Песьеголосец

      У него было достаточно времени, чтобы осознать свою силу и свои размеры. Долгое время привыкавший к тому, что он всего лишь бесправный и слабый подросток, вынужденный воровать, Гредо забыл о том, что продолжает расти. Но с тех пор, как его чуть было не убили обозлённые жители, миновало уже три лета. И если раньше во время переходов из города в город он стыдливо таскал кур, яйца и молоко, остерегаясь быть пойманным, то теперь наглость песьеголосого колдуна разрослась настолько же, насколько он сам. Тело требовало еды, и Гредо, заглушивший любые свои переживания, поддавался аппетиту, воруя животных у зазевавшихся пастухов. Разве могли остановить его собаки? В сумерках и тёмных утренних часах козы и овцы бросались в рассыпную, но обязательно кто-нибудь из них умудрялся побежать не в ту сторону и попасться в ловушку. Их, находящих смерть от его ножа, хватало уж точно на бо́льшее время, чем птиц. Однажды он умудрился даже стащить целую свинью, соскучившись по жирному свиному мясу, но она подняла такой визг, что парень несколько раз успел пожалеть об этом, хотя добычи не выпустил.       Много раз он встречал одиночных собак или даже целые своры, показывающиеся, как и он сам, лишь ночью. Не полностью одичавшие, но остерегающиеся незнакомых людей, они подпускали его к себе не с первого раза, но ему удавалось договариваться с ними. Поднятые со дна и очищенные от ила воспоминания разгорелись с новой силой, но не было в этих воспоминаниях людей: только другие собаки. Гредо заново учился у них, снова наблюдал за ними. Понимал их язык всё лучше и лучше. Через молчание, через взгляды, через движения тел. Различал каждую эмоцию, каждую мысль, спрятанную за глазами. Хотелось остаться с некоторыми, создать собственную свору, состоящую лишь из хвостатых и — одного на всех — человека, знающего мир лучше собак, но хуже людей. Но он не позволял себе. Как бы ни хотелось ему постоянных друзей, он боялся снова пережить болезненное расставание, и не хотелось нести ответственность за других, иным образом разумных, нежели он сам. Поэтому каждый раз нужно было уходить. В страхе привязаться к ним, Гредо проводил с собаками несколько дней, учился чему-то и тут же прощался, уходя снова и позже встречая новых учителей и подельников, домашних или бродячих.       В очередном городе, раскинувшемся уже далеко за пределами правления Богарне, Гредо решил переждать надвигающуюся зиму. Людям давно уже не нравилось встречать на улицах высокую тень, появляющуюся только с наступлением ночи. Ещё бы! Гредо пугал и отвращал их молчанием и лицом. И он знал это. Не радовался, но понимал. Видел это по их мимике, по их движениям. Уж как бы ни было ему сложно общаться с ними, а что-то осознавал даже он, пусть уже и одичавший. И всё же парень быстро привык к этому и послушно смирился, озабоченный только ежедневными заботами: поспать, поесть, спрятаться. Жизнь бродячей собаки. Он подолгу молчал, подслушивал чужие разговоры на рыночных площадях, занимал себя бесконечными вскрытиями замков и подчинением растений. Изредка попадались ему книги, проглатываемые в один момент. Так же как тело требовало еды, заскучавшая от привычной уже бродячей рутины голова требовала знаний, чтобы не замолчать окончательно. В один из вечеров до него донеслись слухи о ведьме, и Гредо сам не понял, как потянулся за этими слухами. Отчаянно лезущие в голову воспоминания о другой «ведьме» тут же были упрямо спрятаны обратно, хотя произнесённое кем-то на площади слово не давало покоя. Он уже давно победил песни в своей голове, неужели не победит и злобные возгласы?       Но слухи о ведьме множились. Вскоре Гредо расслышал, что ведьма эта вовсе не такая, как он привык считать. — Она предсказывает будущее, — сообщил один горожанин другому. Стоило его другу попытаться переспорить его, он продолжил: — Нет, не так, как ты думаешь! Она смотрит в тебя и говорит, чего тебе не хватает. И ты можешь либо обрести это, либо не послушать её и остаться несчастным. И это проявится в будущем! — Да, конечно! А скажет она мне, что чтобы я был здоров, мне нужно носить ей деньги. — Она не берёт денег! — Тем более, обман!       Спорщики прошли мимо Гредо, тенью стоявшего неподалёку. Не видел он ведьм никогда в своей жизни. Ни одной. Ни других колдунов, ни магов. В голове рождались образы, сформированные обрывками воспоминаний и фантазиями, выращенными из книг, но всё, что пряталось в его памяти, казалось сном или жизнью чьей-то другой. Нынешний Гредо явно был кем-то другим, пережившим предыдущих Гредо. И как бы ни хотелось ему, но, кажется, испуганные действиями Сынов сородичи прятались настолько хорошо, что даже песьеголосый колдун, слышащий теперь порой то, что слышат только собаки, не встретил до сих пор никого на себя похожего. — От пламенеющей руки калился вострый меч, и разрубал земную твердь, стремясь поля зажечь, — шептал себе под нос Гредо, забывавший порой, что и у него имеется собственный, не украденный у псов голос.       Он упрямо прочёсывал теперь город, намереваясь найти ведьму. Может, они будут друг другу полезны. Как бы ни обвиняли её в обмане люди, Гредо думал, что сможет понять, врёт она, или нет. По её тону, по её лицу. По тому, как забьётся сердце, разгоняющее разгорячённую от страха и лжи кровь. А если она не врёт? Тем лучше. Тогда Гредо найдёт кого-то похожего на себя. Ему очень хотелось спросить что-нибудь у неё. Если она знает, что будет потом, может, она скажет что-нибудь сама! Пусть он не видит будущего, но какая разница, какое оно, если каждый день похож на предыдущий и приелся настолько, что Гредо сам уже готов залаять, только бы почувствовать ещё что-нибудь.       Город в этой части был куда более пыльным и старым. Гредо забыл о страхе встретить тут рыцарей: ясно было, что зайти сюда они и сами не захотят. Низкие, деревянные и покосившиеся дома, нависающие над головой, переулки и ступени настолько узкие и тесные, что сложно порой разойтись двум встречным людям. Под вечер тут становилось настолько темно, что колдун вскоре и вовсе перестал скрываться. Он опустил капюшон, мешающий наблюдать, и бездумно бродил от двери к двери, останавливаясь и прислушиваясь. Начали попадаться идущие домой прохожие, но они, завидев незнакомца, предпочитали делать вид, что не замечают его. Гредо понимающе шёл мимо, избегая их тревожных взглядов. Никто не интересовал его, но вдруг один из встретившихся ему людей привлёк внимание колдуна: что-то было не так в его движениях. Мужчина шмыгнул носом, огляделся, не заметив следящего за ним из-за стены Гредо, и быстрым шагом направился куда-то. Ясно было, что пойти за ним стоит в любом случае. Гредо уверенно двинулся следом, и очень скоро мужчина пропал где-то среди домов. Колдун не отчаялся: он, заранее напитавшийся от собак, остановился и прислушался. Что-то как обычно мимолётное, еле ощутимое заставило его закрыть глаза и повернуть голову: не ушами, но как-то иначе он слышал, как быстро перебирает ногами по землистой, полной маленьких камушков и комьев песка тропинке спешащий человек. Вот