время первых.

— это таблетки, — немного нервно отвечает Романов, проворачиваясь лицом к мужчине. — да я понял, что не конфетки, — Михаил потирает лоб, — ты наркоманом решил стать? — что? нет, — Саша хмурит брови, еще больше входя в ступор, — с чего ты так решил? — у них название странное, ты от меня прячешь… погоди-ка, ты все полгода на этой дряни сидел? — от удивления Московский широко раскрывает глаза. — да не наркотики это, придурок! — шипит Александр, указывая на кровать, — сядь, я все объясню. — ну давай, я внимательно тебя слушаю, — москвич садится на кровать и смотрит на парня, ходящего из стороны в сторону. — да, именно на этом я сидел все полгода, но это не наркотики, — вожатый останавливается перед мужчиной, — это антидепрессанты. мне прописал их психиатр. доволен? — ты ходишь к психиатру? — он шумно выдыхает, сводя брови, — так вот оно в чем дело, а я то думал… извини. — проехали, — Саша нервно садится рядом, — я собирался тебе рассказать, но попозже. а сейчас я не хочу ничего обсуждать, давай ложиться спать. — ладно, как скажешь, — Миша обнимает любимого человека за плечи и тянет за собой на кровать, поправляет одеяло и гасит свет, только после этого обвивает обеими руками и целует в макушку, вспоминая про сообщение Зилант про сон, — доброй ночи. — хороших снов, — петербуржец утыкается носом в теплую шею Михаила и довольно быстро засыпает, первое время спокойно лежа. Московский же специально не спит, решая прислушаться к словам подруги и последить за тем, что может вообще произойти во сне, ведь она бы просто так не стала что-то подобное советовать. в спокойствии и тишине проходит около пятнадцати минут и Миша уже собирается начинать засыпать, но ощущение того, что холодая рука Романова сжимает рукав его футболки отгоняет сон. далее он ощущает мелкую дрожь, которая пробивает уснувшего рядом парня и мужчина немного отодвигается, чтобы посмотреть на лицо любимого человека, тут же снова сильно удивляется от вида слез. такое бывает, что человек плачет, пока спит? он встречается с таким в жизни впервые, это пугает, но вместо того чтобы просто слезть с кровати и уйти подальше, Миша осторожно прижимает Сашу к себе и целует в макушку, поглаживает по спине и старается успокоить. — тише, тише, все хорошо, — шепотом произносит москвич, продолжая гладить и замечая, как быстро на кровать запрыгивает и устраивается комочком за спиной своего хозяина Нева, начиная тихонько мурлыкать, — спи спокойно, — последний раз произносит он и негромко выдыхает, ощущая, что и рука разжата, и дрожь прекращается. быстро сопоставляя все факты, вожатый понимает, что у парня сильно повреждены нервы и расшатана психика, скорее всего, внутри у него скапливается много негативных эмоций, которые находят выход через слезы во сне. стоит немного углубиться в эту тему и что-то почитать, в конце концов, спросить у Камалии или даже Василисы, чтобы не сделать ничего лишнего и обеспечить ему комфорт вокруг. и как он не замечал этого раньше? обнимая покрепче, мужчина тоже засыпает. утро плавно занимает свои права и будильник звенит в шесть тридцать. оба вожатых просыпаются и поднимаются с постели, Невы уже нет в комнате, наверное, через окно выбежал погулять. — доброе утро, — сонно тянет Саша и берет воду с тумбочки, потому что пересохло в горле. — доброе, — кивает Миша и обнимает его со спины, упираясь лбом в плечо, — выспался? — да, — сухо отвечает Романов и запускает в чужие волосы свои пальцы, поглаживая и растрепывая их еще больше. — вот и хорошо, — мужчина поднимает голову и прижимается к щеке, оставляя там поцелуй и шумно выдыхая, — что снилось? — ничего не снилось, — Александр берет полотенце и предметы личной гигиены, поворачивает голову и целует любимого в висок, — пойдем. — угу, — Московский берет все необходимое, без предупреждения поднимает сонного парня на руки и, не встречаясь с сопротивлением, выносит из корпуса на улицу, относя в уборную, защищая от утреннего холода своими теплыми руками. — таксист, — негромко шутит петербуржец и кладет голову на чужое плечо, закрывая глаза. — зато твой личный таксист, — Миша тихо смеется и ставит его на ноги около раковины, — я тебя люблю. — мм, я тебя тоже люблю, — все еще сонно мычит Саша и опирается руками об раковину. — готов к походу в музей? — Московский начинает умываться холодной водой и посматривает на просоночное состояние возлюбленного, которое все еще такое же сильное, — это у тебя от таблеток так? — да, на оба вопроса да, не жужжи под ухом только, — Романов тихо выдыхает, говоря это не со зла, — голова болит. — хорошо, — москвич вытирает лицо и целует парня рядом в висок, после начиная чистить зубы, — как скажешь, родной. — спасибо, — Александр открывает воду в кране и умывается, помогая себе быстрее стать бодрым, затем чистит зубы и вытирается, подходя к выходу, — если ты закончил, то можем идти. — да, я заканчиваю, — Михаил зачесывает волосы и подходит к тому, кого любит, укладывает руки на его