***
— Доброе утро, лисёнок, — сонный, чуть хриплый после сна глубокий голос из динамика телефона заставляет Чонина вздрогнуть и окончательно проснуться с утра (если, конечно, двенадцать дня — это все ещё утро). — Я надеюсь, ты хорошо выспался и позволишь украсть себя сегодня к восьми вечера, — Кристофер в аудио слегка смеётся с собственной формулировки и добавляет: — Оденься удобнее, как тебе нравится. Хорошего дня, Чонин. — омега по одному только голосу понимает: альфа улыбается в конце, и фантазия самовольно рисует в сознании картинку белоснежной улыбки с милыми ямочками, доброжелательный прищур и венистые руки на руле автомобиля (это уже дела исключительно фантазии, в ней хорошо и ярко отпечатался вчерашний вечер). Голосовое сообщение было отправлено в семь утра, но прочитанным оказывается только в двенадцать, за что омеге становится немного стыдно, но он снова оправдывает себя: он беременный, ему можно. Есть, однако, в этой заварушке плюсы, и в последние дни их становится всё больше. Остаток дня пролетает незаметно, и палящее солнце слишком быстро сменяется закатными разводами в небе и прохладным вечерним ветерком. Всё это время Чонин не находит себе места: суетится, нервно перебирает содержимое своего гардероба, даже пытается советоваться с Чанбином, но ничего путного тот всё равно не предлагает, а только причитает, мол, лучше позвонить Джисону и все дела. Но Джисону, к слову, Чонин так и не звонит, только отправляет пару коротких сообщений, что с ним всё хорошо и не нужно тратить драгоценное время отпуска на бессмысленные разговоры. Сейчас он как-то совсем не готов пересказывать всё произошедшее кому-либо, даже Чанбин в этот раз оказывается обделён рассказами. В общем итоге омега оказывается полностью готов уже к семи, но что-то ему вечно не нравится, вследствие чего он переодевается ещё раз пять, и к моменту, когда прислуга оповещает, что за ним приехали, остаётся в любимой, молочного цвета футболке на два размера больше и свободных серых джинсах, которые честным путем отвоевал когда-то у Джисона. Из особняка он фактически выбегает, но останавливается перед воротами, чтобы принять более-менее адекватный вид, и к машине альфы выходит уже спокойно и неспешно, слегка улыбаясь и махая стоящему, оперевшись на капот своего верного транспорта, Чану. У того руки на груди сложены и волосы чуть растрёпаны от поднявшегося к вечеру ветра. Кристофер сейчас выглядит по-другому: простой и чем-то домашний, не такой, каким был предыдущие три встречи. Он одет в самые обычные джинсы, волей-неволей обтягивающие крепкие бедра, и белоснежную свободную майку, на которую, к сожалению, к счастью, накинута ещё и рубашка из плотного денима под цвет джинсам. Непривычно в сравнении с уже ставшими привычными строгими костюмами и темными водолазками, но всё ещё не так свободно и просто, как у Чонина в данном случае. — Привет, — улыбается приветливо альфа и разводит руки, чтобы приобнять парня, пока этот самый парень стоит как вкопанный, пытаясь взять себя в руки и не потечь позорно от одного только запаха. Чан пахнет удивительно приятно и значительно сильнее обычного, чем порядком выбивает из колеи всё ещё чувствительного к запахам Чонина. — Я сегодня не пил блокаторы. Надеюсь, это не проблема? — увидев мимолётное смятение на симпатичном лице, Кристофер даже немного тушуется, посчитав свое решение слезть с таблеток слишком поспешным. — А? Нет, всё хорошо, — омега еле отлипает от теплого тела, от которого так и несёт свежесваренным какао с ванильным сахаром. Если до этого Бан сидел на блокаторах, то Чонин в самом деле начинает сомневаться, что его обоняние в