***
Октавия просыпается от тряски. В первые секунды ей даже кажется, что она вновь посреди умирающей Галанезии, чью поверхность точно так же сотрясают падающие астероиды. Страх захватывает всю сущность девушки, сердце начинает учащённо биться, перед глазами вспыхивают образы умирающих сестёр, горящего неба, огромных столбов дыма, криков паники и ужаса. И лишь различив приглушённые голоса поблизости, она постепенно успокаивается, вспоминает, что находится на Земле вместе с братом… После чего паника захлёстывает её с удвоенной силой. Голову пронзает воспоминание о том, как их с Тресом находят те двое, Леви и Ханджи, и как Леви их вырубает. Сейчас их куда-то везут: в лучшем случае — в тюрьму, в худшем — на опыты. Попытки освободиться не дают результата, и пленница решает, что стоит продолжать притворяться бессознательным телом, чтобы в крайнем случае суметь застать людей врасплох. Спустя время, девушка слышит всё больше и больше голосов, из чего делает вывод, что они в городе, и, судя по длительности поездки, уже не в том, где разбился челнок. Ещё через пару минут движение останавливается, она ощущает, что её куда-то несут, потом — повороты и спуски по лестницам, затем — чувство опускания на пол, холод которого просачивается даже сквозь ткань балахона. Мрак рассеивается, и галанезийка видит, как человек выходит, закрывая дверь клетки… нет, тюремной камеры, если верить полученным воспоминаниям. — Пока будешь сидеть здесь, — произносит мужчина, бросая на неё мимолётный взгляд серых глаз. Октавия, хоть и понимает не всё, но старается улавливать суть. — Твой… товарищ в соседней камере, пока в отключке. С ним всё в порядке, если переживаешь. Говорю сразу, не хочу, чтобы ты орала на весь штаб, требуя свободы или ещё чего. В углу ведро с водой, надеюсь, ты хотя бы умоешь лицо и руки. После этих слов Леви покидает помещение, а девушка продолжает сидеть на каменном полу, перебирая ворох мыслей и собираясь с духом. «Похоже, пытать нас не планируют, во всяком случае пока. И Трес, если верить словам человека, совсем рядом, буквально за стеной. Хоть так. Думаю, бежать смысла нет, наверняка поймают, и тогда, точно, поступят жёстче. Надеюсь, они не решат сжечь нас или что похуже. По крайней мере, этот Леви не кажется враждебным, скорее отстранённым. Его холодность пугает, но в тоже время… притягивает? А эти глаза цвета серой гончарной глины…» Октавия не замечает, как погружается в свои мысли всё глубже, а на щеках в который раз за день расцветает розовый румянец. Вот только на сей раз, помимо него, постепенно возникает новое, ранее неизвестное для девушки ощущение.***
— …место падения, но ничего не находим, кроме обломков… натыкаемся на девушку, вырубившую… идём по следу из её волос… тайный культ во главе с… Леви не вслушивается в доклад, который Ханджи представляет Эрвину. Он, как обычно, молча сидит в кресле, потягивая чай, размышляя о недавних событиях и, как ни странно, о той самой девушке: Кто она, каким хером её глаза меняют цвет, причём на цвет его глаз, как давно Шадис подрабатывает в качестве верховного сектанта, почему тот второй отличается от неё, хотя они явно близки… какого хуя вообще происходит?! Мало им столетий под гнётом титанов и прорыва Марии, так теперь ещё и с небес падают непойми кто, и им, блять, разведке, приходится всё это расхлёбывать. — Леви. Надо будет допросить её, кажется, она кое-как, но понимает наш язык, и говорить, вроде бы, способна… — Леви. Даже жаль её, ведь за неё возьмётся Ханджи. Пусть она не титан, но зная энтузиазм Четырёхглазой… — Леви! Последний окрик Зоэ выводит того из раздумий, и мужчина поворачивается в её с Эрвином сторону. — Не ори так, Четырёхглазая, бесит. — Ты, наконец, учишься спать или просто слишком активно думаешь о нашей