боках и нежно целует в губы, надеясь, что хотя бы утренние нежности помогут парню расслабиться и не нервничать до приема таблеток. он ожидает того, что его сейчас просто оттолкнут и попросят не бесить этим всем, но этого не случается, его с такой же нежностью целуют в ответ, еще и за шею обнимают, отстраняясь лишь тогда, когда заканчивается воздух. тут же на лестнице появляются Бьерг и Вэйно. первый все так же спокоен, а второй смотрит на обнимающихся вожатых у выхода и улыбается. — я же говорил тебе, что у них все хорошо, — четко и без эмоций произносит Меларен и проходит к раковинам. — доброе утро! — Гельсингфорс заскакивает в уборную, — я рад, что вы помирились. — и вам доброе утро, — выдыхает Московский, смотря на зашедших коллег, — по другому не могло быть. — мы после второго завтрака выходим из лагеря, вы готовы? — Романов смотрит на иностранцев все еще не отойдя от сна до конца, — идти далеко. — да, я уже рассказал Бьергу о том, что нам около часа идти, — финн кивает и начинает утренние процедуры. — не забудьте взять для себя и отрядов в столовой что-то перекусить, мы вернемся только к середине тихого часа, — Миша берет Сашу за руку и выводит к лестнице, — а мы пойдем. — хорошо, — швед крутит ручку крана и наклоняется. вожатые старшего отряда возвращаются в корпус и Михаил заправляет за ними кровать, в то время как Александр достает кошачий корм и миску, насыпая туда еду для Невы, чтобы он поел, когда вернется со своей прогулки. — Сашенька, а что ты вчера подарил отряду за победу? — мужчина присаживается на корточки рядом с ним. — если им понравилось, то ты увидишь, — Романов слабо улыбается и поворачивает голову к москвичу. — уверен, им понравилось, — Московский улыбается в ответ поднимается, протягивая руку, — а расскажешь мне подробнее о том, что с тобой происходит? — да там и рассказывать особо нечего. сначала я пошел к психологу, он направил к психиатру, поставили диагноз и выписали препараты, — петербуржец берется за его руку и поднимается, — поэтому тебе придется потерпеть немного такого недоедающего спокойного меня, невеселого или раздраженного, смотреть на эту вот трупную физиономию и... — ничего не придется мне терпеть, я тебя любым люблю, — Миша делает шаг ближе к стене, заставляя вожатого в нее упереться спиной, ставит рядом руку и тихо выдыхает, — не говори о себе плохо, ты в этом не виноват. в конце концов, это лечение, которое тебе необходимо. ты не можешь повлиять на действие таблеток. — это ты сейчас так говоришь, — Саша укладывает ладонь на чужой ключице и опускает взгляд в пол, тихо выдыхая, — потом ты устанешь от этого и тебе надоест, что я ничего не выражаю почти постоянно. — не надоест, — он касается его щек руками и осторожно поднимает голову, заглядывая в серые глаза, — я люблю тебя, понимаешь? я за тебя беспокоюсь. мне хватит сил находиться рядом с тобой в любом твоем состоянии, мне не так сложно отказаться от веселых вечеров с выпивкой, потому что тебе алкоголь нельзя на препаратах, я готов сидеть рядом с тобой хоть сутками напролет, даже если из-за таблеток у нас в корне поменяется досуг. прекрати так плохо думать, никуда я не уйду, ты заслуживаешь ухода за собой, любви и заботы. — я даже не знаю сколько мне еще лечиться, а ты про готовность смотреть на все это, — Романов перекладывает обе свои руки поверх его, — в конце концов… ты вовсе не обязан отказывать себе в чем-то только из-за того, что мне это нельзя. — не дури, ничего мне без тебя не надо, — Михаил с нежностью целует парня в лоб, — пойдем отряд будить. — да, пора бы уже, — Александр легко ускальзывает от возлюбленного и берет из тумбочки колонку, после чего они вместе идут в детские комнаты и прерывают сон подростков. отряды недовольно выходят из корпусов и идут на водные процедуры, а после возвращаются и переодеваются, чтобы пойти на зарядку и на завтрак. Московский после подъема следует за петербуржцем через весь лагерь в сторону инструкторской, чтобы он там уточнил у Василисы какие-то подробности, касающиеся похода в музей. может он и не хочет видеться с ней без особой на то причины, но хочет как можно больше времени находиться рядом с Романовым, мало ли его отсутствие заставляет парня нервничать. они вдвоем заходят в инструкторскую и Калинина ласково смотрит на внука, а презрение оставляет на долю мужчины за его спиной, но ничего не говорит по этому поводу. — доброе утро, Сашенька, ты что-то хотел или просто так заглянул? — женщина поднимается с места и обнимает его. — доброе, бабуль. я по делу, — вожатый слабо улыбается и садится на один из стульев, — я хотел спросить у тебя, что будет в дорогу детям на перекус и нужно ли другим вожатым самим идти в столовую и получать еду. — да, нужно будет задержаться в столовой, я уже отнесла сухпайки туда ровно на то количество детей и вожатых, которые сегодня идут в музей, — Василиса опирается рукой о стол, — а ты до завтрака еще не сделал необходимое? — хорошо, — он кивает, — можешь не подбирать