МАГМА

***

Мир, в котором сейчас живут люди не был таковым всегда. Многие годы творился хаос, что приносили с собой люди с суперспособностями. Они грабили, били, насиловали, отбирали последнее…, но на сколько ли процентов эта правда является правдой? Чон Чонгук, альфа двадцати пяти лет, привык жить просто. Выполняет задания, получает деньги. Родителей он и вовсе не помнит, только лишь мамины карамельные глаза записались на подкорку сознания. Ещё в мальчишестве попал в приёмную семью, что дала кров и мало-мальски хорошее обращение, а после и вовсе ушёл на службу. И вот уже на протяжении семи лет является агентом компании, что обязана истреблять остатки людей с суперспособностями. Они – зло! Так гласят все вышестоящие чины. Да и подтверждением этих слов является каждая схватка с такими людьми, если их ещё можно так назвать… Все шрамы на теле альфы показывают их зверство, но, к сожалению, в голову и мысли не приходит, что они лишь пытаются защититься… спастись. Сегодня у Чона выходной, который был безуспешно просран в ТикТоке. Только вчера закончил важную миссию, справился на ура, так что на сегодня начальство выписало выходной, а с завтрашнего дня и вовсе идёт в заслуженный отпуск. Всем отделом уговаривали альфу наконец отдохнуть. Этого «трудоголика», как звал его любимый хён, палками нужно на отдых отправлять. Смотря сейчас в зеркало, умываясь, Чонгук пытается вспомнить свой последний отпуск. Кажется… да, точно. Он был три года назад, только и с него вышел раньше положенного, ведь высидеть дома одному не получилось. Это же та ещё каторга. Хоть делом займётся. После принятия холодного спасающего душа, Чонгук отправился на кухню. Времени уже под девять вечера, а и крошки во рту не было. Не порядок. Только не успев и дойти до холодильника, Чон слышит звонок входной двери. Долго думать, кто же это мог прийти не приходится. Чонгук немного по жизни дикарь, потому это стопроцентно Мин Юнги. Тот самый старший и самый любимый хён. Можно сказать семья одного Чон Чонгука. – Мелкий, ты специально дверь со скоростью улитки открывал?! – Мин заходит достаточно бодро и весело, хотя по его вечно энергозберегательному режиму такого и не скажешь. – Я принёс нам выпивку, потому что сегодня у меня выходной, а завтра вечером у тебя самолёт, ты бухать не сможешь! – и пошёл себе в комнату оставляя чуть подвисшего младшего на пороге собственной квартиры. Как только на минуту замороженный Чонгук оттаял, сразу поспешил за старшим. – Это какой ещё самолёт? Куда это я лечу? – засыпает Мина вопросами, пока тот выставляет бутылки виски на стол. – Ну вот тебе вроде двадцать пять, а тупыми вопросами сыпешь как будто пять, – деснёво улыбается, потирая руки. – Давай сядем, выпьем, ты немного успокоишься, и я тебе всё поведаю. Ты пьяненький мне больше нравишься. «Да, конечно, пьяным я на любую твою авантюру соглашаюсь», – думает Чон. – Мелкий, садись уже давай. Чего как неродной? – Подожди, старый. Я штаны натяну и вернусь. Наливай пока, – Мин кивнул, а Чонгук ретировался в спальню. То, как они обращаются друг к другу всех ставит в ступор. То, что Юнги называет Чонгука мелким, логично – тот на десять лет младше, да и считай отца заменил в начале карьеры, да и по жизни. Альфа совсем слабеньким пришёл в часть, жизни не видел, но упорства было не занимать. Тут Мин и решил взять под своё крыло. А вот что этот оболтус его старым звать будет по прошествии лет старший как-то упустил. Да и не смущает это его, чего менять. Знает, что Чонгук им безумно дорожит, а это так, ответка за мелкого. Как же младший бесился с этого лилейно протянутого «мелкий» поначалу. А вот сейчас тоже привык. Это уже закон их взаимоотношений. Четыре часа спустя: – … вот скажи мне, ты когда последний раз в отпуске нормальном был? – Т-три года наз… – Н-нееет, не тогда, когда ты ко мне помогать сор-рвался, а когда ты отдыхал! И вот эти пьяные дебаты длятся уже на протяжении часа. Именно час назад Юнги поведал что летит Чонгук завтра на море, в хороший отель и будет чилить две недели под солнышком. На что сначала получил ступор, а потом возмущение и по-детски надутые щёки. – Я… я не помню, – и будто осознав всю бренность и серость своей жизни осел младший. И что ли согласившись продолжает. – Ну а дел-лать я там что буду? Я же с ума сойду. Да и ещё и так долго! – Как что? Ты молодой и смазливый. Найди себе курортный роман на эти две недели и оторвись по полной. Мне тебя в твои двадцать пять учить омежек снимать? – ухмыляется, играя пьяными бровями. – На крайняк позагорай и просто ничего не делай. Это отдыхом называется, а то ты уже и слово такое забыл, наверное. – Омежек… хён, ты же знаешь, что я истинного жду. Я не хочу по-другому, – а вот это уже плохой знак. Если Чонгук вслух произносит по отношению к Юнги «хён», обязательно жди нюней и розовых соплей об истинности, романтике и любви до гроба. – Чтоб раз и навсегда, – а лицо такое, будто разрыдается в секунду. – Так, отставить нюни. Вот и поищешь эту свою истинность на моречке. Как раз и фигурку в купальничке оц-ценишь… Проговорили альфы тогда до глубокой ночи. Темы были разные, только уже весьма пьяную голову Чонгука мысли об истинном не отпускали. Это уже больная тема. Когда тебе восемнадцать ты не думаешь о ней, о своей паре. В тебе бушуют гормоны. В двадцать альфа понял, что не хочет интрижек, хочет семью. Работа уже улажена, его ценят, и несмотря на весьма молодой возраст он на хорошем счету компании. По возвращению домой Чонгук хотел видеть любимого омегу, домашнего такого, мягкого и нежного, слышать маленький топот ножек по полу, и счастливое «отец». Да, для многих это странные мечты для двадцатилетнего альфы, но Чону, у которого почти и не было этой семьи безумно хотелось создать свой островок спокойствия, любви и тепла. Потому в свои двадцать альфа и решил ждать, верить и искать свою пару. Лишь гон проводил с проверенным омегой, ведь подавителей для альф нет, а терпеть ужасную боль было невозможно.