гостье? — спрашивает учёная, делая многозначительный акцент на последних словах. Игнорируя её, он переводит ожидающий взгляд на Эрвина. — Леви, — начинает Смит, — из рассказа Ханджи выходит, что вы обнаружили рядом с местом падения объекта странную девушку, которая как-то повлияла на вас и скрылась в лесу, после чего, по оставленным ею клокам волос, был обнаружен тайный культ во главе с командующим Шадисом, поклоняющийся этой девушке и другому существу, прибывшему с ней. — Да, всё так, — подтверждает капитан. — Что ж… с командующим я разберусь позже, надо будет наведаться к Закклаю. Пока что решим вопрос с той девушкой. Хотелось бы самому побеседовать с ней, но, с учётом незнания нашего языка, это проблематично. — В таком случае, выдадим ей перо с чернилами и посадим за парту, — угрюмо говорит себе под нос Леви, поднимаясь. — Если на этом всё, я пойду. Начавший было поворачиваться в сторону двери, капитан слышит голос Эрвина. — Не совсем… у Ханджи есть идея, как помочь существу с изучением языка. И почему я чувствую, что идея полная хуйня, и каким боком касается меня? — По мнению Ханджи, при вашей первой встрече она не понимала вообще ничего, только использовала язык жестов, но, после контакта с вами, каким-то образом изучила язык, пусть и не до конца. — И? — Возможно, при большем числе соприкосновений с людьми, она сумеет восполнить пробелы, и тогда у нас получится разузнать всю информацию о том, кто она и откуда. — Звучит красиво, только не ясно, каким местом к этой теории пришит именно я? — А таким, Леви, что её глаза сменили цвет, причём ещё до физического контакта с нами, и именно на твоё грозовое небо, — встревает Ханджи. «Какого хуя все те, с кем я хоть иногда общаюсь в жизни, сравнивают цвет моих глаз с ёбаным грозовым небом?» — думает он про себя, надеясь, что хуже уже не будет. — Из чего я делаю вывод, что с тобой у неё некая связь, которая может быть нам полезна. Проще говоря, ты — лучший способ обучить её. Несколько сеансов держания за ручки, и она быстренько заговорит по-нашему, — улыбается учёная, довольная своей теорией. Хуже будет. — Ханджи… ты… Он хочет что-то сказать, но в конце концов лишь глубоко вздыхает: — Хорошо, я понял. После чего тихо добавляет: — Было бы проще, отдай ты мне приказ, Эрвин… Я свободен? Последний смотрит на своего товарища с лёгкой улыбкой, кивая. Когда за Леви закрывается дверь, а шаги постепенно удаляются, Эрвин обращается к Ханджи: — Скажи честно, Ханджи, ты ведь специально выбрала именно его на эту роль? Ведь коснуться можно кого угодно? — Ну, насчёт их связи я серьёзно, — отвечает женщина, таинственно сверкая очками. — К тому же, ему полезно чаще общаться с противоположным полом, а то ходит вечно мрачный и недовольный. — Вот оно как… хм, я тоже временами думаю об этом. Возможно, ты права, и у них что-то да получится. А пока, как насчёт партейки в шахматы? — как ни в чём не бывало интересуется Смит. — С удовольствием, — отвечает Ханджи, пододвигая кресло ближе к столу.***
Тем временем, сидя за решёткой, Октавия продолжает думать об этом странном маленьком человеке, так нагло бередящем её разум. К тому же, странное чувство где-то между ног, по-прежнему, нарастает, и галанезийка догадывается, в чём дело. На Галанезии половые органы начинают формироваться только ближе к совершеннолетию, до которого ей ещё далеко, но видимо адаптация организма решает иначе, и сейчас именно новая часть тела требовательно взывает к себе, пробуждённая от мыслей о её мужчине. Да, то, о чём ей говорила в детстве бабушка, похоже, случилось. Она зафиксировалась на Леви или, как говорят местные, запала. Не в силах больше сдерживаться, Октавия медленно разводит ноги и опускает руку к промежности, накрывая ту ладонью. Хоть и мало, но она помнит