слова, Миша уже знает. нет, я помню, что на голодный желудок таблетки пить нельзя. — ну хорошо, — главная вожатая выдыхает и мельком смотрит на москвича, — это все? — да, теперь нам пора бежать, у детей скоро зарядка, — Романов поднимается с места и идет к двери, — еще увидимся. хотя стой, когда родительский день? — завтра будет. Святогор и Софочка тоже приедут, — она произносит с теплотой их имена. — понял, спасибо, — петербуржец дергает ручку двери, готовясь выходить. — ты пока иди, я догоню, — Михаил оборачивается к парню и приподнимает уголки губ, дожидается, когда он уходит и смотрит на удивленную женщину, — Василис, я все понимаю, ты меня не любишь и тебе не нравится факт наших с Сашей отношений больше прежнего, но мне нужно с тобой поговорить о кое-чем очень серьезном, это как раз его касается. — еще б ты мне нравился, — Калинина фыркает и закатывает глаза, садясь на свое место, — давай говори уже, что тебе надо. — Саша рассказал мне про то, что наблюдается у психиатра и принимает таблетки, в том, что он стал закрытым и недоверчивым я виноват сам и не отрицаю этого, хочу исправить, — Миша шумно выдыхает и опускает взгляд в стол, — но я не понимаю, как мне это сделать, как обеспечить ему комфорт и помочь. я не знаю, к кому еще, если не к тебе, подходить с этим вопросом. — я бы сказала тебе отвалить от него, но это вряд ли случится, — главная вожатая подпирает голову руками, — да и ему легче от этого явно не станет… ладно, черт с тобой, помогу, лишь бы ты больше его до истерик не доводил и не добивал окончательно. — спасибо, — голубые глаза снова смотрят на женщину и читается в них искренняя благодарность. — во-первых, самое главное, что тебе нужно сделать, так это свести до минимума нервотрепку касаемо ваших отношений, доказать, что он тебе правда нужен любым, во-вторых, не доводи его больше до слез, если они не от радости, в-третьих, позволь ему заново к тебе привыкнуть, покажи, что у вас все хорошо, — она слабо хмурит брови, сама не веря в то, что действительно помогает москвичу наладить отношения со своим внуком, — не нужно на него давить. помимо постоянного спокойствия у него все таки случаются резкие вспышки эмоций, это могут быть и хорошие, и плохие. постарайся с ним почаще быть рядом, сразу успокаивать если что-то не так. я знаю, что он сейчас сильно загоняется по поводу того, что может надоесть близким людям своим принудительным равнодушием, но ты покажи ему, что это не так. тебе придется терпеть и это, и обратное поведение, если психиатр решит что-то поменять в лечении и заменить одни таблетки другими. он тебя терпел и ты его потерпи, тем более у него может случиться рецидив после того, как он закончит курс лечения, а ты должен быть рядом. понял? — да, я тебя понял. спасибо огромное еще раз, — Михаил кивает, отходя к двери, — после лагеря я останусь с ним рядом и постараюсь сделать все то, что от меня требуется. — замечательно, теперь можешь идти, он небось тебя уже заждался, — Калинина встает с места и уходит в одну из комнат инструкторской. мужчина выходит на улицу и идет в сторону корпусов, чтобы присоединиться к утренней зарядке. быстрый темп ходьбы позволяет ему сделать это очень скоро, так что уже через минуты три он останавливается около любимого человека и обнимает одной рукой за бок, наблюдая за тем, как дети сходятся в одну толпу и начинают танцевать. где-то рядом бегает Нева, усаживаясь на траве и начинает вылизываться. сразу же вспоминается, как этот кот, будучи еще котенком, сворачивался комочком на коленках своего хозяина на подоконнике. — ты уже сообщил о том, что еду выдадут и просить ничего не придется? — негромко спрашивает Миша, наклоняясь к уху. — да, я уже рассказал об этом Ками, а она остальным, — Саша встает чуть ближе и слабо улыбается, — а почему ты задержался в инструкторской? — нужно было обсудить с Василисой одну вещь, — Московский на несколько секунд утыкается носом в темные волосы, — все хорошо, мы спокойно с ней поговорили. — вот и замечательно, — Романов бросает короткий взгляд в сторону машины, которую разбил, но ничего не говорит, переводя внимание на любимого человека. — а зачем ты спрашивал про родительский день? — теплая рука осторожно начинает гладить чужой бок. — я просто соскучился по сестре и дедушке. давно не видел Софочку, а со Святогором был около месяца назад, — Александр смотрит на время, — строй отряд на завтрак, уже пора. *** время пролетает совсем быстро. после первого завтрака Романов выпивает таблетку, а почти все время уборки корпуса сидит в вожатской комнате с Московским и Невой, общаясь на отвлеченные темы и иногда выходя в детские комнаты, чтобы проследить за тем, как там все продвигается. Михаил же, когда его возлюбленный отлучается на короткие промежутки времени, быстро читает в интернете о том, как правильно себя вести с человеком на антидепрессантах и что значат слезы и дрожь во сне, как поступать в таких ситуациях, что может их вызвать и что делать