его шаги стали мягче: он наступил на траву, потом послышался скрип, переменившийся на гулкие хлопки его подошв по каменной лестнице. Гредо свернул направо, спустился вниз по склону и выглянул из-за дома: тропка вела к маленькому мостику, растянувшемуся над заболоченным ручьём. Оглядевшись, как и преследуемый им мужчина, Гредо спрыгнул на тропинку и побежал вперёд, перепрыгнув через ручей, чтобы не выдать себя скрипом моста, и в несколько прыжков так же преодолев лестницу. Спина мужчины уже мелькнула в другом переулке, и парень равнул туда, стараясь не отставать от него, но и не показаться ему. Вскоре их небольшое тайное путешествие привело Гредо в место, слово для которого он смог вспомнить не сразу. — Притон… Рассадник? — шёпотом спросил он сам у себя, пытаясь нащупать нужное чувство. — Гнездо… Трущоба…       Ни одно из этих слов не описывало двор так, как колдун хотел бы и как он это понимал. Люди, уже собравшиеся тут, не были ни преступниками, ни злодеями, ни пьянчугами. Их горе или любопытство проявлялись на их лицах не хуже, чем следы алкоголя или тяжёлой жизни, но никто не пришёл сюда для драки и ссоры. Мужчина, за которым следовал Гредо, спросил что-то тихо у стоящей рядом со стеной женщины, и сел на землю рядом с ней. Она опустилась тут же, взяв его за руку. Гредо понял, что они знакомы. Какой-то парень, ближе всего находящийся к арке, через которую вошёл Гредо, поднял глаза на него, как будто услышав что-то, но не разобрав его слов. Колдун заметил это и тут же посмотрел на него в ответ, поспешно сжав губы, чтобы не казаться говорящим вслух. Парень несколько секунд разглядывал его, всё время меняясь в лице, потом скрестил руки на груди и отвернулся. Может, это была лучшая реакция из тех, на которые Гредо мог надеяться: с ним не хотели иметь дел, вот и всё. Следующий за парнем человек тоже обернулся, но не захотел разглядывать колдуна, сразу ужаснувшись его блеснувшему в сумерках глазу и располосованному лицу, закрытому ниспадающими волосами. Гредо прислушался: многие люди шептались о чём-то. Понадобилось усилие, чтобы разобрать среди оглушительно тихого гомона шёпотков разные тона, слова и целые предложения. Но оно того стоило: Гредо сразу понял, что пришёл туда, куда нужно. Он огляделся ещё раз: через низкую арку он попал во двор, заросший бурьяном и окружённый со всех сторон стенами других домов. Окна везде были заколочены, а впереди виднелся небольшой проход между двух завалившихся и явно уже заброшенных хибарок. Из прохода лился жёлтый свет, ещё не столь явный в такое время дня. Гредо уверенно двинулся туда. Кто-то из людей, стоящих тут, разразился злобным шёпотом о том, куда идёт незнакомец, но другие не ответили ему. Оказавшись в следующем дворе, Гредо увидел ещё больше горожан, столпившихся у входа в третий, самый крупный, но такой же изживший себя дом. О том, что он не заброшен, говорил только свет свечей, пробивающийся через щели забитых окон. Гредо обошёл толпу со стороны и стал у стены дома, прислушиваясь к происходящему. Шепчущиеся друг с другом люди, выстроившиеся в очередь, постепенно замолкли, всё больше внимания уделяя незнакомцу, ранее не встречавшемуся им в городе. Выхвативший из их речей знания Гредо уяснил, что многие тут знакомы между собой, потому и приводят всё больше родных и друзей. И у многих лица тут недовольные, испуганные и несчастные. Конечно, они тоже хотят заглянуть в будущее. Взгляды пялящихся горожан стали раздражать его: парень решил упрямо смотреть на каждого в ответ, тоже скрестив руки на груди и упираясь спиной в стену. Будь то женщина или мужчина, они сдавались и отводили глаза, не зная, чего ожидать от странного незнакомца.       Время шло, а заходить в дом почему-то не хотелось. Гредо словно врос в землю тут, у заколоченного окна, принимая оборону новых взглядов и смотря, как очередь медленно продвигается. Из щелей между досок нередко раздавался тихий плач кого-нибудь из заходящих к провидице. Но каждый раз, когда открывалась дверь, Гредо слышал уверенный и строгий голос какого-то мужчины, подзывающего следующего человека. Ему не было видно стоящего поблизости колдуна, но тот уже понял, что людей в доме несколько: он мельком уловил голос второго мужчины, открывающего другую дверь.       Входящие внутрь выходили с задней стороны дома. Притихшие, излучающие самые разные эмоции, они не смотрели на очередь и скрывались между халупок, чтобы исчезнуть окончательно под аркой, ставшей уже чёрным проходом к городу. Солнце как будто опустилось быстрее обычного в этот день, и скоро двор и сам стал окутан тьмой, разгоняемой только отблесками из окон. Гредо, почувствовав, как растёт его тревога, вздохнул и начал переминаться с ноги на ногу. Люди всё прибывали и прибывали, шепотки становились громче. Парень был уже в курсе чужих страхов, и это неотвратимо напоминало ему о посещении лазарета. Неприятные, липкие воспоминания. Очередные. Гредо зевнул и начал ходить туда-сюда, разглядывая двор. В сумерках совсем незаметной стала дверь, через которую выходили посетители, и Гредо сам сначала не понял, как прибрёл к ней. Только когда дверь отворилась, и рослый мужчина выпустил ещё одного горожанина наружу, Гредо осознал, что стоит у них за спиной, незамеченный в темноте. Дверь тут же закрылась снова, утащив за собой тусклый лучик бьющегося из дома света. Гредо дождался, пока шаги за ней затихнут, и, поддаваясь какому-то странному чувству, лишившему его голоса разума, отворил дверь и шагнул за порог. Он оказался в затхлом, слабо освещённом парой свечей коридоре. Потолки в доме были низкие, а пол устлан давно потерявшими цвет обрывками тканей. Воздух стоял мутный, тяжёлый. Прелая древесина, грязные одежды и запах застойной воды неприятно заполонили нос, но Гредо пошёл дальше, прислушиваясь к каждому звуку. Комнаты в доме были такими же маленькими и странными, как всё происходящее вокруг, а из-за темноты и кое-где стоящих свечей даже в этой тесноте можно было заблудиться. Гредо и не заметил, как зашёл в комнатушку, залитую светом. Перед сидящей на сундуке девушкой стоял мужчина, крепко сжимая её руку и горячо рассказывающий ей что-то. Парень расслышал, как он благодарит её, а девушка в ответ сдержанно улыбается и слабо кивает ему. Из прохода по её левое плечо показался ещё один мужчина, суровый и крепкий. Он хотел было шагнуть в сторону горожанина, дабы проводить его прочь, но вдруг поднял глаза и увидел Гредо, застывшего в проходе. — Эй! — вдруг гаркнул он, положив руку на пояс с кинжалом и сделав уверенный шаг в сторону того, кого он не приглашал в дом. — Ты ещё кто?       Горожанин, только что пожимавший руку провидицы, вздрогнул и обернулся тоже, заметив слева от себя фигуру колдуна. — Он стоял на улице, — тихо пролепетал посетитель и уступил дорогу мужчине, приглашающему людей.       