Thousands of lies: Denouement

То утро было проклято. Лил сильный дождь, дорогу за городом завлекло туманом, и до места посреди леса, какого-то заброшенного бетонного здания, пришлось добираться дольше обычного. Юно редко бывал там и каждую поездку туда расценивал, как командировку. И сейчас ему, на мутную голову, нужно решать какие-то проблемы, но самым гадким было отнюдь не это. Он не помнил вчерашний вечер. Понятия не имел, что происходило после него, и из-за чего он решил поехать ночевать у На Джемина. Служанка в особняке встретила его лёгким замешательством, чуть напугано пролепетала, что господин На ещё не вернулся. Ему было плевать. На него, на завтрашнее утро, но то, что придётся контролировать Со Ёнхо. Он умылся, войдя в комнату, где однажды пришлось заночевать Сычену, запер дверь и рухнул на кровать, опуская веки. Спать не хотелось, а вот раскрошить кого-нибудь — ещё как, но Юно уже это сделал, за что ненавидел себя. Он насильно заставлял себя забыть случившееся, судорожный блеск в глазах напротив и прикосновение дрожащих пальцев к его щеке. К сожалению, оно осталось ожогом на коже. Это, как назло, единственное, что Юно помнил. Сознание всё не прояснялось, он ощущал слабость, потому не рискнул садиться за руль. Джемин опять пропадал где-то, и Юно забрал Ёнхо без предупреждения, без напутственных речей, благодаря которым мозг наёмника отключался, обнажая тупой и неоправданный трепет перед всеми, кроме Юно. По той же причине телохранитель обошёлся без завязывания тому глаз и наручников — Ёнхо, кажется, был не в настроении убивать без разбору и даже сумел узнать их водителя. Мун Тэиль говорил, что в последнее время его подопечный вёл себя довольно мирно и был общительным. Говорил, что впервые за столько лет увидел на его лице улыбку, хоть и неяркую и странную, как будто он не помнил, каково это, просто улыбнуться, выразить подобие радости. На Джемин ослабил контроль. Должно быть, занят кем-то другим, как думалось Тэилю, поэтому жестокость уничтоженного страхом Ёнхо его больше не увлекала. Это давало идеальную возможность сбежать и положить конец многолетнему кошмару, но Юно настоятельно порекомендовал не дразнить молодого господина, иначе ни доктор, ни Ёнхо не уйдут живыми. Наёмник послушно забрал пистолет, протянутый Юно, когда они подъехали к притаившемуся в зарослях бурьяна зданию с будто обглоданными до кусков заржавевшей арматуры бетонными тонкими стенами, с дырами в них вместо окон и проходом, у которого красовались яркие граффити — удивительно, что кому-то ещё пришло в голову сюда зачем-то ехать. Мокрое от бесконечных капель утреннего дождя, здание было похоже на несуразное, облезлое чудище. У него остановилось две чёрные машины, из второй вышло трое шестёрок. Они организованно разошлись по округе. Водитель первой поспешил к задней двери, открыл её и отдал раскрытый зонт вылезшему из салона Юно, который тихо приказал Ёнхо выйти. — Проверь тут всё, — он пропустил наёмника вперёд. Тот кивнул и накинул капюшон, оглядываясь. В нос забился запах мокрого асфальта. Юно, поморщившись, поторопился в какое-никакое, но укрытие. На первом этаже никого не было, и он поднялся по узким ступеням на второй этаж, тут же обнаруживая перед собой главную цель. Жирный боров, которого он вырубил в лесу на пробежке, был крепко привязан к хлипкому стулу. — Давно не виделись, — сказал телохранитель по-китайски. — Помнишь меня? Мужчина закряхтел, оскалился. Юно не доставляло удовольствия демонстрировать свои манеры, потому, приблизившись к нему ещё немного, он надел перчатки, достал пистолет. — Должен помнить, — не дождавшись ответа, проговорил Юно, обходя