ни в коем случае нельзя. осознание того, что в будущем может быть очень трудно, приходит довольно быстро и за чтением закрепляется. наверное, не каждый бы стал брать на себя такую ответственность и ушел бы при первой возможности, но такие трудности его совсем не пугают, он готов, ведь это касается того, кого он любит и не хочет потерять. осталось придумать, как обеспечить Александру комфорт не только днем, но и во время сна, чтобы он мог спокойно спать и не нервничать даже во время отдыха. но больше его по прежнему удивляет лишь то, что Нева, только заметив мелкую дрожь своего хозяина, очутился на кровати тут же, ускоряя процесс его успокоения. сейчас и выбор стоит: карьера и учеба или нахождение рядом с Романовым. но сам мужчина это таким сложным не считает, ведь не собирается выбирать что-то, кроме хорошего состояния возлюбленного и его самого, учеба все равно очно-заочная, а на работе его постоянное присутствие совсем не требуется, она может и подождать, так что он принимает решение вновь пожить с ним в Петербурге до необходимого момента, не потащит же в ненавистную Москву и без того подавленного и морально сломленного человека, которому и в хорошем состоянии там никогда не нравилось. далее москвич вбивает название таблеток в поисковик и читает побочки… его не пугает возможное снижение либидо у принимающего, все таки интимная близость для него в этих отношениях не главное, а вот строчка про суицидальные мысли настораживает. лишь бы до этого не дошло. скоро проходит и второй завтрак. отряды строят около инструкторской и всех пересчитывают несколько раз. время первых почетно встает в самое начало в подаренных им футболках с названием отряда. через пару минут присоединяются и вожатые, вынося большой флаг лагеря на деревянной лакированной палке, который вручают командиру шестого отряда, а Вика же с гордостью и честью его принимает, чтобы нести и время от времени передавать другим командирам. в большом составе дети разных возрастов и семеро вожатых выходят через калитку за инструкторской и рядом с бассейном, кто-то начинает петь песни, кто-то просто разговаривать между собой, но все широко улыбаются, заходя на лесную тропу. Зилант и Артем Валерьевич, как главные вожатые похода, идут впереди всех, поддерживая песнопения среди отрядов. остальные вожатые раскидываются по бокам от колонны и только Саша с Мишей замыкают его, следя за всеми детьми сзади, чтобы точно никто не отстал и не потерялся. у каждого из вожатых есть либо пакеты, либо рюкзаки и сумки, в которых лежат вода и еда для детей. тень от деревьев создает приятную прохладу, почва под ногами влажная и идти нужно осторожно, в некотрых местах по бокам от тропинки есть небольшие лужицы. Гельсингфорс оборачивается и встает поближе к концу ряда, чтобы пообщаться со своим другом. — слушай, а как заставить подростков хотеть репетировать? — негромко спрашивает финн, становясь рядом с вожатым шестого отряда, — у нас дети не так сильно в возрасте отличаются… — ну… слушай, я на самом деле не знаю, как это сделать, мои дети са-… — Романов не успевает договорить, как Вэйно случайно поскальзывается и падает с тропинки, но везет, что не в лужу, а рядом с ней, от удивления голос становится чуть громче, — да куда ты в лужу полетел? — я случайно, — парень осторожно поднимается. — давай помогу, — Саша отстает от колонны и подходит чуть ближе к краю, протягивая руку и помогая выбраться, — не ушибся? — вроде нет, спасибо, — вожатый из Финляндии начинает отряхивать ладони. — это главное, — Александр шумно выдыхает и начинает помогать другу отряхнуть форму от земли, попутно вытаскивая из его волос и с одежды листья, — осторожнее будь. сейчас где-нибудь на передышку остановимся и проверим, точно ли нет ссадин. — я постараюсь быть аккуратнее, а то уже и забыл о том, что здесь скользко, — Гельсинфорс поправляет рубашку и галстук. — а пока вот, держи, — Романов достает из небольшой сумки через плечо влажные салфетки и оборачивается в сторону детей, — и пойдем. — еще раз спасибо, — он вытирает руки и колени салфеткой, убирает ее в отдельный пакет для мусора и за руку, чтобы не упасть, бежит с близким другом к колонне, сбавляя темп лишь около них и продолжая там идти спокойно. вопросительного и недовольного взгляда от Виктора в свою сторону они совсем не замечают, продолжая теперь беседовать просто о чем-то спокойном, не касающемся лагеря и этого падения. толпа постепенно выходит из леса под солнце и сходит на обочину дороги, идя мимо магазинов и домиков, и совсем не понятно, это маленький городок или поселок городского типа. минут через тридцать все останавливаются в попутном парке в тени, чтобы немного передохнуть перед тем, как вновь пойдут к лагерю. детям дают сухпайки, а Романов садится на корточки перед Вэйно и осматривает его коленку, на которую он ранее упал, затем недовольно фыркает и достает перекись с ватой и бинтом, бубня себе под нос о том, что могло бы быть и хуже. — но все ведь не так