Новогодние Трабблы

      С того дня, когда Клод и Эсмеральда приехали в Болонью, прошло уже пять лет. За это время у них родилось двое детей — увы, третий ребёнок умер, не дожив до года — и сейчас Эсмеральда вновь была беременна. Порой Клод задумывался о том, чтобы прибегнуть к способам избегания зачатия, которые когда-то, как и прочие священники осуждал. Конечно, он не верил в то, что Эсмеральде будет довольно попрыгать поочерёдно на одной и другой ноге или привязать к бедру мешочек с пеплом костей черного кота. А вот мешочки, закрывавшие орган, выглядели куда убедительнее…       Впрочем, всё это были мелочи в сравнении с главной печалью Фролло. Переехав в Милан, он сразу получил должность преподавателя канонического права. Сразу рассчитывать на более высокую должность он не мог: слишком отстал от научной мысли, да и здесь не Франция, а ему нужно досконально изучить местные особенности юриспруденции. И так в сорок лет он оказался едва ли не в начале жизненного пути. Когда же Клод оборачивался в прошлое, то приходил к выводу, что особо ничего не добился — и это страшно угнетало.       Он чувствовал, что становится необычайно раздражительным, чего с ним прежде не случалось, он мог прикрикнуть и на Эсмеральду, и на детей, и на прислугу. После он всё же успокаивался, но предотвратить такие ситуации не получалось.       В один из дней он вспомнил об алхимии, в которой уже было разочаровался. Но чем чёрт не шутит? По крайней мере здесь, в Болонье, ему доступны новые знания. Быть может, он наконец приблизится к разгадке философского камня? Или даже сможет его создать? Все эти духоподъёмные мысли взбодрили Клода, и он с рвением принялся за работу.       Однако прошло более полугода, а он так и не продвинулся дальше, несмотря на все новые знания и новые тигели. И всё же он чувствовал, что осталось немного, а потому продолжал день за днём закрываться в подвале и без устали делать расчёты, отмерять ингредиенты и нагревать смеси в колбах.       — Скоро Рождество, — как бы между делом сказала Эсмеральда во время ужина.       — Да, — машинально ответил Клод, размышляя о том, что будет, если изменить пропорции серы и ртути.       — Снова этот камень? — устало и раздражённо спросила Эсмеральда. — О нас уже слухи ходят, что ты колдун! Опять…       — Глупости! Это наука, а не колдовство!       — Расскажи это нашим соседям или торговцам на рынке.       В поисках и экспериментах Клод провёл оставшиеся недели до Рождества, лишь краем сознания отмечая всё большее количество горящих свечей в венке. Но на этот раз его мало волновали мессы, мистерии и гуляния. Эсмеральда же только качала головой, когда он спускался в подвал.       Четвёртый Адвент прошёл незамеченным, и Сочельник ждала бы та же судьба, если бы Эсмеральда не заслонила собой дверь в подвал и не заставила Клода угрозами идти вместе с ней и детьми в церковь. И как бы ему ни хотелось остаться, он подчинился, и они не только посетили праздничную мессу, посмотрели вертеп и поужинали.       И всё равно вечером он сбежал в подвал. Но… всё без толку. Клод уронил голову на руки и вздохнул. Боже, помоги ему! Нет, он и в самом деле не достиг ничего. Он с тоской смотрел на свинец и ртуть в колбе и думал лишь о том, что же нужно изменить для достижения этой великой цели, этого эликсира философов, великого эликсира… В колбе тем временем получилось то же, что и всегда, то есть — ничего. Клод взглянул на часы — была уже почти что полночь, а после этого времени надлежало на двенадцать дней прекратить любую работу, кроме подготовки к празднованию. Потому он вытряхнул остатки экспериментов из колб в ночной горшок, вымыл и ушёл спать. Правда, в этот раз в обычную вечернюю молитву он добавил ещё и просьбу о помощи с философским камнем.       На следующий день он спустился в подвал, пока Эсмеральда накрывала завтрак, но ничего необычного не увидел. Только страшный бардак. Почему-то после начала совместной жизни с Эсмеральдой даже организованный хаос перестал ему нравиться. Он обвёл свой импровизированный кабинет взглядом и уже хотел уходить, как вдруг заметил, что за столом что-то блеснуло. Клод обошёл его и едва не упал: обычный его ночной горшок сверкал золотом!       Фролло коротко помолился Богоматери, прося о защите, и осторожно, одним пальцем, коснулся ведра. На ощупь оно было такое же, как любой металл. Тогда Клод вспомнил всё, что знал о чистом золоте, и попробовал смять стенку ночного горшка пальцами — она поддалась. Он нашёл своё кресло и рухнул в него, чувствуя, как по лбу стекают струйки пота.       — Где ты? Ты даже сегодня решил работать? — сердито воскликнула Эсмеральда, распахнув дверь в подвал.       — Подойди… сюда… — срывающимся голосом ответил Клод.       Она спустилась и, подойдя к нему, посмотрела на золотой ночной горшок.       — Что это за… чертовщина?.. — в ужасе ахнула она наконец.       Клод сполз на пол, пошарил в ночном горшке и вытащил красный полупрозрачный камень неправильной формы и размером с детский кулак.       — Я могу ошибаться… но, кажется, это… фило… философский… к-камень…       — И что это?       — Это?! О-о-о, это… он превращает металлы в золото, он дарует бессмертие и исцеляет любые болезни, но главное — духовное освобождение, абсолютная свобода!       — Превращает в золото? — с горящими глазами переспросила Эсмеральда.       — Да, — устало улыбнулся Клод, начиная приходить в себя.       — И ты теперь перестанешь ворчать на всех вокруг?       Вместо ответа Клод только обнял её и предложил вернуться к завтраку.