его. Порезы, оставленные им за ухом, загноились, лицо покрывали липкие капли испарины, его лихорадило. Грязные бинты на толстом левом запястье были пропитаны кровью — кажется, Юно перестарался. — Не трать моё время. Хочу отпустить тебя с миром, но только если скажешь, на кого работаешь. — Тебе, корейская мразь, я ничего не скажу, — гневно проревел боров. — Вы заплатите за то, что сделали. Если бы Доён не уехал так рано, он был бы до глубины души оскорблён такими словами. Хотя, иногда Юно всё чаще сомневался, что координатор действительно существует. Доён для него не имел физического облика. Он успел превратиться в искусственный интеллект, у которого есть только голос. — Вот как? — Люди Яо Линя потеряли из-за вас всё!.. — На кого ты работаешь? — вновь встав перед ним, повторил телохранитель. Наёмник гневно хрипел, сохраняя преданное кому-то молчание, и это стало последней каплей. Юно выстрелил ему в бедро. Пуля пробила плоть насквозь, раздался оглушительный крик. — Это не смертельно. Пока что. У тебя есть время передумать. — Ублюдок… Хочется убить. Раскрошить череп, превратить эту жирную тушу в отбивную, потому что сил заискивать и беседовать с подобными отбросами нет, да и смысла тоже. Действительно сговорчивые Юно никогда не попадались, и ему не хватало терпения и педантичности, которой обладал Ким Доён, чтобы найти с врагами общий язык. Координатор имел необыкновенный дар не только сдерживать гнев и неожиданную кровожадность Чон Юно — он знал, что хотят услышать люди, знал, что нужно пообещать, и как стоит надавить. Телохранитель прикончил изнывающего от чудовищной боли борова выстрелом в голову. Настала тишина. В шуме дождя Юно слышал, как Ёнхо убивал остальных — должно быть, кто-то пришёл с большой уверенностью в том, что получится спасти уже и так умиравшего наёмника… Из недолгих раздумий вырвал звук быстрых шагов. Кто-то забежал в здание, задыхаясь, но настигнувшая его пуля заставила упасть и молить о пощаде, но он не был услышан. Юно спустился на первый этаж и тут же наткнулся на Ёнхо. — Опусти пистолет, — его вредной привычкой было забывать, кто Юно такой, потому телохранитель частенько сам чуть не становился жертвой. Благо, он быстро сумел к этому привыкнуть. Вот только сейчас что-то было явно не так. Ёнхо не слушался. Он вытер с лица кровь и отошёл на шаг. — Не делай глупостей, — как можно убедительнее повторил Юно. — Нам пора домой. Хоть кого-то Юно способен был убедить. Этому пришлось учиться у Джемина и надеяться, что ему будут верить так же беспрекословно, как и молодому господину. Но Ёнхо верил не убедительному тону, а словам, что в его голове произносились голосом доктора. Ёнхо злился, но всегда приходилось сдаваться и смиренно возвращаться в мрачную обитель, в комнату, стены которой не давали продохнуть. Он всё чаще был сонным и раздражительным. Он не желал никого видеть, но каждый раз, когда Тэиль пытался уйти, хватал его за руку и прижимал к себе. Вдыхал его запах, касался через ткань рубашки выступающих позвонков и готов был взвыть от несправедливости. Он впервые ощущал себя иначе, был человеком. Они должны были сбежать, как только состояние Ёнхо улучшится, Тэиль обещал. Но Тэиль не мог так просто уйти… Его воля — единственное, что сдерживало, и из-за чего Ёнхо всё же опустил пистолет. Юно выдохнул и, убедившись, что гостей больше не будет, приказал шестёркам прибраться. Уже в машине ему зазвонил Доён, но впервые в жизни телохранитель отключил телефон и уткнулся взглядом в окно. Ёнхо смотрел на него странно и как будто решался что-то сказать, но всё тянул. — Что случилось? — заговорил Юно. Наёмник весь сжался. Тон главного подручного господина