страшно, — Гельсингфорс тихо вздыхает, смотря на то, как небольшие царапинки на колене его друг обрабатывает перекисью, — но снова спасибо. — спасибо-спасибо… сасибо, — усмехается Саша и открывает пачку бинтов, — так будешь ходить теперь, чтоб пыль не летела. я пластыри не взял просто. — как скажешь, — Вэйно пожимает плечами и поднимает голову на подходящего к ним Витю. — там все плохо? — интересуется вожатый, останавливаясь около парней и с неким презрением смотрит на развернувшуюся перед ним картину. — нет, но… — финн уводит взгляд в сторону. — Вить, — Александр переводит раздраженный взгляд на него, — шуруй давай отсюда, мешаешь только своей гундежкой. — больно надо было, — он закатывает глаза и отходит в сторону, продолжая со стороны наблюдать за тем, как его совожатому на корточках перевязывает ногу бинтом другой вожатый. почему-то ему начинает казаться, что между ними явно что-то есть, особенно после того, как они снова за руку уходят в сторону и останавливаются около Бьерга и Михаила, но диалогов их он не слышит, хотя хочется. видимо, не зря Надежда говорила о том, что этот Романов язва и педик, странно лишь то, что с недавних пор она прекратила покрывать его всеми возможными оскорблениями. отдых заканчивается через пятнадцать минут и все вновь возобновляют свое движение в сторону музея, немного перекусив и отдышавшись. заветное здание совсем скоро появляется перед глазами и каждый радуется тому, что это наконец-то случилось и они дошли, вот-вот увидят концерт и экспонаты. на входе их встречает милая работница музея и заводит за забор, где растет множество ярких цветов и стоит отреставрированный танк времен Второй мировой войны. она дает детям немного осмотреться и провожает ближе к дверям музея, останавливаясь на небольшом подобии плаца, после чего вожатые начинают строить детей и расставлять по разным местам перед концертом. к ребятам выходит мужчина с усиками и черными волосами, забранными в хвост. в руках у него гитара, а на глазах солнцезащитные очки. он подходит к микрофону и приветствует всех пришедших с радостью, начинает рассказывать недолгую историю о том, что будет сегодня специально для них исполнять песни, некоторые из которых написаны им лично в честь победы. дети с интересом смотрят на артиста в ожидании, и когда для разогрева начинают играть знакомые песни, они подпевают. Московский спокойно посматривает в сторону своего возлюбленного, который стоит около Гельсингфорса и что-то с ним обсуждает. его радует то, что сейчас он выражает хотя бы какие-то эмоции, а после переключает все свое внимание на детей и артистов, позволяя вожатому немного расслабиться и самому решать, что, когда и где он хочет делать. это общение не вызывает в нем сейчас никакой ревности, такое было всего один раз, в начале смены, пока они не помирились, а сейчас в этом нет толка. Меларен тоже спокойно стоит в стороне, не вмешиваясь и не ревнуя. а Витю это все таки почему-то волнует и в сторону стоящих под деревом парней он посматривает слегка недовольно. Саша окидывает взглядом артиста и сводит брови, вставая плотнее к Вэйно, чтобы поговорить. — какие-то странные у него усики под носом… будто швабра, — он опускает уголки губ вниз, переводя взгляд на парня рядом. — да, я согласен с этим… его усы… странные. он что, Гитлера косплеит? — финн слегка наклоняется к чужому уху, нервно усмехаясь. — вот именно. мог бы и побриться, — Романов тихо смеется и закатывает глаза, — не приходить же в военный музей петь песни про победу с гитлеровскими усиками. — а тебе не кажется, что мотив песни слишком веселый для такой темы? — Гельсингфорс вопросительно поднимает бровь. — кажется. предлагаю сделать эту ситуацию еще более дебильной, — парень ухмыляется и его друг без объяснений все понимает, вставая в позицию ведущего, после чего друзья начинают танцевать намеренно нелепый и кривой вальс, но быстро от смеха прекращают. — господи, Саша, какой мы пример подаем детям? — несерьезно говорит через смех вожатый из Финляндии. — замечательный, — петербуржец опирается о ствол дерева и перестает смеяться, — они даже не смотрят. — ну и хорошо, — Вэйно встает рядом и тоже успокаивается, — мне вспомнилось, как мы в семнадцатом году так же здесь бесились. — было весело, — Саша скрещивает руки на груди и с довольной улыбкой на него смотрит, — а как у тебя с Бьергом кстати? — у нас все хорошо. он такой замечательный, ты бы знал… я в жизни такой романтики не видел, — воодушевлено делится Гельсингфорс, слабо краснея, — спасибо за то, что подтолкнул его тогда ко мне на той дискотеке. — уже целовались? — парень хитро прищуривается, вгоняя друга в краску еще больше. — да, — смущенно опускает взгляд себе под ноги он. и со стороны для Виктора это действительно не выглядит, как просто дружба. вид краснеющего вожатого из Финляндии после каких-то слов Александра наталкивает его на мысли о том, что это он либо комплименты ему говорит, либо вгоняет в неловкое положение. и мужчине это