Божество и проклятие

В старой, отдалённой от более крупных городов деревушке у подножия сегодня, именно пятнадцатого августа родился новый ребенок. Мальчишка. Роды принимались в комнате матери, ведь больницы не было. Естественно, санитарным нормам тут не старались следовать, хотя, вряд ли о них знали. Но, всё-таки, какой-никакой стерильности придерживались, хоть что-то. Роды проходили долго и ужасно болезненно, девушка, лежащая на соломенной циновке, кричала все восемь часов. Ребёнка достали из утробы с истошными воплями, практически оглушив всех, кто присутствовал на родах. Хотя, там оглушать было почти некого. Рядом стояла только повитуха, которая с презрением смотрела на новорожденного. Ходили слухи, что мать зачала от демона. Злого, кровожадного и беспощадного. Каждый из деревни сторонился бедняжку. Часто она слышала сплетни за спиной и недобрые слова в свою сторону. Но это была клевета, на самом деле девушка зачала от обычного незнакомца, который был проездом здесь, и позже трусливо сбежал, поджав хвост. Хотя, уж не очень обычным тот парень был. Он – шаман, хоть и слабый, поэтому младенцу досталось видение проклятий, но применять его, к сожалению, негде. Мать никак не противилась сплетням, ведь, если слухи о тебе распространились, то опровергнуть их уже почти невозможно. А ведь она искренне любила своего будущего малыша, старалась ухаживать за собой во время беременности, читала сказки растущему животу. Её ни капельки не расстраивало, что о ней думают, главное что она есть у малыша, а малыш у неё. Сердце матери перестало биться: к сожалению, она не выдержала боли при родах. Теперь никто не позаботится о новорожденном, ведь никому не нужно дитя демона. Повитуха негромко цокнула и закатила глаза. М-да, ещё и этого не хватало, придется нести малыша деревенским. Собственно, это она сделала, хоть и с превеликой неохотой. Красные глаза, бледная кожа, это казалось достаточным для всех бабок, чтобы убедиться в том, что это ребенок Дьявола. Люди столпились на улице, и как узнали о глазах, так сразу послышались недовольства, кто-то пугался этой особенности, а от старосты послышалось ”Так и знал”. Он не затыкался вот так уже десять минут, что уж очень сильно раздражало местных. – Проклятый ребенок! – Послышалось от кого-то из жителей, после чего, все подхватили и начали называть его именно так. Деревенские столпились у дома так, будто проходила публичная казнь, а не рождение ребёнка. Что же делать с этим Демоном? По этой причине пришлось собрать деревенский совет, который был совсем небольшим, настолько уж мелкое это захолустье. Собрание проходило в доме у старосты этой самой деревни. Дяденька с густой черной бородой, отросшими чуть ниже плеч волосами, которые были спутанными и слегка грязными. Им надо было решить, что делать с этим «недоразумением». Долго шли их споры, кто-то предлагал прямо сейчас зарезать ребенка. Кто-то сжечь, дабы все силы нечистые покинули его тело и не прокляли деревню. Самые кровожадные предлагали мучать мальчишку до последнего его вздоха. И кто тут ещё Демон? В итоге, все пришли к единому мнению: принести ребёнка в жертву Наруками. Староста взял на себя ответственность отнести ребенка в храм. Положили малыша в корзину, любезно запылившуюся в бывшем доме матери. Рядом с ним шёл его советчик, и по совместительству – брат, правая рука, он же держал горящий факел, дабы осветить ночной путь. Несильный ветер раздувал огонь и развивал длинные волосы старосты. Иногда слышался негромкий свист всё того же ветерка и шелест листьев. Надо было как можно скорее вознести этого паршивца, а то кто знает, вдруг он нашлет на них проклятье, пришлось идти глубокой ночью. Наруками все поклонялись и считали уважаемым Богом. Родители ставили его в пример детям, старики рассказывали добрые легенды о нём, и все-все жители ходили в его храм молиться. И Божество ни разу не отказывало им. Засуха и нужен дождь? Пожалуйста. Нет урожая и жители голодают? Наруками уже делает всё для того, чтобы избежать этого. Таким уж он был, очень добрым и человеколюбивым. Мальчик за всё это время ни разу не умолк, постоянно кричал и плакал. Никто из жителей, кроме, естественно, старосты и повитухи не осмелился до него дотронуться, что тут успокаивать. Храм находился где-то на возвышенности, к нему вела запутанная, в некоторых местах побитая и покрытая налётом каменная лестница. Дорога была извилистой и очень изматывающей, но Бог, к которому она вела, стоил всех этих страданий на пути. Какая красивая луна выдалась! Сегодня была прелестная полная луна, которая освещала округу не хуже свечей. Праздновать бы сейчас, а не мучаться с проклятым ребенком. И как так получилось, что в такой день родилось такое ужасное и отвратительное существо, как это дитё? Перед ними предстают огромные и внушительные мёдзин-тории красного цвета. За которыми находится последняя лестница, ведущая к храму. Ворота, ну очень красивые, несмотря на то, что там в некоторых местах у основания слезла краска. Изогнутые вверх балки касаги и симаки тоже были со слегка облупленной краской. Касаги выделялась тем, что её цвет был не ярко-красный, как у остальных частей ворот, а темно-зеленый, иногда встречался черный. Такие ворота также были символом буддизма, и на территории почти каждого буддистского храма присутствовали тории. Рядом с хашира стояли каменные фонари в форме мини-домиков с крышей и окошком, внутри которых были почти полностью расплавившиеся свечи. Староста с советчиком, подойдя ближе к воротам, поклонялись им, а затем зажгли свечи. Ну, теперь можно подниматься. И вот, уже виднеется верхушка последней тории, за которой находится и сам храм, с каждой ступенькой всё лучше становится видно, пока он не предстанет во всей красе. Перед рёбу-тории, на камнях стоят две статуэтки на пьедесталах, в виде львов с головой дракона, по одной с каждой стороны. Следом, прямо за львами стояли два фонарика, как были около мёдзин-тории, только форма крыши отличается и окошки в виде полумесяца. Храм окружали высокие деревья с раскидистыми зелёными кронами. Листва немного мерцает в лунном свете, пошатываясь от малейшего дуновения ветра. Стволы выглядят мощно и могущественно, как раз под стать этому месту. Некоторые ветки касались изогнутой касаги. На гакузуке весела табличка с выгравированными иероглифами, обозначающими Гроза. Поклонившись ещё раз, мужчины зажгли свечи и прошли к храму. На входе было несколько деревянных порожек, которые покрывала, когда-то изящная, но сейчас потрёпанная красная ткань. Небольшой пьедестал был прямо на крыльце, поэтому корзину с кричащим ребенком оставили прямо там. Заморачиваться и возиться с ним никто не собирался, кинув его там. Крики ещё долго преследовали мужчин, но те поспешили удрать отсюда куда подальше, торопливые шаги по каменным ступенькам ещё долго слышались и раздавались негромким эхом. Жители надеялись, что Наруками покарает нечистого младенца и избавит их от проклятого дитя. К их сожалению, Божество было слишком добрым, да и мальчишка проклятым не был. Услышав громкие вопли младенца, Бог спустился к своему святилищу, и к своему удивлению не обнаружил рядом с корзиной никого. – Ох, ну и жестоки же вы, людишки, – ни капли не разозлившись на них сказал Наруками сам себе. Его голос был ровным и успокаивающим, гладким, словно водная гладь и чистым, будто отполированный алмаз. Божество прекрасно понимало, что люди боятся всего неизвестного и злиться на них из-за этого нет смысла. Это вполне нормально, пытаться избавиться от того, что наводит страх. – Я то вижу, что ты просто несчастное дитя, которому даже имени не дали, – мягко сказал Наруками, его сияние и голос успокоили неугомонного младенца, и тот сразу же уснул. Немного поразмышляв Божество решило. – Будешь Рёменом Сукуной, да, отличное имя! – Добродушно улыбнувшись Бог смотрел на спящего ребёнка. Бог, которого звали Юджи. Длинные, шелковистые волосы розоватого оттенка обрамляли плечи и струились водопадом по спине. Белое, словно облако и мягкое словно пух кимоно светилось почти также, как и он сам. А в карих, словно пиала с некрепким утренним чаем глазах было много заботы и доброты к младенцу, примерно столько же, сколько и в его снисходительной, легкой улыбке. Вот он, настоящий Бог молнии и грома. Он ни капельки не походил на погодные явления, которыми повелевал. Они были ужасающими и наводили страх почти на каждого, кто их видел. А вот Божество, было до безумия милым и щедрым по отношению ко всему живому и неживому на этом свете. Наверное, поэтому гром и молния были очень редкими явлениями, большее, это небольшой дождик для пущего урожая. Наруками решил взять ребенка на своё попечение и дать ему судьбу лучше, чем этого хотели деревенские. Нет, он не пустит свою ярость которой не было на жителей, он не станет мучить людей непогодой, потому как не испытывал гнева. Это просто бессмысленно, да и, людской вины в страхе нет. Рёмен будет расти и воспитываться в храме, бок о бок с Божеством, ему никто не будет прививать ненависть к людям, другим Богам, да вообще к кому угодно. Ведь Юджи не испытывает негативных чувств ни к кому, значит и передавать их не сможет. Но, всё же это не даёт гарантий, что ребенок, как только узнает о том, почему здесь, не начнет испытывать отвращение к человеческой расе.

