***
Мори решает не тратить время, чтобы отправить Дазаю подробности предстоящего появления на публике с Цуджимурой. Но, может, это не так уж и плохо. Чем быстрее он войдёт в эту роль, тем быстрее он сможет из нее выйти. Так что через три дня он заходит в Rising Tide, популярное место для завтраков и поздних завтраков, которое посещает каждый спортсмен Йокогамы, когда собирается создать какие-либо слухи. Видите ли, фигуристы, даже такие известные, как Дазай, Достоевский или Верлен, — обычные люди для всего остального мира. И быть узнанным где-либо, кроме катка или его района, заполненного после соревнований болельщиками, — редкое явление. Администратор провожает Дазая к их столику, где его уже ожидает Цуджимура, одетая в оверсайзный свитер с высоким горлом, закрывающим часть её подбородка. Выбор удобной, но в то же время повседневной одежды, не сильно отличается от пальто Дазая и кашемирового джемпера под ним — прошлогоднего рождественского подарка от Чуи, — способ скрыть его повязки от публики. Сделав глоток воды, Цуджимура окидывает его таким взглядом, какой получает в ответ, когда он садится напротив. И первое, что она говорит ему, это: — Так ты тоже гей, да? — Пардон? — пластиковая улыбка Дазая подрагивает, пусть и так легко. — Это пиар-трюк. Тебе сказали об этом? — брови Цуджимуры хмурятся. — Я в курсе, да, — говорит Дазай, презирая тот факт, что каким-то образом он оказался в роли наивного участника. Предполагалось, что всё будет наоборот. Он хватает меню, чтобы занять чем-то руки. — И, тем не менее, это не значит, что я гей. — Разве? — Нет. Отношения во имя пиара могут иметь много причин. Во-первых— — Ты катаешься по-королевски, — бесцеременно перебивает Цуджимура и начинает перечислять неуместные с одной стороны факты. — Ты молодой, привлекательный, имеешь хорошую репутацию и прочее, — она щёлкает постриженным ярко-розовым ногтем в его сторону. — У тебя не должно быть проблем с поиском настоящей девушки, так что ты либо гей, либо проблема где-то глубже, и с тобой что-то не так, — она прищуривается, как будто хочет найти гнилые внутренности, которые скрыты под полированной внешностью. — Только вот что именно? Полный решимости ускользнуть от нервирующего внимания, Дазай скрещивает на столе руки, наклоняясь вперёд и удерживая её взгляд, побуждая продолжать. — Ты и сама фигуристка. Ты знаешь, что в глубине каждого из нас что-то не так. Иначе почему бы ещё они стали пропускать свои тела через эти мучительные истязания ради несущественной медали? Цуджимура продолжает скептично смотреть до того момента, пока не прерывает гляделки с пренебрежительным вздохом. — Ну, чтобы ты знал, я лесбиянка, и, на самом деле, я не одинока в этом. — Твой тренер знает? — он кивает, оставляя эту информацию на будущее на закромах памяти. — Конечно. Почему, по-твоему, она организовала это? Дазай, мягко вздохнув, берёт бутылку воды и наливает себе стакан. — Я мог бы назвать несколько причин. Ты хороша, но явно не любимица публики. Цуджимура не улыбается так широко, как её соперницы, поэтому всякий раз, когда у прессы заканчиваются актуальные темы для обсуждения, они начинают критиковать её за отстранённость и заносчивость. Ледяная принцесса, но не в хорошем смысле этого слова. Они также, кажется, оскорблены цветом её светло-голубых волос. Хотя, очевидно, корень проблемы — явный, старомодный сексизм, что не отменяет факта, что она извлекла бы выгоду из официальных отношений с другим фигуристом, особенно Дазаем. Люди ужасно увлечены симметрией. — Я фигуристка, а не актриса, — Цуджимура пропускает мимо ушей его комментарий, закатывая глаза, чем кое-кого напоминает. — Тогда почему ты согласилась на это? — спрашивает Дазай, вместо того чтобы думать о Чуе. — Чтобы все отвязались от меня. К тому же, это только на пару месяцев. Единственное, что пресса любит больше отношений, — это их разрыв. Почему ты согласился? — По тем же причинам. — Но ты не гей, — произносит она медленно, будто задаёт вопрос. — Я выгляжу как гей? — Дазай склоняет голову, заинтересованный. — Ты выглядишь так, будто твои очаровательные выступления в роли вундеркинда, которые ты разыгрываешь, ненастоящие. Внешний