Тайный Санта

      Ким принес Че в его спальню, хотел было усадить на двуспальную застеленную кровать, но парень указал на неприметную дверь напротив, и Ким послушно двинулся туда. К его большому удивлению, за дверью обнаружилась настоящая студия. Крохотная совсем, буквально на одного человека, даже меньше, чем в его пентхаусе, но идеально выполненная и совершенно новая. Темные стены, пульт, небольшой диванчик в нерабочей части, письменный стол, пара полок и целый угол, отведенный исключительно под три гитары. Старая, на которой Че учился играть, та, которую подарил Ким, и новенькая темно-оливковая бас-гитара, судя по всему, подарок Кинна.       — Я пытался тебя забыть, пи’Ким, — прошептал Че ему в шею, когда Ким прямо так, вместе с ним на руках, опустился на скромный темный диванчик. Дотянувшись до клетчатого шотландского пледа, лежащего квадратом на спинке, Ким старательно завернул в него Че, подчиняясь древнему инстинкту, который приказал защищать это хрупкое сокровище от малейшего неудобства. Че поерзал на его коленях, устраиваясь удобнее, отобрал плед и завернул в него плечи Кима, укрываясь краями.       — Ангел, так не…       — Не должно быть? Неправильно? Ты не этого хотел? — фыркнул Че устало и прижался потеснее, обнимая растерянного Кима бедрами и руками. От него пахло так знакомо и приятно, что у мафиози закружилась голова. Прикрыв глаза, он уткнулся в щеку Порче, водя по ней кончиком носа и жадно вдыхая чудесный аромат.       — Я не могу без тебя, — признался Порче через пару минут расслабленной, но не пустой тишины между ними, и у Кима от этих слов и обреченности, звучащей во все еще ломающемся голосе, потемнело в глазах.       — Ангел?..       — Я пытался, правда. Прогонял мысли о тебе, хотел насовсем выбросить из жизни, даже почти получилось, а потом пи’Кхун сказал, что тебя зацепило в одной из перестрелок, и все опять в пизду улетело. Ты в любой момент мог погибнуть, пи’Ким, эта мысль меня с ума сводила.       — Прости. Прости, Че, — попросил Ким, и сам не зная, за что пытался извиниться. Не то за «сахарный» характер и фамильное упрямство, от которого изрядно натерпелся этот чистый, добрый и светлый человек, не то за реалии собственной семьи и жизни. Не то за разбитое на острые осколки хрупкое юное сердце, что Че храбро вложил в его ладони, непривычные к такой нежности и уязвимости.       — Я-то прощу, а толку? Пи’Ким, я знаю, что ты за мной следил. Почему не приходил сам?       — Потому что боялся, — Ким все-таки приспустил с себя плед, заворачивая в него голые плечи Порче. Ткань немного кололась, но была теплой и уютно пахла пылью и рисовым печеньем, да и сидеть вот так в коконе, крепко прижимаясь грудью к груди, было всем, о чем он когда-либо мог мечтать. — Я сделал тебе очень больно, Че. Я думал, что без меня тебе будет лучше.       — Почему тогда написал альбом?       — Сложно забыть о человеке, когда тебе дважды в день докладывают о том, где он и с кем он, — хмыкнул Ким, дурея от ощущения гладкой теплой кожи спины под кончиками пальцев. Че спокойно лежал в его руках, позволяя выводить на лопатках и плечах рассеянные узоры. Только дышал тихонько Киму в ключицу, и от этого по коже расходились приятные щекотные мурашки.       — Зачем следил, раз так больно было?       — Боялся за тебя. Че, даже если бы мне пришлось жить с этой болью до конца моих дней, я бы жил, если бы это помогло уберечь тебя от беды, — признался Ким, полными горстями зачерпывая смелость и красноречие из неведомых ранее источников. Но молчать тогда, когда желанный человек — уязвимый, расслабленный, заплаканный и усталый лежал вот так в его руках — было невыносимо. Слова жгли грудь и глотку кислотой, и Ким позволил им свободно литься, зная, что Че никогда не ударит в ответ и не использует эти откровения против него.       — А обо мне ты подумал? Не о том, буду ли я жить в целом, а о том, как я буду жить в стране, где каждый пятый человек — твой фанат? Пи’Ким, ты полный идиот! Знаешь, почему я в город почти не выходил? Нет, не потому что опасно или друзья не звали, а потому что твое лицо чуть ли не на каждом углу висит. Фотосессия с той тушью — это как выстрел в печень. Ты вообще видел свои глаза со стороны? Афиша для последнего концерта с париком этим уебским и лицом разбитым меня чуть до инфаркта не довела. И концерт последний, как вишенка на торте. Обязательно было полуголым по сцене скакать?       — Я был в майке! — возмутился Ким, ошарашенный до глубины души жесткими словами и злым, сердитым тоном всегда доброго и мягкого Че.       Парень цапнул его за ухо и больно потянул, отчего Ким зашипел рассерженным котом. Че без стеснения зашипел в ответ.       — В майке, говориш-ш-шь? Да, была на тебе эта блядская белая майка, только нахуй ты водой сверху облился, а?! Ты в курсе, что твои фанаты чуть не вымерли на месте, когда этот разврат на сцене увидели? Ты хоть раз видел фанкамы свои? Ты так блядски губы свои закусывал, что у мертвого бы встал! И потом еще смеешь спрашивать, а что не так?       — Я люблю тебя, — выпалил Ким, накрывая губы раздраженного и заведенного Че ладонью. — Я так сильно люблю тебя, Порче.       