***

Вот так и шли годы. Мальчишке исполнилось двенадцать лет. Наруками учил Сукуну всему, что может пригодиться ему в жизни. И грамоте, и счету, как правильно за собой ухаживать, даже простым бытовым ритуалам. Парнишка же, был до безумия благодарен Богу за то, что тот приютил его. Частенько они просто разговаривали друг с другом, либо же, Божество обучало правописанию или каллиграфии. Надо отметить, почерк у Рёмена был прекрасным, очень аккуратным, красивым и понятным. Юджи восхищался его чудесному умению писать, наверняка, из него вырастет прекрасный каллиграф. Также, он ловко управлялся с волосами Наруками, придумывая различные прически. К счастью, длина позволяла. Малец всегда брал деревянную расческу и ленты, бежал заплетать своё любимое Божество. Бережно расчесывает, стараясь не причинить даже малейшую боль. Ловкие пальцы сплетали расчесанные волосы в чудесные косы. Юджи постоянно благодарил своего воспитанника за помощь в сплетении иногда мешающих волос. Однажды, Сукуна специально насобирал различных полевых цветов, дабы вплести их в прическу Бога. И эта идея пришлась по душе обоим. – Слушайте, Ками-сама, можно задать вам вопрос? – Спросил наивный и любопытный детский голосок, сверкнув красно-розовыми глазками. Из них почти исходило такое же сияние, как и от самого Божества. – Ох, Сукуна, сколько раз я уже говорил, можно просто Юджи, – голос у Наруками мягкий и теплый, всё та же, почти родная Рёмену улыбка озаряет его лицо и сам храм. Конечно, Богу не докучало, что к нему относятся так уважительно, но ведь можно же проще. Тем более, его самую малость смущало такое уважение к своей персоне именно от мальчишки, наверное, это потому что, он привязался к нему, словно родитель. – Ой точно, простите, Ками-, точнее Юджи! – Немного взволнованно воскликнул ребёнок, продолжая расчёсывать податливые волосы. – Ничего, так, какой у тебя вопрос? – Спросил Бог, подставляясь под нежные прикосновения к своим волосам. – Ну... – Он немного замялся и задумался, как бы корректнее сформулировать его. – Почему вы меня воспитываете, а не обычные люди, как у детей из легенд? – С неподдельным интересом спросил Сукуна. – А ты бы хотел обычных родителей? – Тут уже очередь Юджи любопытствовать. – Нет-нет, что вы. Вы прекрасный родитель, наверное, лучшего не сыскать, – немного смущённо, но восхищённо говорил парень, неловко потирая затылок. – Ты мне льстишь, не такой уж я и хороший, – спокойный тембр голоса убаюкивал, словно колыбельная. – Вы недооцениваете себя, – упрямо вздернув носик, сказал тот, уже привыкший к отказам от всех комплиментов. Со стороны Наруками последовала только снисходительная улыбка. – Так, ты хочешь узнать ответ на свой вопрос... – Задумчиво протянул Юджи, потирая подбородок. – Да-да, очень, – тут же воскликнул мальчонка, а его глаза загорелись приятным, мягким, солнечным огнём. – Хах, это долгая и несчастливая история...