норме, потому что он даже подумать не мог, что что-то глушит чужой феромон — настолько тот был здоро́во насыщенным. В машине держать себя в руках становится ещё сложнее. Не то чтобы это Чонину не нравится, но напрягает весомо. Ну а кого не будет напрягать постоянное желание уткнуться в шею и дышать исключительно чужим запахом, которое, к слову, совсем невозможно контролировать? Особенно когда весь салон насквозь пропитан этим сладким мужским ароматом. Но Чонин стойко держится, сжимая плотно бедра и фокусируясь на дороге. Они проезжают через основной городской массив довольно быстро, и совсем скоро ровер уже рассекает пригородное шоссе, а за окнами то и дело мелькают деревья, зелень и редкие домишки. Младший честно пытается не обращать внимания на — чего уж греха таить — сексуальные руки на руле, но закатанные по локоть рукава этому не особо-то содействуют, поэтому оторвать взгляд становится рекордно сложно. Чонин даже не вспомнит, когда последний раз залипал на что-то настолько сильно. Уровень потери здравого рассудка в его голове подходит ужасно близко к отметке «критический», но с небес на землю парня возвращает приятный бархатистый голос. Или, точнее будет сказать, просто переключает внимание, потому что от такого голоса лучше не становится. — Мы приехали, — Чан паркуется умело, заглушая мотор, и чуть отъезжает сиденьем назад, чтобы расположиться на месте удобнее. Чонин оглядывается по сторонам и видит сначала ряды припаркованных точно так же машин, а потом и огромный экран впереди. На улице уже смеркается, у авто кое-где горят фары, на свет которых дружненько слетаются и роятся мошки. Кристофер привез его в автокинотеатр. Поразительно. — Я могу разложить сидения, — предлагает альфа, — так будет удобнее. Фильм довольно длинный и... — Давай, — перебивает резво Чонин, и через три минуты уже валяется на импровизированном спальном месте в обнимку с подушкой, предусмотрительно взятой Чаном вместе с лёгким пледом, насквозь пропахшим его собственным запахом. Пока альфа возится с радио, чтобы настроить им передачу звука к фильму, омега невольно тычется носом в подушку и думает, что будь на ее месте грудь Криса — было бы намного лучше, но такой роскоши он себе позволить пока не может. Это как минимум будет выглядеть странно. Да и вообще, как вы себе это представляете? Это что-то слишком интимное для второго свидания. «У тебя спиногрыз от него будет, куда ещё интимнее?» — вторит внутренний голос, что довольно логично, в принципе, но Чонин его благополучно затыкает. Не будем вспоминать о неприятном. На большом экране появляется сначала пара реклам одна за другой, а вскоре и заставка киностудии. Чан для удобства стягивает с себя рубашку и кидает ту рядом, оставаясь в майке. Чонин может поклясться, что эти руки — лучшее, что он в своей жизни видел. Альфа ложится рядом, всё ещё в пределах приличного, но для Чонина слишком близко. Между ними есть как минимум тридцать сантиметров свободного пространства, но омега буквально задыхается от близости и такого кружащего голову феромона. Слишком много, слишком близко. Но хочется ещё ближе, максимально, хочется эти руки на себе, в себе, как можно теснее и чувственнее. Чонин снова ловит все эти мысли в кучку и выкидывает из головы куда подальше, тут вот «Мистер и Миссис Смит» на огромном экране. — Я надеюсь, что угадал с фильмом, — хрипит Чан, слегка улыбаясь, ближе к середине просмотра. — Был ещё «Титаник», но я побоялся, что тогда мне совсем не достанется твоего внимания. Чонин отвлекается от очередной сцены специфической химии между героями и, приподнявшись на локтях, чтобы посмотреть на Чана полностью, выгибает