Че в ответ сверкнул глазами, убрал его руку и подался вперед, отчаянно, неумело целуя в губы. На вкус он был соленым и мятным, а губы оказались именно настолько мягкими, пухлыми и податливыми, как в самых горячих и пошлых мечтах Кимхана. Че был ужасно неопытным, торопился, пачкался в их слюне, но Ким плавился, как сырок, ощущая, как раскрывается перед ним его драгоценный ангел. Как он сладко и тихо захныкал, когда старший толкнулся в жаркую глубину языком. Как вцепился в плечи короткими ноготками, небольно царапая. Как неловко поерзал, пытаясь скрыть укрепившийся стояк. Ким решительно положил ладонь на его поясницу и вжал пахом в свой живот. Застонали оба — настолько хорошо и правильно ощущались подобная близость и трение.       — Че, если ты меня сейчас не остановишь, все закончится дрочкой в лучшем случае, — прошептал Ким в губы совсем поплывшего от ласк парнишки, отодвинувшись на пару сантиметров. Вместо ответа инициативный и бойкий паршивец расстегнул металлическую пуговицу на джинсах Кима, вжикнул молнией и сходу засунул руку ему в трусы.       Ладони Кима с силой сжались на тугих мальчишеских бедрах. Умом он понимал, что с Че так нельзя, наоборот, нужно ласково, бережно, мягко и по чуть-чуть. Но что-то темное, клубящееся на самой глубине души, подняло голову, оскалило длинные и острые зубы и буквально заставило его еще крепче впиться пальцами в упругую плоть, а следом и вовсе переложить ладони с бедер на маленькие ягодицы, тиская и агрессивно поглаживая. Че нетерпеливо застонал, и Киму совершенно снес голову этот нуждающийся, низкий, грудной звук, так непохожий на обычный голос парня, пока влажная теплая ладошка рваными толчками двигалась вокруг его члена.       — Ангел, не делай так, — на последних остатках силы воли прошептал Ким, борясь с диким, пугающим даже его самого желанием пометить и присвоить Порче.       — Нахуй иди, — ласково пожелал тот в ответ и схватился за член еще крепче, больно кусая Кима за чувствительный переход от шеи к плечу.       — Че, если продолжишь вот так, я не удержусь и превращу тебя в леопарда. Пожалуйста, притормози, — взмолился Ким, ощущая, как сквозь пальцы утекают последние крохи контроля.       Киттисават выпрямился, заодно остановив движение руки на члене. Свободной ладонью ухватил Кима за подбородок, закидывая голову вверх, чтобы заглянуть в глаза. Обвел большим пальцем губы, сжал остальные на подбородке до легкого дискомфорта. И прошипел, обжигая диким, сумасшедшим взглядом:       — Сделай так, чтобы завтра я не мог сидеть. Чтобы каждая тварь знала, кому я принадлежу. Сломай меня только для себя, пи’Ким.       — Сломал уже один раз, — проворчал Тирапаньякул, отчаянно цепляясь за утекающий, словно бензин из пробитого бака, самоконтроль. Не хватало только зажженной спички, но жадный импульсивный паршивец обеспечил и ее, властно приказав:       — Присвой меня, Кимхан.       Все предохранители выбило одним рывком. Ким обхватил Че за талию, скинул со своих колен, развернул спиной, заставил опереться на спинку дивана, сдернул штаны и крепко вжался пахом в ягодицы. Че довольно застонал и выгнулся навстречу, потираясь и мурлыча. Ким сдернул и отбросил в сторону плед, чтобы не мешал наслаждаться расцветающей красотой парня, и прижался губами к изгибу гладкого плеча, оставляя темно-красную метку. Накрыл ладонью член младшего, средних размеров, но гладкий и ровный. Головка была влажной, скользкой от смазки, и по комнате быстро поплыл запах мускуса и секса. Ким его никогда не жаловал, считая слишком резким, но с Че вообще все ощущалось по-другому, и этот тяжелый, насыщенный аромат казался скорее пикантным дополнением к уединенной атмосфере, чем раздражающей помехой для получения удовольствия.       Ким размеренно двигал кулаком по чужому достоинству, губами и зубами терзая левую ключицу. Че постанывал, потирался о него ягодицами и ничуть не возражал, когда пальцы свободной руки Ким по наитию засунул ему в рот. Наоборот, с пошлым хлюпаньем слюны втянул глубже, посасывая и вызывая тем самым определенные движения в облегающих брифах мафиозного принца.       — Ангел, ты же понимаешь, куда все идет? — прохрипел Ким, переходя на вторую ключицу и тут же оставляя на ней яркую метку. Вместо ответа Че толкнул языком его пальцы за щеку.       — Да блять! — Кимхан вытащил пальцы, нагнул Че сильнее, заставляя выпятить задницу, чтобы было удобнее, и толкнулся, проникая средним.       Че затаил дыхание и до скрипа суставов вцепился в спинку дивана. Ким замедлился, опасаясь поранить или напугать доверившегося ему парня, но тот повел плечами, расслабляя мышцы, встал поустойчивее и приказал холодным и жестким, совсем незнакомым тоном:       — Я сказал «выебать», Кимхан.       — Я здесь старше, детка, я решаю кого и когда ебать, — улыбнулся Ким хищно и снова накрыл рукой его член, двигаясь в такт ускорившимся толчкам сзади.       Ноги Порче дрожали от усилий удержаться на краю удовольствия и боли. Он весь казался напряженным, как туго натянутая струна, но покорно впустил в себя уже два пальца, только охнул испуганно, когда мафиози наконец нащупал внутри нужный бугорок и нажал на него подушечкой указательного. Ким настолько увлекся этими ласками, что едва не пропустил момент, когда его юный любовник полностью замер, словно чего-то испугавшись.       — Малыш? Ты как? Больно? — Ким перегнулся через плечо Че, пытаясь заглянуть ему в лицо.       — Нет, мне хорошо. Только вот… Я же не кончаю, почему оно?.. — Че, разом утративший весь свой лихой вид, пораженно смотрел на собственный твердый член, на кончике которого блестела крупная белая капля. — Если с кем-то спать, то всегда так будет?       