***

Наруками рассказал ему всю историю, не утаив ни одной детали. Врать Рёмену ему никак не хотелось. Какой бы жестокой правда не была, надо было рассказать её. Ну, вот, принципы у Божества такие, тем более ложь – грех. – А, вот как... – Немного поникшим голосом сказал Сукуна, закончив плести косу. Он не думал, что люди настолько жестоки. Да, Юджи-сама рассказывал ему о том, что многие следуют на поводу своих эмоций и могут быть грубыми, но винить их за это не стоит. А теперь, всё его представление разрушилось. Теперь люди начали его раздражать, ну вот как можно было так поступить с новорожденным ребенком! – Не печалься сильно из-за этого, они считали тебя злом и боялись, а пугаться вполне нормально. Знаешь, как говорят, 杯弓蛇影, – Бог нежно гладил мальчишку по голове, прижимая его к себе. Он хотел успокоить его, не дать эмоциям взять верх над его разумом. – Да... – На выдохе сказал Рёмен. – Да, я понимаю. Сукуна довольно, словно ластящийся кот прижимался к своему Божеству, подставляясь под довольно щедрые, но приятные ласки. Темно-каштановые волосы немного топорщились и разлохматились от поглаживаний Юджи. Иногда он нежно проводил слегка отросшими ногтями по затылку, что вызывало лёгкий смешок и фразу «щекотно!» со стороны подростка. Наруками лишь улыбался на такую реакцию, ему нравилось проводить время с Рёменом вместе, несмотря на их огромную разницу практически во всем. Ему нравилось быть родителем для мальчишки, заботиться о нём, обучать его. Юджи всегда был Богом-покровителем, «родителем» для родителей и их детей, но это не то. С Сукуной было по-другому, он и вправду считал Бога своим единственным и незаменимым, самым близким и родным. – Знаете, а я сегодня зайца в лесу видел! Самого настоящего, представляете! – С восторгом рассказывал мальчишка, откинув в сторону прошлую тему разговора. – Ого, ничего себе! – Искренне радуясь за ребёнка, сказал Юджи...

***

В один день, когда Рёмен собирал ягоды в лесу неподалёку от деревни, где он родился, кто-то заметил его. По деревушке быстро распространились слухи, что Наруками не покарал нечистое дитя, а оставил его в живых. Да и вырастил его, не выгнал никуда. Где же такое слыхано, что Бог проклятого у себя под крылом держит! Так он его ещё и к деревне пустил! Нечистого быстро отогнали от селения, а в Боге разочаровались. Постепенно, все перестали ходить молиться в святилище, а верить в Божество и подавно. Они опасались теперь не только проклятого мальчишку, но и Наруками. А вдруг он на его стороне? Вдруг он сам проклятье, которое выдавало себя за Бога? Или ещё что-то подобное? А что Юджи? Пока что ему ничего не было ведь от потери двадцати верующих ничего и не будет. Да и пока святилища целы и могут подпитывать его силы, то всё точно будет хорошо. Тем более, у него всегда есть Сукуна, который безмерно уважал и был ему благодарен. А как Рёмен относился к жителям? Ну, мягко говоря, он их недолюбливал. И, когда понял, что они больше не ходят к его Божеству, только обрадовался. Подросток считал, что подобные безжалостные твари недостойны верить в Наруками, а тем более ступать на территорию его храма.

***

Прошло ещё несколько лет, Сукуна вырос в высокого юношу. Уже почти никто, кроме проходимцев или отшельников не ходил в этот храм, поэтому он частенько пустовал. Наруками тоже стал реже приходить, наверное, работы в других храмах полно. Рёмен убирался в храме и следил за порядком на территории. Иногда подкармливал зверюшек, а для птичек вешал кормушки. Всё было спокойно и умиротворенно, он хорошо жил один, а когда к нему заглядывал Юджи, так жизнь вообще в сказку превращалась. Парень регулярно молился, почитал Бога, всячески восхвалял его и ухаживал за святилищем. Ками-сама лишь снисходительно улыбался на почтение со стороны воспитанника, прося его перестать так сильно превозносить, но юноша не слушался и продолжал. Сукуна, сидел под сакурой в самый разгар весны. Несильный ветер колыхал короткие темные волосы и кроны деревьев, от чего лепестки розового дерева опадали и немного кружились в воздухе. Завораживающее зрелище. Рёмен наблюдал за такой прелестью, да уж, бесконечно можно смотреть на четыре вещи: как горит огонь и жители деревни вместе в ним, как течет вода, как опадают лепестки прекрасного дерева и на Бога. Мысль о Боге приходит в его голову внезапно, даже слишком. Стоп. А почему он вообще думает о Наруками в таком плане? Он же Боженька святой, как он сможет полюбить свой же пол? О, ужас, какой позор. Как только можно о таком думать. Ну нет. Не мог же он влюбиться, ну не мог. Аргх, черт возьми! Что это за странное чувство в груди. Блядство. Рёмен схватился за голову, ну что за ужас. Почему именно в него? Ну нельзя же так. Наруками же такой