вид Дазая вряд ли можно назвать пуленепробиваемым, но обычно людям требуется гораздо больше пяти минут, чтобы понять, что под его титулами и золотыми медалями чего-то не хватает. Никому никогда не удавалось заявить об этом с уверенностью так точно. Испытующий взгляд Цуджимуры почти просверливает дыру в его черепе, но она всё равно не находит ответа. — Я не отношу себя к чему-то, — говорит ей Дазай. — То есть ты асексуал? — То есть я не загоняю себя в рамки. — Хорошо, что бы ни взбрело тебе в голову, главное, чтобы мы оставались на одной волне, и ты не ожидал, что это превратится в реальный ромком. Улыбка, которой он одаривает её, небольшая, но искренняя. — Не переживай, романтика — это последнее, чего я хочу. Кстати, давай обсудим границы.***
Всего за несколько дней встреча Дазая и Цуджимуры вызвала шквал слухов, которые пронеслись по конькобежному сообществу. И пока Мори планирует мариновать публику и прессу в тревожном ожидании перед тем, как сделать официальное подтверждение, толпы людей, выражающие своё мнение под постами Дазая в Инстаграме, не особо волнуются: Дазай, ты заслуживаешь больше, чем эту эгоцентричную сучку, плз скажи мне, что это фейк, — пишет Bobazai18. Страницы в соцсетях Цуджимуры постигла ещё более суровая учесть, так что ей пришлось отключить комментарии. Дазай, конечно, осознаёт, что некоторые из её фанатов могут быть особенно преданными, но домогаться его предполагаемой девушки — перебор, и, честно говоря, полный бред. Это фиаско зажигает мимолетный огонёк надежды. Их тренеры, увидев нанесённый соглашением ущерб, наверняка прекратят этот фарс. Но нет. По словам Мори, и Цуджимура, и её тренер настаивают на продолжении, ведь это свойственная бизнесу черта. Становление публичной личностью сопряжено с риском привлечения чрезмерно рьяных фанатов, которые всегда нарушают границы дозволенного. Но, плюс ко всему, Дазаю выгодно заставлять говорить о нём. И они говорят. Неизбежно, что новости доходят и до тех, кто остаётся в стороне от шумихи в социальных сетях. — Ой. Дазай находится в раздевалке, разувается после урока пилометрики, не утруждая себя осматриванием помещения, пока в поле его зрения не врезаются два угрожающих лезвия — они защищены двумя неоново-жёлтыми конькобежными щитками, но он не сомневается — Чуя мог бы знатно навредить ему даже с ними. Дазай поднимает взгляд, а затем и брови, когда встречает хмурое лицо. — Приветик. Приятно видеть тебя. Я в порядке. А твои дела как? — Это правда? Ах. — Правда что? — Дазай потягивает руки, одну за другой, получая слишком много удовольствия от того, как лицо Чуи наливается кровью, оканчивая эту игру так скоро. — Ты знаешь что. Ты встречаешься с кем-то? И это точка, когда Дазай должен остановить этот фарс и посвятить Чую в свой небольшой секрет. В конце концов, отношения ненастоящие, и у него также нет причин лгать Чуе. И вопреки этому он говорит: — Чуя не должен вести себя так шокировано. Отношения это хорошая вещь, знаешь ли. Очень забавно. Попробуй как-нибудь. — Но… — Чуя делает неопределённый жест рукой. — Но что? — Дазай наклоняет голову к плечу, симулируя замешательство. — Это не то, что ты стал бы делать. — Кто бы говорил? — Дазай не позволяет ему ответить — он встаёт на ноги и проносится мимо него на пути к раковине. — Я не вижу проблемы, Чуя. Ты завидуешь? — А? Да ни в жизни, блять! — Правда? — Дазай бросает ему скептичный взгляд, оборачиваясь через плечо. — Конечно нет, тупица, — Чуя засовывает руки в карманы худи, цвет которой почти совпадает с румянцем на его шее, с оскорбленным вздохом. — Ты проводишь все своё время здесь, так же, как и я. Я просто удивлён, что у тебя хватило времени на долбанные отношения. — Я привык, — бесстыже лжёт Дазай, уклоняясь от ноги Чуи, нацеленной на его голень, когда он прогуливается обратно к шкафчику. — Но не парься. Я не изменю своих приоритетов. Цуджимура остаётся на втором месте. — Вау, думаю, она бы обрадовалась, услышав, что катание важнее неё. Дазай корчит лицо, которое не может видеть Чуя. Как будто бы фигурное катание когда-либо было для него на первом месте. — Цуджимура и сама фигуристка. Она знает, кем