Datura noir

Юджин Оттингер поставил на журнальный столик медицинскую сумку-термоконтейнер и устало опустился на диван. В гостиной было непривычно тихо: его родители уехали с очередной гуманитарной миссией куда-то в Непал, прихватив с собой добрую половину обитавшей в их жилище живности, и теперь ему казалось, что он не дома, а у кого-то в гостях. Не было слышно привычной возни собак. Спайдер, его любимая кошка, в их отсутствие наверняка спокойно спала где-то наверху, а мамы не бросались наперебой угощать его выпечкой, которую они ежедневно пекли для своих благотворительных мероприятий, качая головой, что он слишком много работает и плохо питается. Так что сегодня он может спокойно разогреть в микроволновке сэндвич и запить его давно выдохшейся колой, которую прихватил из лаборатории. Разогреть, как только удостоверится, что с ней всё в порядке. Юджин достал телефон и открыл обновления — с экрана на него смотрела улыбающаяся Энид в коротком полупрозрачном платье-сеточке на фоне восторженной толпы с портретами Стаи в руках, а за её спиной можно было разглядеть верных Чели и Алину. «Долетели, ну слава богу!» Уэнсдей отправила Энид и её помощниц на две недели в Бразилию. Визит планировался давно, и на самом высоком уровне. Их немного задержало ранение Чели, но он превзошёл самого себя, поставив её на ноги за несколько дней. В Бразилии просто боготворили Стаю, и он не мог не проникнуться симпатией к людям, которые буквально носили Энид на руках. — Помни, Энид, — быстро и строго в десятый раз наставляла Уэнсдей подругу перед поездкой, — твоя основная задача — наладить постоянный контакт с их лидерами. Сообщества там очень многочисленные и активные, они хотят устроить что-то вроде переворота, и организовать поселения, а может и города, по принципу того, как живём сейчас мы здесь, в Джерико. Им нужна наша помощь. Они собрали большое количество женщин-оборотней и готовы платить, но я не могу рисковать и передавать наши технологии, которые позволили бы им контролировать обращения. — О, они такие бедняжки! — Энид сидела с перетянутой жгутом рукой, пока Юджин доставал шприц для забора венозной крови, а правой без остановки продолжала скроллить ленту новостей, не обращая на его действия никакого внимания. — Живут под гнётом страшного, какого то средневекового патриархата, а уж уровень криминала в Бразилии и вообще уму не постижим! Уэнс, мы должны им помочь! Мы должны помочь всем, кто к нам обращается! Пора положить конец этой правящей мужской жестокости! Мерзкие куски дерьма, которые возомнили себе, что соломинка между ног даёт им на что-то право! Но Юджин её почти не слышал. Он пытался сосредоточиться на шприце и ползущем вверх столбике бордовой крови, только бы не лишиться сознания от её близости. Регулярные анализы крови оборотней, необходимые для его исследований, были единственной возможностью прикоснуться к ней. Он ждал этих дней, как величайшего праздника. Девушки с большой неохотой шли на процедуру, но разработки Юджина прилично облегчали им жизнь, поэтому они смирились. Некоторые даже симпатизировали ему, считая кем-то вроде младшего брата. Только не Энид. Никакая помощь со стороны молодого учёного не могла изменить её равнодушия к нему, приправленного презрением и снисходительностью. — Ох, Уэнс, мне так жаль! — Энид отвлеклась от телефона. — Мне придётся расстаться с тобой аж на две недели! Я никогда не уезжала так надолго! Ну почему ты такая нелюдимая? Поехала бы с нами, у тебя гораздо лучше получается вести переговоры! — Я уже договорилась обо всём, что нужно. Твоё дело — присутствовать на всех