Услышав, видимо, встревоженный голос друга, из другой комнаты показался второй мужчина, вынырнув в тесный коридор и так же застыв около Гредо. Они оба вздрогнули, не знающие, чего ждать. — Подождите, — вдруг подала голос девушка. Она сказала это тихо, но все четверо прислушались к ней. Стоящий в коридоре справа от Гредо мужчина поднял руки, словно готовясь прыгнуть на незваного гостя и схватить его, но послушно остановился, слушая, что скажет провидица. — Кто это? — Я не знаю, — ответил ей тот, что стоял около неё и горожанина. — Я его не звал. — Он был у дома, когда я заходил, — голос посетителя стал ещё тише. — Он не становился в очередь. — Ты как сюда попал? — второй мужчина в коридоре попытался шагнуть в сторону Гредо, но был остановлен недобрым предупредительным взглядом: колдун вперился в него, давая понять, что трогать себя не позволит. — Выгнать его? — первый сделал медленный шаг в сторону отвернувшегося колдуна. — Нет. Нет… Подождите, — девушка склонила голову и словно стала прислушиваться. — Пусть подойдёт.       Гредо обернулся на неё, не понимая, его ли подзывают. Мужчина, стоящий около провидицы, тут же кивнул ей и коснулся плеча горожанина, тихо говоря: «пойдём». Гредо отшатнулся, уступая им дорогу. Первый мужчина даже не посмотрел на него, а второй, опустив руки, отступил назад, кивнув колдуну. — Подойди к ней, — подсказал он, словно приказывая, и скрылся в комнате, из которой и вынырнул изначально.       Гредо поспешно подошёл к девушке и остановился перед ней, не зная теперь, зачем так непрошено явился. Он разглядывал её, и как бы ни хотелось ему отвести взгляд, сделать этого не получалось. — Хочешь спросить? — она подняла голову на него, худой и бледной рукой поправляя накинутый на голову платок.       Девушка была больна. Весь её кошмарный вид, белёсые слепые глаза, прозрачная истончившаяся кожа, всё это выглядело до притягательного пугающе. Гредо испытывал тревогу, глядя на неё, такую хворую и маленькую, тающую на глазах, но, несмотря на это, если бы ему спорить об её внешности, он не смог назвать её некрасивой. Под всей это болезненностью, предсмертной маской, обесцветившей лицо незнакомки, высушившей её губы, оставалась простая человеческая красота, которую не видишь, но чувствуешь. Он чувствовал, и не мог описать и осмыслить это. — Что ты делаешь? — наконец спросил он, понимая, что молчанием тут ничего не добьёшься и поражаясь тому, как тяжело дался ему такой простой вопрос. Горло будто не слушалось, а язык прилипал к нёбу, не давая громко произносить слова. — Я помогаю. — Ты смотришь в будущее?       Она слабо улыбнулась и склонила голову. — Нет, я не вижу будущего. — Тогда как помогаешь? — Я успокаиваю тех, кому нужно успокоение.       Гредо вспомнил, что её называли шарлатанкой. И постоянно ещё называли ведьмой, и Гредо удивлялся: раз ведьма, то ведь значит, что не шарлатанка. А если шарлатанка, значит, не является ведьмой. Люди сетовали на то, что она не делает ничего реального, что её слова лишь пустой звон и ложь. Но что они хотели, чтобы она сделала? Она слепа, немощна, она умирает, и Гредо подумал, что единственное, на что теперь она способна, это только словами помогать людям. Это она и делала, поэтому всё было правильно. Он сам не заметил, как опустился перед ней на колени. Голова девушки опустилась вслед за ним, белые и мутные глаза так же уставились прямо на парня, будто никогда и не были скованы слепотой. — Ты успокоишь меня? — спросил он, не имея сил оторваться от этих глаз. — Чего ты боишься? — тихо произнесла девушка.        Вопрос кольнул Гредо: он не знал, чего он боится, и потому снова ощутил себя глупцом. Голода? Боли? Смерти? В его представлении это было чем-то, чего боится каждый. Это даже не страх, это естество. Естественно бежать от опасности, бороться за жизнь, даже если она стала такой скучной, одинокой и однообразной. Поэтому он понимает каждое животное. Но разве это настоящий страх? Настоящий страх должен быть более…. Оформленным? Ограниченным? Запертым в рамки? — Я боюсь… — прошептал он. — Я не знаю.       Он правда не знал. Разве было ему, чего бояться? Он представлял ситуации, в которых уже оказывался, и понимал, что всё это не настоящий страх, а лишь обстоятельства, события. Он ошибался, попадался, оступался. И поэтому ему становилось страшно. Теперь у него есть опыт, есть сила, есть талант, и потому страхи, рождавшиеся раньше, душатся так же легко, как пойманные в лозы птицы. Пока есть доступные решения — ему не страшно. Но что-то всё равно продолжает грызть его изнутри, и нет доступного решения, потому что не видно врага, которого можно было бы укусить. Это хуже, чем боль в животе, потому что не прекращается с сытостью.       Рука девушки поднялась, потянулась к лицу Гредо, он послушно подставился навстречу ей. Плохо гнущиеся пальцы скользили по лбу, трогали нос, губы. Девушка нащупала шрамы на лице незнакомца, провела по ним несколько раз, изучая их, пытаясь понять их. Всё это время Гредо смотрел на неё, но вдруг рука девушки скользнула выше, мимо виска, за ухо парня, затерялась в его волосах и, наконец, замерла у него на макушке. Гредо почувствовал что-то ещё больше похожее на страх, который силился описать и выразить словами. На мгновение ему показалось, что зверь, кусающий изнутри, в этот раз с силой рванул его внутренности, потому что это было ощутимее, чем уже знакомая ему ноющая боль. Парень порывисто вздохнул, зажмурился и прижался подбородком к коленям девушки. — Несчастный, — произнесла она с интонацией, которую он так и не смог разобрать. Столько всего было в этом слове.       «Разве я несчастный? — подумал Гредо, чувствуя, как грызущий зверь схватил, крепко зажал в зубах и потянул на себя его лёгкие изнутри. — Разве есть у меня причины быть несчастным? Я жив, я здоров, я сыт, я свободен, силён, одарён. Я счастливее многих. Разве могу я быть несчастным? У меня всё есть!»       Зверь не поддался на эти убеждения. Он, выгрызающий себе дорогу наружу, наконец прорвал органы, начал протискивать свою морду в горло Гредо, силясь выбраться наружу. Парень физически ощущал, как это упрямое, бестолковое и глухое к мольбам животное ползёт вверх, лишая возможности дышать и заставляя грудь содрогаться. — Несчастный, — повторила девушка, и Гредо услышал наконец горечь и сожаление в её голосе. — У тебя ничего нет.       Это было бесполезно, разве может плоть противостоять клыкам хищника? Он прогрыз себе путь, он победил своего тюремщика. Гредо сдался под натиском этих укусов и зарыдал. Он уткнулся лицом в колени девушки, пальцами судорожно сжимая многослойную юбку и края шали. На эти несколько минут слепая провидица стала единственным человеком в мире, болезненным сном, лихорадочным бредом. Он упал в этот омут с головой, и не мог успокоиться, хватая воздух ртом и воя, как пойманная в капкан собака.       Девушка криво, болезненно улыбалась, сдерживая собственные слёзы. Она плакала по каждой несчастной душе, посещавшей её, этот незнакомец не стал для неё чем-то новым. Все они так беззащитны, так равны перед ней. Вот и теперь кто-то, кто выше, сильнее, во много раз здоровее неё стоит перед ней на коленях, потерянный и лишённый всякой опоры, как младенец, вырванный из рук матери. В эти мгновения слепая и была для каждой из этих душ матерью. Кем-то, кто терпеливо дождётся, пока к ним вернётся рассудок и способность говорить. Кто ласково будет гладить их по голове, трясущейся из-за плача.       