я был, до того как дело приняло обороты. Если она ожидает, что я изменюсь, то это её проблемы. Он не может найти вразумительной причины продолжать лгать. В выражении лица Чуи есть что-то, предвещающее проблемы глубже, чем просто раздражение и удивление, что даёт опьяняющий вкус удовлетворения, который наполняет рот Дазая, как шампанское. — Ты отвратительный, — сообщает ему Чуя, и Дазай знает, что он не имеет этого в виду, — он ощущает эйфорию, очень сильную эйфорию. — Ланч? — Я обедаю с Цуджимурой, — говорит Дазай, разочарованный, пока к нему не приходит идея, заставляющая его расплыться в ухмылке. — Но тебе стоит присоединиться. Чуя не смог бы скрыть своё отвращение, даже если бы был прекрасным актёром, к чему он был даже не близко. — Ага, я так не думаю. — Ой, да ладно! Будет весело. — Звучит наоборот. — Ты же мой друг. Друзья должны знакомиться со значимыми друг для друга людьми, не так ли? — Это то, кем мы являемся? — усмехается Чуя, закидывая одну ногу на скамейку, чтобы развязать шнурки на коньках. Честно говоря, Дазай далёк от понятия дружбы. Есть члены семьи. Люди, которых он каждый день встречает в КМ, и мимоходом признаёт, если они ему нравятся. Он ненавидел соперников, как Достоевский. Есть Одасаку, приятный мужчина, работающий здесь, и Анго из департамента по финансам — знакомые и случайные собутыльники. А есть Чуя. Он не знает, к какой категории относится Чуя. Понятие «друг» кажется и слишком тривиальным, и в то же время слишком официальным, но они точно не то, что из них создаёт пресса. Они — это, ну, просто они. — Что-то вроде того, — признаёт Дазай, чтобы сохранить время. — Я имею в виду, говорил ли ты своей девушке? Взгляд Дазая скользит в сторону, где Чуя быстрыми, торопливыми движениями натягивает кроссовки. Так он знал, что они друзья? — Конечно. Он не говорил. Цуджимуре будет искренне насрать, является ли публичный враг Дазая его другом за закрытыми дверьми. Она не заинтересована ни в чём, кроме завершения их отношений, равно как и Дазай. Соглашение было бы куда более идеальным, если бы идея принадлежала самому Дазаю. Но если она исходит от Мори, то он обязан презирать её из принципа. — Ладно. Хорошо, — Чуя издает вздох, прежде чем повернуться к своему шкафчику, а его плечи слегка дёргаются. — Замечательно! — Дазай триумфально хлопает в ладоши. Цуджимура уже ожидает в кафетерии. Публичное внимание и инструкции Мори по распространению слухов не требуют от Дазая ни поцелуев, ни чего-либо более откровенного, хотя ему интересно, как отреагировал бы Чуя. Как бы то ни было, он всего лишь кладёт ладонь на спину Цуджимуры, когда знакомит их. Они заполняют подносы едой, Дазай платит за еду Цуджимуры и наслаждается, наблюдая, как Чуя хмурит брови. — У вас здесь отвратная еда, — заключает Цуджимура после двух укусов. — Ага, — соглашается Чуя с хмыканьем, в то время как Дазай говорит: — Может, ты просто неправильно её ешь? — когда Цуджимура вопросительно поднимает брови, он демонстрирует свою самую ослепительную ухмылку и берёт кусочек тофу палочками, чтобы поднести к её рту. — Давай, попробуй… Он не упускает из виду, как всё тело Чуи напрягается при подобном проявлении привязанности. Он также отмечает, как Цуджимура явно заставляет себя раздвинуть губы и убрать с лица гримасу, пока она жует. — Вообще не лучше, — в конечном итоге она трясет головой. Дазай надувает губы. — Мэ. Я попрошу Мори уволить этот персонал и нанять лучших поваров в Японии. — Просто давайте поедим, — Цуджимура издаёт звук горлом. — Как скажешь, дорогая. Чуя, который обычно уплетает обед менее, чем за три минуты, выглядит так, будто его вот-вот стошнит от наступившей громкой тишины. Цуджимура та, кто прерывает это, махая рукой между ними. — Так вы, ребята, на самом деле не ненавидите друг друга? Это всё ради шоу. — Я говорил тебе, детка,— в этот раз улыбка Дазая более напряжённая. — А, это, — подыгрывает Цуджимура с кивком. — Должно быть, вылетело из головы, прости. — Всё нормально. Сложно помнить все мелочи с такими загруженными жизнями, как наши, — Дазай берёт её за руку, слегка сжимая. Маска Цуджимуры вздрагивает, но она умудряется удержать её под