альбатрос машет в сторону. — Но он же влюблён в тебя, — он корчит лицо. — Или был, по всей видимости.
— Что? — голова Чуи поворачивается к нему.
— Ты что, не знал? — глаза Альбатроса расширяются.
—
Нет, — рявкает Чуя. — Дазай не был… он не—
—
Вероятно, он не, — беззаботно продолжает Альбатрос, поглаживая подбородок. — Хотя, может, это прикрытие. Он говорил тебе, что это правда?
— Это правда! Перестань так говорить. Дазай никогда не был влюблён в меня, ты, идиот.
— Без обид, это не значит, что ты какое-то дерьмо. Ты бы никогда не заметил, что кто-то заигрывает с тобой, если бы этот человек не объявил об этом по мегафону.
— Что за хуйня. Пожалуйста, заткнись, — голова Чуи дёргается, когда он видит, что Айсмен кивает. — И почему ты соглашаешься с ним?!
— Ты, вроде как, можешь быть безразличным.
— Это ты тот, кто безразличен! У Дазая… — начинает он сквозь стиснутые зубы и ставит бутылку на окно с большей силой, чем необходимо. — … есть девушка.
Айсмен уже тихо ушёл, чтобы заняться подтягиваниями, но Альбатрос, тот, кто всегда замечает его, вздыхает, наблюдая, как Чуя поднимает штангу на соответствующую высоту.
— Ох, чувак, а я был так уверен! Мой гей-радар обычно довольно хорош.
Чуя только хмыкает в ответ, занятый добавлением веса. У него нет времени на размышления о Дазае и его сексуальной ориентации — но даже если бы было, он бы не стал тратить его на то, что, блять, не касается его никаким образом.
Альбатрос, по видимому, имеет другие планы.
— Ты видел её? — спрашивает он, когда Чуя делает первое повторение. — Ты должен был, да? Вы двое, как бы, всегда делаете всё вместе.
Он закрывает глаза. Терпит жжение в бёдрах, пока оно не становится невыносимым, что, в любом случае, более терпимо, чем допрос Альбатроса. Вернувшись в исходное положение, он бросает сухое «ага», делает вдох и отводит бёдра назад для следующего повторения.
— Какая она? Честно говоря, я не могу представить Дазая с кем-либо. Она, должно быть, правда особенная.
— Она нормальная.
— И правда нравится Дазаю?
— Да, блять, она ему нравится. Почему ты… — торопясь рявкнуть на Альбатроса, Чуя неправильно ставит штангу на стойку, и неожиданный вес заставляет его покачнуться. Правда, только на мгновение. Руки Альбатроса легко подхватывают её и легко поднимают с тела Чуи.
— Воу, полегче.
— Спасибо, — на выдохе мямлит он и отходит подальше. Может, Коё права, и сегодня просто не его блядский день. Схватив полотенце, чтобы вытереть лоб, он дёргает подбородком в сторону Альбатроса. Его очередь.
Альбатрос предостерегающе указывает пальцем в его сторону, когда берет штангу с аппарата рядом.
— Лучше тебе не подставлять меня ради мести.
— Ой-ой. Я подумаю об этом, если ты заткнёшься наконец.
Это, наконец, заставляет его закрыть тему. Он всё ещё болтает между подходами, но хотя бы не о Дазае и его чёртовой девушке.
Дело не в том, что Дазай в отношениях, которые так сильно раздражают, — хотя, это действительно сбивает с толку, поскольку Дазай никогда прежде не проявлял подобного интереса к кому-либо. Это больше о том факте, что все преувеличивают значимость ситуации. Дазай встречается с кем-то. Ну и? Почему всем так важно упоминать это раз в две минуты? Почему его отношения значат для прессы больше, чем фигурное катание, благодаря которому он и известен? Твою мать, Коё даже предупредила, что журналист собирается заглянуть в КМ на этой неделе и что Чуя должен подготовить вежливый ответ на неизбежный вопрос о ебучей личной жизни Дазая. Всё это раздуто настолько непропорционально, что из его ушей начинает идти кровь, когда кто-то поднимает эту тему. А кто-то
всегда поднимает эту тему. У Чуи есть полное, блять, право быть раздражённым.