вопросительно бровь. — Что? — моргает альфа, тоже чуть приподнимаясь, из-за чего плотные мышцы под блестящей кожей соблазнительно напрягаются. — Я трезво себя оцениваю: с молодым Ди Каприо мне не сравниться ни в одном из качеств! — он смеётся звонко, но смотрит внимательно на Чонина. Чонин этот взгляд чувствует: цепкий, заинтересованный, в каком-то смысле даже жадный. Кристофер не рассматривает его, не изучает, как поначалу, он смотрит уже уверенно, упивается тем, что видит. Пусть его любование и совсем фантомное, едва ощутимое, но оттого такое распаляющее, что выть хочется. Младшему катастрофически мало того, что на него только смотрят, он каждой клеточкой тела чует чужую нужду прикоснуться хотя бы немного, пусть даже совсем невинно. Движимый слепым порывом, он придвигается ближе, прикасаясь кожа к коже, укладывается на, кажется, на пару секунд замеревшую грудь и не сдерживает тихого довольного урчания. — Брось, хён, — щебечет, окутанный таким полюбившимся ароматом. Чан несмело кладет руку на омежью спину, и Чонин может поклясться, что даже через одежду чувствует жар его тела. — Молодой Леонардо Ди Каприо не в моем вкусе. Фильм продолжается, Джон и Джейн в очередной раз пытаются друг друга убить, но Кристофера с Чонином сейчас это колышет меньше всего. — А я? Я в твоём вкусе? — чуть увереннее спрашивает альфа, оглаживая сквозь ткань дрогнувшее плечо. — Вполне возможно. Чонин оставляет за своим ответом шлейф интереса и неопределенности, выводит старшего на азарт. Бан целиком и полностью в его вкусе, но ему ведь необязательно говорить об этом прямо? — Значит ли это, что у меня есть право претендовать на твое сердце? — Чонин слышит, как учащается чужое сердцебиение, и в этот момент ни капельки не сомневается, что Крис говорит серьезно, без шуток и подколов. Вот только странно получается: сначала получил его задницу и только после этого собирается претендовать на сердце. Всё у них через пятую точку. Омеге очень хочется озвучить эту мысль, но он воздерживается от неуместного комментария. — Очень даже, — усмехается, пряча лицо от пристального взгляда. — И много у меня конкурентов? — Чан мягко меняет их позицию: опрокидывает младшего на спину, сам нависает сверху и аккуратно подцепляет пальцами его подбородок, чтобы посмотреть в эти хитрые лисьи глаза и окончательно утонуть. Чонин нервно сглатывает. Ему становится как-то сложно дышать, когда перед, а точнее над ним такая обворожительная картина. Он чувствует себя течным или, по крайней мере, безнадёжно пьяным, потому что это его возбуждает не на шутку. Но возбуждение свое он пытается спрятать, сгладить неровности в голосе и внятно, гордо ответить: — Пока что ни одного. Альфу такой ответ вполне устраивает. Он урчит довольно и склоняется ещё ближе, обжигает горячим дыханием чужие губы, но терпеливо ждет разрешения, чтобы прикоснуться к манящим губам по-настоящему, показать всю серьезность своего настроя. Чонина такая медлительность и нерешимость изводит и раздражает, но в то же время приятно греет душу знанием, что против его воли с ним ничего делать не станут. Однако сдерживать свои инстинктивные порывы становится до жути сложно, и в конечном итоге омега сам прижимается вплотную, даёт молчаливое согласие на поцелуй. Просит. Он двигает губами совсем немного, несмело — ждёт уверенных действий от Криса, замершего на месте на какие-то жалкие секунды. Чан же, оклемавшись от эйфории, действует теперь смелее и настойчивее: сминает мягкие губы поочередно, втягивает нижнюю, мягко покусывая, переносит вес на одну руку, а свободную подносит к блестящим гладким волосам, зарываясь в шелковистые