Один из мужчин, бывших в доме с провидицей, неслышно подошёл со спины к Гредо и стал ждать, пока парень наконец обратит на него внимание. Но он был слишком занят плачем. Время тянулось, и вот мужчина сам аккуратно коснулся плеча посетителя, чтобы заставить его встать и уйти. Гредо, не видя ничего перед собой, медленно поднялся на ноги и закрыл лицо руками. Мужчина мягко подтолкнул его к выходу, указывая на порожки и складки тряпья под ногами.       В каком-то беспамятном состоянии колдун вышел из арки, побрёл вверх по улице и скрылся среди домишек. Он несколько дней запрещал думать себе о произошедшем, прячась на другой стороне города и не понимая, что произошло, пока тревога в груди не стала расти снова, заставив ноги шагать быстрее. Гредо не получил ответа и словно вовсе не помнил, зачем приходил изначально и каким образом ушёл от провидицы. Это пробуждало в нём стыд и обиду на самого себя. Нужно было вернуться снова, и задать какой-то настоящий вопрос. Нужно было поговорить с теми мужчинами! Почему он не сделал этого? Когда он, ведомый своим страхом и беспокойством, вернулся в полузаброшенный двор, то обнаружил, что очередь поредела, но всё же люди приходили, продолжая делиться переживаниями и обсуждая самих себя или провидицу. Парень услышал, как говорят они о девушке, об её братьях, которыми, как он догадался, и были те мужчины. Стоило кому-то упомянуть Сынов, как чувство реальности сразу же вернулось к песьеголосому колдуну. Он остановился, не решаясь подойти к очереди, потом уставился себе под ноги и сделал шаг назад. Что он спросит у провидицы на этот раз? Снова расплачется, зачарованный её прикосновением? Будет, как идиот, молча стоять перед её братьями, заставляя их подозревать в нём врага? Ему нечего больше спрашивать и не стоит тревожить больную девушку, если он не способен нормально говорить с ней. Да и прав некто нервный и переживающий из очереди: нужно прекращать ходить сюда, если они сами не хотят выдать рыцарям то, что творится какая-то магия в закоулках города.       Гредо отошёл на несколько домов, спрятался в тень переулка и там, сев на одну из толстых разросшихся веток плюща, стал думать пустые, бессмысленные мысли. Он так это не любил! Постоянное размалывание неприятных вещей казалось ему глупейшим занятием, от которого он, в прочем, всё равно никак не мог отучить себя. Вроде бы взрослый уже, а всё ещё так плохо держит в руках собственный разум. Колдун вздохнул и запрокинул голову, прижимаясь макушкой к почти уже голым обвившим стену лозам. Слова девушки, которые он несколько дней подряд успешно забывал, настойчиво прозвучали в разуме. Сами собой снова навернулись на глаза слёзы, а нос забился от влаги и желания заплакать. Гредо подумал, что влияние провидицы, видимо, всё ещё слишком сильно в нём и тянется даже сюда, раз так легко его заставляет грустить бессмысленная, казалось бы, фраза. Он громко шмыгнул, но вдруг услышал, как чьи-то шаги, звучащие совсем рядом, прервались. Парень сразу понял, что остановился человек именно из-за всхлипа, это почему-то стало очевидно. Гредо открыл глаза и спокойно посмотрел на незнакомца, не пытаясь скрыть своих слёз. Он не был смущён, лишь любопытствовал теперь, что нужно человеку. Поблизости от него стоял совсем ещё молодой мальчишка, одной рукой прижимающий к боку сумку, словно кто-то мог бы выхватить её. Взлохмаченный, разрумянившийся и весь какой-то помятый, он удивлённо смотрел на Гредо, но, заметив его взгляд, тут же отвернулся и зашагал снова.       «Про́клятый», — подумал колдун, поняв, почему так быстро ушёл юноша. Голубой левый глаз нередко пугал людей, впервые встречавших Гредо. Колдун привык и к этому. Выходя на люди, он часто стал надевать повязку на лицо, притворяясь ослеплённым, но именно сейчас её на нём не было. Ещё одна его глупость. Какая-то женщина, обернувшись однажды на рынке, встретилась с ним взглядом и почти вскрикнула, прижав руки к груди. — Пресветлые, какой страшный! — воскликнула она.       Гредо нахмурился и отвернулся, ничего ей не ответив. Он вряд ли мог бы согласиться с ней. И пусть он знал, что незнакомцы могут его опасаться, страшным он себя всё равно не считал, храня ещё в памяти людей из какой-то другой своей жизни, говоривших ему, что он красив. Что ж, змей люди тоже боятся, а ведь змеи, в общем-то, безобидные и нередко даже беззащитные создания, наделённые невероятно красивой кожей, на которую можно долго засматриваться.       «А ещё они вкусные», — подумал Гредо, вспоминая о том, что проголодался. Конечно, он всё ещё порой кушал змей, когда осенью или весной случалось так, что не попадались ему при переходах животные подостойнее, а какая-нибудь особо глупая змея не успела ещё спрятаться от холода или проснулась слишком рано. Хотя теперь, всегда имевший деньги и решивший остаться в городе, он вряд ли должен был переживать о голоде. Парень достал из сумки хлеб и сыр и стал есть прямо там, в переулке. Очень скоро там же, где проходил встревоженный юноша, пробежала коротколапая собачка. Она, спешащая по своим делам и внимательно обнюхивающая камни, вдруг остановилась и вскинула голову. Поняв, откуда идёт запах, собачка уверенно засеменила к Гредо, высоко задирая пушистый хвост. Издалека колдун даже подумал, что это животное вообще не является роднёй другим псам, но только когда малышка подошла к нему, он понял, что несмотря ни на что, это всё же собака. Удивительно уродливая по его мнению. Он никогда бы не обидел её, но одного лишь взгляда на неё хватило, чтобы понять, что всё пошло наперекосяк ещё в материнской утробе. Пучеглазая, короткомордая и курносая, с выступающей вперёд нижней челюстью с кривыми торчащими из-под губ клыками, она казалась скорее скамейкой, на которую натянули шкуру бурой лисицы, чем гордым могучим животным. Её висячие пушистые уши торчали в разные стороны, а длинный почти беличий хвост извивался из стороны в сторону. Гредо поморгал несколько раз, пытаясь понять, не обманывают ли его глаза. Такую странную собаку ещё поискать.       Словно поняв, о чём думает парень, она подошла ближе и нетерпеливо топнула передними лапами, уставившись на него. — Прости, — кивнул ей колдун, устыдившись своих мыслей.       Собака получила свою часть сыра и хлеба, сжевав их таким же странным и кривым образом, какой была сама. Ей пришлось даже лечь на землю и своими маленькими лапками со слишком длинными когтями придерживать сыр, чтобы он не перекатывался. Гредо подумал, что дал ей даже слишком много: такой малышке, наверное, не стоит наедаться жирным и солёным. Хотя, где ещё она возьмёт еду? Приближалась зима, и вряд ли люди захотят подкармливать такое создание. Тогда Гредо снова пристыдил себя и, достав из сумки сушёное мясо, откусил кусок и тоже протянул его собаке. К его удивлению, мясо она не тронула, предпочтя ему сыр и хлеб. — Твоё право, — согласился он и ногой отпихнул кусок мяса дальше к стене, надеясь, что какое-нибудь другое бродячее животное найдёт его там и съест. Раз Гредо уже простился с ним, то забирать обратно не станет.       