На ему всегда казался пугающими и высокомерным. — Вы не доложите о сегодняшнем? — Нет, — Юно мотнул головой и повернулся к нему. — В этом нет смысла. — Почему? — Потом узнаешь. Юно закрыл глаза, сжал челюсти. Почему-то на наёмника это всегда действовало — скрипучий голос казался диким, предвещал нечто нехорошее, если ослушаться. Ему почти раскрыли, что происходило. Юно бы сказал, вот только опасался за то, что они тогда не доедут до дома в целостности. Джемин вернулся рано. Юно прошёл в дом и увидел сперва его, но второй человек, что сидел к нему спиной и не спешил поворачиваться, заставил сердце забиться чаще. Он был неподвижен, его худые плечи опущены. Воображение рисовало страдание на его лице, и Юно впился в Джемина вопрошающим взором. — В чём дело? — он словно действительно был удивлён реакции телохранителя. — Почему он здесь? — Спроси сам. Думаю, он ждёт этого больше всего. Играть с таким Юно Джемину было крайне интересно. Пререкаться с ним, поддразнивать, в шутку уговаривать. Тогда он готов был наблюдать за ними всю ночь напролёт, пока вечер не подойдёт к концу, но Юно всё испортил. Очевидно, между ним и Дун Сыченом что-то происходило, вот только Джемина это совершенно не увлекало… Дун Сычен провалился в глубокий, мучительный сон только под утро. Он был оставлен настолько бесстыдно и неожиданно, что думал пойти следом и потребовать объяснений или хотя бы продолжения. Он ощущал, что это было искренне, и эта вымученная искренность ставила в тупик. Чон Юно ни за что бы… Сычен обернулся к ним, и в ту же секунду Юно направился прочь из зала. Его шаги раздавались эхом в огромном пространстве, они разрушали надежду Сычена на объяснения и обещали лишь долгие, испытывающие терпение разговоры с тем, кто преисполнен желанием насладиться его болью сполна. — У него есть свои дела, — Джемин улыбнулся. Его голос звучал так, будто он знал всё об этом мире, видел людей насквозь… — Я подожду его, — упрямо ответил Сычен, встав с дивана. — Мне нужно кое-что сказать. — Правда? Мало того, что ты по своей воле приехал сюда, так ещё и… — Если у Юно есть дела, то у тебя и подавно, — перебил его Сычен, разглядывая упирающиеся в высокий потолок стеллажи с книгами. Он ловко выцепил первую попавшуюся, дотронулся до тиснённых на обложке букв. — Можешь идти. Он не станет скрываться вечно. Он не ты. Джемин приблизился к нему стремительно, взял за руку и, встретившись с неожиданным сопротивлением, насильно потащил за собой. Сычену оставалось только теряться в догадках, проклинать тёмные коридоры и осознавать, что он не запомнил, как они оказались в спальне. Его кинули на кровать, высокое изголовье которой завивалось причудливыми коваными ветвями, и заставили запаниковать, впасть в агонию. Через плотные занавески не пробивалось солнце, но в полутьме Сычен видел, как с лица Джемина стирается улыбка. Молодой господин хотел играть иначе, его терпение закончилось, Сычен перешёл черту. Его запястья сдавило ремнём. Джемин, когда становился злым, будто забирал силы своей жертвы, оставляя ту погибать от удушающего страха. Но Сычен не боялся — только сначала, но после того, как его руки привязали к изголовью, стало абсолютно ясно, что это игра. Спектакль и месть, свершение которой было неизбежно. Оно значило конец для них. — Ты надоел мне, Дун Сычен, — Джемин стащил с его худых ног джинсы, затем подполз ближе, погладил по щеке. Он усмехнулся, когда Сычен дёрнулся в попытке снова дать отпор, и провёл пальцами по бедру. — Я же обещал, что это рано или поздно случится. Твой телохранитель хорош, правда? Кто бы мог подумать, что настолько… — Что ты несёшь? — еле придя в себя, спросил