контролем. Проходит несколько мгновений, прежде чем она поворачивается к Чуе. — Кстати, я смотрела твоё выступление на прошлой неделе. Ты был хорош. Твои лутцы потрясающи. — Спасибо, — говорит Чуя, избавляясь от некоторого количества напряжения, которое так долго просматривалось в его жёсткой позе. Конечно, разговоры о фигурном катании расслабят его. — Их пиздецки сложно учить, но они мои любимые. — О, мои тоже. Дазай издаёт громкий звук, чтобы выразить, как ему скучно. Никто не обращает на него внимания. — Ты будешь во Франции, да? Я буду смотреть на тебя по телеку. — Я научил Чую четверному лутцу, — вклинивается Дазай. Они тратят все дни на фигурное катание. Они не должны говорить об этом и в их свободное время. — Вообще, я научил его всем его квадам. — Не всем, — выдыхает Чуя. — Всего лишь большинству. — Отъебись. Ты просто помог. — Да, и посмотри, к чему это привело! Чуя щёлкает пальцами в сторону Дазая. — Никогда не позволяй ему помогать тебе в чём-то. Он никогда не перестанет припоминать это. — Учту, — то, как Цуджимура наблюдательно перекидывает взгляд с одного на другого, чем ужасно напоминает её пристальный взгляд во время вопросов, поразивших Дазая в их первую встречу. Ему это не нравится, поэтому он решает отомстить, ведя себя настолько раздражающе, насколько способен человек. — Дорогая, ты должна быть на моей стороне, а не этого гнома. За это он получает пинок от Чуи и неловкий смешок от Цуджимуры, который становится ещё более наигранным, когда Дазай подносит указательный палец к её рту, чтобы убрать невидимую крошку с её лица. — У тебя тут что-то есть. Ты такая неуклюжая! Цуджимура умудряется улыбнуться, но её глаза предостерегающе сверкнули. Дазай лишь расплывается в ещё более яркой улыбке и проводит остаток ланча, терроризируя всех за столом мерзкими прозвищами и ещё более мерзким флиртом. Чуя продержался десять минут, после чего вскочил на ноги и заявил, что ему нужно идти. — Было приятно пообщаться, — говорит он Цуджимуре на прощание и решительно игнорирует Дазая. Это сладко. Ещё более сладко, чем все эти так называемые «десерты», включённые в его план питания. Дазай всё ещё думает об отвращении на лице Чуи в течение последних двадцати минут, лениво потягивая свой электролитный напиток через соломинку, когда Цуджимура ловит его взгляд. — Так он твоя причина. — М? — он перестает пить и смотрит на неё. Закатив глаза, она возвращается к своему печально маленькому салату. — Не прикидывайся тупым. Я чувствовала себя грязной шлюхой, которая увела чужого парня. Это, кстати, дерьмово. Предупреди меня в следующий раз. Я уже имею дело с твоим безумным внутренним Дазайнатором. Я не хочу разбираться ещё и с твоим тайным парнем, ага. — Чуя не— он не мой парень, — Дазай издаёт неверящий смешок. Какая богатая фантазия у Цуджимуры! — Он просто… Чуя. — Тогда почему ты не рассказал ему, что это ложь? — Потому что это забавно — раздражать его. Типа, ты видела его выражение лица? — О боже. С меня хватит, ты идиот, — мямлит Цуджимура с драматичным раздражением в голосе, что откровенно оскорбляет. — Почему бы он взбесился из-за того, что мы встречаемся, раз ничего к тебе не испытывает? — Он собака, а собаки охраняют свою территорию? — нотка неуверенности в его голосе вызвана тем, что Цуджимура, вероятно, может не понять его логику, а не потому, что эта логика ошибочна. Она не знает Дазая. И не знает Чую. Не знает, что их отношения основаны на выявлении худшего и, следовательно, лучшего в друг друге. Она явно не могла знать, что эти игры с Чуей — единственные моменты, когда он чувствует себя хотя бы отдалённо бодро. Судя по вопиющему скептицизму, выраженному всем её телом, она не знает ничего из этого. — Многовато для не гея. — Я не гей, — повторяет Дазая, надеясь, что эмоций на его лице достаточно, чтобы выразить, как абсурдны её обвинения. Он уже прошел фазу, когда он задавался вопросом о своей ориентации несколько лет назад, заметив отсутствие влечения к девочкам вокруг. Однако и мальчики были такими же непривлекательными. — Правда. Или я бы уже знал, да ведь? — тишина, с которой встречается Дазай, давит на него. — Да ведь? — Я что, выгляжу как