не нравится, его рука сжимается в кулак, а желание помешать и как-то навредить этим отношениям, в частности лишь одному из якобы в них состоящему, становится просто огромным, но он продолжает стоять на месте и просто отворачивается. концерт заканчивается и все заходят в музей, но недовольный Витя продолжает смотреть за парочкой на самом деле друзей со стороны, а они по прежнему везде таскаются вместе и немного вдали от всех, разглядывают экспонаты и что-то обсуждают, не оборачиваясь на кого либо. через некоторое время Романов уходит от своего друга и подходит к Московскому, но за этим вожатый не следит, ведь ему все равно, объект его слежки теперь стоит один в соседнем зале и рассматривает письма под стеклом. он подходит к нему и наклоняется к этим витринам. — как нога? — невзначай интересуется Виктор. — все хорошо, — не отрываясь от писем отвечает Вэйно. — как с Сашей общение? — резко переходит к волнующему его мужчина, — я просто видел, как он у дерева ставил тебя в неловкое положение… — у нас с ним тоже все замечательно, — Гельсингфорс все таки переводит взгляд синих глаз с экспоната на совожатого, — почему ты интересуешься? — просто интересно стало… вдруг он тебя обижает, — Витя пожимает плечами, — вот и спросил. мы все таки на одном отряде стоим, я не могу допустить того, чтобы тебе было не очень хорошо. — понятно, — парень снова поворачивается к стойкам и идет дальше, отходя от почему-то неприятного для него общества коллеги. дети ходят по залам и слушают экскурсовода, совершено не обращая внимания на то, что двое вожатых не находятся с ними здесь. Александр и Михаил действительно не в зале с экспонатами, они запираются в кабинке туалета, сделанной под небольшую комнату с плитками на стенах, потолком и дверью без огромных щелей до пола. Романов встает у стенки и за галстук тянет мужчину к себе, целуя в губы и обнимая за шею. он знает, что скоро его влечение может сильно упасть или вовсе сойти на нет, но не собирается отказывать себе в подобных желаниях в те моменты, пока оно возникает, откладывать на потом и терять из-за этого бдительность, приставая к москвичу в присутствии кого-либо. ему не составляет труда быстро разделить свое внезапное возбуждение с Московским, хватает нескольких прикосновений, прежде чем тот понимает, что от него требуется и спускается поцелуями к шее, расстегивая верхние пуговицы рубашки и развязывая желтый галстук. если бы не размытые границы из-за спонтанно накрывающего возбуждения, которое он в силах сдержать, и страха скоро перестать испытывать такое желание, то Саша бы никогда не согласился заняться сексом в туалете музея, тем более посвященного войне. им на руку то, что дети увлечены рассказами с выставкой и находятся в другой части музея, хотя времени все равно не так много, потому руки парня тянутся к ремню на джинсах мужчины и расстегивают его, затем пуговицу и молнию, но он не снимает их с него, только приспускает нижнее белье. Миша понимает, что времени у них не так много, не пытается противиться желанию любимого человека, тем более когда он трогает определенные участки его шеи и ключицы во время поцелуя или наклоняет голову вбок, открывая для него больше своей белой кожи. он ненадолго отстраняется от его шеи и быстро снимает с него шорты вместе с боксерами, прижимает к стенке, поднимает одну ногу, придерживая под коленом на сгибе и аккуратно вводит два пальца, растягивая колечко мышц и сразу же целует в губы, чтобы заглушить все стоны, лишнее внимание им сейчас ни к чему. сам Александр же тоже сдерживает себя, намеренно покусывая чужую нижнюю губу и сжимает руками плечи. заканчивая с растяжкой Московский вытаскивает пальцы и поднимает вторую ногу так же, как первую, осторожно вставляя член до конца без презерватива, ведь его нет под рукой, как и смазки, но его действия начинаются нежно и медленно, чтобы не причинить вред или неприятные ощущения. — тебе не больно? — шепотом интересуется ощущениями москвич, отстраняясь от губ. — нет, не больно, — вожатый томно выдыхает, смотря в голубые глаза напротив, — можешь быстрее. — хорошо, я тебя понял. скажи, если что-то будет не так, хорошо? — получая в ответ тихое «угу» Миша снова целует розовеющие губы парня и, крепко продолжая придерживать за ноги, начинает двигаться быстрее и глубже, ощущая, как руки на его плечах то сжимаются сильнее, не доставляя боли, то разжимаются. возбуждение доходит до своего пика и на время становится уже все равно, хочется взять от процесса все приятные ощущения, как-то их растянуть и усилить, потому Московский намеренно сначала быстро двигается, а потом снижает скорость, плавно и медленно входя не до конца и через несколько секунд по нарастающей ускоряется вновь до частых и глубоких толчков. Саша сводит брови и плавно отстраняется от губ мужчины из-за того, что свои уже начинают покалывать, поджимает их и из последних сил сдерживает стоны, стараясь оставаться тихим, хотя в туалет никто все еще не заходит. в голове