чистый, нетронутый, прекрасный, безумно добрый и всепрощающий, его теплые объятья, нежные потрёпывания по голове, а волосы! Они шелковистее любой ткани, даже самой дорогой и качественной. Опять всё к этому. Ну вот и всё. Приехали. Он втюрился в Бога грома, который его вырастил! Абсурд! Полный сюр! Мысли метались туда сюда, не давая успокоиться. С одной стороны полное отрицание, с другой же ослепляющая любовь. И тут разорваться мало. Ну никуда такое не годится. Юноша поджал колени под себя, уткнувшись в них носом, два алых, словно кораллы, глаза выглядывали, смотря на мощёную камнем тропу. Ну разве работает оно так? Нерушимая вера и уважение к своему обожаемому Богу потихоньку, даже слишком плавно перетекли в самую искреннюю в мире любовь. Запретное, но окрыляющее, приятное, словно легкая щекотка Наруками, чувство. И с ним уже никак не побороться, его уже никак не отогнать. Единственный выход – принятие. Долго отрицать бессмысленно, Рёмен это прекрасно понимает... Да и Юджи учил его, что любовь это такая прелесть, и что у неё нет границ. От любви может разрываться сердце, могут взлетать бабочки в животе, от любви можно и горы свернуть. Так оно и было, Сукуна был готов всё отдать своему Божеству, был готов пойти на край света ради своего Божества, был готов пожертвовать собой, лишь бы он оставался таким же... Хм, каким таким же? Рёмену кажется, что он перебрал уже все прилагательные, которые могли бы подойти к Наруками-саме. А, нет. Лишь бы он оставался таким же божественно-очаровательным. Юноша задумчиво накручивал на палец рукав своего одеяния, полностью погрузившись в свои чувства и мысли, не обращая внимания больше ни на что вокруг. Маленький розовый лепесток упал прямо на его макушку, забавно. Это выглядело словно лодочка в колючем черном море. Такая махонькая в таком опасном месте. Солнце уже садилось, окрашивая небо в теплые оттенки. Парень любил наблюдать за восходами и закатами, они казались ему чем-то впечатляющим и по-своему чудесными. Эта палитра оранжевого, розового и красного выглядела неповторимо, хоть и повторялась почти каждый вечер. Божественное сияние осветило всё вокруг и Сукуну в том числе. Одно только появление Наруками заставляло сердце проситься вырваться наружу, казалось, будто красная мышца сейчас проломит клетку из рёбер и выскочит. Душа тем временем трусливо сбегала в пятки, стараясь спрятаться и никогда не вылезать, не показываться объекту обожания и любви. Взгляд не мог никуда сбежать, поэтому рассеянно метался из стороны в сторону, пытаясь найти укрытие. Лицо предательски заливалось алым, словно самая яркая роза, цветом. Ведь Юджи был к нему непомерно добр, ласков, снисходителен, вот и как такого не боготворить? Вот и как такому не поклоняться? Вот и как такого не полюбить..? – Здравствуй, Сукуна, – лёгкая, но оттого не менее нежная и прелестная улыбка искрилась пуще молнии, озаряя своей красотой. Парень пробормотал что-то себе под нос, но чуть помешкав, негромко ответил: – Здравствуйте, Юджи-сама... – Немного неловкая, но добрая улыбка озарила его лицо. Хорошо, что в оранжевом свете вечернего заката не было видно предательски вступившего на щеках румянца. – Ну, как тут у тебя дела, рассказывай, – подходя немного ближе, поинтересовался Юджи. Вот никак у него не получалось отучить мальчонку звать его настолько уважительно, это было по-особенному мило. – Скучновато тут, – говорил парень, поднимаясь с насиженного места, и отряхивая белую одежду, подвязанную синим, красивым поясом. К слову, грязной она не была, ведь уборка тут проходила чуть-ли не регулярно. – Но животные, птички и вы скрашиваете мою жизнь тут, – как-то неожиданно и само собой вырвалось, смутив и Божество, и Сукуну. Но Юджи снова улыбается, и он так постоянно. Одна и та же улыбка у него на все случаи жизни. Какая бы ситуация не была, он найдет повод для добродушной улыбки. – Хах, ну я рад, что хоть что-то скрашивает твоё одиночество, – мягким, словно хлопок голосом говорит Наруками, слегка похлопывая Рёмена по голове. – У тебя такие красивые глаза, Сукуна, никогда не давай этому блеску померкнуть, хотя бы ради меня, – неожиданно серьезно, насколько он мог, сказало Божество, слегка хлопнув мальчишку по щекам двумя руками. – Ховошо, – немного скомкано произнес юноша из-за того, что его щеки сжали. Наруками очень любил эти глаза, которые светились, словно лучи закатного солнца. Которые цвели каждый день, словно прекрасные тюльпаны, но при этом их цвет оставался мягким, словно цветки сакуры. И он боялся, боялся, что со временем они потемнеют до цвета алой крови и больше не будут светиться так ярко и нежно. Как же ему не хотелось этого, он слишком сильно привязался к «проклятому» мальчишке и больше не хотел его отпускать.