обрывки разговоров сестёр и отрывки из книг, что тайком читала. Начинает водить рукой по обретённому органу, стремясь унять этот зуд, но особого эффекта не выходит. Как вдруг, искра удовольствия пронзает мозг, рука двигается более избирательно, пока не ощущает некий бугорок сверху, слегка пульсирующий. Понимая, что эта точка имеет первостепенное значение, девушка медленно и размеренно поглаживает его, чем вызывает новую волну счастья. Не переставая стимулировать… клитор, да, так кажется это называется, она засовывает в себя палец второй руки, ощущая сильную влажность внутри. Почти сразу рефлекторно добавляет второй палец, начиная двигать ими взад-вперёд, испытывая невероятный восторг и слушая мелодичные хлюпающие звуки. Ненадолго достав пальцы, она находит причину звуков — тягучая прозрачная субстанция покрывает их, и даже при разведении в стороны продолжает скреплять «нитями», что выглядит довольно забавно. Порыв возникает быстрее, чем Октавия успевает осознать, и ведомый им язык слизывает эту слизь. Вкус слабый, чуть солоноватый, хотя куда сильнее возбуждает сам факт смакования своих же выделений. Возвращая пальцы на место, Октавия продолжает совершать поступательные движения, иногда, прерывая их, сминает грудь под изодранным галанезийским платьем, акцентируя внимание на затвердевших сосках, параллельно всё сильнее теребя клитор. С её губ пытаются срываться стоны, но она пока что успешно их подавляет. Чавканье от обильно выделяющейся смазки, уже успевшей немного стечь на пол, усиливается, точно так же, как и образы Леви в голове галанезийки мелькают всё чаще. Щёки буквально пылают, может даже показаться, что она больна, но эта болезнь призвана нести лишь блаженство. Наконец, ощущения достигают пика, рука, ласкающая клитор, расплывается от быстроты движений, ноги раздвигаются на максимальную ширину, глаза закатываются, и… …Голова Октавии едва не раскалывается от мириадов взрывающихся в ней сверхновых звёзд. Протяжный и оглушительный стон оглашает пространство тюремного этажа. Возможно, даже Трес, наконец, очнулся от его громкости. Ноги мелко дрожат, из влагалища вырываются небольшие струйки жидкости, падающие на пол. Небесная сестра тяжело дышит, лёжа на спине со всё ещё раздвинутыми, согнутыми в коленях ногами. Ей кажется, что сейчас она испытывает величайшее в жизни чувство, равного которому нет, и что, наверное, стоит поблагодарить Леви в будущем за то, что он существует в этом мире. По крайней мере, этот несносный зуд, наконец, исчез. Вдруг, в не до конца очнувшееся сознание Октавии проникает звук хлопка входной двери и следующие за ним шаги по лестнице, которые явно приближаются. Со всей доступной моментальностью она вскакивает с пола, пытаясь скрыть следы своего недавнего самоублажения. Времени искать более разумные варианты нет, и Октавия просто хватает ведро с водой, разливая её по полу. В этот момент из-за поворота показывается фигура Леви и останавливается напротив решётки, за которой стоит испуганно-смущённая пленница. Он переводит хмурый взгляд сначала на мокрый пол, затем на неё, после чего обречённо вздыхает: — Отлично, помимо всего прочего ты ещё и безрукая. Не буду даже спрашивать, что произошло и почему у тебя красное лицо, но сдаётся мне, что ты пытаешься окончательно превратиться в ручей, чьи звуки постоянно издаёшь. Октавия молча и внимательно слушает, старается понять смысл слов. — Короче, теперь я твой учитель, поздравляю. Будешь меня… трогать, — от этого слова Леви передёргивает, — и если теория Ханджи подтвердится, то скоро сможешь понимать наш язык и говорить на нём, что значительно облегчит всем жизнь. Примерно понимая сказанное, Октавия впадает в ступор. Только что пропавшее чувство зуда снова зарождается в глубине её организма.…