Однако шаг за шагом он избавляется от летучего раздражения в теле, которое приятно ощущается после окончания разминки на беговой дорожке полтора часа спустя.
Дома он принимает прохладный душ, быстро уплетает перекус, который он заранее подготовил рано утром, стирает одну стопку белья, пересекается с Юан, после того как она возвращается с занятий, и когда он чувствует себя слишком беспокойно, чтобы лечь спать пораньше, направляется обратно в комплекс, двигаясь туда трусцой.
Последняя тренировка Дазая на льду — также последний пункт в его расписании. Ладно, по крайней мере в официальном. Чаще всего Чуя остаётся на катке настолько долго, что встречает Дазая на катке, тренируясь самостоятельно, тогда как Дазая направляет Мори.
Это также и план на сегодня. Чуя выходит из раздевалки в своей тренировочной форме и коньках, но когда садится на трибуны, совершает роковую ошибку, поднимая взгляд. Проблема в наблюдении за катанием Дазая в том, что остановиться до смешного трудно.
— Привет.
Чуя, не раздумывая, кивает, а затем, осознав, смотрит вперёд. Человек, сидящий перед ним — Цуджимура. Девушка Дазая.
— О, — говорит он. — Привет.
— Он чертовски хорош, скажи?
Чуя следует за направлением её взгляда. Дазай делает очередной прогиб назад и выполняет Бауэр, когда из динамиков гремит музыка его произвольной программы, отчего его прокат кажется не только впечатляющим, но и чертовски разрушительным.
Раньше признаться в том, насколько хорош был Дазай, сводило Чую с ума, но, хотя он бы никогда не озвучил это вслух, наблюдение за Дазаем превратилось в постыдное удовольствие, которое вызывает большее привыкание, чем перекусы посреди ночи. Наслаждение калорийной нездоровой пищей временно. Непреодолимый прилив мотивации обойти этого ублюдка рано или поздно вечен.
— К сожалению, — мямлит Чуя, упираясь локтями в бёдра, неспособный оторвать взгляд от катка. Дазай скользит назад по диагонали, набирая обороты, чтобы на пике скорости прыгнуть четверной Лутц. Он приземляет прыжок идеально — так бы сказал Чуя со своей стороны. Но Мори останавливает музыку, и Дазай замедляется, чтобы подъехать к нему.
Они уже не работают над исправлением ошибок. Это больше о шлифовке чувства времени и контроле.
Мысль о том, что однажды он тоже достигнет этого этапа, наполняет Чую смесью головокружительного восхищения и страха. Он хочет становиться лучше и лучше, пока не закончатся вещи, которые он сможет выучить, и в то же время он никогда не хочет прекращать учиться, потому что именно это делает его таким хорошим. Вызов — то, что заставляет его вставать ни свет ни заря каждое утро, даже когда все мышцы до единой болят, а мозг умоляет лечь поспать подольше. Чуя не заинтересован в том, чтобы быть идеальным. Он думает, что идеальность — скучно.
Дазай, однако, заставляет даже что-то столь безжизненное, как совершенство, выглядеть соблазнительно.
— То есть вы… лучшие друзья?
— А? — Чуя, забыв, что он не один, поворачивает голову к Цуджимуре.
— Ты и Дазай, — Цуджимура указывает в сторону льда, но когда замешательство Чуи только растёт, она пожимает плечами. — Мне просто любопытно. Пытаюсь узнать его получше.
Чуя не уверен по поводу
лучших друзей. Не знает многого о деталях, касающихся Дазая. Но, в любом случае, это лучше оставить неозвученным для девушки того.
— Вроде того.
— И ничего большего?
Он моргает, неуверенный, что понимает её вопрос. Больше, чем лучшие друзья?
— Что?
— Эй, я не осуждаю, — говорит она и поднимает руку. — Когда-то у меня была лучшая подруга, которую я целовала при любой возможности… прежде чем встретила Дазая, конечно.
Лучшая подруга, которую она целовала—
— Чт… — глаза Чуи расширяются, когда он транслирует её слова во что-то связное. — Мы никогда… блять, он что, сказал что мы делали подобное?
Дазай лгал ей о них, о них обоих, чтобы заставить её
ревновать?