***

Как же было бы прекрасно прожить всю жизнь вот так. Тихо и мирно. Когда ты действительно счастлив с одним человеком, хотя, в его случае, это не человек, а само Божество. Но разве это меняет суть? Да, иногда тоскливо, но когда приходит он на душе сразу же легче становится. Да и не только легче, становится тепло, приятно, да нет стольких слов, чтобы описать эти чувства. Конечно, он краснел, словно спелая вишня, сердце заходилось в бешеном темпе только при одном виде Бога, но ни разу не был замечен. Сукуна даже не думал, насколько хорош в отмазках. Вот оно, самое чистое, прекрасное, но, к сожалению, запретное чувство. Точнее, по отношению к Наруками оно было запретно. Вот разве может человек любить Бога? Это же неправильно как-то, есть в этом что-то не то. Рёмен чувствовал какой-то изъян во всем этом, будто это не так, как должно быть. Хотя, сам Юджи же твердит, что у взаимной любви не бывает границ, так разве можно после этих слов сомневаться? Никак нет. К сожалению, ничто не вечно, и спокойная жизнь тоже. Какая жалость, даже Божество не может продлить что-то до вечности. Время никому не подвластно, ни одному из высших существ. Оно неумолимо сбегает, вырывается из цепкой хватки, уходя вдаль, теряясь в лесах. Никто уже не найдет его, а оно там и исчезнет. Как оказалось, жители подумали, что раз Наруками приютил мальчишку, а не убил его, то он и есть тот проклятый дух, который оплодотворил мать ребёнка. Людишки так переменчивы, вот, в один день поклоняются и свято верят Божеству, в другой безосновательно обвиняют его же в том, что он проклятье. Какой ужас. Но тут уже ничего не поделаешь, так было и будет всегда. Стоит человеку сказать что-то, так он может поверить, особенно, если ему выгодно в это верить. Или, если так легче. Проверять правда это или нет никто не будет. Кто-то так сказал? Значит, так оно и есть. М-да, ну что за глупости. Сукуна даже рад тому, что был отделён от них всё это время и рос вместе со своим Богом. Благодаря ему, он не был настолько алчным, лицемерным, двуличным. Фу, даже думать о том, каким он мог стать, если бы его растили люди, противно. Парень подметал территорию вокруг святилища, иногда встречая животных, которых привлекала мягкая божественная аура. Он никогда не оставлял их без щедрой ласки. К храму пришла группа странных людей. Изначально, Рёмен подумал, что они проходимцы и пришли просить удачного пути или на подобии того, собственно, как и все те редкие люди, которые сюда приходили, но взгляд у них недобрый, странный... Сукуна немного напрягся. Что им надо здесь? Зачем они пришли, если не молиться? Люди посмотрели на него и начали перешептываться. «Это тот проклятый мальчишка?», «Где тогда само проклятье?». Юноша не понимал, о каком проклятье идёт речь. Ладно его проклятым зовут, но на что надеялись они пришли в святой храм? – Нечистый, выводи проклятье, – с презрением и отвращением сказал один из их толпы. Все обернулись на «Нечистого», пока тот в растерянности смотрел на них. – Здесь нет проклятий. На что вы надеялись, приходя в святилище в поисках нечисти? – Он вопросительно вскинул одну бровь, смотря на них непонимающим взглядом. – Слышь ты, Мы – шаманы и можем изгнать тебя вместе с твоим «Наруками» отсюда с лёгкостью, – серьезно сказал тот же человек, подходя к мальчишке. Каждый его шаг был пропитан злостью и раздражением, словно самая грязная тряпка, которой тщательно вытирали помои. – Я вам ещё раз говорю, здесь нет проклятий, – напряжённо произнес Рёмен, не зная, что делать. Слишком уж крупного телосложения шаман был, да и остальные не уступали ему. Сукуна точно не справится с ними один, особенно, беря в расчет отсутствие физической подготовки. Он был слишком слаб. Мужчина подошёл слишком близко, стало понятно, что он на голову выше юноши. Теперь у него точно нет шансов, но сдаваться он не будет. О каком проклятье шла речь? Неужели о Юджи-саме? Да как эти дрянные людишки могут так отзываться о Божестве, которое только и делало, что помогало им, да всё прощало! – Проклятое отродье, говори, где проклятье, которое тебя породило!? – Перейдя на крик спрашивал мужик, схватив за шею бедного парня. – Нет тут никого! – Хриплым от удушения голосом говорил Рёмен. Своими руками он пытался освободиться из крепкой хватки, но ничего не выходило. – Да ну? А местные по-другому говорили, – с хищной ухмылкой произнес шаман. Кажется, ему нравится причинять кому-то боль. Чертов душегуб поднял его над землёй, дабы помучать ещё сильнее. – Пусти его, – властный, холодный и пугающе-серьезный голос раздался со стороны явившегося Бога, а лицо его потемнело от злости. Волосы сами по себе поднялись в воздух, а мягкое сияние переменилось на твердое и зловещее. Юджи смотрел на них глазами полными отвращения, холодной ненависти, презрения. Как они только посмели тронуть его воспитанника! Ладно, оставить его умирать, это он ещё мог понять, но пытаться убить прямо на его территории, это уже перебор. Какие же изверги эти люди. Убивают ни в чём неповинное дитя, наслаждаясь этим, упиваясь его страданиями. Твари, как они только посмели, а? Как смелости хватило? Первый раз, кажется, за всю свою жизнь, Наруками разозлился на людей за что-то. Вечно добрая улыбка исчезла с его лица, а в сверкающих карих глазах, теперь ни одной искорки. Всегда добрый, милосердный, щедрый Бог, в один миг стал холодным и властным Божеством, которое хоть сейчас может всё испепелить. Только по одной своей прихоти. От него за версту веяло всеми негативными чувствами. Разочарование. Первый раз он настолько сильно разочаровался в человечестве. Гнев. Первый раз он так сильно разгневался на человечество. Обида. Всё же, ему было обидно, что люди такие неблагодарные сволочи. – Ого, а вот и само проклятье, – насмешливо донеслось откуда-то из группы магов. Мужчина, держащий Сукуну только сильнее ухмыльнулся, усилив хватку. – Н-наруками-са-м-ма... – Сквозь боль произнес Рёмен. Стоило Юджи взмахнуть рукой, так на небе вмиг потемнело, грозные, практически черные тучи покрыли всё небесное пространство. Оглушительный, полный ярости гром раздался, казалось, повсюду. Крупные, полные огорчения капли дождя обрушились на землю. Злобная молния била куда только можно, поджигая все деревья в округе. Одна из таких молниеносных стрел ударила прямо в руку обидчика, из-за чего Сукуна наконец-то оказался на свободе. Парень принялся жадно глотать воздух, откашливаясь, хватаясь за горло и понимая, там больше нет этой руки, и хорошо. Рёмен подошёл к Богу, когда тот его обнял одной рукой и прижал крепче к себе, дабы защитить. Юноша ужасно себя чувствовал. Он был таким слабым и беспомощным, ничего не мог поделать, не смог отстоять, защитить. Ужас какой. Столько ненависти к самому себе парень ещё никогда не испытывал. Таким немощным он ещё себя не чувствовал. – Уходите прочь отсюда, – махнув рукой, Наруками направил молнию, и та ударила рядом с этой шайкой людишек, которые надеялись изгнать его. Естественно, они сразу же разбежались в страхе. Разве проклятья умеют управлять молнией? Раньше такие не встречались... Значит, это особого уровня и надо будет попытаться с ним разобраться в кратчайшие сроки. Только вот как... – Не переживай, Сукуна, пока я рядом, ты в безопасности, – прошлый добрый голос вернулся, взгляд снова сиял мягкими золотыми искрами, и та самая, очаровательная улыбка озарила лицо. Со стороны младшего был лишь слабый кивок. Отвращение к людям переросло в ненависть, да и, кажется, что человеколюбивый Наруками впервые гневался на людей, ничьё терпение не вечно. Вообще ничего вечного не существует. Всякий раз, когда шаманы возвращались за своим мнимым проклятьем в небе бушевала гроза. Сукуна же долго размышлял над случившимся, и в конечном итоге пришёл к выводу, что надо стать сильнее. В первую очередь для защиты храма, но и для себя самого, естественно. Кажется, он на всю оставшуюся жизнь запомнит это ужасное ощущение слабости, Сукуна больше никогда не будет слабым. Он станет сильным настолько, насколько этого потребуется. Никогда он больше не уступит жалким людишкам в силе. Никогда он не позволит недоброжелателям ступить на священную территорию. Ни капельки слабости больше не проявится с его стороны. Рёмен даёт себе клятву. В конце-концов, им перестали докучать настойчивые маги, ну и чёрт с ними, пусть успокоятся уже.