он. Джемин, насладившись истеричностью в прозвучавших словах, в нетерпении порвал на нём тонкую футболку. — Ответь, чёрт возьми! — Спросишь у него сам, — шёпот на ухо. Он словно облил Сычена ядом. — Весь вчерашний вечер был специально для тебя, представляешь? Ли Донхёк, Чон Юно… Тебе ведь понравилось? Шею обдало прохладным, судорожным дыханием, и затем Джемин поцеловал его. Впервые сам, впервые так настойчиво, развязно, требовательно. Сычена разрывало от отвращения, непонимания, он хотел исчезнуть. Где-то глубоко в душе болело настолько сильно, что он готов был закричать. Лишь бы Чон Юно нашёл его, лишь бы осознал мерзость своего молчания и желания решить всё за спиной Сычена. Он с трудом воспринимал это, как что-то реальное. На Джемин сделал всё, чтобы выбить почву из-под ног и сдержал обещание. Сычен с этим свыкся и не проронил ни звука, когда чужие пальцы больно стиснули рёбра, Джемин вошёл в него резким, свирепым толчком. Он улавливал редкие стоны молодого человека под собой жадно и делал всё, чтобы Сычен сломался по итогу и перестал сдерживаться, вот только добился только хриплого вскрика, когда Джемин, кончая в него, прикусил кожу на его шее так сильно, что Сычен снова стал вырываться. Джемин рухнул рядом. Его глаза были прикрыты, тонкие чёрные пряди прилипали ко лбу, грудь вздымалась от глубоких, нечастых вдохов. Он выглядел счастливым, удовлетворённым. Спустя минуту он поднялся, накинув на бёдра шёлковое одеяло, отвязал Сычену руки, и тот медленно опустился на кровать. Его душа словно была отделена от тела. Душой он давным-давно был дома — они сидели с Чон Юно в гостиной, наблюдая за лепечущим что-то в ветвях деревьев ветром, за тем, как лес медленно превращается в нечто опасное, но всё равно манящее, будто прекрасная серена. И они разговаривали так долго, что Сычен уснул в его объятиях. Сны были яркими, тёплыми, солнечными. Юно, прижимая его к себе, тихо рассказывал о чём-то — смело, живо делился тем, о чём никогда бы не смог заговорить в открытую. И им спокойно, хоть это и было чем-то необычным… Но теплом он был окутан чужим. Оно было неправильным, и Сычену от этого захотелось заплакать. Такое происходило всё чаще — он не замечал за рутинными делами то, как зрение застилала пелена, становясь затем влажными дорожками слёз на щеках. Но сейчас сдерживало собственное упрямство и гордость. На Джемин такой чести не удостоен. Он закурил, окинув неподвижно лежавшего Сычена флегматичным, высокомерным взглядом, силой подавил усмешку и затянулся, затем прильнув к его губам. Сычен ответил, углубив поцелуй и забирая из тонких пальцев сигарету. Это только его приём. Он несколько секунд думал над тем, что было бы неплохо оставить милому господину пару шрамов на память, но об этом пришлось забыть — над ним будут издеваться до тех пор, пока он либо сам не успокоится, либо не убьёт окончательно. — Эй, — страстный шёпот в губы, Джемин коснулся его живота, повёл ладонью вниз. — Ты просто не представляешь, как мне хорошо сейчас. — Наверное, это отлично, — Сычен облизнул губы, упёрся руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть, но тот не поддался. — Тогда… Дай мне уйти. — Нет, я ещё не получил, что хотел. — Да неужели, — Сычен затянулся, выдохнул дым Джемину в лицо, отчего тот ускорил движения. — Стой, пожалуйста… Сычен глубоко задышал, закрывая рот рукой и, не выдержав, излился на живот. Его тело пробило неприятно сладкой волной оргазма. — Не смей меня останавливать, — процедил Джемин. — Я всегда получаю то, что хочу, ты же знаешь. Ты — мой. — Хватит… — Что? — Джемин склонился над ним, провёл языком по ключице, оставляя метку. — Посмотри на себя. Ты всегда был