локоны на затылке. Чонин чувствует тысячи маленьких фейерверков внутри, взрывающихся блесточками с конфетти. Он вцепляется пальцами в чужие плечи, сжимает что есть силы и чуть ли не стонет в поцелуй, когда его ёрзанье жёстко пресекают собственным весом. Чан почти что лежит на нем, и от этого хочется заскулить позорно, потому что альфа ощутимо больше него самого и полностью перекрывает его некрупное тело. На экране продолжается перестрелка между супругами, но никто из них на это не обращает абсолютно никакого внимания. Бан занят дегустацией чужих сладких губ с вишнёвой отдушкой после увлажняющего бальзама, а Чонин не теряет возможности изучить тело над собой вдоль и поперёк, насколько ему это позволяет положение. Младший сжимает напряжённые бицепсы, массирует немного плечи, комкает ткань белой майки на спине, чуть царапая сквозь нее кожу, треплет бегло темные волосы и сжимает бёдрами талию, встречаясь с шестью твёрдыми кубиками пресса. Чонину мало. Мало даже такой близости, но большего он сегодня точно себе не позволит, и так уже разошелся. Кристофер целует пылко, но ласково, аккуратно, не пытается углубить поцелуй или зайти дальше (даже если Чонину очень хочется), он просто целует, не более. Ласкает губы, позволяет себя трогать где вздумается, но сам ниже позволенного не опускается — только талию иногда сжимает, когда омега льнет особенно близко.***
— Рассказывай. От Чанбина отвертеться всё-таки не удается. Утро следующего дня у Чонина начинается не с кофе, а с недовольной физиономии Со и расспросов о произошедшем. — Что? — мозг с утра совсем не варит, особенно когда над тобой стоит такой живой шкаф, как Чанбин, и пытается чего-то добиться. — Рассказывай, говорю, — вторит Бин, раскрывая плотные шторы в комнате омеги и впуская солнечный свет. Кажется, время уже перевалило за полдень. — Да что рассказывать-то? — Чонин хнычет вымученно и жмурится от яркого солнца, светящего прямо в глаза. Он хочет спокойно поспать ещё пару часов, а не вот это вот всё. — Чем вы с Баном вчера таким занимались, что сегодня ты похож на опухшее нечто? Времени уже, — альфа показательно всмотрелся в свои наручные часы и укоризненно покачал головой. — Пятнадцать тридцать пять, а ты всё ещё валяешься. Чонин прячет ладонями лицо и постепенно воспроизводит в голове события вчерашнего вечера. Он смущается всё больше по мере того, сколько вспоминает. Но, благо, он помнит всё от начала до конца, и ничего смертельного они точно не делали. — Мы смотрели фильм у него в машине, — препираться смысла не было, Чанбин всё равно всё выпытает, а если нет — вполне может не пустить его в следующий раз, — это было круто. Потом что-то перемкнуло, и... — Вы переспали? — перебивает, сощурившись друг. — Нет! — Чонин вскакивает и швыряет свою подушку в альфу, но тот слишком ловко уворачивается и ловит её, подкладывая под голову себе на кресло. — Я просто поцеловал его. — От одного поцелуя губы не становятся похожими на спелые персики. — Я не говорил, что поцелуй был один, — бурчит омега и кое-как вылезает из мягкой постели. Он подходит к зеркалу и убеждается в том, что Чанбин ни капли не утрирует: он действительно весь помятый, губы яркие и опухшие после поцелуев, а глаза хоть и усталые, но довольные, блестящие. — От тебя за километр разит альфой — и так понятно, что это был не один единственный целомудренный поцелуй. Чанбин смотрит на него как-то подозрительно серьезно, не присуще такому шутнику-раздолбаю, да и выглядит уж излишне напряжённым по сравнению с его обычным состоянием. Это кажется Чонину по меньшей мере странным, и молчать о своих догадках он как-то не привык, поэтому спрашивает