***

Наруками стал больше времени проводить именно в этом святилище, вместе с Рёменом. Хотя, Сукуне это только в радость, ведь теперь он мог почти всегда быть вместе со своим любимым. Теперь уже парень читал Божеству различные книги, или же они просто-напросто разговаривали, как и в детстве, частенько, волосы опять собирались в тугую косу, только теперь по-аккуратнее, нежели раньше. Ну какую красоту творил на голове своего Бога. Ах, как прелестны эти прически, а украшения то. Полевые цветы всегда гармонично сочетались с нежными волосами. Казалось, всё вернулось на круги своя. Теперь их мирная и спокойная жизнь сможет стать исключением. Сможет стать вечной. Ранний вечер. Небо выдалось ясным, и всё потому, что у Юджи прекрасное настроение. Хотя, кажется, что оно таковым было всегда. Почти. Редкие облака медленно плыли по течению ветра, которого практически не было. Лишь иногда лёгкие порывы приятно ласкали лицо, пробегаясь по волосам. Оранжевая вечерняя заря согревала лишь одним своим видом. Мелодия из пения птиц и шуршания опавших листьев, по которым бегают зверьки приятно ласкала слух. Юджи с Рёменом сидели на крыльце храма, на тех самых ступеньках с красной тканью. А позади тот самый пьедестал, на котором оставили Сукуну. Парень даже рад, что его в ту злополучную ночь оставили здесь. Единственное, за что юноша и вправду благодарен людям. Сидели они в тишине, наслаждаясь закатом. Он даже думал признаться в чувствах. Ведь сейчас самый подходящий, идеальный момент. Красивый вид, тишина, иногда нарушаемая щебетанием птичек или шуршанием опадающих листьях. Один недочёт, сейчас не романтичная весна, да и чёрт с ней. Любовь всегда есть, в любое время года. Ну что, пора... Наверное? Что..? Небо потемнело... Но почему..? Наруками согнулся чуть ли не напополам, его лицо скривилось от ужасной боли по всему телу. Будто бы изнутри всё разжигал огонь. Будто он прям тут превратится в пепел. Все органы полыхали, дышать становилось невозможно. Тело судорожно задрожало и никак не останавливалось. Неистовый крик вырывался вместе с харчками крови прямо на каменную тропинку. Сияние тоже испарилось... Такого прежде никогда не случалось. Что..? Что происходит? Почему? Что случилось? Сукуна мигом подскочил к Юджи. На его лице были грусть, волнение. Но больше всего там было страха. Страха, что с его любовью что-то случится, что-то непоправимое... – Наруками-сама, что с вами? – Ужасно обеспокоенно выкрикнул парень. Почему так внезапно всё переменилось? – Наруками-сама, ответьте, умоляю! – Слезы скапливались в глазах и неумолимо скатывались по щекам. Как же так? Они же только что мирно и беззаботно сидели? Крик оглушал, а крови становилось всё больше. Божество лепетало что-то невнятное, нечленоразборчивое, больше походившее на бред человека перед смертью. Рёмену удалось разобрать только пару слов. Храм. Огонь. Вера. Люди. И как это всё было связано, черт возьми!? Хотя, ему не до этого было. Сейчас он метался из стороны в сторону, в неудачных попытках прекратить агонию. Ничего не выходило, парень не мог ничего сделать – лишь обнимать своё Божество и плакать, умоляя всё на свете, дабы страдания и боль Юджи прекратились. Ну почему всё вот так? Только кажется, что всё хорошо, так тут Бог бьётся в чуть-ли не предсмертных муках. И что надо делать? Наруками никак не отвечает на все вопросы мальчишки, а лишь кричит. Кричит, не в состоянии сделать хоть что-то, хватается за голову. Зачем? Наверное, хочет как-то утихомирить цунами из боли, горя, страданий и мук. Но оно ему не подвластно. И вот опять. Чертова беспомощность, бессилие, потерянность. Сукуна опять ничего не может сделать. Только рыдать и умолять. Ждать спасения. Чертов слабак! Даже свою любовь защитить не может! Немощь! Позор и стыд ему. Назревала буря. Неконтролируемый шторм обрушился в тот день на народ людской. Эмоции Божества сами наказали людей за их проделки, но разве это сломит их?

***

Так как же люди смогли довести Наруками до такого состояния? Всё просто. Во-первых, шаманы распространили информацию о том, что великое Божество якобы «Проклятье, оплодотворившее женщину, породив ребенка-демона». Все пришли в ужас, но конечно же поверили. Большинство людишек перестали верить в Бога, из-за чего тот ослаб. Что ж, такова людская натура и с этим ничего не поделаешь. Приходиться мириться. Хотя, до крайностей ещё не доходило. До этого дня. Народ пошел жечь храмы. Бесчеловечный, безжалостный и безбожный поступок, зато действенный. Юджи и вправду очень сильно ослаб, ведь большинство перестало верить в него, а святилища вовсе сожгли. Также, это нанесло непоправимый вред его телу и здоровью. Он ещё долго пролежал с лихорадкой, пока Рёмен ухаживал за ним, ежечасно меняя холодные компрессы, принося стакан с водой и заваривая лечебные травы с ягодами, которые нашел в лесу. Ничего не помогало. Всё-таки, душевную болезнь ничем не вылечить. Акт нечеловеческих страданий Божества проходил каждый раз, как один из храмов сжигали. Сукуна ужасно переживал, а вдруг всё закончится так? А вдруг на этом настанет конец Наруками? О, нет, нет, нет. Их история не должна так окончится, не должна...

***

Юджи наконец-то уснул. Кажется, ему не становится лучше, но и хуже пока что не было. Хотя, Сукуна не уверен могло бы стать состояние ещё хуже, ведь на вид была достигнута верхушка шкалы боли. На улице всё это время было, то пасмурно, то дождь шёл, а во время припадков бушевал шторм. Сегодняшний день не исключение, казалось, что полюбившиеся солнце и чувство тепла уже забылось. Всё это нагоняло только бо́льшую тоску и меланхоличные мысли. Несильный, но прохладный ветер развевал волосы, цвета сажи, казалось, что синяки под глазами скоро станут такими же. Рёмен устало склонил голову, погрузившись глубоко в свои мысли. ”Люди. Ну что за жестокие существа. Пойдут на всё ради себя самих. Эгоистичные, жестокие, жадные и лицемерные существа. Они – истинное воплощение семи смертных грехов. Ненавидят, прививают ненависть своим детям и так по кругу. Зло порождает зло. А добро порождает... А порождает ли оно добро? Если быть таким же добрым, как Наруками ответят ли тебе тем же? Или воткнут нож в спину? Насколько бы добрым кто-либо не был, рано или поздно это добро и снисходительность породит зависть, двуличие и лицемерие. Безусловно, к добрякам тянутся люди, но все ли они такие же миролюбивые? Нет. Они бесстыдно пользуются добротой и благосклонностью, а когда это перестает быть полезным с легкостью вонзают катану в спину. Даже Божество такая участь не обошла.” Постепенно ненависть к людям становилась всё сильнее, несмотря на то, что он прекрасно понимал: «Зло порождает зло». Но терпеть такое отношение, всё проглатывая и впитывая, словно половая тряпка больше не хотелось. По уши погрязнув в своих далеко не радостных мыслях, Сукуна не заметил кое-что очень важное... Ох уж эти люди. Очевидно, что Юджи слишком сильно ослаб даже для того, чтобы самому передвигаться, что уж говорить о возвышении на небеса. Целая толпа, состоящая не только из шаманов, но и из обычных людей приближалась к святилищу. В их руках были ритуальные факела, элементарно, они пришли сжечь последнее, что осталось от Божества и убить его и проклятое дитя. Легко догадаться, все остальные храмы тоже были сожжены ими. Наверное, Сукуна был слишком погружен в свои размышления, поэтому заметил он их только после того, как они прошли через торию. Хах, в этот раз они даже не кланялись перед тем, как пройти в неё, ну что за неуважение... – Уходите отсюда, – голос юноши звучал устало, но настойчиво. Его глаза почти перестали гореть тем самым огнем, которым так восхищался Наруками. Кажется, он поддерживал последнюю искорку только ради Юджи. – И что же ты нам сделаешь? – Издевательски произнес, кажется, глава этой толпы, насмешливо ухмыляясь. Мужчина считал Рёмена последним отбросом, собственно, как и всё общество. Кулак прилетел прямо в лицо нахалу, оставив там розоватый след. Вот и зачем он это сделал? Сукуна же прекрасно понимал, что не справится с ним, а со всей толпой тем более, но всё же пошёл на поводу у эмоций. Зачем же? Юджи его всегда учил обратному, так почему... Но ведь, эти люди не похожи на тех, кто его боится... Значит, их можно? Наруками о подобном не упоминал. Так что же делать? Разум заполнили сомнения, переживания, злость, усталость, накопившаяся за долгое время. Всё это перемешалось в одну кучу и отсортировать их было уже невозможно. Он стоял. Стоял, ничего не предпринимая... Рёмен сам не знал почему. Остолбенение мелкой дрожью прошлось по всему телу. Почти сразу же ему в ответ прилетел удар пожестче, от которого ослабленное тело потеряло сознание. Со стороны толпы послышались смешки, а количеству настойчивых взглядов не было предела. Он не смог. Сукуна Рёмен не смог защитить ничего. Абсолютно. Его бы так и бросили на этом крыльце, если бы людской жестокости был предел...