таким непокорным, а на деле… Просто пытаешься скрыть, что тебе это нравится. — Нет, — голос Сычена задрожал. — Всё так, Дун Сычен, — Джемин встал с кровати, накинул на плечи рубашку и открыл шкаф. Немного покопавшись в нём, он достал чистую футболку и кардиган, бросил их рядом с Сыченом. — Можешь оставить себе. Кинув на прощание ещё пару слов, он вышел из комнаты. Сычен потушил окурок, зажмурился, сжавшись в комок, и его тело пробил холодный пот. Как же На Джемин любил оставлять его постоянно одного, ни с чем, а перед уходом говорить настолько ужасные вещи, что становилось тошно и противно. Понимания того, что всё сказанное им неправдиво и не имеет никакого веса в реальности, Сычену не хватало — он невольно соглашался, ведь Джемин знал, как давить. Интересно, знал ли он, какой эффект его слова производят на самом деле… Кое-как одевшись и застегнув пуговицу на кардигане ослабшими пальцами, он, недолго размышляя над чем-то, подошёл к окну и раздвинул тяжёлые шторы. Свет летнего солнца ослепил, залив задорными лучами маленькую комнату, и Сычен открыл дверь, несмело выходя в длинный сумрачный коридор. Неподалёку стояла служанка, как обычно тихая и как будто вовсе неживая. — Машина ждёт на парковке, господин, — она проводила его до ворот и поклонилась. — Счастливого пути. «Никогда сюда не возвращайся» — услышал он. Сычен кивнул ей и проследовал к машине. Застыл ненадолго, греясь на солнце и подставляя лицо нежным порывам ветра, затем сел на заднее сидение. Кинув быстрый взгляд на водителя, он вдруг окончательно потерял всю уверенность. — Я тут по своей воле, — Чон Юно повернул ключ зажигания, — Джемин ни о чём не знает. — Это хорошо, — Сычен уронил голову на спинку сидения, закрыл глаза. — Пожалуйста, увези меня отсюда. Он не был предан. Он решил, что верить телохранителю, никогда не игравшему против него и готовому помочь в любой момент, получалось намного лучше, чем На Джемину, который намеренно разрушал доверие Сычена и по какой-то причине стремился стать врагом. Он обязательно скажет Юно, что чувствует. Это не разочарование, это что-то глубже и сложнее. Сычен такого никогда не испытывал, и он боялся, что ему не дадут шанса, оттолкнут. Он всё ещё слишком плохо осознавал, что для него значит быть рядом с телохранителем. Он совершенно точно запутался в себе, в их отношениях, в том, как стоит воспринимать мир, где всегда, несмотря ни на что рядом с ним будет Чон Юно. — Ты… Ты когда-нибудь смог бы навредить мне? — несмело спросил Сычен. Они ехали по лесу Чонногу, куда иногда выбирались гулять вечером, когда Сычену плохо спалось. Ходили по освещённым фонарями тропам, и Юно рассказывал, что ему, вообще-то, не по душе болтаться по улицам ночью, потому что это рискованно, а ещё зябко. Он не из тех, кто мог бы легко подхватить простуду, но холода боялся так же, как и темноты. На вопросы Сычена о том, почему так (ведь это так не подходило суровому образу Юно), он пожимал плечами. — Это с детства, — он прячет руки в карманы куртки, улыбается еле заметно, и Сычен засматривается на ямочки на его щеках. — Смог бы, — Юно ответил не сразу. — Но я не хочу, чтобы тебе было больно. Он клялся всем богам, что убьёт Джемина, если тот ещё раз причинит Сычену вред. Если ещё хоть раз коснётся хрупких запястий и сдавит их, оставит багровые метки и синяки на почти прозрачной коже, если ещё хоть раз заставит пролить слёзы. Он будто бы делал это специально, словно намеренно уничтожал всех, кто был дорог Юно, оправдываясь благом для самого телохранителя. Юно всё чаще думал о том, что господин На панически боялся неповиновения и той силы, что была у его главного подручного, потому сдерживал