— Нет, нет, он не говорит ничего подобного, — Цуджимура спешит прервать его с пренебрежительным выражением лица. — Я просто подумала, что вы когда-то… может быть…
— Нет!
— Но хотел бы ты? Если бы была возможность. Типа, посмотри на него. Он бесспорно привлекательный и—
— Эй, — обрывает Чуя, устав от этого необоснованного опроса. — Я не знаю, что ты там думаешь обо мне, но я не… я и Дазай — мы просто друзья. Ты не должна беспокоиться о чем-либо.
Он никогда, блять, не заигрывал с Дазаем! Какого хера он бы стал?
— Я не беспокоюсь, я
запуталась.
— По поводу?
— Вы друзья, тогда почему Дазай не сказал тебе, что эти наши «отношения», — она, поймав его взгляд изображает эти кавычки в воздухе, — только для пиара?
Чуя слышит её речь, громко и внятно, но значение её слов доходят до него только спустя момент пристального взгляда. Затем его глаза мечутся со льда к Цуджимуре. Он указывает на неё.
— Вы… вы не—
— Неа, — фыркнув, заключает она. — У меня есть девушка и куча оскорблений впридачу, но я бы не променяла её на Дазая даже за миллиард йен. Мой тренер сказал мне, что это поможет репутации, и я предположила, что могу играть этот спектакль месяц или может два, а затем все узнают о нашем разрыве. Я заявлю, что моё сердце так разбито, что я не могу даже думать об отношениях с кем-то ещё года четыре.
— А Дазай…
— Дазай сразу согласился со своим тренером. Честно говоря, я думала, он делает это по тем же причинам, что и я… — она посылает ему прямой взгляд. — У него нет тайного парня, да?
Чуя издаёт сухой смешок.
— Откуда я знаю? Ублюдок, очевидно, не доверяет мне правду.
Ему стоило довериться интуиции и разоблачить блеф Дазая, как подсказывали ему инстинкты, когда он впервые услышал эти слухи. Но досадный побочный эффект обусловлен тем, что он проводит так много времени с Дазаем — лжецом, который иногда говорит правду, а не наоборот, что иногда он забывает. Чуя идиот, раз поверил ему.
— Не думаю, что дело в доверии, — Цуджимура снова использует этот тон, подразумевающий что-то, чего нет.
Игнорируя её, Чуя приковывает взгляд обратно ко льду. В этот раз его глаза пропускают Дазая, вместо этого хватаясь за его тренера.
— Так это всё ради пиара, — мямлит он, растирая колено ладонью. — Блять, конечно. Стоило догадаться. Ебаный Мори…
Дазай уже признан фигуристом номер один в Японии, и он также входит в топ-5 фигуристов всего, блять, мира. Зачем ему нужно
ещё больше публичности?
— М. То, что нас заставляют делать ради публики — пиздец, да?
— Ага, это должно вертеться вокруг фигурного катания, а не этого дерьма.
— Мне нужно идти, но попрощайся с Дазаем за меня.
Чуя кивает в ответ. Затем он поднимает голову на Цуджимуру, неуверенный, должен ли он быть благодарен или раздражён тем фактом, что она выдала ему секрет Дазая.
— Пока, и… — он делает гримасу. — Спасибо.
— Обычно я бы не стала вмешиваться, но если бы это был мой лучший друг, я бы хотела знать, — объясняет она, будто чувствуя его неуверенность. — И к тому же мне пришлось слушать, как Дазай ныл около часа о, бля,
вещах. Надеюсь, теперь он заткнётся.
Каких вещах?
Цуджимура уже на пути к выходу, тогда как Чуя всё ещё осознаёт это разоблачение. Ему не нужно ещё одно.
Он проводит остаток тренировки Дазая на трибунах. Он пытается обдумать то, что сказала ему Цуджимура, но с какой стороны бы он ни рассматривал это, ложь не обретает смысла, наверное, потому, что в этом нет никакой логики. Всего неделю назад он был рядом, когда Дазай говорил со своей мамой по телефону, рассказывая о галерее, которую они вдвоём посетили, и о том, что недавно научился готовить. Каждое слово, выходившее из его рта, было ложью, произнесённой так обыденно, что звучало реалистично даже для Чуи. Когда он спросил его, зачем тот солгал, Дазай просто пожал плечами и сказал: «Мне нужно было найти способ заполнить тишину, нет?»