***

Парень смутно помнил, что происходило после того, как он отключился. Точнее сказать, он вообще ничего не помнил, только пожирающая пустота и всё. Ощущения, будто ты пойманная в ведро рыбка, и всё что у тебя перед глазами, это беспросветная тьма. Взгляд был размытым, ощущалась ноющая боль по всему телу, бессонные ночи неплохо так повлияли на юный организм. Голова болела, а слух заглушал звон в ушах, зато он очень даже хорошо чувствовал пробирающий до озноба и крупных мурашек по всему телу холод. И кажется, этот холод не только снаружи... Наконец, три силуэта приобрели более менее четкие черты, так что теперь их можно было различить. Одним из них был Юджи-сама, которого держали два человека. – Наруками-сама! – Выкрикнул парень в надежде, что с Богом всё хорошо, но, судя по окружению, даже если это «хорошо» и было, то ненадолго. Цепи, которыми он оказался скован и прикован к стене громко звякнули, а запястья неприятно потянуло. Сукуна находился в подвешенном состоянии и всё, что мог делать это наблюдать. Наблюдать за тем, что же эти безжалостные существа сделают с его Божеством. Наблюдать со страхом и опаской в глаза. Ёбаная беспомощность, как же это чувство его достало. Оба обернулись на крик и лишь ядовито усмехнулись, практически в унисон. Эта усмешка отравляла не хуже любой ядовитой змеи или паука, как же тошно от неё было, хоть сейчас блюй. Сукуну частенько воротило от одного только вида человека, а тут прям живот в трубочку свернулся. Ещё и тошнотворный металлический запах засохшей по стенкам и полу крови. Бе. Погодите-ка... А что это у них в руках? Катана? О, Нет, нет, нет... – Не трогайте его! – Слезы наворачивались на усталых глазах, безнадёга чётко отражалась в них, Рёмен давно потерял веру в человечество. Заплаканный взгляд умолял пощадить Наруками, пусть не его самого, но хотя бы Юджи. Катана прошла насквозь. Насквозь тела Бога. Белая юката сразу же окрасилась в алый, словно паучья лилия. Блять. Они не задели жизненно важные органы. Конченные садисты! Да чтоб они сдохли! Противный слуху звук разрезающейся плоти, погодите, что эта женщина делает? Она прокручивает орудие по оси... Кровь хлещет на пол. Слабый Наруками плюется кровью, находясь в полусознательном состоянии, хотя скорее всего, он всё же не чувствует всю эту боль, зато Сукуна по полной прочувствовал это. Один только вид Юджи вызывал сомнения, точно ли это Божество? Бледный, словно поганка, болезненный и усталый вид, слегка прикрытые глаза. Ощущения, будто это смертник ходячий, а не повелитель грома и молнии. – Юджи! – Хриплый от криков голос раздался, словно последний вздох перед смертью. От бессилия парень опустил голову, смотря в каменный пол темницы. Всё лицо опухло и покраснело от слез, перед глазами снова всё поплыло. Юноша смог услышать ритм своего сердца или не своего? Удар. Затишье. Ещё один удар. Затишье... Хрясь. Далее удара не последовало. Рёмен тут же поднял голову. Меч вонзили в еле как бьющееся сердце. Но не в его... Наруками... Он не только увидел, но и отчётливо почувствовал, как смерть настигла Божество. Это будто ярким импульсом ударило в сердце, будто электрический разряд молнии ударил прямо в голову, будто каждую мышечную клетку пронзили персональным клинком. Будто внутри образовалось пустое место... Противные ощущения букетом ядовитых растений прорастали сквозь каждую часть тела. Юноша и не думал, что испытает большую боль, чем в тот день, когда он хотел признаться в чувствах. Но такого он ещё никогда не чувствовал. Даже тогда не было этого всепоглощающего чувства в груди, будто маленькое проклятье съедает все внутренности, от почек до сердца. Чувства, разрывающие лёгкие, ломающие ребра, убивающие влюблённое сердце, разрезающие всех бабочек напополам, если там таковые остались, конечно... – Твари... – Его голос был похож на озлобленный шепот, сдавленный, но отчетливый, явно предвещающий что-то очень нехорошее. – Твари, вы поплатитесь! – Внезапно, парень перешёл на крик. Крик, полный отчаяния, бешеной злобы, ненависти, отвращения и гнева. Лицо потемнело... Кажется, оно перестало выражать любые эмоции. Стеклянные, потухшие, устрашающие глаза устремились прямо на людей. «Твари» моргнули в унисон. Сукуна в одно мгновение разорвал цепи с оглушающим дребезгом. Ранее нежные глаза приобрели кроваво-красный, темный, словно все его чувства в тот момент оттенок, они искрились беспощадным, будто стихийное бедствие светом. Слезы текли по его щекам, обжигая щёки. Этот взгляд... Взгляд, готовый убить всех и вся. Без разбора и сожалений, без капли стыда и жалости. Холодная месть – самое идеальное блюдо для такого мусора как люди. Месть за смерть его обожаемого всей душой Бога. Его единственного, хоть и некровного родственника. Его первую, единственную и самую чистую на ближайшее тысячелетие любовь. Юджи. Да как они только посмели! Твари! Теперь они точно расплатятся за всё, чем докучали Наруками. За каждый совершенный грех следует наказание, карма. Именно ей сейчас станет Рёмен. Уж он-то покарает их сполна. И сделает это не хуже самого О́ни, а может и лучше. Лица убийц скривились в страхе и панике, они-то точно не ожидали, что слабому проклятому ребенку хватит смелости и духа им противостоять. Пхах, теперь людишки никуда не сбегут. Просто некуда. Также, как и самому Сукуне когда-то было, только вот, его спас Бог, а их покарает О́ни. На его теле появились черные метки, но этого не было замечено никем, кроме уже разорванных в клочья трупов. Что же, похоже он и вправду проклят. Только вот не ужасно-страшным проклятым духом или Божеством Наруками. Нет... Совсем нет... Прокляли его сами люди при помощи своей ненависти. Семнадцать, почти восемнадцать лет эта неприязнь выливалась на мальчишку, но Юджи выстроил плотную ментальную защиту своим воспитанием, так что она почти не задевала оскверненную душу. Только вот, последняя тоненькая ниточка, на которой держался этот «щит» умерла на глазах Сукуны. Именно это сыграло ключевую роль. Умножив минус на минус, они получили полупроклятье-получеловека с ужасающей силой. Люди способны на всё, именно они проклинают и создают проклятья. Все негативные эмоции порождают зло, в обличие проклятий. Но разве людей можно винить за эмоции? Риторический вопрос. Сколько же гнева накопилось за всё это время, что теперь, некогда добрый и заботливый мальчишка в один момент ожесточился до неузнаваемости. Только вот, в ком эта ненависть копилась, в людях или же в самом Сукуне? Ответ как нельзя прост. В обоих, но с некоторыми отличиями. В Рёмене эта ненависть копилась, хоть и всего несколько лет, человечество же, ежедневно проклинало юношу своей неприязнью. У людишек она грязная, склизкая и подлая. У юноши она чистая, словно полная луна, но опасная, даже слишком опасная. Что же, человечество само виновато. Злоба ослепила безжизненные глаза. Парень уже не отдавал себе никаких отчётов, поддавшись эмоциям. Невообразимое отвращение, ненависть, обида на всех заполонили разум, словно воздух лёгкие. Последнее, что он запомнил, это безжизненное тело Божества сквозь пелену слёз. Как же паршиво на душе становилось только от одного воспоминания об этом. Хотелось забыть это, забыть и никогда не вспоминать. Хотелось, чтобы это всё оказалось страшным сном. Вот прямо сейчас он проснётся, а за окном падают листья, Наруками жив и здоров, а этих злых колдунов и не существует вовсе. Но как же реальность жестока, реветь навзрыд хочется. Но теперь... Когда все ограничители сняли с Сукуны его уже было не остановить. Каждый, кому не повезло оказаться у него на пути умирал. Смерть эта была быстрой, скоропостижной и практически безболезненной. Рёмен не был садистом, до встречи какого-то мага... Почувствовав эту энергию, исходящую от него, внутри сразу всё закипело. Хотелось мучать его, пока тот не будет умолять о смерти. Собственно, а что могло остановить Сукуну Рёмена?