мероприятиях согласно расписанию и укреплять дружеские связи. Я никуда не поеду из Невермора, даже не проси. — Ты такая злючка, Уэнс, просто невыносимая! — Энид надула губы. — Но, видимо, за это я тебя и люблю. Не знаю, как я переживу разлуку, кажется, я буду звонить тебе по видеосвязи каждые два часа! — Только попробуй! «Я тоже буду скучать», — тоскливо вздохнул про себя Юджин, пряча в чемоданчик пробирку с кровью. Он работал допоздна, анализируя полученный биоматериал, закладывая образцы на хранение, помечая новые данные в бесконечных таблицах. Он всегда всё делал один, лишь изредка прибегая к помощи ассистентов, которым поручал только самую простую и механическую работу. На то были свои причины: и строгая конфиденциальность исследований, и то, что он был изгоем с редким, уникальным даром, который необходимо было сохранять в тайне от как можно большего количества людей. Всё дело в том, что Юджин интуитивно понимал суть жизни в её, скажем так, биохимическом воплощении. Когда-то он считал, что его способности ограничены тем, что он понимает язык животных, благодаря чему может ладить с любыми представителями животного мира, но потом он обнаружил, что способен каким-то внутренним чутьем понимать само течение жизни, все процессы, происходящие в живых организмах. А следовательно, и влиять на них. Юджин расстегнул молнию и откинул крышку термоконтейнера. Внутри стояла единственная пробирка с наклейкой, на которой жирным маркером было написано «Энид Синклер». Днём он провёл все необходимые анализы, педантично занёс в картотеку свежие данные, но ему не нужны были аппараты, чтобы быть в курсе состояния её здоровья. Юджин достал пробирку и поднёс к свету настольной лампы. Он и без анализатора знал, что гемоглобин Энид упал, ведь она ест мало красного мяса, которое жизненно необходимо для оборотней, и наверняка забывает пить витаминный комплекс, который он (через Уэнсдей, естественно!) передал для неё. Но, тем не менее, значение гемоглобина не опустилось до нижней границы нормы, а в остальном все показатели крови были просто идеальными. — Она само совершенство… — прошептал Юджин, согревая в руке пробирку. Сегодняшнее утро было бережно занесено в копилку тех редких бесценных дней, когда он мог сказать себе: «Я прикоснулся к Энид Синклер ещё один раз». Цепкий ум молодого учёного сохранил мельчайшие детали, и теперь расставлял их, словно придирчивый дизайнер, по комнатам своей памяти. Ещё в Неверморе он прочёл о подобном подходе к структурированию собственных воспоминаний и теперь в них всегда царил безупречный порядок. Он мог зайти в свой Храм в любой момент и испить из источника, который никогда не переполнялся и не иссякал. Вот он затягивает жгут, настолько бережно, насколько возможно. Она сжимает кулак и Юджин снова, как в замедленной съёмке, видит вздувающиеся вены на её худой руке. Она морщит нос, почувствовав запах спиртовой салфетки. Он наклоняется, чтобы ввести иглу одним точным движением (он не простит себе, если придётся делать ещё один прокол!), и чутьё его не подводит — Юджин попадает сразу в вену. Волоски на её руке встают дыбом. Он наклонился достаточно низко, и взгляд, против воли, крадётся за вырез низко вырезанного топика… Юджин поспешно захлопнул дверь в самоё тёмное и желанное помещение Храма памяти, прижался к ней лбом и застонал. Он знал, что воспоминания, скрытые там, были способны вознести его на вершины блаженства, но возвращаться из них в реальность становилось всё невыносимее. Он не нужен ей. Более того — она презирает его, ненавидит мужчину в нём. Юджин понимал всю обречённость