её всеми способами. Сычен заснул. Он выглядел измотанным и слабым, Юно не хотел его будить. Если сделает это, не сможет уехать на задание, потому что его подопечный начинал злиться и обижаться, когда оставался в доме совсем один. Телохранитель, вздохнув, как можно осторожнее взял Сычена на руки и отнёс его в дом. Он не проснулся, даже когда Юно положил его на кровать и, не сдержавшись, медленно провёл пальцами по засосам на его шее и мелким синякам на груди. Он сглотнул, буквально заставив себя оторваться от Сычена, проверил, политы ли растения и ушёл. Земля в горшках была сухой. Насколько же взволнованным Сычен был со вчерашней ночи, раз такие сокровенные вещи для него потеряли всякий смысл… Сердце от этого болезненно сжалось. Что же Юно наделал? Телохранитель, вернувшись в машину, уронил голову на руль, прикусил губу. По его спине пробежал холодок, он закрыл окно. Склонность мёрзнуть даже летом иногда его раздражала, он чувствовал себя ещё уязвимее, он казался самому себе безмерно жалким. Ему вспомнилось, как Сычен коснулся его лба своим, явно опасаясь, что Юно простынет, и как засмеялся, заметив на его лице смущение и испуг. Ему с трудом удалось стряхнуть с себя необъяснимое наваждение. Он закурил, набрал номер доктора Муна, вновь открыв окно. Ещё одно дело на сегодня было связано с Со Ёнхо и желанием Сычена. Правда, никаких разговоров Юно с господином На не вёл… Считалось ли это своеобразной местью, он судить не мог. — Госпожа Со звонила вам? — вместо приветствия спросил телохранитель. — Я выставлю это обыкновенным заданием, но в таком случае нам нельзя ехать в медцентр… Что? Со Ёнхо сбежал. Пошёл на ужасно отчаянный шаг, бросив доктора на растерзание жестокому, и так в последнее время не видящему меры господину. Никто не подозревал, что самому наёмнику было неясно, что делать, куда идти. Он был ведом лишь одной идеей — скрыться, но ему так и не суждено было узнать, что это невозможно. Господин На собственноручно вживил под его кожу отслеживающее устройство. Это стало очередной маленькой, но смертельной тайной и утехой, что по итогу оказалась ужасной скукой — наёмник слишком быстро потерял разум и боялся окружающего его мира настолько сильно, что сопровождающий его на заданиях Чон Юно и вечно дежуривший возле него доктор Мун стали своего рода спасением. Только в редкие периоды ремиссии он смел поднять взгляд, тщательно, уже в тысячный раз изучить сад за окном и попросить у Тэиля привезти ещё книг, ведь смысл слов не терялся где-то в подсознании, не спутывался в тугой узел, который невозможно развязать. Он чувствовал себя самым счастливым, потому что доктор Мун сплетал их пальцы и не уставал повторять, что он любит его. Ёнхо, наверное, тоже любил. По крайней мере, ему в такие минуты становилось до дурноты радостно. Он плакал, прижимая к себе доктора, и отпускал, только когда мог хоть немного успокоиться. — Я хочу, чтобы это всё закончилось, — шептал Ёнхо, сжимая Тэиля в объятиях с такой силой, словно пытался растворить его в себе. — Я хочу быть с тобой. Чтобы ты всегда был рядом. — Со Ёнхо… — Не бросай меня. — Не брошу, только, — Тэиль невесомо поцеловал его в предплечье, — Делай, как я говорю. На Джемин нас не тронет. Он добивался мира для него. Убеждал Джемина в том, что Со Ёнхо привык быть верным, и новые манипуляции могут сделать только хуже. Он оказал на молодого господина огромное влияние, уберёг от проблем, и лечение наконец-то приносило свои плоды. Разум наёмника не мутился, но тот стал пугающе часто рассуждать о побеге. Он грезил им, даже не осознавая, чем всё обернётся. А Тэилю и догадываться не приходилось, что Ёнхо найдут, несмотря ни