Он был таким милым, растерянным и забавным, что Ким не сдержал счастливой и глупой улыбки. Медленно вытащил пальцы из чужого тела, вытер о брошенное ранее в сторону белье парня, улегся на узком и тесном диване на спину и притянул Порче к себе, обнимая и укладывая на грудь.       — Нет, малыш. Это из-за того, что я массировал твою простату. Это не сперма. И нет, так будет не всегда, но такое иногда случается, все нормально.       — Почему тогда ты прекратил? — уточнил Че, приподнимаясь над ним на локте.       — Потому что ты невыносимо милый. Дай мне насладиться этим моментом.       — Все же так хорошо было, пи’Ким. Неужели не хочешь продолжения? — Че выверенно вильнул бедрами, чтобы прижаться потеснее и снова возбудить их обоих, на что Ким, не выдержав, предупреждающе сжал его ягодицу, удобно попавшую под ладонь. Че вскрикнул и затих, почти испуганно глядя на него широко распахнутыми прозрачными от недавних слез глазами — Ким сил не пожалел и мог причинить реальную боль, за что тут же принялся извиняться ласковыми поглаживаниями и легким массажем пострадавшего места.       — Ты себе даже представить не можешь, как я тебя хочу. Но здесь, без смазки, без подготовки, без нормальных свиданий… Ты заслуживаешь лучшего, ангел.       — Я тебя хочу, — Че перекинул ногу через живот Кима, седлая. — И у меня есть смазка и презервативы. И желудок пустой. Просто возьми, пожалуйста.       — Хорошо, если честно ответишь на вопрос.       Че серьезно кивнул, и Ким, сглотнув вязкую от волнения слюну, спросил то, что вертелось на краю сознания с самого начала их спонтанных, но бесконечно приятных и возбуждающих самые низменные желания обжиманий:       — Почему ты так этого хочешь, ангел?       — Потому что боюсь, что ты снова свалишь в туман, стоит мне отвернуться в сторону, — прошептал Че, цепляясь за плечи Кима до алых полос содранной кожи, но тот на боль внимания на обратил, поглощенный ядовитой, тяжелой болью, плещущейся в любимых глазах.       — Я не уйду. Больше нет. Клянусь, Че… — начал было Ким, но Киттисават закрыл его рот рукой, не давая рассыпаться в тысяче бесплодных заверений и обещаний.       — Ты можешь умереть в любой момент. И я могу. Не спорь, пи’Ким, пожалуйста, хоть сейчас не спорь. Я хочу понять, каково это — быть твоим. Пока мы оба тут и готовы к большему. Я все еще безумно злюсь на тебя, но ты такой красивый и горячий, что у меня в голове все плывет, и сердце скачет. Так что просто трахни.       — Я покажу тебе, как можно без проникновений, малыш, — низким голосом пророкотал Ким, оставив на тыльной стороне ладони Порче галантный поцелуй. — Чтобы было хорошо, ты должен мне довериться.       — Ладно, — Порче без раздумий кивнул, откатывая их обоих на полгода назад, когда они были всего лишь фанатом и кумиром и всего случившегося по вине Кима дерьма между ними еще не было.       Мафиози по одному поцеловал каждый палец на крупной, но изящной руке, про себя удивляясь, откуда в нем вообще взялось столько нежности. Заставил парнишку улечься на спину на его место, сполз по его ногам вниз, усаживаясь на икры, и наклонился, обхватывая все еще твердый член губами. Ким терпеть не мог минет, считая эту практику переоцененной, но в нынешних условиях это было лучшим из вариантов. Пришлось экстренно вспоминать порно, которое он в юности ради любопытства просмотрел по этой тематике, и попытки прошлых партнеров сделать ему приятно. На вкус Че был терпким и солоноватым, но не противным. Ким постарался как можно сильнее расслабить горло, придержал член за основание и начал осторожно покачивать головой в медленном темпе. Че тихонько, разбито хныкал, ерзал, тем самым заставляя Кима все время жестко контролировать зубы, и потягивал его за волосы, направляя туда, где нравилось больше. Кимхан впервые в жизни напрочь забыл о собственном возбуждении, остались только отклики Порче, его запах, вкус, сводящие с ума низкие стоны и приоткрытые пересохшие губы.       — Вставь… вставь в меня пальцы, пи’Ким… — умоляющим тоном пробормотал парень, властно потягивая Кима за пряди на затылке. Певец кивнул, снова подложил под Че подушку, раскрывая сильнее, щедро сплюнул на руку и приставил пальцы к пульсирующему входу, слегка покрасневшему от прошлых попыток. Че в его руках был пластичным и горячим, гладкую кожу так и хотелось пометить и заласкать, и он не отказал себе в удовольствии оставить пару собственнических меток на боках и груди, одновременно с этим проталкивая внутрь два пальца.       — Пи’Ким, пи’… прошу, пи’… — бормотал Порче, бесконтрольно мечась по дивану и покачивая своими идеальными темными бедрами навстречу толчкам, чтобы позволить тонким и длинным пальцам музыканта проникнуть как можно глубже.       Ким совсем потерялся в вожделении, считывая любую реакцию, наслаждаясь Че — потерянным в удовольствии, смятенным, распаленным, жаждущим — с такой отдачей, словно видел его в последний раз. Киттисавата больше не хотелось трахать или драть. Его хотелось любить. Нежить, ласкать, раз за разом доводить до пика, а затем медленно и чувственно целовать распухшие губы. Довести до слез от гиперчувствительности. Узнать, какой он, когда кончает, какой он на утро после секса, какой он в смущении или в угаре возбуждения. Хотелось не выпускать из кровати сутками, поглаживая, целуя, помечая вкусно пахнущую кожу. Хотелось съесть его, поглотить, спрятать в клетке из ребер, которая все эти годы хранила почерневшее и ожесточившееся сердце Кима, чтобы никто не мог добраться до сокровища, что оказалось таким идеальным на вкус. Ким ощущал себя вором, больным, сумасшедшим, неадекватным человеком, но почему-то совсем этого не боялся, зная, что больше никогда не обидит и не поранит Че специально.       