образуется туман и от приятных ощущений все плывет и вылетает из головы. уже плевать и на правила приличия, и на мораль. есть только они вдвоем в кабинке туалета и приятные ощущения, которые находят свой выход так быстро и просто в виде соития. ему все равно на то, что там делает возлюбленный и в каком темпе двигается внутри, хотя будь они в другом месте, где нет нужды себя сдерживать, то за то, что он его дразнит, отхватил бы. петербуржец целует шею Михаила и оставляет засос там, где его можно будет скрыть, после чего упирается затылком в стену и снова томно выдыхает, жмурясь и аккуратно дергая ногой. ему хорошо и приятно, на самом деле ни капельки не больно и даже не стыдно, несмотря на то, что в общественном месте посреди дня они впервые придаются плотским ветхом за все время своих отношений. вожатый совсем еле слышно все таки мычит, укладывая на чужой груди раскрытую ладонь, после чего действия все таки становятся стабильно быстрыми и резкими, а потом и вовсе заканчиваются. Миша осторожно отпускает ноги Саши и целует его в лоб, помогая себе кончить рукой, ведь они не использовали презерватив и довести дело до конца по другому не получится. москвич вытирает все салфетками, быстро натягивает на себя трусы, застегивает ремень на джинсах и поднимает с пола одежду Александра, помогая ему одеться, после чего выходит из кабинки и моет руки, поворачивается к расслабленному парню и поправляет его прическу, слабо улыбаясь. они вместе выходят из туалета и возвращаются к отрядам, спокойно рассматривая с ними экспонатами и не вызывая ни у кого подозрений, ведь заходят в зал так же тихо, как уходили. некоторые вожатые начинают фотографировать детей в музее, чтобы позже это смогли использовать репортеры лагеря и было, что выложить потом в группу. еще около получаса все бродят по залам, задают вопросы работникам музея и рассказывают свои семейные истории, связанные с войной, потом выходят на улицу, где их вновь фотографируют всех вместе, а потом покидают территорию музея, направляясь обратно в сторону лагеря. дети уставшие, но довольные, делятся друг с другом впечатлениями от похода в музей, кто-то даже шутит, что больше не будет мыть руку после того, как прикоснулся к экспонату. часы показывают почти три часа дня и колонна возвращается в практически пустой лагерь, дети расходятся по своим корпусам вместе с вожатыми, чтобы отдохнуть перед полдником и общелагерными мероприятиями. Московский заходит в комнату вместе с Романовым, ложится на кровать и позволяет на себя лечь сверху, обнимает его и поглаживает по спине, от чего уставший и расслабленный вожатый быстро засыпает на нем, а он берет в руки свой телефон и продолжает углубляться в тему поведения с человеком, который находится на лечении. заголовок сайта, гласящий о том, что прием антидепрессантов влияет на отношения, привлекает внимание Михаила и он его открывает, начиная читать сначала уже известное ему действие таблеток на человека, последствия с противопоказаниями, а дальше читает о том, о чем кричит название. это оказывается сборником рассказов личных историй разных людей, и почти все они рассказывают о том, что отсутствие интимной близости, безразличие и постоянное желание спать сильно ухудшает их отношения с любимыми людьми и им это надоедает. он лишь закатывает глаза и недовольно вздыхает, думая о том, что это тогда и не отношения вовсе, если людям интим важнее состояния их партнера. он сам никогда не полезет к Саше, если тот сам ему не даст намек, тем более сейчас. это хоть и интимнее, но не ценнее тех же долгих объятий или разговоров по душам, по сути даже просто физическая потребность, которую можно либо самостоятельно удовлетворить, либо сдержать в себе и ничего страшного не произойдет, если этого не будет какое-то время по весомым причинам. Мише быстро надоедает читать истории, наполненные одним и тем же, и он выходит с сайта, открывая тот, на котором подробнее рассказывается про возможность рецидива после лечения и что это вообще может из себя представлять. ему совсем не нравится то, что он узнает, но он понимает, что сейчас такие знания — это необходимость, потому, когда дочитывает, откладывает телефон в сторону и обеими руками осторожно обнимает спящего на нем Романова, искренне ему сочувствуя, потому что все это придется переживать именно парню, а ему нужно лишь быть рядом и обеспечивать комфорт, делать самую малость. удивительно, но пока что за полчаса москвич не замечает ничего странного во сне любимого человека, он просто лежит на нем, обнимает и утыкается в шею, не подавая даже никаких намеков на то, что что-то может пойти не так. он осторожно поворачивает голову и зарывается носом в волнистые волосы вожатого, закрывает глаза и целует в макушку, шумно выдыхая и прокручивая в голове всю информацию вместе с тем, что происходило ночью и утром. самооценка, по всей видимости, тоже у него теперь в шатком положении. но если с нервами, вспышками агрессии и странными действиями