прямо: — Чего надутый такой? Все нормально же, — омега плетется в свой санузел, прекрасно зная, что Со направится за ним и разговор не прервется. — Тебе нормально, а мне шкуру снимут в случае чего, — альфа говорит тихо, но достаточно уверенно, чтобы понять, что на шутку это мало смахивает. — Минхо лично меня кастрирует, если хоть один волос с твоей бестолковой башки упадёт. — Эй! — Чонин в негодовании чуть ли не выплёвывает пену от зубной пасты на зеркало. — Слова подбирай. На выпад в свою сторону Чанбин никак не реагирует, только оповещает, что ждёт его в столовой через полчаса, и оставляет омегу наедине с утренней рутиной. Чонин успевает принять душ, привести в порядок лицо, переодеться и даже слегка уложить ещё влажные после душа волосы. Вниз он спускается почти при параде: в шёлковом халате, доходящем едва ли до середины бедра. Его он носит редко, поскольку в доме всегда полно прислуги, охраны и прочих лиц, перед которыми щеголять голыми ногами неудобно, но сегодня вдруг захотелось не напяливать на себя тонну бесформенной одежды, а надеть что-нибудь лёгкое, игривое, тем более Минхо дома не было. Но, спускаясь в столовую, он успевает десять раз пожалеть о принятом решении. За столом сидит не только Чанбин (к слову, ахуевающий от внешнего вида младшего), а ещё и уже знакомый, почти как родной Карл. И сидит он тут, скорее всего, довольно давно, потому что выглядит уже порядком заскучавшим. На тахте в углу маячит что-то, но Чонин не обращает на это абсолютно никакого внимания, только стыдливо пытается полы халата одернуть вниз. — Почему в этом доме меня никто не предупреждает о гостях?! — визжит недовольно омега и в порыве даже топает ногой по полу подобно маленькому избалованному ребенку. — Распишитесь, — пищит курьер боязливо, — и я уйду. Омега ставит свою подпись наобум, и бедный перепуганный Карл сваливает со скоростью света восвояси. Только выдохнув и успокоившись, Чонин обращает внимание на привезенный бедным парнем пакет. В нем аккуратная, но довольно увесистая коробка и прикрепленная к ленте на ручке записка: Думаю, тебе понравится Ламингтон. Это поистине вкусно, уверяю! Очень надеюсь, что мой курьер не отхватил себе кусочек… В общем, обязательно попробуй эту сладость и напиши мне свой честный отзыв. Буду рад поговорить с тобой, Лисёнок) P. S. Украду тебя завтра на целый день, так что будь готов к десяти ;) Аккуратно выведенные черной пастой буквы точно написаны от руки и, вероятнее всего, самим Чаном. И этот факт греет намного больше, чем сам презент. В коробочке, к слову, оказывается действительно десерт, и Чонин готов поклясться, что никогда раньше не пробовал такого, но теперь не сможет слезть. Как там Кристофер написал? Ламингтон? Вот с этого момента Ламингтон — его любимый десерт. Нежный бисквит просто тает во рту, а шоколад на нём прямо-таки растекается на рецепторах, подслащенный кокосовой стружкой. Mr. Bang: Доброе утро, Чонин. Думаю, ты ещё спишь, поэтому отправлю Карла к обеду. Надеюсь, что ты не против такого рода погружения в мою родную кухню 🙌🏻 Сообщение было отправлено ещё в восемь утра, но Чонин прочитал только сейчас, и ему за это почти не стыдно. В конце концов, он имеет право выспаться и отдохнуть как следует после ночных поцелуев, верно?Я только недавно проснулся 🥹:
Спасибо, Хён, десерт потрясающий! :
С этого дня он мой любимый):