Подчиняясь теплым настойчивым рукам, он наклонился и снова обхватил достоинство Че губами, начиная сосать, и ускорил движения второй руки, стимулируя простату. Синхронизировать движения было сложно, Ким привык быть тем, кого ублажают, а не наоборот, но оторваться от такого Порче было бы преступлением. Так что пришлось изрядно поднапрячься и сделать все, чтобы парень под ним получил максимальное удовольствие, но он ни о чем не жалел — дарить ласку любимому человеку оказалось так же приятно, как и получать ее.       Спустя несколько минут агрессивного воздействия на две эрогенные зоны сразу, Порче с силой толкнул Кима в плечи, выгнулся и застонал — жалобно, тонко и громко. Его голос все еще ломался, и этот сладкий, пронзительный звук отдался ноющей болью в твердом члене Кима, пока подрагивающий от высвободившегося напряжения живот Че украшался белыми густыми потеками. Мафиози в два счета стащил с себя штаны и белье и задвигал освободившейся рукой, жестко, плотно, очень быстро и сильно, пальцами второй продолжая нажимать на простату парня.       — Хватит, пи’Ким, пожалуйста! — прошептал Порче сипло, пытаясь ухватить Кима за запястье, но пальцы скользили и не слушались, к тому же, из его положения это сделать было довольно трудно. Ким покорно замедлился, однако руку не убрал, все еще растягивая Че и с жадностью следя, как пальцы скрылись в жаркой глубине по самые костяшки.       Порче, заметив его движения на члене, хитро сверкнул глазами, похотливо оскалился и сжал пальцы внутри. Удержаться было просто нереально, и Ким шагнул за грань оргазма, оставляя на внешней стороне бедра любовника огромный засос. Никогда еще он не кончал с такой отдачей и удовольствием.       — Как ты, пи’Ким? — дождавшись, пока Тирапаньякул немного придет в себя, спросил Порче нежным, но усталым голосом.       — Лучше не бывает, ангел, — слегка заторможенно отозвался сын мафии, и аккуратно вытащил пальцы, попутно создав влажный, чавкающий звук. Че залился краской по самую грудь, а Ким счастливо рассмеялся и прижался к внушительному синяку на бедре бережным, слабым поцелуем.       Че довольно улыбнулся и растекся по дивану лужицей подтаявшего мороженого, пока Ким, с трудом добравшись на ватных ногах до ванной, мыл руки и приводил себя в относительный порядок. Тихо скрипнула дверь, и на пороге встал парнишка — растрепанный, все еще неестественно красный, с опухшими губами и голым торсом. Он выглядел как самый настоящий падший ангел, только-только выбравшийся из постели соблазнившего его дьявола. Не смотреть на него такого было преступлением, Ким даже пожалел, что оставил телефон в студии и не с чего было сделать фото. Меж тем, любуясь Порче через отражение в настенном зеркале, Ким закончил полоскать рот, поймал приблизившегося вплотную парня в свои руки и снова поцеловал, желая снова ощутить яростные отклики. Но тот после секса стал нежным, тихим и мягким, что Киму нравилось ничуть не меньше обозленной, яростной и дикой версии.       — Поспим, ангел?       — Да. Дай умоюсь, и поспим, — промурлыкал Че ему в шею и легонько прикусил вдоль пульса. Без следов, но чувствительно, одним движением обозначая свою власть над телом и душой мафиози.       Ким вернулся в спальню, по пути полностью раздеваясь. Повалился поперек кровати на живот по старой студенческой привычке, подгреб под грудь побольше подушек, полностью расслабился, смакуя недавние воспоминания о Порче на пике оргазма.       Сзади послышался звук бьющегося стекла. Ким слетел с кровати, словно лист, подброшенный ветром, и обернулся в сторону предполагаемой угрозы, остро пожалев, что оставил пистолет в машине. Порче стоял на пороге ванной в одном махровом белом полотенце на бедрах. Под его босыми ногами валялись осколки разбитого стакана, а глаза были темными и совершенно дикими. Присутствия других людей или иных угроз Ким, к счастью, не уловил.       — Ангел, что не так? — он в два счета добрался до подростка и, заметив, что осколки оставили на стопах и икрах пару алых росчерков, без колебаний подхватил Че на руки, унося из опасной зоны к кровати. Включил прикроватную лампу, опустился на колени перед парнем, свежо пахнущим какими-то ягодами. Тот все еще смотрел очень странно, и Ким, протянув руку вперед и вверх, аккуратно погладил персиковую на ощупь щеку. — Малыш, что такое? Чего ты испугался?       — Я не испугался, — Порче очаровательно помотал головой, как маленький милый олененок, заплутавший в лесу без мамы. Поднял руку, ответно погладил Кима по лицу, обвел большим пальцем губы, надавил на нижнюю, неожиданно горячо и властно. — Я с ума схожу. Ты голый в моей кровати, пи’Ким. Ты себя со стороны вообще видел?       — Так, ангел, с этим мы разберемся немного позже, — от прямого и беззастенчивого комплимента Порче и жажды, зазвеневшей в его тоне туго натянутой струной, Ким неожиданно даже для себя покраснел и опустил взгляд. — Можно я одолжу нижнее белье?       — Конечно, первый выдвижной ящик гардероба, — Че сглотнул и с явным усилием отвлекся от разглядывания паха Кима. Тот оставил благодарный поцелуй на округлой коленке максимально быстро добрался до гардероба, открывая нужный ящик. Схватив первую попавшуюся пару, Ким очень быстро натянул их на себя, не обращая внимания на странные ощущения сзади — на первый план вышла необходимость позаботиться о ранах Че.       Раскопав в шкафу аптечку, Ким снова опустился перед Киттисаватом на колени, начиная медленно и осторожно убирать кровь, натекшую из нескольких длинных неглубоких царапин на икрах и стопах. Че не мешал, только дотянулся до тумбочки и достал из нее тонкую черную резинку, которой осторожно связал растрепанные волосы Кима, чтобы не лезли в глаза. Факт наличия у коротковолосого Порче этой резиночки больно ужалил Кима, не привыкшего делиться с кем бы то ни было тем, что считал своим. И он не сумел сдержать вопроса, на который не имел никакого права:       — Чья она, Че? — тон тоже был резким и ядовитым, хоть и непредумышленно. Ким в деталях чувствовал, как нечто темное, гадкое, липкое ворочается возле сердца, хватается за него когтистыми пальцами, ранит, не давая нормально дышать.       Че посмотрел на него секунд десять сложным взглядом, поднял руку и отвесил легкий необидный подзатыльник, одним движением изящной ладони заставляя темное и мерзкое обиженно затихнуть и уползти восвояси.       — Ким, ты придурок ревнивый, в курсе, да? Моя это резинка, я ей челку иногда подбираю, чтобы не мешала. И ты больно делаешь, аккуратнее.       Ким спохватился и вернулся к прежней бережности, едва прикасаясь к ранкам ватой со специальным дезинфицирующим раствором. Снова поцеловал колено парня, извиняясь за свою несдержанность и нелепую ревность. Ну и заодно снимая часть болевых ощущений — где-то он слышал или видел, что так делают любимым людям, чтобы унять их боль. Лицо Че посветлело, и он нежно потрепал Кима по макушке, слегка сбив набок и без того кривоватый хвостик.       — За что ты мне такой красивый, а? Ты же дьявол, пи’Ким, самый настоящий. Не может простой человек быть настолько горячим.       — Тогда ты тоже дьявол, — смущенный благоговением, зазвучавшем в любимом голосе, Ким поймал руку Порче, целуя внутреннюю сторону запястья, там, где синеватые вены расходились, словно притоки большой реки. Даже на время отложил пластыри, которыми со всей возможной аккуратностью заклеивал алые царапины.       — Почему это?       — Потому что ты тоже очень красивый, Порче. В двадцать, когда пубертат совсем пройдет, мне придется реально отстреливаться от желающих забрать тебя себе.       — Я не игрушка и не трофей, чтобы молча переходить из рук в руки, — усмехнулся Порче шкодливо. — И вообще, единственные руки, которые меня устроят — твои.       Ким промолчал, собирая использованные материалы. Все эти разговоры по душам были для него слишком откровенным, будоражащим и сложным делом. Привыкнув годами держать все в себе, он каждый раз терялся от того, как легко Че мог произносить важные слова, каким мягким и теплым он был с тем, кто по-хорошему заслуживал только пулю в лоб за все совершенные грехи и ошибки. Поднявшись на ноги, мафиози дошел до маленькой урны возле стола и выкинул использованные предметы туда, захлопывая крышку, чтобы резкий запах спирта не распространялся по комнате. И пошатнулся, когда на него с настоящим рычанием навалился Порче, толкая к столу.       — Ты, блять, издеваешься, что ли?! — рявкнул он Киму на ухо, упираясь двумя руками в стол, к которому прижал всем телом ничего не понимающего партнера.       — Ангел, ты чего?..       — Из всех пар, что лежали в этом несчастном гардеробе, ты выбрал именно те, что с дыркой на жопе, пи’Ким?! Хочешь сказать, совпадение? — Че уткнулся носом ему в шею, шумно дыша и жадно облизывая яремную вену. Пахом он вжался в задницу Кима, и тот даже сквозь пушистое полотенце, все еще повязанное на бедрах Че, различил крепкий стояк. И мягкую ткань самого полотенца, которую ощущать голой кожей вроде как не должен был. Заведенная за спину рука быстро нащупала на проклятых трусах дырку на заднице в виде огромного сердца, окантованного плотной застроченной нитью. Зато теперь становилась абсолютно ясна неожиданная реакция всегда ласкового Че — Ким бы и сам в секунду сорвался с цепи, увидь на любимом человеке подобную вещицу.       — Блять… Откуда у тебя вообще это белье? — неожиданная мысль плеснула кипятком в вены и залила уксус на язык, заставив Кима рывком развернуться и поменять их местами, подсаживая сердитого и раскрасневшегося Порче на письменный стол, к счастью, почти пустой.       — Догадайся, блять, — огрызнулся Че, разводя бедра, чтобы Ким мог занять место между ними. Откинул голову назад, позволяя ласкать шею, закинул руки на плечи старшего, притягивая его к себе как можно теснее.       — Танкхун, — озвучил очевидную мысль Ким, и Че резко кивнул, подтверждая догадку.       — Сказал, мне нужно быть более раскрепощенным и что однажды они мне очень пригодятся. Там еще кружевные трех цветов есть и стринги в пяти расцветках.       — Блять. Когда-нибудь я его точно прибью, — пообещал Ким, опуская горячий лоб на плечо Порче. О его висок и щеку тут же нежно потерлись кончиком носа, а по лопаткам невесомо прошлись теплые ласковые руки, словно ангельские крылья, покрытые мягкими перышками.       — Но ведь он прав, пи’Ким. Важно пробовать новое, да и… В целом, мне даже нравится, как это белье на тебе смотрится.       — Я почувствовал задницей, — фыркнул Тирапаньякул, и Че снова красиво зарумянился.       Кимхан вскинул голову и коснулся приоткрытых мягких губ, целуя медленно, чувственно, глубоко. Че отзывался на легчайшее касание, был податливым и уступчивым, едва слышно хныкал и все крепче и крепче обнимал, будто стремился вырыть в Киме ямку и спрятаться в ней от всего мира. Ким и сам чувствовал нечто подобное, только его терзало желание не спрятаться, а спрятать. Если бы он мог, то с удовольствием раскрыл бы ребра, чтобы буквально впустить Че внутрь себя, поглотить, скрыть от всех, чтобы больше никто не мог до него добраться и навредить. Это желание было глубинным, всепоглощающим и тяжелым, и, чтобы хоть немного облегчить ужасающее давление внутри, он резко, настойчиво двинул бедрами, врезаясь в пах Порче. Тот обиженно застонал, словно ударившийся о ножку стола щенок, и самым естественным жестом лег спиной на стол, раскрывая себя перед жадным взором мафиозного принца. Сам, своими руками потянулся к полотенцу и развязал тугой узел сбоку, позволяя ткани сползти и обнажить уязвимо выступающие бедренные косточки, крепко стоящий член и налившиеся напряжением яички.       — Ангел…       — Я не против, Ким, — глядя ему в глаза произнес Че, еще шире раздвигая идеальные бедра. — Я очистил себя в ванной на всякий случай, так что ты можешь взять, сколько захочешь. Все хорошо. Я готов.       Ким очень медленно провел двумя руками по раскрытому специально для него юному телу. Шея с острым кадыком, нервно гуляющим вверх-вниз от частых сглатываний. Разворот окрепших от силовых тренировок плеч с нежными спицами выступающих ключиц и трогательной ямкой посредине, куда так и хотелось опустить полупрозрачную капельку сапфира или небольшой бриллиант. Грудь с маленькими и уже затвердевшими коричневыми сосками. Выступающие ребра, слегка натянувшие ровную гладкую кожу цвета патоки. Плоский живот с западающим пупком и дорожкой темных волос к паху. Интимная стрижка, оставившая всего полсантиметра темных волосков вокруг крепкого члена на пару сантиметров меньше, чем у Кима. Сильные бедра, так трепетно и мягко обхватившие бока старшего в ловушку, выбираться из которой не хотелось категорически.       — Мой ангел, ты понимаешь, что я потом просто не остановлюсь? — хрипло спросил Ким, отслеживая малейшую реакцию по лицу Порче.       Вместо ответа упрямый мальчишка обхватил его ладошками за щеки и опустил к себе, наклоняя и прижимаясь к губам в жадном, грязном, порывистом поцелуе. Ким с коротким стоном накрыл его собой, поднапрягся, подхватил на руки, заставляя обнять себя руками и ногами, и потащил в кровать — все-таки Че заслуживал самого лучшего обращения, а не секса второпях на жестком и неудобном рабочем столе.       Оказавшись на кровати, хозяин комнаты с лукавой улыбкой достал из тумбочки гель-смазку на водной основе с нерезким запахом цветущей сакуры и пачку презервативов, к большому счастью Кима, непочатую. Бросил на кровать справа от себя и снова потянулся к старшему, прячась в объятиях.       — Будь ласковым, пи’Ким, это мой первый раз, — пробормотал он смущенно, позволяя подложить под его бедра согнутую пополам подушку.       И эта просьба, с виду невинная и наивная, полоснула по сердцу Кима такой острой и сильной болью, что на несколько секунд у него потемнело в глазах. Его ограниченность, закрытость, замкнутость заставили маленького ангела думать о нем, как о монстре, тогда как все, чего когда-либо Ким хотел — это окружить Че заботой, нежностью и любовью, загодя убирая причины малейшего неудобства или боли.       — Глупый пи’, опять загнался из-за ерунды, — уловив изменение настроения, чуткий Че поймал Кима под скулы ладонями, потерся носом о нос, оставил меж бровями теплый поцелуй. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я приму все, что ты мне дашь, и грубость, и ласку. Я хочу тебя настоящего, но мне немного страшно. Конечно, я смотрел порно, читал статьи, я знаю, как это должно происходить. Но в теории знать одно, а практика — совсем другое. Ты в меня два пальца засунул, а мне уже было так туго, что хоть плачь. Поэтому просто будь со мной немного нежнее. Хотя бы сейчас.       — Всегда буду, ангел, — пообещал Ким, наконец взяв себя в руки. Ответно потерся носом о нос, легко перенимая у мальчишки ласковые жесты. Нащупал смазку, выдавил гель на пальцы, растер, согревая. — Я не сделаю больно, Порче. Я тоже тебя люблю.       Порче расцвел в улыбке, больше похожей на взрыв сверхновой. Ким слитным движением наклонился, опираясь на предплечье и сцеловывая с губ парня эту солнечную улыбку. Одновременно с этим приставил пальцы к входу, толкаясь сразу двумя, благо по смазке двигаться было намного легче и комфортнее, чем по слюне. Че застонал от новых ощущений, выгнулся навстречу, обнимая Кима руками и бедрами. Ответил на поцелуй, сплетая языки, в то время как пальцы разошлись внутри него ножницами, раздвигая неподатливые мышцы. Ким сходил с ума от запаха, вкуса, реакций Порче. Несмотря на свою прежнюю браваду, мальчишка оказался тем еще скромником и мило краснел от любой откровенной ласки или неблагозвучного трения. Ким на это только усмехался довольно, еще больше слетая с катушек от мысли, что он у Че первый. И единственный.       