своих мечтаний, но, глубоко в душе, продолжал надеяться, что однажды она его заметит. Пусть она считает мужчин отбросами эволюции, но его, Юджина, она непременно заметит и оценит. Рано или поздно. Он всегда был рядом, словно тень, с самого первого дня в Неверморе — незаметный, неловкий подросток в очках и с брекетами на зубах. На его глазах и именно с его помощью она стала тем, кем является сейчас. И он никогда не просил для себя награды, он был готов сделать для неё всё, что угодно, быть кем угодно, лишь бы ей было хорошо, но он проиграл, ибо зов плоти оказался сильнее любых доводов рассудка, и он давно честно признался себе, что его совершенно не удовлетворяли первоначальные благие намерения любить её как сестру. Он хотел её. Хотел, чтобы она принадлежала ему, только ему одному. Во всех смыслах. Он был уверен — она будет счастлива с ним, гораздо счастливее, чем сейчас с Уэнсдей, которая была неспособна даже на номинальное проявление эмпатии. Он так и не смог подавить в себе самые примитивные инстинкты, да и не хотел, на самом-то деле, потому что слишком хорошо понимал природу жизни. Он принял их, и день за днём учился сосуществовать со своей жаждой, запирая её на замок. Но сейчас, держа в руке пробирку с её кровью, Юджин отчётливо понимал, что не сможет удержать закрытой эту дверь. Он открыл пробирку и потряс её над ладонью. Вот она, у него — часть её, сама сущность Энид Синклер. Кровь — это монеты души, он был уверен в этом. И пусть в реальной жизни она не хочет быть с ним, но сегодня у него есть немного больше, чем привычная пустота. Он поднёс измазанный в крови палец к губам и осторожно вдохнул железисто-солоноватый запах. По телу прокатилась волна горячего возбуждения. Он провёл пальцем по губам и начал медленно спускаться ниже, оставляя тёмно-бордовую полосу на подбородке, шее, затем вдоль торса. Кровь на ладони, проложив дорожку от запястья до локтя, капала на светлые брюки, но он не замечал этого. Юджин распахнул рубашку и прижал ладонь к груди. Дверь в тёмную комнату его воспоминаний с треском распахнулась, разом обрушив на него все бережно хранимые моменты их близости. Здесь было каждое прикосновение, каждый укол и взятый им анализ крови, каждый взгляд в его сторону (сегодня она посмотрела на него трижды, а в прошлый раз — всего два), все её короткие юбочки и прозрачные платья, все откровенные сцены с Уэнсдей, невольным свидетелем которых он становился раз за разом. Да, в последний раз он открывал тайную комнату как раз после того визита к Уэнсдей, когда увидел голую Энид, на столе и с раздвинутыми ногами. Но это были чужие моменты, подсмотренные, украденные. Самым же драгоценным было воспоминание почти трёхлетней давности, когда Энид, в первый и последний раз, пришла к нему в лабораторию сама. Тогда она ещё была полна энтузиазма и с искренним интересом слушала его рассказ об исследованиях, о его находках, о сложностях, с которыми ему приходится сталкиваться каждый день, потому что геном оборотней очень сложен, и привычные законы с ним часто не работают. Тогда он впервые брал у неё кровь, и именно в тот день в комнате воспоминаний, на главном алтаре, навечно поселилась картина, на которой кокетливо улыбающаяся Энид, одетая в лабораторный халат, грациозно ложится на кушетку и закатывает до плеча рукав, подставляя ему руку. Тогда она смотрела на него, на него одного, и в её глазах не было привычного ему теперь презрения. Он отдал бы чёртовому Торпу все свои деньги, если бы тот сумел нарисовать и оживить эту картину. Чтобы он наяву мог бесконечно наблюдать, как трепещут ресницы Энид, когда