Mr. Bang: Рад, что тебе понравилось, лисёнок❤️ Что за звук? А, это же Чонин визжит, как влюбленный дурак, от непонятно откуда взявшихся бабочек в животе. Он умереть готов от счастья, потому что в жизни вроде всё начинает налаживаться, и можно же позволить себе чуточку побыть наивным нежным омегой, смущающимся от милых прозвищ и сердечек в сообщениях. Да ему все эти букеты и подарки и рядом не стояли с простым вниманием и незамысловатыми милыми знаками внимания. Чонин действительно начинает верить, что всё к лучшему: и тот мальчишник Джисона, после которого он проклинал всех и вся, и внезапная течка, и всё остальное, касаемое его нынешнего положения. Хотя, что делать с нежданчиком у себя под сердцем, он всё ещё не знает, но теперь это почему-то не кажется такой уж проблемой вселенского масштаба, как было в первые недели. А причиной тому служит… Чонин не знает что. Вот честно, понятия не имеет. Появление ухажёра, пусть и такого милого и достойного, как Кристофер, всё ещё не решает проблему с залётом, даже имея тот факт, что тот является этому ребенку отцом. Но вот почему-то омеге сейчас намного спокойнее, да и легче и в разы. Чонин просит Чанбина набрать ему ванну и решительно настраивается расслабиться и понежиться чуть ли не впервые за последний месяц. Уже валяясь в теплой воде, он всё-таки решается позвонить Джисону, хоть и вероятность того, что старший ответит в такое время, крайне мала — если у него здесь только восемь вечера, то на Бали уже все одиннадцать, и молодожены уже наверняка романтично трахаются на берегу лазурного моря. Но попытка — не пытка, как говорится. И — о чудо! — Джисон ответил! — Спишь? — расслабленно рокочет Чонин, растирая по коже какой-то немыслимо дорогой скраб из подаренного несколько месяцев назад самим Джисоном набора. — Планировал, — у Джисона голос хрипит, но, судя по тому, что видит младший на экране, тот доволен и удовлетворён валяется на кровати в одной только футболке, которая явно не его. — Но раз уж ты соизволил наконец мне позвонить, то могу и отложить сон ради интересных новостей. — А где Минхо? — перестраховывается на всякий, хоть и знает, что был бы его брат рядом с мужем — уже бы влез. — В душе. Это надолго, так что я тебя внимательно слушаю, — Джи заинтересованно ёрзает, показательно вглядываясь, и резко добавляет: — О, это же тот скраб! Ты всё-таки открыл мой подарок спустя столько времени. — Кажется, жизнь перестает быть такой дерьмовой. Завтра я собираюсь провести целый день с Чаном, и мне странно хочется снова почувствовать на себе его восхищённый взгляд, — от собственных мыслей Чонин улыбается и мягко смывает средство с золотистой от света свечей кожи. — Ты — что?! — взвизгивает старший и пораженно хлопает ресницами. — Я требую подробностей! И Чонин рассказывает. Без лишних слов, кое-где опуская детали, но в общих чертах делится с другом своей радостью и не может сдержать улыбки, пока говорит об альфе. Джисон только растроганно выдыхает, вытирая с глаз несуществующие слезы, — его мальчик так вырос. Хочется поговорить ещё, узнать о романтических свиданиях больше и послушать счастливый бред влюбленного Чонина, но Минхо возвращается из душа, и рты приходится мигом заткнуть. За камерой Чонин слышит надрывное рычание и быстро всё понимает — прощается с Джисоном, желает ему хорошей (ре)продуктивной ночи и выключает звонок. Ночь проходит в томительном ожидании. Утро встречает прохладой и серыми тучами за окном. Пасмурное небо сопровождает Чонина в его утренней рутине, а вполне ожидаемо начавшийся дождь отбивает даже малейший аппетит, и завтрак так и остаётся нетронутым на столе. Омеге снова приходится несколько раз переодеваться, поскольку Чан никаких подсказок по поводу формы одежды не упоминал, а хочется же и впечатление произвести, и дураком не показаться, и не мучиться в неудобной одежде целый день. В общем итоге Чонин решает традициям не изменять и сильно из