Чуя может пытаться найти причины сколько угодно, но у него и близко нет столько времени, чтобы тратить его так беспечно. Итак, наклонившись вперёд и оперевшись локтями на колени, он наблюдает, как тренируется Дазай. На катке он не сможет лгать. Лёд лишает его неискренности.
В конце концов Чуя спускается по лестнице, Мори приветствует его кивком, а затем исчезает в туннеле. Когда Дазай замечает его, он останавливается по другую сторону ограждения катка, положив руки на край с весёлой улыбкой.
— Привет.
— Привет.
— Видел, как ты говорил с моей любимой. Вы двое сплетничали о том, как я великолепен?
— Неа, Цуджимура сказала мне, что ты уходишь в парное катание, — отвечает Чуя, пожимая плечами. Он не был уверен, что делать с этой тупой ложью Дазая, но этот самостоятельно вырвавшийся комментарий решил всё за него. Пускай ублюдок потонет в своем потоке лжи.
Как бы абсурдно ни звучало, в этом есть доля правды. Вскоре после официального подтверждения их
фальшивых отношений появились слухи о предполагаемом переходе Дазая в парное катание, потому что встречаться с кем-то, очевидно, означает сосредоточение своей жизни вокруг партнёра.
— Только что? — улыбка Дазая застывает. Он выглядит как пугающая кукла-марионетка, когда смотрит на Чую так.
— Ой-ой, так интересно?
Проходит мгновение неловкого молчания. Затем Дазай прищуривается, видя ложь насквозь… и поперёк тоже.
— Эта маленькая предательница рассказала тебе, да?
Что ж, было весело, пока это продолжалось.
— Да, придурок, — огрызается Чуя и ударяет его в грудь. — Какого хуя ты соврал?
— Ауч! — шикнув, Дазай растирает ушиб. — Ты был моим подопытным кроликом! Если я убедил тебя, то и весь остальной мир поверил бы.
— Правильно, ведь ложь для тебя — такая сложная вещь.
— Хи, — Дазай прислоняется спиной к ограде катка, отворачиваясь от него, но всё равно в обязательном порядке оглядывается. — И потому что я думал, что будет забавно. Так и было!
— Мы с тобой имеем разные представления о веселье.
— Видел бы ты своё лицо во время того обеда. Ты выглядел, будто был готов заблевать весь стол!
— Потому что то, как ты себя вёл, было реально
вопиюще.
Дазай подносит руку ко рту.
— Видеть меня с кем-то другим портит тебе настроение? Мой, Чуя. Ты реально мой пёсик.
— Заткнись! — ублюдок умудряется увернуться от пинка, который Чуя пытается сделать коньком. — Дело было не в тебе, а во всём этом сюси-пуси-дерьме. Никто, блять, не ведёт себя так.
— Как бы ты узнал, что люди ведут себя так? Ты никогда не был в отношениях.
— Может, был!
— А, да? С кем? — глаза Дазая провокационно сверкают. — Со своими коньками?
Чуя демонстрирует ему средний палец.
— У меня была жизнь до переезда сюда.
— Но тебе было четырнадцать, когда ты переехал, так что любые отношения на тот момент — детская влюблённость, это не считается.
То, что он чувствовал к Ширасэ
было детской влюблённостью — неважно, насколько сокрушительным ощущалось их драматичное расставание тогда, это не даёт права Дазаю, из всех людей, высмеивать его, учитывая, что у самого Дазая и приблизительно не было таких отношений.
— По крайней мере, у меня было хоть что-то. Достаточно, чтобы знать, что никто не ведёт себя так блядски сопливо в реальности, и тебе стоит серьёзно поработать над актёрскими навыками, чтобы хоть кто-то поверил тебе.
— Хм, — хмыкает Дазай, проводя кончиком пальца по своей озорной ухмылке. — Думаю, мы поработаем над этим вместе.
— А? — Чуя моргает. Что это значит?
— Ты что, веришь, что я единственный, кто пройдёт через фейковые отношения? Ты — общпотреб, Чуя, и чем больше ты похож на нормального человека, а не отталкивающего одиночку, тем большей ценностью ты обладаешь.