она смеётся. Но ему было грех жаловаться на собственную память. Ведь именно благодаря ей он сейчас снова и снова переживал тот волнительный момент. Возбуждение становилось совершенно невыносимым. Юджин потянулся к ремню брюк. Он, липкими от крови руками, лихорадочно дёргал застёжку, брызгая кровью на всё вокруг, пока, наконец, со стоном облегчения не сжал до боли напряжённый член. Он вылил в ладонь остатки из пробирки, размазал их по всей длине и мысленно шагнул глубже в комнату. Хоть так он сможет быть с ней, быть ближе… «Повезло Уэнсдей, она способна переживать прошлое в своих видениях, как наяву, вновь и вновь…» Непрошенная, шальная мысль ворвалась в голову, заскакала по комнате, обесцвечивая, обесценивая его бережно хранимые воспоминания. «А что, если и ты попробуешь, ты же помнишь, в прошлый раз почти получилось…» Чёрт, в прошлый раз он лишь на краткий миг сумел словить что-то, похоже на ожившую иллюзию. Юджин потянулся к карману приспущенных брюк и, повозившись, извлёк наружу горсть круглых черных семечек. Он взял у Уэнсдей несколько семян Датуры, чтобы испытать новый состав для ускорения роста рассады, но непрошеная мысль резко изменила планы. «Действительно, тогда я не был готов, я не знал, как на меня подействует яд, но теперь-то я понимаю… Достаточно совсем немного, может, пары штук… Интересно, почему Уэнсдей не разрешила взять семена Датуры Нуар, она постоянно жалуется на её прихотливость, логичнее было бы испытывать препарат на ней». Он задумчиво покрутил во всё ещё окровавленных пальцах безобидные на вид круглые семена и, решительно выдохнув, закинул их в рот. *** Ксавье тихо крался по тёмному коридору. У него были осведомители в Джерико, поэтому он знал, что Юджин сейчас живёт один и лучшего шанса добраться до учёного не будет. Он был у него в гостях всего пару раз и рисовал по памяти, поэтому не был уверен, что портал сработает. Но ему повезло — Оттингеры не были любителями менять обстановку, так что он попал прямиком по адресу. Юджин совершенно точно был замешан во всём, что происходит в Неверморе. У Ксавье имелись сведения, что именно благодаря его исследованиям оборотни перестали зависеть от фаз луны, а теперь вот, ко всему прочему, они, похоже, ещё и не реагируют на Горгон. Иначе как объяснить произошедшее с Аяксом? «Уэнсдей обеспечила себя не только первоклассной охраной, но ещё и завела ручного чокнутого профессора. Интересно, за какие подачки он на неё работает? Неужели всё только ради науки? Должна быть очень весомая причина, иначе он не стал бы так рисковать. За все эти крайне опасные и неэтичные разработки он попадёт в тюрьму, если обо всём станет известно за пределами Джерико». На втором этаже никого не было, и Ксавье начал осторожно спускаться вниз. Вдруг он услышал громкий стон, кажется, со стороны гостиной. Ксавье быстро подошёл ближе к двери и прислушался. Он узнал голос Юджина, похоже, тот действительно был в комнате один, и с ним происходило что-то странное. Стоны переходили в крики мольбы, которые внезапно сменялись грязными ругательствами. Вдруг послышался грохот и звон разбитого стекла. Ксавье поспешил в комнату. Картина, открывшаяся его глазам, ошеломляла. На полу, весь окровавленный, лежал Юджин, исступлённо сжимающий рукой свой член. Он умолял, грозил, рыдал, потом демонически хохотал, продолжая мастурбировать. Рядом на полу валялась разбитая настольная лампа, которую он, похоже, зацепил, когда падал с дивана на пол. Вокруг всё тоже было измазано кровью. — Блять, Юджин, что здесь происходит? — Ксавье попытался остановить парня, но больная рука сильно