твой психотерапевт? — протягивает Цуджимура, когда берёт стакан воды, жестикулируя в его сторону. — Разбирайся с этим сам. — Но ты лесбиянка. Как ты поняла? — Я устраивала моим куклам Барби лесбийские ножницы. И я постоянно ловила краш на девочек, но думала, что просто нереально сильно хочу с ними дружить. — Ладно, это вообще не помогает. Я никогда не влюблялся, так как я могу быть геем? Не то чтобы я имею что-то против гомосексуалов. Ты… — он делает паузу и покачивает головой из стороны в сторону. — Ты довольно грубая, но, думаю, нормальная, и это абсолютно точно не характеризует остальных — я хочу сказать, что не гомофобия заставляет меня утверждать, что я не гей. Это просто не имеет значения. — Многие осознают это в ещё более позднем возрасте, — она пожимает плечами. — Это нормально. — Я не думаю, что я гей, — заключает он после тщательного раздумья. Цуджимура остается абсолютно неубеждённой. — Ты можешь быть бисексуалом. — Или я могу быть вообще никем. — Конечно. — Что значит конечно? Цуджимура, это серьёзно. Мне нужно знать. Как мне понять? — он не получает никакого ответа от своей очень фейковой и очень бесполезной девушки, так что он берёт всю работу на себя, разблокировав свой телефон и печатая Как узнать, что я гей? в поисковую строку Google. Результат не радует его. — Был ли я когда-нибудь заинтересован в однополом сексе? — тихо читает Дазай, затем трясёт головой. Сама концепция сексуального влечения никогда не была абсолютно понятна для него, и тот факт, что каждая постельная сцена, которую он видел или о которой читал, казалась ему сильно раздутой, не помогал. Если дело в сексуальном либидо, то это зависит от многих факторов, таких как принятие таблеток или антидепрессантов. Делает ли это кого-то эстетически привлекательным? Конечно, в реальной жизни никто никогда не испытывает непреодолимого желания трахнуть или наоборот, встретив незнакомца на улице. Это лишь очередная ложь, которую люди говорят друг другу, потому что так делают все остальные, например, изо всех сил стараются быть приветливым, когда ты входишь в комнату, изображая улыбку, даже если это излишне. Но предполагается, что этот вопрос поможет ему, поэтому Дазай толкает локтем Цуджимуру, привлекая её внимание. — Как бы ты описала сексуальное влечение? — Сильное желание завалить кого-то. — Не думаю, что испытывал такое. Типа, иногда, думаю, в редких случаях, моё тело даёт какую-то реакцию на что-то, но мне это не нравится. Это раздражает. В этот единственный раз Чуя был— — Не хочу знать этого. Оставь при себе. — Надеюсь, со своей настоящей девушкой ты обращаешься лучше, — на выдохе мямлит Дазай и читает следующий вопрос. Испытываю ли я сильную эмоциональную привязанность к представителям моего пола? — Обращаюсь. Поверь мне. — Считается ли привязанность к одному человеку? Хотя, называть это сильной эмоциональной привязанностью — перебор. Это всё равно, что спросить, есть ли у меня связь с собакой! Типа, конечно, есть. Это же моя собака. Кроме того, это как-то обобщённо, не думаешь? Набор данных из одного элемента — это маловато. Верно? Цуджимура? В ответ он получает только незаинтересованное хмыканье. Со вздохом он опускает взгляд обратно на телефонный экран. — Имею ли я физическое влечение к однополому сексу? Почему они задают такой же вопрос второй раз? Обдумывал ли я сексуальные отношения с кем-то моего пола? Нет. Был ли у меня опыт в однополом сексе в прошлом? Он делает паузу, чтобы нахмуриться. Он никогда не утруждал себя поцелуями с парнями, как он целовал симпатичных девочек — необходимый эксперимент, чтобы: А) понять, вокруг чего была вся эта суета; Б) узнать, пошатнёт ли это что-то внутри него. Ему это не нужно, потому что результат будет идентичен. Он ничего не испытает. И учитывая, что общение с представителями его пола было таким же скучным, как и общение с девочками, он сделал вывод, что его не привлекает никто. — Возможно, здесь-то я и ошибся, — бормочет Дазай, уставившись на вопрос, а затем куда-то вдаль, пока в его голове проносятся сотни новых идей, которые сводятся к одному и тому же: ему нужно повторить эксперимент, но с другой группой испытуемых.