Толкнулся тремя — и парнишка вжался в него еще сильнее, охотно впуская внутрь и доверяя всего себя, так безоглядно и просто, будто Ким не был мафиозной тварью с окровавленными руками и вырванной под корень совестью. Медленно, нежно просунул мизинец, и Че коротнуло, он вскинул руку, пару раз провел кулаком по истекающему предэякулятом члену и кончил, туго и больно зажимая пальцы Кима внутри себя.       Позволив ему пережить оргазм, Ким очень медленно вытащил пальцы, собирая губами со щек и висков слезы, выступившие от повышенной чувствительности. Несмотря на собственное возбуждение, все еще ноющее и неудовлетворенное, зверь внутри него довольно урчал, созерцая размазанного оргазмом Че с его метками на шее, ключицах и груди. Придя в себя, парень оттолкнул Кима за плечи, очень медленно, будто через силу, перевернулся на живот и снова опустился на испачканную смазкой подушечку, подставляя себя так развратно, как это только было возможно.       — Че, ты не обязан, — пробормотал Ким растерянно, ведь морально он уже успел приготовиться к тому, что утомленный Че не захочет продолжать постельные игры. Парень лукаво фыркнул через плечо и чуть приподнялся на коленях, показывая изящный и глубокий прогиб поясницы. Ким дрожащими руками натянул на себя презерватив из кое-как разодранной пачки. На всякий случай полил сверху смазкой и обхватил ладонями напряженные бедра. Порче вздохнул, словно перед прыжком в холодную воду, и Ким больше не стал ждать, толкаясь и раздвигая собой разогретые мышцы.       Впервые в жизни он до дрожи в руках боялся навредить, поранить или разочаровать своего любовника. Че под ладонями совсем закаменел, пережидая первые не особо приятные моменты проникновения, и Ким по наитию принялся целовать его кожу везде, где дотягивался. Щека, висок, шея, ключицы, плечи, губы — он чувствовал себя одержимым этим мальчишкой, с жадностью впитывая, вырезая на подкорке тихие, почти болезненные стоны, сбившееся, частое дыхание, красиво напрягшиеся под руками мышцы. Внутри Че было невыносимо жарко и туго, хотелось толкнуться на всю длину, и будь под ним кто-то из прежних любовников — Ким бы и думать не стал, чтобы это сделать. Но он был с настоящим ангелом, и потому только сильнее сцепил зубы, покачивая бедрами в ровном, медленно ритме.       — Как ты, малыш? — только когда его бедра соприкоснулись с задницей Че, Ким смог полноценно выдохнуть и стряхнуть сковавшее все его тело напряжение.       — Все… в порядке. Это очень странно. И туго. Я не знал, что будет так… Но не больно, можешь продолжать, — ответил парнишка, прислушиваясь к своим ощущениям.       — Позволь мне найти нужный угол, ангел, — Ким легонько укусил Че за загривок, провел языком по красноватому следу, отчего по телу младшего пробежала быстрая дрожь. Повторив занимательный опыт, мафиози удовлетворенно усмехнулся, шепча в самое ушко: — Я мог бы изводить тебя часами, не давая кончить. Обещаю, Порче, я выучу каждый сантиметр твоего тела, научусь трогать тебя так, чтобы уносило с полтычка.       — Ты только… пиздеть умеешь, — отразил усмешку Че, видимо, окончательно привыкнув к размерам Кима. Тот терпеть подобное пренебрежение к своим навыкам в постели не стал и наконец позволил себе двигаться, пока просто подбирая темп и ища нужный угол.       Упрямый и настойчивый мальчишка не захотел оставаться безучастным бревном, приподнялся на руках, хоть и с явным трудом, и начал потихоньку двигаться навстречу движениям Кима. Эти скромные попытки доставить ему удовольствие вызывали в душе старшего целую бурю эмоций — от неиссякаемой нежности до примитивного желания трахать, пока не закончится дыхание. В этот момент Ким до конца осознал, что в его постели, в его жизни, в его душе больше не будет другого человека, кроме Че. Все, что когда-либо было ему важно и нужно, сошлось в этом юном, пока еще неопытном и в чем-то наивном человеке, ради которого он и убил бы кого угодно, и умер бы сам. Вся музыка была теперь о Че, все слова, все сны, все мысли. Этот хитрый мальчишка с глазами лани как-то совсем незаметно и легко, словно яркий и нежный солнечный лучик, прокрался в душу Кимхана Тирапаньякула и поселился там на правах хозяина. И страшно от этого больше не было.       — Ты моя мелодия, Порче. Научи меня любить тебя, — словно в бреду прошептал Ким, помогая Че перевернуться на спину и снова подпихивая под него подушку для удобства. Длинные ноги парня тут же обхватили его за пояс, а в душу испытующе заглянули совсем черные из-за расширенных зрачков глаза. Порче заботливо стер пот со лба любовника, поймал ладошками под скулы, притянул к себе, чтобы коротко поцеловать в губы и прошептать прямо в них:       — Ты уже любишь, Кимхан. Мне не нужно другой любви, кроме той, что есть в тебе.       — Я убийца.       — Я знаю.       — Я пытал людей ради выгоды.       — В курсе.       — Я запачкаю тебя, Че. Ты слишком нежный и светлый для мафии и этой грязи.       — Я уже в ней… ты этого не изменишь при… всем желании. Просто позволь мне… быть рядом, — Че задыхался, срывался, но продолжал говорить, покачивая бедрами навстречу лихорадочным, сбитым толчкам Кимхана, отчего соображать здраво с каждой секундой становилось сложнее. — Просто больше не сбегай. Не бросай меня… одного наедине с… болью и непониманием. Ким, я же… я тебя лю-люблю, — Че начал заикаться и дрожать, его глаза закатились от удовольствия, и Ким, отбросив в сторону ненужные, лишние сейчас слова, снова заткнул его поцелуем, размеренными и мощными толчками тараня определенную точку внутри податливого тела.       