Очевидно, что карьера в фигурном катании — это больше, чем просто выступления человека на льду, особенно для людей, которым приходится полагаться на спонсоров, чтобы оплачивать это, но есть чертовски огромная разница между поддержанием общественного имиджа и созданием фальшивого.
— Я не буду заниматься таким дерьмом. Никогда, — заключает Чуя, непреклонно качая головой. — И я удивлён, что ты согласился.
Дазай лениво поднимает голову к потолку и, вздохнув, отклоняет его обвинение.
— Эх, всё не так уж плохо. Со временем ты поймёшь, если только сначала не найдёшь настоящую девушку, — он фыркает. — В чём я сомневаюсь, потому что всё что тебя волнует — фигурное катание и время твоего следующего приёма пищи.
Чуя открывает рот и как только произносит одно слово, остальные вылетают потоком, и сдержать их было бы так же сложно, как и неприятный приступ кашля.
— Пошёл ты нахуй, я способен интересоваться больше, чем этими вещами, и если бы я хотел найти парня — о, новость, блять, дня, не все в этом мире гетеро, — я бы смог.
И когда Дазай поворачивается к нему, его брови поднимаются ещё выше, а Чуя плотно поджимает губы, заставляя себя выдержать взгляд Дазая, не отводя взгляда. Они на самом деле не обсуждают подобные вещи. Дазай никогда не упоминал когда-либо о своих подружках — ну, до недавнего времени — и Чуя тоже. Но если кто-то бы и смог определить ориентацию Чуи, им стал бы этот ублюдок.
— Ой, тогда Коё
определённо найдёт тебе девушку, — в конце концов говорит Дазай, вызывая очередной вымученный вздох у Чуи. — Цуджимура что, не сказала о своём затруднительном положении?
Почему он думает, что знает Коё лучше Чуи, учитывая, что она
его тренер. Коё никогда бы не заставила его вступить в фейковые отношения.
Чуя останавливается. Или заставила бы?
Нет. Её методы суровы, но они необходимы для достижения
спортивного величия, не для популярности или другого бесполезного говна.
— Не значит, что так будет и со мной.
— Как угодно, лишь бы ты лучше спал по ночам~
Чуя отшвыривает его, но это только подогревает приводящее в бешенство веселье Дазая. Не заинтересованный в том, чтобы задерживаться на этой теме дольше, чем уже, Чуя снимает защитные щитки на коньках и делает то, ради чего он изначально сюда пришел: он выходит на лёд.
После пары кругов он решает поработать над последовательностью шагов, которые вызывали проблемы в произвольной программе. Он уже не так напряжён, как днём, но, как бы неприятно ни было это признавать, Коё права. До его следующего соревнования — Гран-при в Хельсинки — осталось всего пять дней. Рисковать получить травму из-за упрямства — чистый идиотизм, и Чуя бы не простил себе повторения прошлых ошибок.
Он настолько погружается в работу с ногами, что не замечает, что Дазай ушёл с места, пока пара рук не опускается ему на плечи, заставляя его испуганно вздохнуть.
— Знаешь, Мори на самом деле спросил меня, не хочу ли я перейти в парное катание, — Дазай уверенно кивает, когда Чуя оборачивается, чтобы хмуро посмотреть на него. — Он сказал, что принятие нового испытания может быть полезным для моего бедного объёма сосредоточения.
— И что ты сказал? — брови Чуи хмурятся только сильнее.
— Что я подумаю над этим!
— Да ну, — скептично говорит он.
Ни за что, блять, в жизни Дазай бы не согласился на это. Он едва ли находит мотивацию для сольного фигурного катания. Ответственность ещё и за партнёра убила бы его стремление навсегда.
— Так может мне стоит попробовать, да? — спрашивает Дазай, уперев руки в бока. — Посмотрим, прав ли мой умный тренер?
Озадаченный, Чуя оглядывается по сторонам. Как он собирается пробовать, если здесь нет никого, кто…
— Погоди, прямо сейчас? — он указывает на себя. — Со мной?!
По какой-то причине Дазай прижимает ладони к груди, ведя себя так, будто Чуя дал согласие, чего он, бля, не делал.