Закончив с трапезой, собака вернулась к дороге и побежала дальше. Гредо же почувствовал себя чуточку лучше.       Провидица исчезла. Буквально спустя неделю после того, как он посетил её, она, видимо, поддерживаемая своими братьями, сбежала куда-то. По крайней мере, колдуну хотелось так думать. Он запретил себе подслушивать чужие разговоры, чтобы не расстраиваться зазря и не узнать случайно что-нибудь плохое. Холода наступали стремительно, и теперь Гредо думал только о том, где будет зимовать. Он способен, как обычно, вламываться в чужие комнаты и дома, но, может, стоит подумать над собственным жильём? Денег он украл достаточно, но ведь не настолько много, чтобы купить себе жильё! А если потребуют у него документы? Он всё ещё Ничейный, без бумаг, без родни, без жилья. Пусть даже уже не в землях Богарне, Гредо всё ещё не хотел снова становиться ещё и бесправным. Внешность его, странный говор и отсутствие бумаг выдадут в нём колдуна, и потому он, не придумав ничего лучше, стал действовать согласно хорошо отработанной привычке. Привычка выработалась и у уродливой собачки. Она, нередко теперь попадающаяся на глаза Гредо, обязательно получала от него угощение. И чуть ли не каждый раз оно становилось всё лучше и лучше. Наверное, парню было стыдно за то, что всё время встречая её, он всё равно поражался её внешности, а потом вспоминал, что и сам исполосован рубцами и пугает окружающих «колдовским глазом». Кто бы знал, что колдовство заключается совсем в другом.        Ещё несколько раз он встречал и того юношу, и всякий раз их встречи были всё страннее и страннее. Казалось, мальчишку не смущает ни темнота, ни холод. Он, как и Гредо, появлялся там, где не хотели обычно появляться более богатые и менее смелые люди. Гредо не опасался, что его ограбят, потому что несколько особенно жадных наглецов в предыдущих городах уже успели познакомиться с осознавшим свою силу и возраст песьеголосым колдуном, помявшим их бока в ответ на попытку выхватить у него что-нибудь. А почему не опасается этот юнец? Сам того не подозревая, Гредо стал переживать. Он заметил однажды, какие тонкие руки у этого незнакомца, и побоялся, что будет, если его тоже поймают и решат судить, как вора. Уж он-то точно не сможет выкрутиться из верёвок. Он был ещё мельче и стройнее, чем Гредо в его возрасте. Хотя сколько ему лет? И с чего вообще Гредо решил, что этот юноша — вор? Колдун пристыдил себя и за такие мысли, но вскоре понял, что не ошибся в них. В очередной раз он заметил мальчишку уже не на земле, а на крыше. Ловкий, словно кошка, он перебежал с одной стороны дома на другую и, чудом не поскользнувшись на черепице, перемахнул на другое здание. Гредо только подивился такой прыти. Колдун был уверен, что если бы залез туда сам, то непременно разбился бы. А ещё он был уверен в том, что только вор на такое и способен. Кому ещё придёт в голову лезть на крыши посреди ночи?       Потом юноша пропал на несколько месяцев, но весной, когда Гредо уже и не надеялся встретить его, вдруг показался снова. Казалось, он сам стал ещё худее и бледнее, чем был, но уверенная улыбка всё равно играла на его лице. Гредо, снова встретившись с ним взглядом, не решился улыбнуться в ответ, но и не отвёл глаз: ему было любопытно. Мальчишка, стоя в отдалении от него, слегка наклонил голову, разглядывая колдуна в ответ. Друг с другом они не заговорили ни в тот раз, ни в следующий, но с этого момента обмен взглядами происходил часто. Эта игра стала забавлять Гредо. Он вечно теперь оглядывался на крыши и сам забирался как можно выше, надеясь заметить этого странного знакомого. Однажды, услышав его шаги, колдун вдруг постеснялся и тут же спустился обратно на улицу, побоявшись, что юноша посчитает его поведение странным. Гредо показалось, что он вторгается на чужую территорию: лезет на принадлежащие воришке крыши. Да и что он скажет ему? Гредо нечего было говорить, как много вопросов бы в нём ни крутилось. Поэтому игра продолжалась, сопровождаясь тишиной. Мальчишка тоже всё больше улыбался, смотря на колдуна, а однажды Гредо понял, что за ним наблюдают даже чаще, чем он думает. Он стал лучше прислушиваться и лучше прятаться. Только шутки ради: ему было интересно, найдёт ли его в закоулках товарищ по игре? Снова заслышав характерную мягкую поступь, Гредо выскочил вдруг из-за угла, словно давая понять, что преследователь сам попался. Видимо, юноша этого совершенно не ожидал. Он вздрогнул, улыбка тут же сошла с его губ. Не успел Гредо выпрямиться, как товарищ тут же отскочил сам и отбежал на безопасное расстояние, из-под арки здания став наблюдать за колдуном. Не понявший, почему испугался мальчишка, Гредо удивлённо посмотрел на него, потом спокойно отвернулся и пошёл прочь. Видимо, в этот день настроения играть у юноши не было. На несколько суток он пропал, но вскоре объявился опять, наблюдая за Гредо с крыши. Они как ни в чём ни бывало обменялись взглядами, и с радостным трепетом Гредо заметил, что его знакомый щурился сначала подозрительно, а потом уже от улыбки.       В следующий раз подловили самого колдуна: он, вышедший вечером из чьей-то комнаты, и не заметил, как за ним следует стройная тень. На улице, поправив повязку на глазу, дабы не пугать людей, Гредо вдруг почувствовал что-то странное, но не придал этому значения. Уже позже, когда он остановился около канала и решил пересчитать украденные деньги, парень обнаружил, что кошель из кармана его куртки пропал. Гредо стал удивлённо озираться, думая, что обронил его, но дорога была пуста. Он подумал бы, что не велика потеря, но вдруг откуда-то сверху послышался столь знакомый шорох. На высоте нескольких этажей над ним стоял темноволосый мальчишка, упирая одну руку в бок. В другой руке он сжимал кошель, явно демонстрируя его своему знакомому. Гредо даже не испугался, лишь удивился: для него не было странным то, что он взял чужое, ведь ему, как он думал, оно нужно было тоже, поэтому и открыть своё воровство другому воришке не ощущалось как что-то постыдное. Видимо, заметив то, насколько спокойным остался его знакомый, мальчишка только сильнее заулыбался. Он махнул рукой, давая понять колдуну, чтобы он готов был поймать кошель. Гредо сделал несколько шагов назад и поднял ладони. Деньги вернулись к нему, хотя он и не заметил, что треть из них пропала. Разве было ему до этого дело? Зато ему наконец-то было весело и не одиноко.       