на что… Ему и самому с огромным трудом удалось остаться в здравом рассудке, когда он вернулся в уже пустую комнату с новой книгой в руках. Как это произошло, было загадкой, но Джемин узнал обо всём сразу. Тэиль почти распрощался с жизнью, когда увидел его. Он давно свыкся с тем, что молодой господин всех в чём-то подозревал, однако неожиданные и яркие вспышки ярости каждый раз казались чем-то новым и по-особенному разрушительным. — Найди его, Чон Юно, — приказ Джемина прозвучал вместо привычно мягкого голоса доктора так внезапно, что Юно вздрогнул. — Держи себя в руках, — отозвался он и выключил телефон. — Сумасшедший… Такое случалось впервые. Это разительно отличалось от того, о чём его просил Сычен, но почему бы и не предположить, что Юно правда выполнил его просьбу. Он до сих пор помнил, как Сычен смотрел на него, как волновался, когда они поссорились, и как доктор Мун потом с горькой улыбкой назвал его неразумным, наивным ребёнком. Юно согласился. Когда Сычен становился таким, с ним проще было договориться. Юно сверялся с присланными координатами, внимательно следил за дорогой, что по итогу привела его к кромке лесного массива. Местность казалась знакомой, но рисковать и идти вглубь он не решался. Только пройдя вдоль по трассе, он обнаружил заросшую тропу, по которой давным-давно никто не ходил. Был полдень, небо завлекало тучами, поэтому Юно собирался управиться до заката. Он был уверен, что ему не придётся опять блуждать в неизвестных зонах по темноте, но у Со Ёнхо были на него явно другие планы. Телохранитель заходил всё дальше в лес, тропа и вовсе исчезла, только под ногами иногда хрустели мелкие сухие ветки. Он остановился, осмотрелся. Ёнхо был поблизости, скрывался где-то в тени, не позволяя свету выдать его, ведь это единственное, что ему оставалось. Он заплутал в роскошных лесах Чонногу, почему-то не допустив мысли пойти более безопасным и лёгким путём. Будто почуяв внутреннее негодование Юно, наёмник начал быстро приближаться к нему. Его шумное дыхание в какой-то момент стало осязаемо, он накинулся на телохранителя, чуть не повалив его с ног, пытался отобрать пистолет, но Юно вывернулся. Он не успел достать пистолет — под рёбрами от тонкого лезвия ножа бешеной пульсацией отозвалась боль, срывая с губ хриплый вскрик, тело стало ватным, невероятно тяжёлым. Из последних сил он снял пистолет с предохранителя и смазанно выстрелил в сторону наёмника, попав в колено. Это поумерило его пыл, не оставив выбора — он мог только ждать того, что его найдут и всё-таки вернут туда, где ему суждено провести всю свою жизнь. — Вот же конченный! — злобно, надрывисто выплюнул Юно, прислонившись к стволу дерева. — Какого дьявола ты делаешь? — Мун Тэиль… — простонал Ёнхо. — Мун Тэиль должен быть в порядке. — Что? — Он тоже уйдёт, — еле как поднимаясь, уже более сдержанно ответил Ёнхо, отступая от телохранителя всё дальше. — Он обещал. Он со всем разберётся. — Ты… — Юно, почувствовав тошнотворный привкус железа во рту, сплюнул кровь. — Хватит преследовать меня. Просто передай господину На, что все его угрозы бесполезны. Почему-то Юно в ту секунду показалось, что Со Ёнхо абсолютно нормальный. Почему-то именно поэтому он по итогу отпустил его, для галочки сообщив обо всём Джемину и дав Ким Доёну новое поручение — наблюдать, отслеживать и по возможности держать под контролем. Юно поблагодарил бы Джемина за его склонности психопата, воображающего себя выдающимся хирургом, но, всю жизнь пробыв свидетелем подобных зверств, он так и не научился их игнорировать. Чувство отвращения каждый раз заставляло отворачиваться. Со Ёнхо накинул капюшон, скрыв крупный рваный шрам на