***

Прошли месяцы, а может и годы... Признаться честно, он не считал. За это время множество визуальных и не только изменений произошли с ним. Под тонким слоем человеческой крови виднелись черные отметины, и так по всему телу, и как Сукуна не заметил их раньше?. А ещё у него появилась дополнительная пара рук и красных глаз, которые так нравились Кому-то. А кому..? Рёмен уже не помнит, но почему-то этот Кто-то отзывается мимолётной теплотой в очерствевшем сердце. Эти незначительные поправки ни капли не смутили его, а почему должны? Теперь он наоборот выглядит намного более устрашающим. Главное, что теперь он стал Сильнейшим, только вот ради кого или чего он добивался этого? А впрочем, неважно, главное, что теперь цель достигнута. Трепещите, кланяйтесь в ноги, просите жалости, молите о пощаде его, Сильнейшего, Рёмена Сукуну – Короля проклятий. Ха-ха, теперь эти жалкие людишки поплачут. А откуда у него столько ненависти к ним? Тоже не помнит... Но одно только упоминание человека или шамана заставляет Рёмена чувствовать дурманящую жажду крови. Он уверен. Теперь никогда не придется чувствовать немощность или беспомощность. Теперь Сукуна точно в состоянии защитить себя и больше никого не надо.

***

Люди не знали, как справиться с Королём. Он словно стихийное бедствие, ты уже никак не сможешь отомстить за убитого, ведь это невозможно. Сукуна стал таким же никому неподвластным, как цунами, торнадо или извержение вулкана. Вся надежда была только на магов, в основном на три великих клана. И вот, наконец-то, в одном из трёх великих кланов родился долгожданный благословенный ребенок. Девочка с белоснежными, словно ландыши волосами и с ясно-голубыми глазами. Только посмотришь в них, так сразу будто возносишься на небеса, они ослепляли, словно солнце своей красотой. Да, девчушка родилась в клане Годжо, так ещё и с шестью глазами! Ох, сколько радости в тот день было, столько празднеств, что не сосчитать! Новорожденную восхваляли чуть-ли не на уровне Бога. Хотя, это естественно, ведь она была единственной, у кого была возможность победить Чудовище, терроризирующее людей – Короля проклятий, Двуликого или же Сукуну Рёмена. Назвали спасительницу Умой. Ума Годжо. В совсем раннем возрасте на Уму взвалился огромный груз ответственности по спасению человечества. Но она его с гордостью принимала, с усердием тренировалась. Её наставляли со всей строгостью и упорством, не давая ни минуты продыха. Годжо дорожила своим званием «Сильнейшей», делала всё, дабы его оправдать. С каждым днём её навыки становились всё лучше, она даже освоила «фиолетовый» и обратную технику. Девочка чуть-ли не с младенчества загорелась идеей победы Сильнейшего среди проклятий. Ей хотелось доказать, что люди не обречены и любое, даже самое сильное зло можно одолеть. Как удивительно, Ума смогла. Хотя, если наблюдать за её тренировками, то это уже не так уж и невероятно. Она запечатала Двуликого в двадцати пальцах, дабы никто не смог вернуть его к жизни. Так Сукуна и остался медитировать на неопределенный срок, что же, терпения ему не занимать, подождёт.

***

Срок составил тысячу лет. Кто же его определил? Самоотверженный подросток. Слишком добрый, желающий всех защитить по последней просьбе деда, донельзя отважный и с выдающимися физическими показателями. Юджи Итадори. Он проглотил один из пальцев, дабы не быть съеденным проклятьем. Так и продолжилась эта история...