ограничивала его возможности. Юджин продолжал извиваться на полу, не обращая на Ксавье никакого внимания. «Да у него припадок, точно!» — Ну же, пожалуйста… Пожалуйста, ещё, Энид, глубже, боже… Это невозможно, я не могу больше… ооо… дааа… — стонал Юджин, увеличивая темп. Не прошло и десяти секунд, как он, с громким вскриком, кончил, залив спермой окровавленный живот, и потерял сознание. Ксавье бросился скорее осматривать его тело. Почему он весь в крови? Что вообще это было? Но на теле не было ни одной раны, Оттингер даже не поцарапался осколками от разбитой лампы. Что за чёрт? Внимание Ксавье привлекла валяющаяся рядом тёмная пробирка. — Энид Синклер, — прочёл он вслух надпись на стикере. — Бляяяя… Так вот оно что… Ксавье принялся бить Юджина по щекам, пытаясь привести того в чувство, но безрезультатно. Тогда он решил внимательнее осмотреть комнату в надежде отыскать ещё зацепки. И они не заставили себя ждать. Недалеко от пробирки он нашёл пару больших круглых семечек. Ксавье уже видел их, такие вещи не забываются. — А вот это, — высокая темноволосая женщина в длинном чёрном платье кивнула на невзрачные коробочки у раскидистых кустов с огромными белыми цветами в глубине её сада, — семена Датуры, юноша. Горсть таких семечек — и ни один лекарь не выманит вас из объятий смерти. Звучит чудесно, верно? — она пристально посмотрела на Ксавье. — Верно, миссис Аддамс, звучит впечатляюще. Откуда они у Оттингера? Сколько и зачем он съел? Может, время звонить 911? Он оглянулся в поисках телефона. Но в этот момент Юджин пошевелился и открыл глаза. Со второй попытки ему удалось сесть, опираясь на дрожащие руки. Он тяжело дышал и с трудом смог сфокусировать взгляд на Ксавье. — Торп? А ты здесь что делаешь? Тебя не должно быть здесь! И где Энид? Вдруг он схватился за горло и его вырвало прямо на пушистый бежевый ковёр. — Энид пошла на кухню, приготовить тебе мятный джулеп. Извинилась, просила передать, что будет к твоим услугам, как только закончит. Юджин, морщась от света, медленно осматривался по сторонам. Похоже, каждое движение отдавалось в голове сильнейшей болью. Его взгляд упал на пустую пробирку, потом на спущенные окровавленные брюки, на руки, на вымазанный спермой живот… — Бляяя… Юджин обнял себя за плечи и… затрясся в рыданиях. Ксавье ошеломлённо смотрел на него, не веря своим глазам. «Это отходняк». Похоже, он стал свидетелем чего-то очень важного, и, очевидно, не предназначенного для посторонних глаз. — Принести тебе воды? Тебе надо больше пить. Ты же обдолбался, Юджин, не делай из меня дурака. Тот ничего не ответил. Он оттолкнул от себя ногой грязный ковёр и продолжал вздрагивать, уткнувшись лицом в колени. Ксавье сходил на кухню, привычно запоминая обстановку и отмечая про себя мелочи, которые могли потом пригодиться. Ночь обещает быть интересной. Он вернулся в гостиную со стаканом воды и пачкой влажных салфеток. Юджин продолжал сидеть, сжимая колени. — Тебе бы в душ, Оттингер, и поспать. Но, извини, у меня другие планы. Я, конечно, не горю желанием говорить с тобой среди крови, спермы и блевотины, но и заботливо накрывать тебя одеялком не стану. Юджин вытер рукавом лицо, молча выпил воды, кое-как обтёрся влажными салфетками и поднял на Ксавье уже вполне осмысленный взгляд. — Что ты здесь делаешь? — Узнал, что тут бесплатный порнотеатр по вечерам, не мог не заглянуть! — Заглянул? — Юджин сплюнул в салфетку и с тоской посмотрел на мамин любимый ковёр, который был теперь безнадёжно испорчен. — А если серьёзно, Торп, зачем ты явился? Выкрасть меня в заложники? Убить? Не хочу тебя разочаровывать… — Просто