— Да! Я знал, что ты бы…
— Эй, я не сказал да! Я—
— …понял, к чему я веду, — игнорируя неистовый протест Чуи, Дазай нагло вторгается в его личное пространство, обвивая рукой талию, одновременно хватая его за другую руку, как будто собирается начать ебучий танец! — Кто другой, если не Чуя, стал бы моим тренировочным партнёром!
— Буквально любой другой, — выплёвывает он в ответ, когда Дазай перемещает их по льду, всё время хихикая, будто проводит лучший день в жизни. — Это даже не то, как парное катание работает!
Дазай отпускает его только для того, чтобы обвить рукой его ногу чуть выше колена, а другой обхватить за спину.
— Дазай! Не смей! Не смей… — он издаёт встревоженный писк, когда Дазай поднимает его в воздух, но обхватывает того за шею. Потому что так безопаснее. Это, чёрт возьми, единственная причина.
— Чуя тяжелее, чем кажется, — Дазаю хватает наглости жаловаться, когда он катается по льду, держа его на руках. Его губы надуваются.
— Тогда отпусти меня!
— Хм-м-м, не, не думаю.
— Дазай! — Чуя ударяет его по груди.
— Что? Я пытаюсь понять, подходит ли мне это.
— Не моя, блять, проблема! Отпусти меня, пока я не—
— Ай! — вскрикивает Дазай, когда Чуя щиплет его за руку, но быстро возвращает самообладание, посылая ему укоризненный взгляд. — Ты хочешь, чтобы я тебя уронил?
—
Да.
— Как думаешь, смогу ли я поднять тебя выше?
Боже, нет. Чуя использует свои ноги и очень острые лезвия, чтобы заставить Дазая, наконец, отпустить его. Как только он возвращается на лёд, он шумно выдыхает. Внезапно каждый кусок ткани одежды начинает неприятно обтягивать кожу, кровь закипает в венах, а вместе с тем и его характер.
— Ты полный идиот, — огрызается он, взмахивая рукой в воздухе. — Ты не можешь так брать и поднимать меня!
Дазай, не впечатлённый, надувает щёки.
— Почему нет?
— Потому что!
— Это не совсем ответ, знаешь ли.
Расстегнув молнию тренировочной ветровки, Чуя наматывает круги, пока ему не перестаёт казаться, что он вот-вот превратится в карающее пламя.
— Ты не перейдёшь в парное катание, — сообщает он Дазаю, когда этот придурок следует за ним — ах, и это он называет Чую собакой! — Твои руки слишком слабые для подобного дерьма.
— Хм? — Дазай поднимает руки, о которых идёт речь, чтобы согнуть их, поворачивая из стороны в сторону. Несмотря на то, что под его белой толстовкой с длинными рукавами ничего не разглядеть, Чуя достаточно часто принимал с ним душ, чтобы в любом случае иметь чёткое представление. — Я думаю, с ними всё в порядке.
— Я бы с лёгкостью превзошёл тебя, — отвечает он с легкомысленным фырканьем и сожалеет о своих словах, как только они слетают с его губ.
Лицо Дазая светится, как это всегда бывает, когда к нему приходит космически ужасная идея, в которую он неизбежно затаскивает Чую.
— Возможно, Чуя прав, и это не моё.
Ты должен был поднимать меня!
— Чего?
— Ты хвастался своими сильными руками, — Дазай провокационно качает головой. — Что, уже не готов?
Чуя закатывает глаза. Этот чёртов придурок…
Дазай открывает рот, но Чуя опережает его, раздраженно фыркнув.
— Я, блять, готов. Просто жди… — Чуя обдумывает, как это сделать, всё ещё хмурясь, прежде чем подойти ближе и осторожно поднять Дазая, который тут же обвивает его шею. Затем он морщится. — Боже, тебе нужно больше есть. Ты ничего не весишь, тупой болван.
Беззаботный смех Дазая пробегает по его щеке, заставляя кожу покалывать.
— Покажи мне скорость!
— Я не твоя грёбаная лошадь, — ворчит Чуя, но ускоряет темп.
— Правильно. Чуя мой пёсик.
— И не ебучий пёс!
Весело болтая ногами вверх-вниз, Дазай игнорирует его. Если вы спросите Чую, ему это даже нравится. Не то чтобы требовались усилия, чтобы проехать круг с этим идиотом на руках. По сути, это модифицированная разминка.