Этот новый товарищ был просто приятен глазу. Гредо засматривался на него издалека, каждый раз радуясь тому, что их игра продолжается и не требует ничего от него. С наступлением лета юноша стал появляться только по ночам и вечерам, хотя и сам Гредо предпочитал днём где-нибудь отлёживаться. Это время года всегда особенно сытное и расслабленное для него, и колдун, чувствующий теперь себя не таким одиноким, спокойно спал где-нибудь на крышах и под мостами, чтобы не попадаться на глаза людям. Жажда разбудила его посреди дня, и отправившись к колодцу в чьём-то маленьком тенистом дворе, Гредо снова встретил уродливую собачку, тоже ставшую уже его подругой. Она, заметив знакомое лицо, тут же ринулась к парню, размахивая хвостом и трясясь от радости всем телом. Гредо стал сливать воду из ведра медленно, чтобы собака успевала пить, но она только облилась и зафыркала. Пришлось постепенно поить её с ладоней, позволяя зачёрпывать языком столько, сколько нужно. Напившись, собака потеряла интерес к колодцу и упёрлась лапами в ногу Гредо, напоминая о том, что он ещё не успел как следует её поприветствовать. Колдун, привыкший к её манерам, взял собачку на руки, словно она была кошкой или кроликом, сел в тени под стеной дома и стал гладить спину знакомой. Она была настолько пушистой, что мех постоянно оставался на руках, поэтому вскоре Гредо начал аккуратно вытягивать клочки из шкуры животного и отбрасывать в сторону. Собака всё это время тяжело дышала, высунув язык и щурясь — жара сказывалась на ней хуже, чем на парне. Когда он закончил и стал сидеть спокойно, то поднял наконец глаза и заметил, что всё это время за ними двумя наблюдал гуляющий по крышам юноша. Он, видно, уже долго ждал, пока на него обратят внимание. Успев удобно устроиться на ребре городской стены, он сидел, подогнув одно колено и положив на него голову. Его взгляд был прикован к Гредо. Засмущавшись того, что не заметил его сразу, колдун потупился и смущённо отвернулся, начав снова гладить собаку. Мальчишка, не удовлетворённый таким ответом, встал, спрыгнул со стены на крышу стоящей рядом халупки и сел уже там, снова став смотреть на своего знакомого. Гредо, понимая, что человек, не желающий, чтобы его видели, не стал бы приближаться настолько, решился снова начать разглядывать товарища. Он с удовольствием для себя отметил, как изменился его неназванный друг: пусть он всё ещё был худым, цвет его кожи стал здоровее, а проступающие под кожей мышцы сгладились, покрывшись жирком. Видимо, весна и лето были добрее к нему, нежели зима, и кормили куда лучше. Тёмные глаза так и не отрывались от Гредо, ставшего совсем смущённым теперь. Он не привык смотреть в глаза людям, если не было на то нужды. — Ты добр с ней, — сказал вдруг юноша, вцепившись в колдуна взглядом.       Гредо сразу же снова посмотрел на него, удивлённый речью. Ему, показалось, что что-то с голосом его товарища не так. Не подходил он возрасту, хотя и был высоким и мягким. Не найдя ответа, Гредо только кивнул. — Я видела, что ты её часто кормишь, — снова сказала незнакомка. — Почему?       Конечно же, никакой это был не юноша. Гредо почувствовал себя глупцом — как он сразу не понял, что перед ним девушка? Он столько раз любовался, как ловко она скачет по крышам, что не задавался вопросами о том, кто именно перед ним. Изгибы её тела всегда скрывала одежда, теперь не прикрывающая только мускулистых поджарых рук, а волосы были очень короткими. Решив, что собственная невнимательность всё равно ничего не изменит, Гредо ответил: — Я делюсь с ней. — О, он и говорить умеет, это хорошо… — усмехнулась девушка и снова подпёрла подбородок коленкой. — Ты знаешь, как её зовут? — Нет, — парень потупился в землю. Он не решался давать собаке кличку, потому что в голову ему не шло ничего хорошего при взгляде на это существо, как бы ласков он с ней ни был. — Я не знаю, есть ли у неё хозяева. — Значит, она не твоя? — улыбка девушка стала только шире. — Нет. — Её зовут Принцесса.       Собачка, услышав свою кличку, навострила уши, но осталась сидеть на коленях Гредо. Парень поднял взгляд на девушку, заинтересованный в том, есть ли связь между ней и животным. — Это моя собака, — вздохнула она.       Гредо снова не нашёл, что ответить. О связи этих двух он тоже должен был догадаться. Принцесса всегда навещала его до или после того, как он обменяется взглядом со своим «другом», и стоило понять, почему это почти никогда не менялось.       «Принцесса», — с усмешкой подумал Гредо, гладя собачку. Да уж насколько плохие клички шли ему в голову, эта была, кажется, не лучше. Она словно издевалась над животным, напоминая о том, как отличается питомица от того, как описывают принцесс в книгах. И всё же, парень никогда бы не сказал такого вслух. Он, чтобы заполнить тишину, тихо произнёс: — Как самоцвет она сверкала, лежащий посреди угля, и разум гостя забирала дочь Пасмурного Короля. — Не больно-то ты похож на менестреля, — девушка, задумчиво посмотрев на него, перестала улыбаться. — Я не умею петь, — честно признался Гредо. — Я просто знаю стихи. — Подумать только…       Она спрыгнула на землю и медленно подошла к Гредо, не решающемуся встать, чтобы не потревожить Принцессу. Но собачка сама, заметив приближение хозяйки, начала ёрзать и пытаться слезть с коленей парня. Он опустил её, и тогда питомица подбежала к девушке, радостно выплясывая вокруг неё и так же упираясь лапами ей в ноги. Девушка погладила её пушистую голову, потом протянула руку Гредо: — Моё имя — Ерц. — Гредо, — он поднялся и пожал её руку в ответ, подивившись тому, как крепко схватила она его пальцы. — Тебя ранил кто-то? — Нет, это старые шрамы, — Гредо покачал головой и ладонью коснулся своей правой щеки, словно закрывая рубцы. — Нет, твой глаз, — Ерц указала на повязку, раскинувшуюся на левой стороне его лица.       Колдун в ответ покачал головой, не зная, стоит ли показывать его Ерц. Вдруг и она решит, что это недобрый знак? В прочем, осенью она и так уже видела его. — Нет, всё в порядке. — Почему тогда ты перевязал его? Я видела, что ночью ты повязку снимаешь. — Люди цепляются, — просто ответил он, аккуратно приподнимая ткань и смотря на девушку холодным голубым глазом.       К радости Гредо, Ерц только сильнее заулыбалась, восторженно разглядывая его. — Понимаю, — ответила она. — Умно. Да и, может, оно и к лучшему. Вдруг кто узнает тебя, да? — Не узнавали раньше. — Всякое может быть, когда один работаешь, — вздохнула она. — Не хочешь с нами поработать?       Гредо слишком давно не работал. Он жил или выживал, но уж точно не работал. — На кого? — спросил он, размышляя, стоит ли возвращаться в слуги. — В смысле? — не поняла Ерц. — На кого работать? Чья эта земля? Я ведь ужё ушёл с графства Богарне, да? Кто тут главный?       Ерц покосилась на него, явно пытаясь понять, к чему он ведёт. — А при чём тут Богарне или Ламельдо́тт? — Ламельдотт? — Наш граф, — подсказала она, всё ещё удивлённо смотря на него. — Он тут главный? — Нет, — Ерц выпрямилась и скрестила руки на груди. — Главный тут теперь Белый Пёс.       Гредо тяжело вздохнул, закрывая лицо руками. Он давно не говорил вслух больше нескольких слов, а тут вдруг ему устраивают танцы с языком, сопровождая это именами, о которых он не хотел ничего слышать. — Что ещё за Белый Пёс? — с раздражением пробурчал он, смотря куда-то мимо Ерц и уже, кажется, зная её ответ. — Граф Богарне, — она осознала, насколько потерянным был её друг, и стала забавляться этому. — Ты же сказала, что ваш граф — Ламельдотт? — не унимался Гредо. — Да, старый и немощный. Выдал дочку за Графа Богарне. А графом Богарне стал Белый Пёс. И теперь он тут главный, — Ерц театрально подняла голову и прикрыла глаза. — И теперь оба графства под его лапой…       Гредо снова вздохнул, в этот раз почти зарычав. Видимо, эта дочка и родила Родгертову отцу второго сына. — Что такое? — Я не стану больше работать на Богарне, — он сдержался, чтобы не оскалиться. — И не рассказывай им обо мне. — А кто говорил, что на них нужно работать? — Ерц снисходительно посмотрела на него. — Ты ведь уже работаешь. — Я безработный бродяга. — Ты вор.       