поговорить! — Ксавье примирительно поднял руки вверх. — Я не действую вашими методами, Оттингер. Я пришёл узнать, почему ты работаешь на Уэнсдей Аддамс. Ну а вдруг она приковала тебя цепями или угрожает семье. Думал предложить тебе помощь. Но судя по тому, что я увидел, я жёстко просчитался. Юджин отвёл глаза. Он с трудом, держась за голову, поднялся на ноги и медленно направился на кухню. — Пойдём выпьем чая, Ксавье Торп, и спокойно поговорим. На кухне Юджин дрожащими руками поставил чайник и откопал в глубине шкафчика пару пакетиков ромашки, а после со вздохом опустился на стул напротив Ксавье. Тот задумчиво блуждал глазами по кухне, удивляясь, что за годы тут мало что изменилось, как, впрочем, и в остальной обстановке дома. — Мамы не любят перемен, — проследив за его взглядом, пояснил Юджин. — Большую часть времени они заняты благотворительными проектами и поездками по миру. Так что ты хотел узнать у меня? — Мне больше нет нужды задавать тебе вопросы. Я всё увидел своими глазами. Ты помогаешь Уэнсдей, потому что всё ещё влюблен в Энид Синклер. Юджин прикрыл глаза рукой. Ксавье смотрел на него со смесью жалости и понимания во взгляде. — Юджин, ты один из самых умных людей, которых я знаю. Ты талантливый учёный, ты видишь многое, что не способны увидеть остальные. Ну неужели ты не понимаешь, в какой пиздец Уэнсдей и Стая превратили Джерико? Ты должен лучше других знать, насколько противоестественно всё, что здесь происходит! Ты нарушаешь законы природы, Оттингер, и ты знаешь, что за это придётся заплатить. — Всё не так, Ксавье! — жалобно запротестовал Юджин. — Я помогаю им выжить, что плохо в том, что я делаю жизнь оборотней комфортнее? Поверь, ты преувеличиваешь вредность их влияния. В Джерико всё хорошо, все показатели свидетельствуют об улучшении жизненных показателей населения и его благосостояния, — Юджин почти дословно процитировал последний доклад Уэнсдей. — А то, что я увидел, ответь мне, как это вписывается в сказку о счастливой жизни? Ты, обдолбанный, дрочишь и мечтаешь об Энид, как сопливый школьник, в то время как она, вооружившись твоими же изобретениями, мечтает уничтожить мужчин как вид, и с одним как минимум уже преуспела! Как ты укладываешь это в своей голове, Оттингер?! Юджин разлил воду по кружкам и, помолчав, ответил: — Всё, что я делаю, в конечном итоге сближает меня с ней. Любовь не судит, Ксавье, понимаешь? Хотя откуда тебе об этом знать… — Она убийца. Она прикончит тебя из-за сломанного ногтя, не моргнув глазом, а ты тут распинаешься о любви! — А, то есть у тебя и твоей шайки исключительно благие намерения, и вы не собирались прикончить их первыми? — с издёвкой спросил Юджин. — Нет, я не убийца! — твёрдо взглянув ему в глаза, ответил Ксавье. — Тогда позволь поинтересоваться, что вы собирались делать? Раздать каждой из них по мужику и посадить у плиты? И все сразу станут счастливы, и равновесие, которое, как ты считаешь, было нарушено, вдруг восстановится? Ксавье, этот мир в Джерико уже существует, и он функционирует, нравится тебе это или нет. Ты можешь обезвредить меня, сдать ФБР, но поверь — теперь это уже никак не изменит ситуацию… Ксавье молча слушал монолог Юджина, думая о том, как сильно он ошибся на его счёт. То, что он здесь увидел… Нет, очевидно, что никаких его аргументов не будет достаточно, чтобы убедить Юджина перестать помогать Стае и Уэнсдей. Он ещё более одержимый псих, чем они. А это значит только одно… — …в общем, — продолжал Юджин, — это всё лирика. А суть такова. Я предлагаю тебе сделку. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда, это бессмысленно. Кроме того, твоя рабочая рука искалечена, так что сомневаюсь, что ты способен на подвиги. Но от тебя слишком много неприятностей, Ксавье Торп. Всегда так было. Давай так: у меня есть состав, который вылечит твою руку. Не моментально, но очень быстро. Я отдам его и вывезу тебя из города. За эту услугу ты навсегда забудешь обо всём, что тут видел, о Уэнсдей Аддамс и Стае, и никогда больше не ступишь на территорию штата Вермонт. Живи как хочешь, у тебя дохрена денег, рисуй — рука скоро восстановится, но не вмешивайся в наши дела никоим образом. Я договорюсь с Уэнсдей и выбью для тебя иммунитет. Поверь, я смогу это сделать. — А если я откажусь? — с сарказмом спросил Ксавье. — Ты знаешь, что не выберешься из города самостоятельно. И меня ты не убьёшь — твои же слова. Выбора-то у тебя, по сути, нет. — Но ведь я могу разболтать всем твой маленький грязный секрет… — Оборотни и слушать тебя не станут, а Уэнсдей плевать, — с показным равнодушием пожал плечами Юджин. Ксавье задумался. Он смотрел на дрожащие руки Оттингера, на его осунувшееся лицо, на то, как тот прятал взгляд… Он выгораживал Энид и оставался на её стороне несмотря ни на что, а ведь она была убийцей! Почему он так не мог? Разве дело было в совести? Ему ещё только предстояло это выяснить… — Чёрт с тобой, Оттингер! Ты, конечно, не убедил меня в своей правоте, но рука мне дороже. Она ужасно заживает, так что тащи сюда своё снадобье, и я готов уехать как можно скорее, только бы не видеть больше твою кислую влюблённую рожу. Живите как хотите, ты очень скоро убедишься, что никакие твои научные открытия не спасут их. Юджин усмехнулся и пожал плечами. Как был — в окровавленных штанах и испорченной рубашке, он вернулся в гостиную, где долго рылся в комоде, в котором хранил домашнюю аптечку. — Отвезёшь меня на границу с Канадой. И чтоб без фокусов, понятно? — Да-да, конечно, — рассеянно ответил Юджин, продолжая копаться в комоде. — Как скажешь, мы же договорились. Наконец он извлёк наружу маленький тюбик, на котором мелким неразборчивым почерком было написано длинное название. — Я где-то забыл очки, помоги мне пожалуйста прочитать, что тут написано? Не хочу, чтобы у тебя на ранах выросла шерсть! Ксавье подошёл и нагнулся к тюбику. Юджин вынул из-за спины левую руку с зажатым в ней шприцом и молниеносно всадил его Ксавье в шею. — Что ты… — только и успел сказать тот, отшатнувшись, прежде чем рухнул на пол. — Вот и чудненько, — заключил Юджин, выкидывая в мусорку шприц, и затем приблизил тюбик к глазам ещё раз, — мазь как раз та, что нужно, а мне пора в душ. Он, насвистывая, пошёл в сторону лестницы, на ходу стягивая рубашку. *** — Уэнсдей? Извини, что я так поздно. А, ты ещё не спишь… Вот и отлично. Мне нужно к тебе заехать. Да, это срочно. Я подъеду со стороны сада. Будь там через десять минут. Спустя ровно десять минут Уэнсдей, в неизменном брючном костюме, поверх которого был накинут длинный тёмный плащ, с сигаретой в руке, обтянутой белой атласной перчаткой, стояла у лестницы, выходившей в сад. Случилось что-то важное, что-то, что стоит знать только ей, раз он решил воспользоваться подъездной дорогой, идущей через сад. Оборотни там не ходят… Уэнсдей вдохнула ночной воздух, наполненный упоительным запахом цветущего дурмана. По гравию подъездной аллеи зашуршали шины старого Мустанга Юджина. Через несколько секунд машина с выключенными фарами вынырнула из темноты и остановилась напротив неё. Уэнсдей сделала шаг навстречу и замерла. На пассажирском сиденье, бледный и, похоже, в бессознательном состоянии, полусидел, полулежал Ксавье Торп.