Миша уже понимает причины их возникновения, то это пока не удается, ведь в самом начале отношений и почти до самого первого, и надеется он, что последнего, их конца Саша себя очень даже любил, а за все три с половиной года в целом он лично не сказал ему ничего плохого про его внешность, только восхищался ею и делал комплименты, чтобы смотреть на теплую и любимую улыбку и напоминать из раза в раз о том, что парень прекрасен. и ведь даже до своего уезда Александр говорил, что он красивый, а сейчас то что стряслось, почему мнение поменялось так сильно, что он считает себя невыносимым, недостойным любви и заботы и похожим на трупа? ладно, нечего голову ломать, но и давить ведь нельзя. если снова состоится такой разговор, то нужно будет как-то мягко обо всем разузнать и исправить. время плавно подбирается к концу тихого часа, но до полдника остается еще сорок минут, потому без лишних колебаний мужчина принимает решение не будить вожатого еще хотя бы минут двадцать. в корпусе за дверью уже слышно то, как несколько подростков выходят из своих комнат на улицу, чтобы прогуляться по лагерю, пока есть время, потому Миша лишь осторожно отодвигает шторку, чтобы посмотреть на то, кто это. это Вика и Ваня, но следить за командиром и репортером Московский не продолжает, отпускает край шторы и аккуратными движениями начинает вновь гладить чужую спину, опуская взгляд туда же и спокойно выдыхая. за произошедшее в музее ему до сих пор не стыдно, но становится лишь слегка неловко от осознания, что Александр, уважающий подобные места, сам его туда затащил. хотя и удивляться тут нечему… мужчине известно о том, что сейчас его любимый может принимать довольно таки странные решения и потом не думать об этом, потому и сам быстро выбрасывает это из головы. в тишине комнаты, нарушаемой лишь еле слышными разговорами с улицы из-за чьих-то разговоров, проходит еще двадцать минут и ему все таки приходится прерывать дневной сон, но даже когда Романов просыпается, то продолжает лежать на нем. — выспался? — его голос звучит негромко и спокойно. — угу, — сонно вздыхает Саша, не желая вставать. — ну и хорошо. тебе нужно было отдохнуть, — Миша мельком поглядывает на заспанное лицо, — скоро в столовую пойдем. — сколько сейчас времени? — петербуржец потирает лицо ладонями и поднимается, удобно усаживаясь на чужом животе. — шестнадцать двадцать три, — Московский смотрит на экран телефона и снова его откладывает. — отлично, — Александр тихо зевает и после потягивается руками вверх, после чего встает с кровати совсем, — идем. — куда? — Михаил поднимается следом и поправляет постельное белье на кровати. — на кудыкину гору, — вожатый усмехается и выходит из комнаты, — к бабуле мне надо. — ладно, пойдем, — мужчина пожимает плечами и запирает за собой дверь на ключ, после чего идет в сторону инструкторской, обнимая за плечи любимого человека, — а зачем тебе к ней? — хочу спросить по поводу сестры, уедет она после родительского дня или задержится немного в лагере, — Саша идет медленно, поднимая взгляд на москвича. — так ей же четырнадцать, она если и останется, то попадет в четвертый отряд к Бьергу и Наде, а не к нам, — Миша осторожно гладит чужое плечо и предплечье, — а ты этой шлюхе вряд ли доверишь свою сестру. — я и не собирался ей доверять Софу, особенно после побега мальчика, — фыркает он, — если она останется хотя бы на пару дней, то не будет распределена в отряд, а это значит, что я имею полное право таскать ее везде с собой. не будет у них в составе еще одного человека, который меня любит. — тогда хорошо, — Московский кивает и скоро останавливается около инструкторской, заходя внутрь после любимого. — бабуль, привет, я снова к тебе, — Романов садится на стул рядом с Калининой. — отдыхал на тихом часу? — тут же спокойно спрашивает женщина. — да, поспать полтора часа удалось, — он подпирает голову рукой, — так я чего пришел то… ты не знаешь, Софочка уедет вместе с дедушкой сразу или ненадолго задержится в лагере? — не могу сказать точно, но мы недавно разговаривали с ней по телефону, — Василиса стучит пальцами по пустой кружке, — она говорила, что по тебе скучает и возможно решит остаться до того момента, пока сможет. — не распределяй ее в отряд, если захочет побыть тут, — просит Александр и слабо улыбается, — нечего ей с супергероями делать, пусть лучше со мной ходит везде. — так может мне лучше устроить ее твоим помощником? чтобы у других не возникало претензий касаемо того, что она в четырнадцать лет ходит с самым старшим отрядом всюду, — тут же предлагает главная вожатая, совершенно не обращая внимания на присутствие здесь Михаила. — нет, пускай отдыхает в свои четырнадцать, а не работой занимается, — Саша тихо смеется, — но на самом деле можно, но только в том случае, если она сама захочет работать. — так она же во многом старается на тебя равняться. но если сама захочет, то я не буду давать ей полный объем работы, которая входит в должность помощника вожатого.