Они посмотрели друг на друга. Гредо напрягся, но вида не подал. — Ты тоже, разве нет? — наконец спросил он. — Да, — уверенно ответила она.       Тогда парень снова замолк, уставившись на Ерц в ответ. Простояв так некоторое время, она шумно выдохнула и пробормотала: — Да, может, не стоит тебе пока знакомиться с Волком… — С волком? — тут же оживился Гредо.       Заметив его энтузиазм, Ерц опять расцвела: — О, ты его уже знаешь? — Нет, я знаю пока только Принцессу. Ну, и несколько других собак. Я не видел тут волков.       Ерц попыталась сдержать смех, отворачиваясь и прикрывая рот рукой. Заметив это, Гредо осознал очередную свою глупость: — Ты не о звере сейчас говорила, да? — Нет, великан, не о звере, — она, услышав разочарование в его голосе, мягко потрогала его за плечо. — Я говорю о своём друге. Мы все вместе работаем. — Воруете? — наконец-то догадался колдун. — Иногда воруем, иногда работаем, — честно ответила Ерц. — Знаешь, в жизни по-всякому бывает. Я ведь вижу, что ты не в гости к людям ходишь. — Так вы не слуги Богарне? — Привязался с этим Богарне… Сбежал от него, небось? — Сбежал. — Ну и пошёл он нахрен. Мы не графские слуги, мы просто маленькая дружная стая. Гредо попытался запретить себе радоваться её словам прежде времени, но одно лишь упоминание стаи и некоего Волка уже казались ему чем-то интересным. — Вы меня приглашаете? — Прости, но нет, не приглашаем, — Ерц стала серьёзной, хотя взгляд её остался ласковым. — Я это не решаю, но Волк может принять тебя. — Но ты хочешь меня с ним познакомить? — Да. Я бы хотела, чтобы ты был с нами. Я бы пригласила тебя.       Радость Гредо усилилась. Он думал теперь только о том, что Ерц зовёт его куда-то с собой. — Ты, конечно, забавный… — мягко признала она дурость друга. — Но я видела, что ты ни разу не попался. И деньги добывать умеешь. Но и дома у тебя нет, так? — Нет. — Тебя поймают, если не будет места, где ты можешь пережидать трудности. — Я обычно сбегаю. — У нас есть дом, — улыбнулась Ерц. — И если Волк решит, что ты нам пригодишься, мы пустим тебя к себе. — Хорошо, — кивнул он ей в ответ. — Что я должен сделать?       Она сделала шаг назад и всплеснула руками, надувая щёки. — Ну… Я не думаю, что тебя нужно проверять на таланты. Я наблюдала за тобой, знаю уже, на что способен. Но всё равно Волк будет с тобой говорить. Ты пойдёшь к нему? — Я пойду, — он, не отрывая взгляда, стал следить за каждым её движением. — Хорошо, тогда я отведу тебя туда, где ты дождёшься его. Я хочу предупредить его и остальных о тебе. Годится? — Годится. — Прежде этого, я хочу, чтобы ты знал, — она становилась серьёзнее с каждым мгновением. — Мы — странная семейка. — Страннее меня? — спросил вдруг он, от чего Ерц заметно растерялась. — Ну… Давай я отвечу так: есть некоторые правила, которые мы соблюдаем. Я назвала тебе своё имя: забудь его. И своё имя ты тоже использовать не станешь там. Ты должен знать заранее, прежде чем Волк отведёт тебя домой, что он щедрый, но не любит делиться. Если ты попросишь что — он даст, но если ты украдёшь у него, он найдёт и накажет тебя.       Это звучало для Гредо загадкой, но он подумал, что, если потребует подсказку, то покажется настолько глупым, что его никто никуда не станет вести. — …Они с Псом родня, но не любят этого раскрывать. Не хотят, чтобы все вокруг думали, что есть у Волка любимчики. Но любимчики у него есть, и это Сорока. Сороку не трогай, даже если будет казаться, что Сорока тебя привлечь пытается. Есть ещё Лис, он… Просто не обращай на него внимания, ладно? Не принимай его слова близко к сердцу, он неопытный ещё. Запомнил?       Гредо запомнил, но ничего не понял. Он лишь молча кивнул ей, пока безымянная теперь в его глазах девушка продолжала: — Не спорь с Волком, даже если он не прав. Он иногда бывает неправ, но всегда исправляет это. Он умеет извиняться и прощать, так что будь с ним честен и дай ему время. Понял? — Понял. — Есть ещё Кошка, — она положила руку себе на грудь. — А что мне делать с Кошкой? — Гредо, смотря на неё, ожидал ещё одной загадки, но Кошка, услышав его слова, рассмеялась и ответила: — С Кошкой делать тебе ничего не нужно. Ей ты пока что нравишься больше всех, иначе она бы не просила за тебя.       Гредо думал, что, быть может, слишком легко согласился. До самой темноты она не появлялась там, куда отвела его, и парень даже стал переживать, что его обманули. Подшутили, быть может. Но ставшая вдруг бегать вокруг него Принцесса предупредила о появлении Кошки ещё до того, как девушка подошла к Гредо. Вместе с ней был крепкий почти наголо бритый парень. Его лицо пострадало от ударов, Гредо сразу почему-то прицепился к этому в мыслях. Свежий синяк на скуле и разбитая губа привлекали его взгляд, но незнакомец вовсе не производил впечатление того, кого легко можно было избить. Стоило ему заговорить, Гредо лишь больше убедился в том, что Волка — а это оказался именно он — не так просто обидеть. Они общались недолго, но вопросы, которые задавал Волк, показались Гредо сложным испытанием. Парень спрашивал о том, откуда Гредо пришёл, куда направлялся. Какие преследует цели, почему ворует и на что готов. Какие у него отношения с людьми. Гредо радовался, что не пришло Волку в голову спросить ещё и о магии или колдовстве. Что-то было в нём такое, что заставляло Гредо чувствовать себя маленьким и беззащитным. Пусть он был мельче колдуна и не намного его старше, всё равно Волк казался человеком, пережившим уже многое и знающим, что делает. Его имя было тут не при чём, и даже то, как задавал вопросы парень и он реагировал на Гредовы ответы, дало колдуну понять, что имя появилось позже личности. Перед ним был вожак. Кошка, испарившаяся куда-то ещё в начале разговора, очень скоро объявилась снова: она села на стену над ребятами и стала слушать, иногда обмениваясь взглядами с Гредо. Волк, заметив, что собеседник его отвлекается, сделался строже, но не стал ругать его, лишь пожурил. Гредо, смущённый этим, тут же опустил глаза в землю и стал слушать и отвечать дальше. Он подумал, что правда, и Кошка не просто так получила своё имя. Она так же ловко прыгает по крышам, так же таинственно смотрит на него свысока, остерегаясь спускаться на землю, и так же может увлечь за собой, поманив хвостом. — У нас всех есть имена, — уклончиво сказал Волк, предупреждённый уже Кошкой о том, какой именно человек встретится ему. — Будет и у тебя, но это будет не то же имя, которое есть сейчас. Вот, к примеру, как её зовут? — он указал рукой на сидящую над ними девушку.       