шее, и развернулся к нему. — Ты, пёсик, тоже в конце концов сбежишь, — с презрением сипло сказал наёмник. Юно мог убить его, мог приказать это сделать шестёркам, но он обещал о другом. Тот, кому давалось слово, сейчас лежал в его пустом, мрачном доме совершенно один, разбитый и сломленный бесчисленными издевательствами не только над телом. Телохранитель с омерзением вытащил нож, совершенно теряя силу. Только каким-то чудом ему удалось дойти до машины и набрать нужный номер. Уже через пару-тройку гудков в динамике раздался голос. — Госпожа Ча, вас не затруднит приехать, ведь так? — собранно сказал он, дрожащими пальцами касаясь живота. — Я на Бугаксан-ро, вызовите скорую. Он прикрыл глаза, отключая телефон. В голове с бешеной скоростью метались мысли — тревожные, яростные, расстраивающие. Юно старался уловить хоть одну, но пришлось быстро сдаться. Он провалился в мучительную, лихорадочную полудрёму. Ему снились леса Чонногу — умиравшие, словно уже наступил ноябрь, и шептавшие ему едкие проклятия. Они дразнили, сводили с ума, прятали в костлявых голых ветвях дьявольскую усмешку. Юно бежал от них прочь, пытался найти укрытие, однако лесному чудовищу не было конца. Из-под земли вырастали мрачные тени, их широкие, мало похожие на человеческие улыбки были нарисованы кровью и с сумасшедшим бегом времени становились гримасами ужаса. Из-за них он потерял голову. В страхе стать такой же тенью он истошно закричал, взял пистолет и выстрелил… Невыносимый грохот заставил широко распахнуть глаза, подскочить и тут же скорчиться от боли. Чон Юно был в своей спальне — уже тёмной, ведь солнце клонилось к закату, и очень тихой. Он успокаивался долго, оглядывался, словно впервые оказался в такой ситуации, и не сразу смог понять, что в его ладони лежал пистолет. Неужели он… Раздался стук в дверь. Несмелый, еле различимый, потому Юно ничего не ответил, продолжая пребывать в ступоре. — Хён? — стоило Сычену позвать его, как телохранитель тут же напрягся и направил на него пистолет. Сычен даже не дрогнул, только замедлил шаг. — Ты дома. Госпожа Ча привезла тебя в ужасном состоянии, ты проспал почти сутки… — Ты в порядке? — будто на автомате спросил Юно, прожигая его взглядом. Сычен поставил поднос с едой на прикроватный столик, сел с краю. — Я? Почему я должен быть не в порядке? — Потому что На Джемин опять унизил тебя. Сычен внимательно изучал его лицо, точёное тело, вздувшиеся на руках вены. Было похоже на то, что Чон Юно умер, и его подменили кем-то другим, но всё это звучало абсурдно — Чон Юно ни капли не поменялся. Он всё так же был готов нажать на курок в любой момент и бросить колкость в адрес Сычена, вот только явно не сейчас. — Это всего лишь игры, — Сычен смутился, невольно касаясь шеи с расцветшими на ней отметинами. — Забудь об этом. — Никогда больше не суйся туда, ясно? — Тебе холодно? Это то, по чему Юно порой скучал. То, из-за чего был вынужден привязаться, а затем возненавидеть себя самого. Полная вседозволенность отчаявшегося мальчишки, которого все используют, головокружительная взбалмошность Дун Сычена, которая всегда была обаятельна, вновь подействовала, как наркотик. Его миниатюрное, но невероятно горячее тело было слишком рядом и становилось только ближе. Сычен заставил подвинуться, сам лёг под боком, выпутал из чужих пальцев пистолет, убрал его подальше и набросил на них одеяло. Дыхание Юно было по-прежнему сбивчивым, он готов был опять заворчать и уйти куда-нибудь, куда Сычену нет доступа, но жажда протеста отступала. Сычену нужен хоть кто-нибудь. — Забудь о нём, — мягко прошептал он, аккуратно обняв телохранителя. — Хотя бы ненадолго. Тебе нужно согреться.