— Я бы занимался парным катанием, если бы на деле оно выглядело так же, — говорит Дазай со звуком, который отражается в грудной клетке Чуи. Конечно, он бы стал; не он занимается этим дерьмом. — Просто лежишь, и… — Дазай отпускает шею Чуи, из-за чего из его горла вырывается встревоженный вскрик, и вытягивает руки в воздух. — Ви-и-и-и!
— Эй, будь осторожней.
— Собираешься уронить меня? — Дазай посылает ему ленивую улыбку.
Чуя щёлкает языком о зубы. Он бы, блять, никогда не уронил Дазая, и этот идиот в курсе, воспринимая это как что-то, позволяющее ему продолжать свои выходки.
— А теперь подними меня над головой!
— Я не буду делать эту хуйню.
— Я думал, я ничего не вешу?
— Не только это имеет значение.
И Чуя чертовски уверен, что не будет виноват в окончании карьеры.
Дазай замолкает, а Чуя решает, что тот впервые решил быть хорошим. Огромная оплошность. Дазай начинает извиваться как червяк, несмотря на тревожное шипение Чуи, чтобы тот прекратил, пока не выскальзывает из его хватки и не приземляется на обе ноги. Грёбаное чудо.
Что Дазай не берет в расчёт, так это их скорость. Мгновение спустя Чуя врезается в него, и они падают кучей, Чуя над ним, хотя он смягчил удар ладонями так хорошо, как только мог.
— Ты ёбаный
идиот.
Дазай лежит на боку, зажатый между льдом и Чуей, когда его грудь начинает сотрясаться. На мгновение Чуя ошеломлённо принимает хрипы за звуки боли. Затем он мельком замечает выражение лица Дазая, и прилив паники превращается в раздражение. Этот ублюдок смеётся.
— Это несмешно, — ворчит он, отталкиваясь, чтобы тяжело сесть напротив. — Ты мог бы травмироваться.
Лёд холодный и твёрдый, но он также заземляющий.
Обычно Чуя проводит ночи здесь, тренируясь в одиночестве, чтобы догнать остальных в старшей лиге. Догнать Дазая. Иногда до такой степени, что его тело выходило за грани своих возможностей, пока он, в конце концов, не собирался с силами, чтобы подняться после падения. Он лежал на льду и смотрел на стропила, размышляя о решении оставить семью ради шанса добиться чего-то в этом мире. В конце концов, он всегда поднимался.
— О нет, — отвечает Дазай с притворным драматичным беспокойством, и Чуя переключает внимание на его руку, которую он прижимает к груди. — Что со мной будет, если я больше не смогу кататься?
— Тебе не нужно ранить себя, чтобы прекратить кататься.
Дазай издаёт смешок, в котором нет намёка на юмор, прежде чем встретиться с ним глазами.
— Забавно. Ты забавный парень, Накахара Чуя.
— Я не шучу.
Чуе потребовалось некоторое время, чтобы Дазай был таким же, как и любой другой фигурист, тем, кто любил спорт настолько, что выдерживал любые эмоциональные и физические испытания. Когда-то он любил это, но эта любовь давным-давно перегорела.
Дело в том, что Дазай явно не ограничен в выборе. Он дьявольски умён для кого-то, кто так одарен в катании на лезвиях. Он был записан на занятия в университете на предстоящую весну, потому что он достаточно хорош, чтобы совмещать тренировки и академическое обучение. Денег, заработанных в этом году на одной рекламе, было бы достаточно, чтобы некоторое время чувствовать себя абсолютно комфортно. Не стоит упоминать, что и его семья хорошо обеспечена. У ног Дазая весь мир. Он мог бы перестать кататься и заниматься чем угодно, или не заниматься вообще ничем, и с ним бы всё было в норме. Тренер Мори, конечно, давит на него, но он не дьявол. Он не стал бы принуждать Дазая продолжать карьеру, если бы тот решил закончить её.
Тем не менее он каждый день приходит, чтобы заниматься тем, что, по его словам, ненавидит.
Иногда Чуя задаётся вопросом, не обстоят ли дела наоборот. Возможно, Дазай любит эмоциональные и физические испытания настолько, что продолжает терпеть спорт.
— Тогда, видимо, ты просто тупой.