Гредо помолчал, снова посмотрев на Кошку. Она прищурилась и улыбнулась ему. — Кошка..? — спросил колдун, заставивший уже себя позабыть предыдущее её имя. — Да, — кивнул Волк. — Ты понимаешь, это хорошо. У тебя будет другое имя. Выберешь его сам, когда мы придём домой. Старое мне не сообщай, оно не имеет значения. — Вы принимаете меня? — Не вижу причин гнать тебя, — честно ответил Волк, хотя звучал он строго, но Гредо обрадовался всё равно. — Кошка рассказала мне о твоих талантах. Взломщик, да? Да и на гончих листах я не видел, чтобы описывали кого-то, похожего на тебя. Правду ты говорил, когда сказал, что не ищут тебя? — Я не совершал ничего, — верящий в это, ответил Гредо. — Хорошо, — кивнул Волк, потирая ушибленную скулу. — Мы не убиваем, не грабим, не издеваемся, это тебе тоже придётся запомнить накрепко. Больше тебе скажу, мы немало честно работаем. Но иногда и воруем, да. Ты должен быть готов и к тому, и к другому, но если ты убийца, насильник, грабитель или ещё какой выродок — мы с тобой иначе говорить будем. Понял?       Гредо тоже кивнул ему в ответ, в душе радующийся таким запретам. — Я понял. — Кошка сказала, ты от Богарне сбежал? — напрямую спросил Волк. — Да. — Что случилось? — Я испугался.       Кажется, такой ответ не вполне устроил Волка. Он наклонил голову и исподлобья посмотрел на Гредо, ожидая, что тот продолжит говорить, но колдун отвёл взгляд и помотал головой, крепко сжав губы. — Я должен знать, — настаивал парень. — Волк? — тихо позвала Кошка. Он ещё несколько секунд упрямо смотрел на Гредо, но потом поднял глаза на девушку, ответившую вместо него: — Оставь это. — Ладно, — парень скрестил руки на груди. — Главное, что тебя не ищут. Если ты не соврал нам. — Я не соврал. — Это правильно.       «Домой» они пришли уже далеко за полночь. Волк закоулками отвёл Гредо куда-то вглубь города, в низины, и парню открылся путь к тесному дворику, окружённому отовсюду высокими стенами соседних зданий. И правда, стоял там, сокрытый тенями, длинный и странный дом в один этаж. Гредо, которому Волк уступил дорогу, застыл на порожке, чувствуя, как прогибается под ним почти сгнивший деревянный настил. Откуда-то слева мерцал тусклый свечной свет, и Кошка стала мягко подталкивать нового товарища туда. — Не скромничай, — усмехнулась она, проскочила мимо и растворилась в полумраке комнаты. Гредо шагнул за девушкой, не дожидаясь, что скажет Волк.       Сразу три пары глаз уставились на гостя. Четвёртая пара, такая знакомая и хитрая, стала поглядывать из угла, устроившись на сундуке. — Вечер, новичок, — поприветствовал мужчина, сидящий за столом в противоположном углу, словно прячась там, сгорбившись и усердно черпая суп из миски.       Гредо мельком оглядел присутствующих, и сразу же приметил, что поприветствовавший его незнакомец был старше всех. На одной кровати, перебирая тканевые складки длинных одежд, сидела высокая девушка с длинными светлыми волосами. Она, встретившись взглядом с гостем, тут же изменилась в лице, словно оставшись недовольной, и отвела взгляд. Третий, совсем ещё юный мальчишка (в этот раз Гредо мог поспорить, что это был именно мальчик), сморщил нос в кривой улыбке и прищурился. — О, а я его видел! — сразу оживился он. — Но я думал, что он немой. — Он не немой, — усмехнулась Кошка, поняв, что Гредо не собирается отвечать. — На фоне тебя кто угодно — немой, — хмыкнул Волк, выходя из-за спины Гредо. Он подошёл к длинноволосой девушке и, сев рядом с ней, тоже стал смотреть на Гредо. Девушка тут же прислонилась плечом к вожаку и сдержанно улыбнулась. — Найди себе место где-нибудь, новенький. Сейчас познакомимся снова.       Гредо остался стоять на месте. Все места в комнате уже были заняты на его взгляд: стоящая напротив первой кровать была вся завалена не то одеждой, не то тряпьём, не то мешками. Окно над ней было заботливо забито досками и занавешено. На табуретах, стоящих у стола, за которым доедал свой суп мужчина, покоилась посуда и деревянные заготовки. Садиться рядом с Волком и его спутницей Гредо не решался. Не считал, что имеет право сразу же сесть с вожаком. Юноша, сидящий справа от входа в комнату, сам сидел невесть на чём, в полумраке и не разобрать. А Кошка, выбравшая себе место на сундуке, помещалась там в одиночестве. — Не стой, ну, — мягко поторопил его Волк.       Тогда Гредо подошёл к Кошке и, потоптавшись на месте, сел прямо у сундука, прислонившись к нему спиной. Сверху на него упало яблоко: Кошка, выудившая его из собственных широких карманов, решила поделиться с явно смущённым новичком. — Что ты заныкался там? — рассмеялся юноша. — Как зовут тебя? — Ещё не зовут, — Волк ответил за Гредо, чему тот был благодарен. — Но скоро будут. Смотри, новичок. Моё имя — Волк. Сорока, — он указал рукой на сидящую рядом с ним девушку. Та приподняла ладонь, звякнув множественными медными браслетами и привлекая внимание Гредо. — Меня ты знаешь уже, — Кошка мягко коснулась головы Гредо пальцами. — Меня зовут Лис! — гордо сообщил мальчишка.       Гредо понял, в чём заключается шутка. Не было тут людей, одни только животные. Значит и он может выбрать себе имя под стать, и колдун знает уже, кем станет. — Пёс, — сказал вдруг мужчина, всё ещё черпающий суп и не отрывающий от тарелки глаз.       Тут-то Гредо и растерялся. Значит, Пёс в этой странной семье уже был. И правда, ведь его упоминала Кошка. Кем же тогда быть ему, песьеголосому колдуну? — Как мы будем звать тебя? — спросил Волк, снова смотря на Гредо исподлобья. Парень уже запомнил этот взгляд: вожак требовал ответа.       Но что он мог ответить? Гредо не мог быть никаким другим животным, кроме собаки, он знал это слишком хорошо. Ему казалось достаточно бессмысленной эта игра, но он готов был принять её правила, если бы не эта неурядица. Однако и спорить из-за клички тоже глупо, не станет же он отнимать чужое имя. Вспомнились слова Кошки о родстве Волка и Пса. Гредо подумал, что, быть может, они братья разного возраста. Было в них что-то похожее, но что именно — трудно было понять в свете нескольких свечей. — Э-э…. Ну-у-у… — неуверенно протянул Гредо, чувствуя, что молчит слишком долго. Не было у него достойных мыслей. — А говорили, что не немой, — Лис усмехнулся и махнул рукой в его сторону. — А мычит, как бычара.       То, что говорила Кошка о Лисе, Гредо помнил тоже. Только теперь он понял каждое сказанное девушкой слово и разгадал загадку. В прочем, он и не подумал, что его пытаются обидеть, поэтому не придал словам Лиса значения. — Лис? — Волк мельком взглянул на юношу. — Да? — Чтобы я тебя до завтра не слышал.       Лис продолжил ехидно улыбаться, но ни звука больше не издал. — Тур, — ласково произнесла Кошка. — Его будут звать Тур. — Хорошо звучит, — поддакнул Пёс, отставляя опустошённую тарелку и довольно кряхтя. — Согласен? — Волк внимательно посмотрел на гостя, понимая, что навряд ли тот сможет придумать что-то лучше.       Колдун отвёл взгляд от вожака и вместо этого поднял голову, вглядываясь в лицо Кошки. Как обычно она, загадочно-довольная, приветливо щурилась и разглядывала его в ответ. — Согласен, — уверенно сказал Тур.