Любовь со звёзд

      — Что ты..? — глаза Леви округляются в несвойственном ему ужасе.       Октавия вздрагивает. Прядь спутанных волос падает на вытянутое удивлением лицо, а белые брови выгибаются в дугу. Она сделала что-то не так?       — Выплюнь эту мерзость.       Машет отрицательно головой. Леви, что был и так раздражен всем тем геморроем, который свалился ему на голову, злится пуще прежнего. Он делает шаг в сторону иномирянки и грубо хватает её подбородок.       — Я. Сказал. Выплёвывай, — чеканит он каждое слово.       Леви уже собирается засунуть свои пальцы в плотно сомкнутый рот, словно в пасть дворняги, что украла кость со стола, но в этот момент в тёмном коридоре слышится звук тяжелого глотания. Леви видит, как по горлу Октавии идёт волна. Просто с ума сойти.       Она широко распахивает глаза, белые ресницы трепетно дрожат, точно крылья бабочки. В темных глубинах её зрачков мелькают отблески непознанных миров. Они напоминают Леви россыпи звёзд в бескрайнем небе. Он сам не замечает, как пальцы, которые ещё пару секунд назад крепко сжимали женское лицо вдруг ослабевают. Они проходятся неожиданно нежным касанием по коже — Леви становится интересно, какая она на ощупь.       Гладкая. Мягкая.       Желанная.       Леви сводит брови на переносице. Да что происходит? Это чокнутое создание, что стоит перед ним, творит уму непостижимые вещи. А он, в свою очередь, стоит на месте, бестактно трогая чужое лицо и силясь унять аритмичное биение сердца. Странная мысль посещает голову Леви, однако ничего сделать он не успевает.       Октавия делает это за него.       Тень качнулась, когда в свете горящих лампад она уверенно подаётся вперёд. В груди будто случается кульбит. Леви остается на месте, а Октавия ловит его губы своими. Невесомо и коротко — ей ещё страшно. Она прижимается к Леви, чувствуя тепло его земного тела. Бабушка была права — люди ощущаются совсем по-другому. И поэтому мужские губы сначала кажутся Октавии странными. Однако она готова любить их до своего последнего вздоха. Ведь эти губы, это тело — его.       Октавия дарит Леви свой первый поцелуй и надеется на взаимность. Именно так это называют жители Земли. Когда в ответ на проявление любви человек обнимает другого, крепко держа его в своих руках. Проявляет заботу и нежность. Безвозмездно посвящает другому собственное сердце.       Ладонь мягко проходится по щеке, вынуждая Октавию отпрянуть от своего мужчины. Его глаза цвета грозового неба встречаются с её — такими же глубокими и синими. Она выжидающе смотрит на Леви расширенными зрачками, изучая внешность, каждую морщинку, особенность и изъян на его лице. Однако последнего найти она всё же не может. Для неё он — воплощение всего того, что Октавия считала идеальным.       Рот Леви всё ещё приоткрыт, он обрывисто втягивает через него воздух. Октавия слышит и чувствует всё — мурашки, бегающие по спине, мускусный запах его кожи, сильно бьющиеся сердце в груди. Внутри неё тоже происходят перемены. Будто при прыжке с огромной высоты, её охватывает волнение и предвкушение неизвестности. Бабушка говорила, что мужчины опасны, но Леви — другой.       — Я доверилась тебе, — произносит Октавия, с непоколебимостью смотря ему в глаза. — Доверься и ты мне.       На деле же ей хочется прошептать в его губы фразу «я люблю тебя», однако Октавия стесняется. Есть сомнения, что на земном эти слова не выразят всю ту глубину чувств, которые она испытывает по отношению к Леви.       Да, признание можно и отложить. Сейчас нужно попытаться найти зацепки в камере, где держали Треса. Интуиция подсказывает Октавии, что брат не оставил бы эмбриона просто так, а значит — случилась беда.       Она хотела ступить шаг в сторону, однако за её предплечье хватается Леви.       — Стой.       Октавия оборачивается и клонит голову набок, вопросительно глядя на него.       — В следующий раз прополощи свой рот, прежде чем целовать меня.