собственного стиля не выпрыгивать, но большую футболку, поддетую под комплект из свободного жилета и таких же шорт, меняет на длинную белую рубашку с коротким рукавом, а конверсам предпочитает аккуратные белые кеды (и очень надеется, что к концу дня они не станут черными). Так он выглядит всё ещё довольно похоже на подростка, но уже более сдержанно и тем привлекательно. Напоследок оглядев себя в большом зеркале, омега делает засечку в голове, что нужно бы обновить гардероб по приезде Джисона и подобрать себе что-то более… взрослое? Чанбин оповещает о приезде Кристофера ровно в десять, но Чонин в силу своей личной нервозности по поводу собственного внешнего вида позволяет себе задержаться в комнате на лишних десять-пятнадцать минут. К моменту, когда он всё-таки спускается в холл, там уже вовсю болтают Чанбин с Крисом, обсуждая что-то, видимо, весьма интересное им обоим, но совсем непонятное Чонину. На него слишком быстро обращают внимание, и альфы замолкают, устремляя две пары глаз на замершего в проходе младшего. Чан рассматривает его, кажется, целую вечность: окидывает взглядом лёгкий макияж, незамысловатую укладку со спадающими на лицо вьющимися локонами, идеально, что удивительно, выглаженную одежду и, в конце концов, цепляется за обнаженные острые коленки. Чонин уверен, что услышал, как гулко тот сглотнул. — Привет, хён, — решается подать голос омега и тут же ловит цепкий взор уже на своих губах. Чанбин толкает старшего локтем в бок и только этим наконец расчехляет его. — Прости, я… засмотрелся, — да что уж врать, залюбовался знатно он. — Привет. Альфа мгновенно оказывается рядом, приобнимая за талию. Ненавязчиво, но уже не по-дружески. Чонина резко накрывает чужим запахом, и он чувствует, что если бы не сильная рука на талии, то он бы уже валялся на этой несчастной лестнице. От этого феромона колени подрагивают, хочется глаза закатить от наслаждения и зарыться носом в шею, где пахнет ярче всего. — Воняете, — констатирует Чанбин, когда усилившиеся запахи обоих достигают и его рецепторов. — Не завидуй.***
— На самом деле я планировал поездку на пляж и барбекю, но раз уж погода, — Чан сжимает руль чуть сильнее на повороте и на пару секунд замолкает, сосредоточившись на дороге, чтобы не вылететь с мокрой от проливного дождя трассы в кювет, — подкачала, то предлагаю поехать ко мне. Чонин вздрагивает и сам не понимает, от чего: то ли от страха познакомиться с семьёй Бан, то ли от приятного предвкушения попасть домой к Чану, в место, где буквально всё насквозь пропахло им. Да Чонин там с ума сойдет, как только переступит порог. И это ещё в лучшем случае! В худшем — потечёт и накинется на альфу, как сука течная. — Я приготовлю мясо. Ты обязан попробовать мой фирменный рецепт! — Чан выглядит забавно гордым и совсем не похожим на человека, собирающегося заманить к себе домой омегу ради секса. — Любишь собак? Вопрос звучит неожиданно, и Чонин даже как-то теряется в ответе, потому что из домашних животных у него был только паук на люстре, и тот безвозвратно канул в небытие, когда Минхо чуть не уволил горничную за это. Животных Минхо не то чтобы не любит, просто у него элементарно не хватает на них времени и сил, а Чонину вполне хватает его ранчо. Или Бан Чан имел в виду мясо, а не питомца..? — Не знаю, — пожимает неуверенно плечами, — может быть. А у тебя есть? — Собака? Есть. Но Ханна отказывается отдавать Берри мне, — альфа наигранно дуется и закатывает глаза, а Чонин судорожно пытается вспомнить, кто такая Ханна. Чан уже точно упоминал это имя на предыдущих свиданиях, но младший никак не может вспомнить: сестра она ему или племянница. — Я