Понадобилось чуть больше двух десятков движений, чтобы Порче забился под ним, до боли зажимая внутри себя. Ким был сыном мафии, потому эта боль принесла ему извращенное, темное, жгучее удовольствие, вылившееся в итоге в сильный оргазм. Ким рухнул на Че, не сумев удержаться, уперся лбом в плечо, жадно дыша запахом любимого тела, пота и секса.       — Пи’Ким, слезай, ты тяжелый, — после пары минут покоя и тишины между ними, Киттисават аккуратно толкнул Кима в плечи, понукая подняться. Тот с трудом приподнялся, заглянул в лицо парнишки и снова пропал, раз за разом целуя приоткрытые искусанные и красные от предыдущих попыток губы.       Че почти сразу сдался его напору, запустил пальцы в волосы, массируя самыми кончиками кожу головы. Ким чувствовал, что его юному любовнику хотелось улыбаться и смеяться, и тоже разделял это сладкое, незнакомое чувство, пузырящееся внутри, точно дорогое шампанское. Слова рвались с языка, но Ким знал, что все они сейчас — пустые и бессмысленные, Че и так все понимал и знал, умея заглянуть куда дальше, чем это способны сделать человеческие глаза. И эту черту Ким в нем тоже смог полюбить, хотя оставаться перед кем-то настолько открытым и беззащитным, безо всех привычных масок, брони высокомерия и надменности и психологических уловок все еще было слегка неуютно, будто он неожиданно оказался совершенно голым посреди сауны. Вроде бы ситуация стандартная, но все равно дискомфортно.       — Пошли в душ, пи’Ким, — отстранившись, Че потерся носом о нос Кима и снова легонько толкнул его в плечи. Тирапаньякул кое-как слез, машинально подал руку, помогая партнеру встать, и поплелся в ванную, слыша за спиной шипение и тихую ругань. Выбросил использованный презерватив и хотел было уступить душевую кабинку, но Че властно привлек его к себе, заводя следом и закрывая за ними матовые молочно-белые дверцы. Поколдовав с настойками, он включил тропический ливень, повернулся к Киму, прижавшемуся спиной к дверце, чтобы предоставить как можно больше места, и снова поцеловал, начиная размазывать по телу мафиози гель с острым, свежим запахом мяты.       — Ты безумно красивый, пи’Ким, — негромко произнес Порче, но из-за тесноты помещения его все равно было прекрасно слышно. — Иногда я думаю, что человек не может быть настолько идеальным, что я тебя придумал, как недостижимую мечту.       Поймав ладонь Порче, втирающую гель в его живот, Ким прижал ее к сердцу, давая расслышать его биение.       — Слушай его, ангел. Я не умею говорить, это правда. Но я буду пытаться, обещаю. А пока просто слушай.       Че покорно замер, чутко вслушиваясь. А затем шагнул еще ближе, не оставляя между ними и сантиметра, и прижался к Киму так сильно, словно искал в нем убежище. Слова снова растаяли смутной дымкой на краю сознания. Осталось только тепло Че, его вздохи, касания, выражение лица и глаз. Ким с крайней осторожностью вымыл парня и позволил ему вымыть себя. Уже без сексуального подтекста и страсти, используя только чистую заботу и ощущение узнавания любимого тела. После он помог разнеженному и умиротворенному Порче выбраться из душа, насухо вытер его кожу огромным белоснежным полотенцем, наскоро обтерся им же и криво-косо перестелил постель, заталкивая Че к окну, так как помнил, что тот больше любил именно эту сторону кровати, по утрам нежась, точно кот, в солнечных лучах. Оба натянули нижнее белье, к счастью, в этот раз совершенно нормальное и без изысков, во избежание повторения горячей ситуации, и Че тут же прижался к Киму под одеялом, удобно укладываясь головой на плече, будто не было между ними этих месяцев отчуждения, одиночества и мучительных поисков себя.       — Мне тоже кажется, что все это сон, — прошептал Ким, целуя смоляную макушку, чтобы хоть немного успокоить себя. — Мне страшно засыпать, потому что я боюсь проснуться и осознать, что все это было только сном. Это куда хуже кошмаров, Че.       — Я знаю. Мне такие сны тоже снились. Иди ко мне, — Порче слез с Кима и сам улегся на спину, раскрывая для него объятия.       Подумав, мафиози переместился в предложенную позу, впервые за всю свою двадцатидвухлетнюю одинокую жизнь осознавая, как удобно и тепло, оказывается, лежать вот так на чьей-то груди, слушать мерное дыхание и ощущать щекой гул грудной клетки при разговоре. А Че, тонко чувствуя его настроение, начал мурлыкать колыбельную и затеребил пряди на макушке, усыпляя. Ненадолго прервав простенькую песенку с повторяющимся мотивом, коснулся губами лба Кима, шепча едва слышно: — Ты проснешься, а я буду рядом, на соседней подушке. Это не сон, мой Ким, я здесь, с тобой. Слушай мое сердце и засыпай, не бойся. Я больше никуда от тебя не денусь.       Ким еще крепче вжался в бок парня, потерся щекой о плечо, ткнулся носом под ключицу, положил ладонь на грудь, вслушиваясь в ровно бьющееся сердце. Че снова начал мурлыкать свою песенку, погружая его в сон, и Ким впервые после смерти матери послал в небеса молитву, благодаря вселенную за этот день и прося о том, чтобы утром все это не истаяло, как дымка.       Свое обещание Порче сдержал сполна, и Ким проснулся от нежных, расслабленных поглаживаний по лицу и плечу — и это утро по праву могло считаться самым лучшим во всей его жизни.