***

      У Треса ломит тело. Оно у него ещё молодое, слабое. Более того, после деления часть его сил утратилась. Трес чувствовал себя будто обнажённым. Поэтому его было так легко снова усыпить.       Он смотрит вниз — на нём одежда явно не подходящая ему по размеру. Чёрный, похожий на мундир верх и брюки из плотной кожи.       Трес продолжает изучать всё вокруг. Он оказался в каком-то тёмном помещении, похожее на очередную тюремную камеру, в которой ему не раз посчастливилось побывать со времени его падения на Землю. Глазам всё ещё тяжело привыкнуть ко мраку, однако Трес цепляется взглядом за поражающие своей красотой витражи. Красные, синие, жёлтые кусочки стёкол выстроены в интересные мозаики. Тресу не удается рассмотреть, какой же сюжет изображён на них. Но он понимает, что находится не в маленькой комнате, а в месте, где возвышаются сводчатые потолки и пламя свечей отражается на мраморных стенах…       Похожих на стены церкви, куда его выкрал культ?       Поразмыслить над этим Тресу не дают шаги, что эхом раздаются из глубины коридора. Там, во мраке теней, шаркающей походкой к нему медленно ступает Вигинти.       — Мой дорогой друг, — его голос обволакивает Треса, словно мягкий покров млечных галанезийских туманов, — мне жаль, что пришлось ещё раз вколоть тебе препарат. Однако теперь ты должен быть бодрым и полным сил.       На лице мужчины прорезается слабая улыбка. Он подходит ближе к Тресу и проводит ладонью по его лбу, убирая назад слипшиеся пряди серебряных волос.       — Тлумао д’эхьяр. Я бы с этим поспорил, Вигинти.       — Правда? — удивляется он.       Тресу кажется, что его сопланетник лукавит. Но всё же кивает и надеется получить объяснения.       — Где моя сестра? — хрипло произносит он. — Моя сестра Октавия.       Вигинти его словно не слушает. Вертит головой, что-то тихо шепчет, бормочет и осматривает Треса как экзотическую зверушку в клетке.       — Сёстры… Матери… — продолжает бормотать он. Его пальцы касаются округлых ушей. — Иметь семью это величайший дар, не находишь? Величайший дар… которого можно лишиться в мгновение ока. Чтобы защищать её нужно быть сильным. Ты это понимаешь, Трес?       Но Трес молчит. Всё ещё пытается понять намерения Вигинти. Его странные действия переплетаются с правильными мыслями, из-за чего в голове происходит диссонанс.       Слышится недовольный вздох и характерный цокот.       — Это тело тебе не подходит, — Вигинти наконец делает неутешительное умозаключение.       Тускло-красные глаза Треса расширяются в недоумении.       — Но оно моё.       Вигинти прикладывает ладонь к своему рту, чтобы сдержать смешок, однако попытка проваливается. Раскатистый смех завибрировал эхом в этих стенах, вынуждая Треса вздрогнуть.       — Ты — естественнорождённый галанезиец! — с воодушевлением возражает Вигинти. — Тебе дарованы способности, коих не видели галактики. Неужели хочешь, чтобы они навеки остались в тебе? Нераскрытые и утерянные?       — Я… не уверен, что справлюсь.       Сильные руки опускаются на слабые плечи. Трес вскидывает голову, чтобы посмотреть в пугающие своей холодностью глаза галанезийца. Только тонкая улыбка, такая добрая и радушная, продолжает украшать его угловатое лицо.       — О, не беспокойся, Трес, — произносит Вигинти и наклоняется к нему. Тихий шёпот касается ушей. — В тебя верю я. И этого уже достаточно.       Мужчина щелкает пальцами. В эту секунду в большой зал входят знакомые Тресу люди. Лиц их он, конечно, не видит — они скрыты за серыми капюшонами, однако догадаться, что эти земляне — часть культа, было не трудно.       В прошлый раз они восхваляли Треса. Кланялись ему в ноги и читали молитвы. Кладя руку на сердце, культисты приходились ему по душе. А потому Трес не чувствовал страха. Более того, рядом с ним был Вигинти — преданный друг его отца и единственный, с кем ему удалось нормально поговорить. Трес верит, что ничего плохого не случится.       Люди в балахонах окружают его, становясь в круг. Они соприкасаются друг с другом ладонями и создают неразрывное кольцо.       Трес облизывает губы и намеревается спросить, что ему делать. Однако его прерывает мягкий голос Вигинти.       — Друзья, — начинает он, делая медленные шаги вокруг создавшегося кольца. — Готовы ли вы даровать Небесному брату свою жизненную силу?       — Да, мейстер, — в унисон отвечают люди.       От удивления у Треса открывается рот. Он взволнованно сглатывает и пытается всматриваться в лица окруживших его людей. Бесполезно — они все скрыты чёрными тенями.       — Тогда, — Вигинти разводит руками в стороны, словно приглашая, — начинайте подношение.       Люди зашептали. Сначала неразборчиво, тихо. Трес нахмурился, пытаясь разобрать их несвязную речь, а потом замирает — он слышит родной галанезийский.       — Эланту, ан’дурати… дандии. Илуван’дари кандисант!       — Отлично, продолжайте, — сквозь поток слов прорезается голос Вигинти.       Двое людей, что стояли прямо напротив Треса, вдруг разъединяют руки. Они протягивают их ему навстречу. Так маняще.       — Шиндари валандри, моран’да квелита!       Стены начинают дрожать. Трес отчетливо заметил это. Вместе с этим дрожать начинает и его слабое тельце, кажущееся ему теперь таким слабым и несуразным.       Он протягивает свои тонкие ручки в ответ. Ногти впиваются в бледную человеческую кожу. С потолка на голову ему начинает сыпаться всякая труха и застарелая пыль.       — Поддайся же, Трес! — взывает Вигинти. Улыбка его сочится сладким ядом. — Прими ту силу, которую дарят тебе твои подданные! Ты ведь хочешь защитить нашу дорогую Октавию?       Трес жмурится. Острая боль сковывает его тело, вынуждая пронизывающий крик вырваться наружу. Он воет, мычит и продолжает до крови впиваться в руки землян. Ногти разрывают кожу, Трес проталкивается ими ещё глубже. В людях он видит источник неиссякаемой силы. Отныне они принадлежат ему. Он словно пьет их, смакует каждую частицу их нутра, чувствуя, как выламываются под натиском этой силы собственные кости. Они растут на глазах, удлиняются. Боль такая адская, что хочется умереть.       Однако кто тогда позаботится об Октавии?       Рык рвётся из Треса. Он кричит так, что из ушей стоящих в кругу людей ключом бьет кровь. Но они продолжают читать мантру:       — Квин’дари ман’дри, космоси анделина!       Кажется, что стены этой церквушки вот-вот треснут и обрушатся прямо на них. Тресу плевать. Он всё продолжает поглощать дарованную ему энергию. Она стремительно перетекает из людских тел в его — растущее, преображающееся.       Треса трясёт, он бьётся в конвульсиях и истошно кричит в один голос с культистами.       Происходит настоящее чудо.       Больше. БОЛЬше. БОЛЬШЕ.       Трес готов выжать всё до последней капли. Людская раса кажется ему теперь ничтожной. Мелкими жуками, которые раздавятся с приятным чавкающим звуком, если на них наступить. Эти мысли вызывают на его лице улыбку.       Он видит перед собой длинные ноги, сильные руки, перепачканные человеческой кровью. Это его новые конечности.       Его новое тело.       Миг — и он разжимает пальцы. Разрывает кольцо. Крики прекращаются.       Трес чувствует невероятную силу.       Люди замертво падают вниз. От них остаются лишь кости, обтянутые тонкой кожей. Пустые оболочки. На большее они и не годятся.       Новые ощущения наполняют Треса целиком. Делая глубокие вдохи и выдохи, он поднимает голову и видит, как над ним возвышается Вигинти.       — Поднимайся.       Трес подчиняется. Медленно встает на свои преобразившиеся ноги и слегка покачивается с непривычки. Он теперь выше своего сопланетника.       — Позволь мне взглянуть на тебя, — Вигинти с восхищением улыбается.       Перед ним стоит настоящий галанезиец — тёмный колосс, вытянутый во тьме. Его фигура, высокая и стройная, возвышается над мужчиной. Словно лук, готовый выпустить смертоносную стрелу в сердце тех, кто осмелится встать на его пути. Длинные белые волосы Треса реками струятся по широким плечам. Сквозь эти блестящие пряди торчат характерные для его народа заостренные уши. Бледный цвет кожи контрастирует с чёрным одеянием, что сидит на нём теперь безупречно. Высокие скулы и острый подбородок более не выдают в Тресе мальчишку. Он им больше и не является.       Во мраке отчетливо горят его наполненные невероятной силой глаза. Кроваво красные, похожие на галанезийский цветок Лизэриса, что издавна ознаменует начало войн и символизирует несокрушимую власть.