Если бы Чуя был таким тупым, как говорит Дазай, он бы не увидел в этом ответе то, чем он является на самом деле — отвлекающий манёвр, от которого у него перехватывает дыхание.
— По крайней мере, я не притворяюсь.
Не притворяется кем-то, кем он не является за пределами камер. Не притворяется, что состоит в отношениях. Не притворяется, что не так уж несчастен. Неудивительно, что Дазай такой обессиленный.
— Это то, что ты говоришь себе, чтобы справиться с тем, что ты извечно номер два?
— Заткнись.
— Держу пари, тебе бы понравилось наконец выйти из моей тени.
Запрокинув голову, Чуя устало проводит рукой по лицу и векам. Его жизнь была бы в разы проще без Дазая. Но «легко» не равняется «хорошо». К тому же, было бы довольно скучно.
— Ненавижу тебя.
— Ты тоже мне не нравишься. Ты даже более раздражающий, чем чихуахуа.
Чуя собирается толкнуть его, но, предвидев это, Дазай перехватывает его запястье. Мгновение они смотрят друг на друга, и Чуя с неловкостью осознаёт, что взгляд Дазая скользит по его лицу вверх-вниз, прежде чем остановиться на его глазах со сдержанностью, которая граничит с насилием.
— Меня
тошнит от твоего вида.
— Окей, — отвечает Чуя, слегка сбитый с толку. Оскорбления Дазая едва ли шокируют, но обычно они не звучат так серьёзно. Это отталкивает. — Тогда перестань, блять, смотреть на меня.
Отбросив руку Дазая, Чуя садится, его настроение падает, как спущенный воздушный шарик. Потенциально негативная реакция — часть каминг-аута, но он не думает, что Дазай тот, кому было бы не всё равно. Чёрт, иногда он даже думает, что Дазай тоже абсолютно не гетеро — хотя по причинам, отличным от доводов Альбатроса.
Он встаёт на ноги, не издавая ни звука. Глаза Дазая следуют за ним через каток, но остаток ночи проходит в тишине.
***
[Отрывок из двух отдельных интервью Дазая Осаму и Накахары Чуи]
Что бы Вы посоветовали людям, которые хотят профессионально заниматься фигурным катанием?
Дазай Осаму: Подумайте о своём любимом снэке, компьютерной игре, телевизионной передаче, своих друзьях и семье. А теперь представьте, что вы сможете заниматься этим в лучшем случае раз в неделю. Такова будет ваша жизнь профессионального фигуриста. Если вы этого не вынесете, я предлагаю найти другую профессию.
Накахара Чуя: Продолжайте пытаться, даже если чувствуете, что ваши мечты слишком масштабны и вы далеки от их исполнения. Не забывайте веселиться. Но также тренируйтесь так много и так хорошо, как только можете. Это окупится, поверьте мне.
Где Вы видите себя через 5 лет?
Дазай Осаму: Я не могу представить себя через неделю. Я не думаю настолько наперёд.
Накахара Чуя: Готовлюсь выиграть свою вторую золотую медаль на Олимпиаде.
Имеются ли у Вас талисманы для удачи? Или какие-нибудь ритуалы перед соревнованиями?
Дазай Осаму: Сам концепт удачи — иллюзия. Мне не нужно что-то подобное.
Накахара Чуя: У меня есть браслет от моей сестры.
Как Вы расслабляетесь, когда не катаетесь?
Дазай Осаму: Смотрю на YouTube нарезки падений Чуи на соревнованиях.
Накахара Чуя: Фигурное катание и есть расслабление для меня.
Лучший выходной?
Дазай Осаму: Любой день, когда мне не нужно кататься или думать об этом.
Накахара Чуя: Прогулка, прослушивание хорошей музыки, времяпрепровождение с друзьями и семьёй.
У Вас есть типаж девушек?
Дазай Осаму: Не тогда, когда я в отношениях.
Накахара Чуя: Нет.
Летом, куда бы вы сводили девушку на свидание?
Дазай Осаму: Море? Там бы мы могли вместе понаблюдать за закатом.
Накахара Чуя: Какое отношение это имеет к фигурному катанию? Кроме того, я могу отдавать предпочтение свиданию с парнем или вообще ни с кем. Самое время положить конец этим дерьмовым догадкам.