познакомлю вас в следующий раз. — С Ханной? — И с ней тоже. К дому Чана они подъезжают, когда дождь немного стихает, но всё ещё размеренно тарабанит по стеклам крупными каплями. Кристофер по-джентльменски протягивает омеге руку, чтобы помочь выйти из машины, и хочет раскрыть зонт, чтобы омега не промок, пока они дойдут десять метров до самого дома, но Чонин почему-то не спешит спрятаться от дождя, а, наоборот, вытягивает альфу за руку под открытый поток воды с неба и почему-то несдержанно искренне смеётся. Чан искру быстро подхватывает, тоже смеётся, но всё ещё переживает, что младший промокнет, замёрзнет и простынет, а за это старший Ли ему голову снесёт и не пожалеет. — Инни, промокнешь же, — Крис обнимает омегу крепко, чуть шатает в стороны, благодаря чему Чонин обнимает его за шею, ближе тянется и смеётся ещё заливистее, касаясь земли только одной ногой. Он, по сути, целиком виснет на альфе, но всех всё устраивает, никто не против, всем всё нравится. — Пусть, — отмахивается Чонин, прижимаясь ещё ближе, настолько, что успевшая промокнуть белая футболка Чана совсем не препятствует касаниям. Он оплетает руками сильную шею, чуть царапает через мокрую ткань широкие плечи и прячет влажный нос где-то в изгибе ключиц. Чонин чувствует себя сейчас как никогда свободным и живым, поэтому отказывать своей сущности в резких порывах не собирается, а порыв этот шепчет Криса поцеловать. Несдержанно, самостоятельно, с привкусом теплого дождя и шоколадного бальзама для губ. И Чонин себе действительно не отказывает: сам за поцелуем тянется, вплетая пальцы в тёмные мокрые пряди на затылке, чтобы ближе к себе притянуть. Чужие губы на своих чувствуется обжигающе восхитительно. Омега улыбается довольно, прежде чем что-то сделать, и, в конце концов, двигает губами напористо, с требованием. Чан отвечает незамедлительно, первое время поддается, дает омеге вести процесс, но быстро перехватывает инициативу и дарит ласку сам. Альфа силится не напирать слишком сильно, но клыки, царапающие нежную кожицу ухоженных розовых губ, говорят сами за себя. Чонину нравится, Чонин хочет больше, дольше, энергичнее, Чонин хочет настоящий, взрослый поцелуй и со вкусом выпрашивает его у Криса: проводит юрким язычком по губам, проминает плечи под пальцами сильнее и глухо стонет в поцелуй. — Ты замёрзнешь, Инни… — отстраняясь, шепчет в самые губы Чан. — Плевать. Чонин снова примыкает к пухлым губам и не даёт больше отстраниться. Оба дышат тяжело, сбито, срываясь с темпа и сталкиваясь носами. Между ними хлещет снова усилившийся дождь, но Чан почти полностью закрывает младшего собой, и он достаточно горяч, чтобы согреть его собственным телом. Руки на своей пояснице Чонин ощущает слишком отчётливо и еле сдерживает стон, когда чужой язык всё-таки касается его нёба, ровного ряда зубов и сплетается с его собственным, а ладони, до того только придерживавшие, сжимаются с усилием на его теле. Он буквально задыхается, но совсем не против такого расклада. Чан заведёт его домой, даст переодеться в свою одежду и обязательно хорошо накормит, прежде чем затащить играть в приставку. И непременно вернёт домой к одиннадцати, поцеловав напоследок. А Чонин определенно точно не отпустит его и оставит ночевать у себя, ссылаясь на то, что Минхо вернётся только через два дня. Чан не посмеет перечить и будет долго сидеть над засыпающим омегой, рассказывая ему незамысловатые детские сказки на ночь. Чонин впервые за последние несколько лет уснёт с чувством умиротворения и безоговорочной безопасности. И пусть у них много трудностей впереди, главное, что Чан рядом и рассказывает ему сказки своего детства на ночь.